- Как вы не понимаете, это же не рак легких. Возможно через некоторое
время метастазы могли бы дойти до легких. Но они никогда не успевают.
Хориокарцинома убивает быстрее. - При этих словах он постарался не
встретиться глазами с девушкой.
- Ну так как же вы лечите его?
Вебер только развел руками, так же, как перед этим Рэтберн, и Кеог
неожиданно для себя подумал: "Интересно, учат, что ли, этому жесту в
медицинских колледжах?"
- Назначаем болеутоляющие. Орхидэктомия могла бы немного продлить
жизнь, так как при этом устраняется приток раковых клеток в кровь. Но это
не спасет его. Обычно к тому времени, как появляются первые симптомы, уже
начинаются метастазы. Рак становится общим. Возможно, что смерть от
поражения легких - это избавление Божье.
- Что такое орхидэктомия? - спросил Кеог.
- Ампутация... так сказать, источника болезни, - неуклюже выговорил
Рэтберн.
- Нет! - крикнула девушка.
Кеог посмотрел на нее с жалостью. Конечно, ампутация, если это
поможет, подумал он. Что она надеется сохранить, его мужскую суть? Но в ее
глазах он увидел не ужас, как ожидал, а напряженную работу мысли.
- Дайте мне подумать, - вдруг сказала она.
- Вы должны... - начал было Рэтберн, но она нетерпеливым жестом
заставила его умолкнуть.
Трое мужчин обменивались выразительными взглядами. Но вряд ли они
представляли, что она думает.
Девушка сидела, закрыв глаза. Томительно прошла минута.
- Папа любил повторять, - заговорила она, так тихо, словно сама с
собой, - что всегда есть выход. Надо только хорошенько подумать.
Опять последовало долгое молчание. Она открыла глаза. В ее взгляде
появилось нечто, от чего Кеогу стало не по себе. Она продолжала:
- Однажды он сказал мне, что я могу иметь все, что захочу, что нет
ничего невозможного, а чтобы убедиться в невозможности чего-либо, надо
сначала испробовать все средства.
- Это сказал не Сэм Уайк, - произнес Кеог. - Это мои слова.
Она облизнула губы и обвела мужчин невидящим взглядом.
- Я не допущу, чтобы он умер, - повторила она. - Вот увидите.

Сэмми Стайн приехал в отпуск через два года, преисполненный планов
поступить в авиацию. Как он сам сказал, в армии его здорово били и выбили
всю дурь. Но все-таки кое-что от прежнего Сэмми в нем осталось. Он опять
строил чудесные и рискованные планы насчет вылазок, и оба они знали, куда
отправятся в первую очередь. Однако новый Сэмми потребовал сначала выпивку
и девочек.
Гай, два года как окончивший школу, уже зарабатывал на жизнь, и не
будучи по натуре ни гулякой, ни бабником, тем не менее с удовольствием
согласился. Поначалу казалось, что Сэмми забыл о "старой луже". Где-то в
середине вечера в местном баре Гай и сам уже был готов распроститься с
этим навязчивым воспоминанием, когда Сэмми неожиданно заговорил на эту
тему. Он напомнил Гаю, что тот однажды написал ему в армию письмо, в
котором спрашивал, было ли это на самом деле. Гай, в свою очередь, забыл о
письме, и они удалились в воспоминания, и в конце концов договорились на
следующий же день, рано-рано утром отправиться на вылазку, взяв с собой
еду.
Потом опять начались тосты и танцы, и где-то после полуночи, после
шума и сутолоки, Гай обнаружил, что он стоит на тротуаре и смотрит, как
Сэмми запихивает свою подружку в такси.
- Эй, - окликнул его Гай, - как насчет той самой "старой лужи"?
- Заметано, старик. Уговор дороже девок, - захохотал Сэмми. Девушка
потащила его за руку в такси. Он стряхнул ее и махнул Гаю:
- Слушай, - сказал он, силясь подмигнуть, - если дельце с этой
крошкой выгорит, - а оно выгорит, - то я рано не проснусь. Ты вот что,
отправляйся один и жди меня, скажем, в одиннадцать там, где написано "не
лезь, а то взгреем". Если меня не будет, то я умер. - И, повернувшись к
машине, он промычал:
- Ты ведь не убьешь меня, детка?
- Убью, если мы сейчас же не уедем, - отозвалась девушка.
- Нет, ты понял, - пьяно пробормотал Сэмми, - меня могут убить!
Он боком плюхнулся на сиденье, и с тех пор Гай его не видел.
