И почему их город — живой? Ведь главная черта живого — обмен веществ, самовоспроизводимость…
— Именно! Ты правильно оценил жизнедеятельность! Город — кормилец и охранитель! Отец с правой стороны и мать — с левой.
Из нового объяснения Правого мы узнали, что древние кураки воздвигли несколько городов, а потом придумали вариалов. В те времена вариалы изготавливались на конвейере, как и ропухи, у тех этот способ творения сохранился и доныне. Куракам, изобретательным, но ленивым, надоело возиться с вариалами. Сперва их ремонт, а потом и создание они поручили самим вариалам, а обслуживание городов возложили на города.
— Автоматизация! — с уважением проговорил Николай. — У нас вариалов назвали бы роботами, а город — самовоспроизводящейся системой.
Правый согласился, что слово «робот», которого он, впрочем, не знает, хорошо описывает первосозданных вариалов. Кураки впоследствии погибли в войне с Тодом. Вместе с ними едва не погибли все вариалы, ибо программы самовоспроизводства были несовершенны, шла трагическая борьба с возникавшими уродцами. Много времени прошло, пока вариалы достигли нынешнего совершенства.
Одновременно совершенствовались и города — пускали корни в почву и, отпочковавшись на новом месте, порождали такие же города. Поселение, куда попали люди, поздней генерации, самое совершённое — Столица Страны Форм. Здесь тончайшие способы воспроизводства вариалов. В других городах четырехполые формы, а у них — семиполые. Семь полов, то есть семь цветов, естественно, дают больше возможностей совершенствования, чем примитивные четырехполые.
— У людей всего два пола — ничего, обходимся! — прервал правителя Николай.
— Ваш мир поражает меня, — прогудел Правый. Он чутко уловил в восклицании Николая несогласие с достоинствами вариалов. — Лучшие дети ведь получаются от родителей спектрально разных характеристик. Например, очень удачно сочетание фиолетового Е, красных Я с синими У, пронизанных жёлтыми О и оранжевыми Ю. Подбор основных и дополнительных родителей совершается по математическим формулам.
Николай опять не удержался от критического замечания:
— А почему вы не поручите этого самим вариалам? У людей воспроизводство составляет интимную потребность двух разнополых особей — мужчины и женщины. А особое влечение друг к другу, называемое любовью…
В голосе Правого зазвучало негодование. Хоть он и имел облик простого ящика, ему не были чужды бурные эмоции.
— Путешественник! Сколь же безнравственен ваш мир, если в нем распространено такое противоестественное влечение, как любовь. Ведь это может привести к тому, что для одной особи, скажем женщины, какой-нибудь единичный мужчина окажется дороже всех мужчин! А мужчина возмутительно выделит одну женщину и ей одной будет оказывать такое внимание, такую… Нет, это чудовищно!
— Наоборот, мы радуемся любви! Я даже скажу…
Я с досадой толкнул Николая:
— Перестань! Ты выводишь отца города из себя! И возможно, это равносильно тому, что сам город сотрясается всеми зданиями. Не забывай, что мы явились знакомиться с местными обычаями, а не насаждать всюду свои.
Правый долго не успокаивался — так расстроил его Николай. Он не захотел больше рассказывать об обычаях своего мира, пока не узнает природу мира людей. Я информировал его о свойствах космоса. Мои осторожные ответы подействовали на Правого ещё сильней, чем простодушные объяснения Николая.
— Мне открылись истоки безнравственности вашего общества, — сказал Правый сурово. — Они в ужасающем физическом несовершенстве вашего мрачного галактического мира.
Запальчивость Правого возрастала. Как! Неужели все в мире людей обречено на вечное постоянство форм и размеров, тяготения и цвета? Это же физически неосуществимо! Лукари меняют свою форму и размер в зависимости от настроения, а разговаривают вспышками электричества — что ж, способ существования иной, чем у вариалов, но тоже естественный. Вариалы беседуют телесными трансформациями, чувства передают изменением яркости, передвигаются, становясь то тяжёлыми, то лёгкими, — что может быть проще? А дудари, ладари, ропухи! Разве у них, в зависимости от потребностей, не меняется цвет, тяжесть, теплота, яркость, электрические потенциалы? Все живое по воле меняет свои тела — такова жизнь в их гибком мире! А мир людей — консервативное царство окаменелостей! Не только звезды и планеты, но и камни, горы, дома, машины вечно остаются, какими появились однажды! И всякое изменение их объёма и формы — разрушение, а не способ существования! Какой чудовищно косный, чудовищно тесный, колючий мир!