Гай опоздал на десять минут, причем добраться стоило ему не
человеческих усилий. С непривычки в животе было муторно после выпивки,
глаза слипались, и все тело ломило, потому что он не выспался. Он знал,
что Сэмми вряд ли опередит его, если вообще явится. Однако покоя не давала
мысль: а вдруг он пришел и сразу перелез через стену? На всякий случай Гай
прождал около часа и углубился в лес. Он не сразу нашел те самые сросшиеся
деревья, а перебравшись через стену, долго не мог придти в себя. Конечно,
он был доволен, обнаружив все те же невероятно прекрасные газоны-поля,
тянувшиеся до горизонта, и причудливо подстриженные деревья, аккуратные,
посыпанные гравием, извилистые дорожки. Все удовольствие, однако,
заключалось в том, что он убедился: память не подвела его; но сам день был
безнадежно испорчен. Гай добрался до озера почти к часу дня, разморенный,
уставший, голодный как волк и неприятно взвинченный. Все вместе, похоже,
сказалось на его желудке. Он уселся на берегу и поел. Он проглотил все,
что припас для себя и Сэмми - полный бумажный пакет, в который он рано
утром побросал остатки вчерашней еды из холодильника. Пирог слегка
заплесневел, но он съел его. Апельсиновый сок был теплый и чуть
забродивший.
Гай упрямо решил поплавать, так как ради этого он и пришел сюда. Он
выбрал пляж с золотым песком. В густой тени можжевельника он отыскал
каменный стол и скамью, разделся и бросился в воду.
Гай намеревался только разок окунуться, но налево, за мысом, он
увидел прямоугольную бухточку с вышкой для прыжков в воду. Он вспомнил
гавань с моделями кораблей - и тут же увидел их, не на якоре, как в первый
раз, а в движении. Кораблики выплывали из бухты, разворачивались и снова
заходили в гавань. Должно быть, они были закреплены на какой-то подводной
цепи, а ветерок подгонял их. Гай было устремился прямо к ним, но потом
решил, что разумнее плыть вдоль берега. Он поплыл налево, к скалистому
берегу, и с трудом держался рядом с ним. Завернув за мыс, он столкнулся
лицом к лицу - вернее, носом к носу - с девушкой.
Она была совсем молоденькая, наверное, его ровесница, и его сразу
поразили ее глаза необычного разреза, белоснежные зубы с выступающими
резцами (что расходилось с канонами красоты) и пышные каштановые волосы,
струящиеся по плечам. Тут у Гая перехватило дыхание, он сделал глубокий
вдох, хлебнул воды, и на мгновение его сознание отключилось. Очнулся он,
почувствовав, что его крепко держат за руку; прямо перед ним была скала.
- Б-б-благодарю, - хрипло произнес он, нащупав дно. - Я не должен был
появляться здесь, - добавил он глупо.
- Кажется, я тоже. Но я подумала, что вы тут обитаете. Что вы фавн.
- Вот здорово! Как я рад это слышать. То есть от вас. Ведь вы здесь
тоже... без спросу?
- Я не без спросу.
- Без спросу дают по носу, - ляпнул вдруг Гай, но она, похоже, не
прореагировала, потому что серьезно сказала:
- Я никогда не видела таких красивых глаз, как ваши... Стальные... И
волосы так вьются...
Он не знал, что ответить, и только выдавил:
- Да, однако еще рано...
И тут они оба расхохотались. Она была такая странная, непохожая на
других. Она говорила медленно, вескими, отточенными фразами; казалось, она
и думала не так, как все, и тут же произносила вслух свои мысли.
- И еще, - сказала она, - у вас чудесные губы. Бледно-голубые. Вам
надо выйти из воды.
- Я не могу.
- Она на мгновение задумалась, отплыла подальше и спросила:
- Где ваши вещи?
Он махнул рукой в сторону берега.
- Подождите меня там, - сказала она, и подплыла совсем близко,
заглянув ему прямо в глаза, и властно добавила: - Непременно.
- Да, конечно, - пообещал он и поплыл к берегу.
Девушка осталась у скалы, глядя ему вслед.
Плавание согрело его, озноб прошел. Вдруг он почувствовал приступ
боли в желудке и инстинктивно подтянул колени к груди. Попытавшись
распрямиться, он вновь почувствовал острую боль. Он снова сжался в комок,
но боль только усилилась. Он все больше скрючивался, а боль все сильнее
сминала его. Не хватало воздуха. Он пытался приподнять голову и
перевернуться на спину, но не мог. Наконец ему удалось глубоко вздохнуть,
но это не помогло. Барахтаясь, он почувствовал, как сдавило уши, и понял,
что погружается на дно. Навалилась тьма, потом исчезла и снова вернулась.
Вдруг стало светло, и он вдохнул одним легким воздуха, а другим воды, и
снова погрузился во мрак, на этот раз надолго.

Все такой же красивый, но одурманенный морфием, в липком забытье он
лежал на постели, а невидимые чудовища неслись по его венам.
Сидя в углу спальни, девушка разговаривала с Кеогом.
- Ты не понимаешь меня. Ты и вчера не понял меня, когда я закричала
при мысли об этой операции. Кеог, я люблю его, но я - это я. Для меня
любить - не значит перестать думать. Наоборот, любя его, я еще больше
становлюсь собой. Это означает, что я в состоянии делать все то же, что и
раньше, только больше и лучше. Неужели ты никогда не любил, Кеог?
Он посмотрел на ее рассыпавшиеся волосы, на густые насупленные брови
и сказал:
- Я как-то не думал об этом.
- Всегда есть выход - надо только хорошенько подумать, - снова
процитировала она. - Кеог, я согласна со всем, что сказал доктор Рэтберн.
Вчера я была в библиотеке, перекопала с гору книг... Да, Рэтберн и Вебер
правы. Но я все время думаю... Как бы поступил на моем месте папа?
Мысленно прокручиваю в голове все заново, чтобы найти какой-то новый ход.
Он не умрет, Кеог. Я не дам этому произойти...
- Ты же сказал, что врачи правы...
- Да, часть его умрет. Пусть даже большая часть. В конце концов, мы
все умираем, постепенно, все время, и это не волнует нас, так как
большинство умерших частичек замещаются новыми. Он... скоро потеряет почти
все, но... когда все это закончится, он снова будет таким же.
Она сказала это с детской убежденностью.
- Ты что-то придумала, - уверенно сказал Кеог. Он действительно
слишком хорошо знал ее.
- Все эти... эти клетки в крови, - начала тихо она, - они сражаются,
проникают всюду... Они стремятся выжить. Ты понимаешь это? Они хотят жить!
Они ужасно стремятся жить.
- Предположим.
- Его организм тоже хочет, чтоб они жили, и принимает их, где бы они
ни оказались. Так сказал доктор Вебер.
- Ты что-то задумала, - повторил Кеог, - и мне это не нравится.
- Меня это не интересует, - тем же странно спокойным голосом ответила
она. Он взглянул на нее и увидел в глубине ее глаз затаенный огонь. Он
отвел взгляд.
- Я даже хочу, чтобы ты был против, чтобы ты разубеждал меня. У тебя
блестящий ум, Кеог, и я хочу, чтобы ты хорошо обдумал все доводы против. Я
найду ответ на все твои возражения, и тогда мы придумаем, что надо делать.
- Продолжай, - неохотно сказал он.
- Я почти поссорилась утром с доктором Вебером, - вдруг сказала она.
- Когда утром? - Кеог посмотрел на часы. Было еще очень рано.
- В три или в четыре часа. У него в комнате. Я разбудила его.
- Послушай, это все-таки доктор Вебер. Разве можно?..
- Мне можно. И вообще, он уже уехал.
Кеог встал. Лицо его от гнева пошло пятнами. Он сделал вдох, выдох и
снова сел.
- Я слушаю.
- В библиотеке, - сказала она, - есть книга по генетике, и там
говорится об экспериментах над крольчихами. Их оплодотворили без спермы,
раствором то ли щелочи, то ли кислоты...
- Что-то припоминаю.
- Родились крольчата, все женского пола. Самое интересное - они были
абсолютно одинаковые и как две капли воды похожи на мать. Даже узоры
кровеносных сосудов в зрачках были настолько схожи, что и специалиста
можно было обмануть этими снимками. "Невероятное сходство" - так выразился
один из экспериментаторов. Они потому были идентичны, что унаследовали все
только от матери. Я разбудила доктора Вебера, чтобы рассказать ему об
этом.
- А он сказал, что читал эту книгу.
- Он ее написал, - мягко сказала она. - Тогда я предложила ему, раз
он сумел проделать это с кроликами, сделать нечто подобное, - она кивнула
на кровать, - с ним.
Девушка умолкла, а Кеог судорожно пытался найти доводы против этой
идеи, которая в свою очередь, сопротивлялась и цепко засела в мозгу. Он не
хотел обдумывать ее, но она упрямо лезла в голову.
- Значит, взять одну из этих... этих клеток, похожих на
оплодотворенную яйцеклетку, вырастить ее...
- Ее не надо растить. Она сама рвется к этому. И она не одна, их
тысячи. И с каждым часом их становится все больше.
- О Господи...
- Мне это пришло в голову когда доктор Рэтберн предложил операцию.
1 2 3 4 5 6 7