— Я приведу как пример непереносимости вашего мира для здорового восприятия лишь такую отвратительную черту, как сходящаяся геометрическая перспектива, — с увлечением грохотал Правый. — Это же значит, что у вас видимы все существующие объекты, они лишь уменьшаются с отдалением, а не пропадают. Где бы вы ни находились, перед вами одна и та же картина звёзд и планет, — до чего же надоедлив облик вашего мира! Великое многообразие вещей не раскрывается по мере приближения, а всегда на глазах. Как это вытерпеть? Сколько же многообразнее наша Вселенная! Вокруг только окружение, а что подальше — за границами видимости. Любой шаг порождает иные картины, мы непрерывно открываем новое в своём мире, а не тупо вращаемся среди неизменных вещей — разве это не в тысячу раз прекрасней? Мне кажется, ваш мир — царство иллюзий, — закончил Правый. — Вы сами говорите, что ему присущи движения и звуки, свет, силовые поля… Но на эту изменчивую внутреннюю сущность натянута маска внешней закоснелости. Никакой вариал не согласился бы жить в вашем унылом мире!
— Дело вкуса, а о вкусах у нас не спорят, — примирительно ответил Жак.
8
За порогом резиденции Правого нас повстречали сопровождавшие вариалы — торжественный кортеж сверкал всеми цветами радуги. На меня так резво бросался Иа, что даже хаоса в его движении на этот раз особенно не замечалось. Он радовался моему возвращению, словно я избежал опасности. Дружок Николая Иу вёл себя гораздо сдержанней. Николай сказал мне:
— Я раньше думал, что влечение Иа к тебе той же природы, что земная любовь. Но Правый мудро разъяснил, что у них семиполость, а каждый вариал наделён однополостью, то есть светится только в одном цвете, а не полной радугой. Чем же объяснить привязанность Иа к тебе, капитан «Пегаса» Казимеж Полинг?
— Именно этим — семиполостью, — хладнокровно отпарировал я. — Во мне все цвета спектра, кроме зеленого. Зелёным юнцом я перестал быть ещё в первом путешествии в космосе, а всего путешествий было шесть — четыре совершил с тобой. Совпадение — не правда ли? — если каждому путешествию присвоить особый цвет? Иа просто чувствует мою многоцветность. — Я обратился к Артуру: — Беседа с Правым была занятна, но в ней есть странность. Говорили я и Николай, несколько реплик подал Жак, а ты выдержанно молчал. Почему, Артур Хирота? Хотел бы услышать ответ не в статической логике, а по земному шаблону, когда каждый ответ адекватен вопросу.
Он засмеялся. Я уже упоминал, что это с ним бывало не часто. Но после открытия дзета—логики — так мы потом стали называть её — и сам он переменился, и стало иным наше отношение к нему, во всяком случае, моё. Он меньше сторонился разговоров, не хмурился, не выглядел высокомерным, а я теперь понимал, что раньше он казался надменным и неприветливым от непрерывного углубления в трудные проблемы, а не от дурного характера.
— С Левым разговаривать буду я, — заверил он. — И даже попрошу права первым задавать вопросы. Правый так хорошо разъяснил формы жизни в их мире, что принципиально нового уже не ждать. Хочу уточнить уже известное, а не вторгаться в неведомое.
Это тоже была важная особенность характера Артура, и она тоже не сразу стала мне ясна. Все новое, конечно, интересовало его, но он охотно предоставлял нам — мне особенно — роль перводознавателя. Зато размышлять о том, что увидели, находить суть в уже открытых явлениях он брал на себя — и делал это лучше нас. Он был больше мыслителем, чем разведчиком. Чем глубже я узнавал его, тем меньше задевало меня то, что вначале казалось неприятным.
Внешне Левый мало отличался от Правого — такой же угрюмый мощный голос, такая же эмоциональность, важный тон внезапно прерывался сварливым, негодующим, такой же ящик и пульсирующий на нем брусок. Различие было, в ходе беседы мы это поняли, но внутреннее, а не внешнее. Беседу вёл в основном Артур, мы лишь подавали реплики. После взаимного обмена мнениями Артур сказал:
— Попрошу вас сосредоточить внимание. Я строю рассуждение: все вариалы смертны…
— Вариалы бессмертны, — величаво ответствовал Левый. — Каждый, рождая потомство, сам нарождается вновь. Единственное исключение — световые ураганы из обиталища лукарей или нападение ладарей. Но и тогда вариалы гибнут, а не умирают — уловили разницу?
— Хорошо, не вариалы, а люди! Все люди смертны. Некто Кай — человек. Какой вы сделаете отсюда вывод?
— А что за человек этот Кай? Одному надо отдохнуть, другому повеселиться. Вот какие выводы я делаю из того, что люди смертны, а Кай — человек.
— Но ведь это бессмыслица! — не выдержал Жак.
Артур укоризненно покосился на него.
— Вывод один: Кай тоже смертен.
— И такой вывод возможен. Но он не единственный. — Левый, как и его собрат, рассуждал без логических шумов, без отвлечений, но от этого его логика не становилась похожей на нашу.
Артур воспринимал объяснения Левого хладнокровно, и мы с Николаем уже не видели в Левом только опытного софиста, ошеломляющего парадоксами.
— Мне кажется, у вас отсутствует понятие о причине и следствии. Вы делаете выводы, не содержащиеся в посылках.
— У людей примитивное понимание причины и следствия. Вы логически бедны! — важно объявил Левый. — Вывод следует из посылок — кроме этого, вы ничего не видите. А у нас посылка может определяться собственным выводом — что здесь странного? Если у вас, как говорите, мать рождает ребёнка, то ведь и ребёнок рождает мать, ибо лишь с его появлением она становится матерью. Следовательно, они друг друга рождают! У вас линейная, а не объёмная логика, логика частностей, а не целого.
И Левый указал, что в их мире противоположности создаются сразу и ни одна не может считаться следствием другой — например, низ и верх, правое и левое, толстое и тонкое, прошлое и настоящее, дети и родители, два конца палки, две стороны листа. Причина лишь повод, а не основание, что-то вроде выстрела, обрушивающего лавину переплетённых противоположностей.
— И у нас распад на две противоположности — естественная черта развития, — вставил Артур в быструю речь Левого.
Левый разъяснил, что в дзета—мире противоположностей всегда больше двух. У него, среднего Левого, пять сопряжённых противостояний — нижний Левый, верхний Левый, средний, нижний и верхний Правые, а всего их шесть, и достаточно уничтожить одного, как погибают все. В их городе из шести право-левых обитают лишь два, остальные в других городах, но это не мешает им быть единством.
Артур, снова вторгнувшись в словоизлияние среднего Левого отца города, учтиво поинтересовался, распространяется ли такое многообразие противоположностей на рядовых вариалов или составляет привилегию правителей. Левый подтвердил, что противостояния — всеобщий закон. Гибель одного вариала, например зеленого И, вызывает гибель сопряжённых с ним О, Е, Я, Ю, У…
Жак прервал Левого:
— Не понимаю сопряжения объектов! У людей простой закон: А всегда А. И другой закон: если А есть В, то оно не может быть одновременно — не-В. Если это стена, то стена, а не озеро и не туча. А если каменная, то не может быть также некаменной.
— Не нравится мне ваш мир, люди! У него косная логика. Он однотонный, однолинейный!
И Левый запальчиво объявил, что если А есть А, то оно непременно — не-А. Стена — высокая относительно камешка и низкая относительно горы. И она стена для мелкой твари, нечто непреступаемое, но чёрточка, а не стена для порхающих вариалов. Левое для того, что полевей, в свою очередь правое, значит, оно и правое и левое. Разумеется, если брать большое количество случаев, то в итоге оно может быть больше левым, чем правым, или больше правым, чем левым. Что может быть проще? Неужели людям не ясно совершенство логики вариалов?
— Ваша логика совпадает с нашей только в области больших чисел, — ответил Артур. — В частных случаях у вас не действует закон достаточного основания.
— Я все больше поражаюсь бедности вашего мышления, люди! — прогрохотал Левый. — Неужели ваш мир так скуден, что каждое действие в нем обосновано? А где же случайность, непредвиденность, невероятность, невозможность, все те милые неожиданности, которые приятно разнообразят существование? У нас для всего действует закон многосторонней необоснованности и только в целом, только в сумме все определено причинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Именно! Ты правильно оценил жизнедеятельность! Город — кормилец и охранитель! Отец с правой стороны и мать — с левой.
Из нового объяснения Правого мы узнали, что древние кураки воздвигли несколько городов, а потом придумали вариалов. В те времена вариалы изготавливались на конвейере, как и ропухи, у тех этот способ творения сохранился и доныне. Куракам, изобретательным, но ленивым, надоело возиться с вариалами. Сперва их ремонт, а потом и создание они поручили самим вариалам, а обслуживание городов возложили на города.
— Автоматизация! — с уважением проговорил Николай. — У нас вариалов назвали бы роботами, а город — самовоспроизводящейся системой.
Правый согласился, что слово «робот», которого он, впрочем, не знает, хорошо описывает первосозданных вариалов. Кураки впоследствии погибли в войне с Тодом. Вместе с ними едва не погибли все вариалы, ибо программы самовоспроизводства были несовершенны, шла трагическая борьба с возникавшими уродцами. Много времени прошло, пока вариалы достигли нынешнего совершенства.
Одновременно совершенствовались и города — пускали корни в почву и, отпочковавшись на новом месте, порождали такие же города. Поселение, куда попали люди, поздней генерации, самое совершённое — Столица Страны Форм. Здесь тончайшие способы воспроизводства вариалов. В других городах четырехполые формы, а у них — семиполые. Семь полов, то есть семь цветов, естественно, дают больше возможностей совершенствования, чем примитивные четырехполые.
— У людей всего два пола — ничего, обходимся! — прервал правителя Николай.
— Ваш мир поражает меня, — прогудел Правый. Он чутко уловил в восклицании Николая несогласие с достоинствами вариалов. — Лучшие дети ведь получаются от родителей спектрально разных характеристик. Например, очень удачно сочетание фиолетового Е, красных Я с синими У, пронизанных жёлтыми О и оранжевыми Ю. Подбор основных и дополнительных родителей совершается по математическим формулам.
Николай опять не удержался от критического замечания:
— А почему вы не поручите этого самим вариалам? У людей воспроизводство составляет интимную потребность двух разнополых особей — мужчины и женщины. А особое влечение друг к другу, называемое любовью…
В голосе Правого зазвучало негодование. Хоть он и имел облик простого ящика, ему не были чужды бурные эмоции.
— Путешественник! Сколь же безнравственен ваш мир, если в нем распространено такое противоестественное влечение, как любовь. Ведь это может привести к тому, что для одной особи, скажем женщины, какой-нибудь единичный мужчина окажется дороже всех мужчин! А мужчина возмутительно выделит одну женщину и ей одной будет оказывать такое внимание, такую… Нет, это чудовищно!
— Наоборот, мы радуемся любви! Я даже скажу…
Я с досадой толкнул Николая:
— Перестань! Ты выводишь отца города из себя! И возможно, это равносильно тому, что сам город сотрясается всеми зданиями. Не забывай, что мы явились знакомиться с местными обычаями, а не насаждать всюду свои.
Правый долго не успокаивался — так расстроил его Николай. Он не захотел больше рассказывать об обычаях своего мира, пока не узнает природу мира людей. Я информировал его о свойствах космоса. Мои осторожные ответы подействовали на Правого ещё сильней, чем простодушные объяснения Николая.
— Мне открылись истоки безнравственности вашего общества, — сказал Правый сурово. — Они в ужасающем физическом несовершенстве вашего мрачного галактического мира.
Запальчивость Правого возрастала. Как! Неужели все в мире людей обречено на вечное постоянство форм и размеров, тяготения и цвета? Это же физически неосуществимо! Лукари меняют свою форму и размер в зависимости от настроения, а разговаривают вспышками электричества — что ж, способ существования иной, чем у вариалов, но тоже естественный. Вариалы беседуют телесными трансформациями, чувства передают изменением яркости, передвигаются, становясь то тяжёлыми, то лёгкими, — что может быть проще? А дудари, ладари, ропухи! Разве у них, в зависимости от потребностей, не меняется цвет, тяжесть, теплота, яркость, электрические потенциалы? Все живое по воле меняет свои тела — такова жизнь в их гибком мире! А мир людей — консервативное царство окаменелостей! Не только звезды и планеты, но и камни, горы, дома, машины вечно остаются, какими появились однажды! И всякое изменение их объёма и формы — разрушение, а не способ существования! Какой чудовищно косный, чудовищно тесный, колючий мир!
— Я приведу как пример непереносимости вашего мира для здорового восприятия лишь такую отвратительную черту, как сходящаяся геометрическая перспектива, — с увлечением грохотал Правый. — Это же значит, что у вас видимы все существующие объекты, они лишь уменьшаются с отдалением, а не пропадают. Где бы вы ни находились, перед вами одна и та же картина звёзд и планет, — до чего же надоедлив облик вашего мира! Великое многообразие вещей не раскрывается по мере приближения, а всегда на глазах. Как это вытерпеть? Сколько же многообразнее наша Вселенная! Вокруг только окружение, а что подальше — за границами видимости. Любой шаг порождает иные картины, мы непрерывно открываем новое в своём мире, а не тупо вращаемся среди неизменных вещей — разве это не в тысячу раз прекрасней? Мне кажется, ваш мир — царство иллюзий, — закончил Правый. — Вы сами говорите, что ему присущи движения и звуки, свет, силовые поля… Но на эту изменчивую внутреннюю сущность натянута маска внешней закоснелости. Никакой вариал не согласился бы жить в вашем унылом мире!
— Дело вкуса, а о вкусах у нас не спорят, — примирительно ответил Жак.
8
За порогом резиденции Правого нас повстречали сопровождавшие вариалы — торжественный кортеж сверкал всеми цветами радуги. На меня так резво бросался Иа, что даже хаоса в его движении на этот раз особенно не замечалось. Он радовался моему возвращению, словно я избежал опасности. Дружок Николая Иу вёл себя гораздо сдержанней. Николай сказал мне:
— Я раньше думал, что влечение Иа к тебе той же природы, что земная любовь. Но Правый мудро разъяснил, что у них семиполость, а каждый вариал наделён однополостью, то есть светится только в одном цвете, а не полной радугой. Чем же объяснить привязанность Иа к тебе, капитан «Пегаса» Казимеж Полинг?
— Именно этим — семиполостью, — хладнокровно отпарировал я. — Во мне все цвета спектра, кроме зеленого. Зелёным юнцом я перестал быть ещё в первом путешествии в космосе, а всего путешествий было шесть — четыре совершил с тобой. Совпадение — не правда ли? — если каждому путешествию присвоить особый цвет? Иа просто чувствует мою многоцветность. — Я обратился к Артуру: — Беседа с Правым была занятна, но в ней есть странность. Говорили я и Николай, несколько реплик подал Жак, а ты выдержанно молчал. Почему, Артур Хирота? Хотел бы услышать ответ не в статической логике, а по земному шаблону, когда каждый ответ адекватен вопросу.
Он засмеялся. Я уже упоминал, что это с ним бывало не часто. Но после открытия дзета—логики — так мы потом стали называть её — и сам он переменился, и стало иным наше отношение к нему, во всяком случае, моё. Он меньше сторонился разговоров, не хмурился, не выглядел высокомерным, а я теперь понимал, что раньше он казался надменным и неприветливым от непрерывного углубления в трудные проблемы, а не от дурного характера.
— С Левым разговаривать буду я, — заверил он. — И даже попрошу права первым задавать вопросы. Правый так хорошо разъяснил формы жизни в их мире, что принципиально нового уже не ждать. Хочу уточнить уже известное, а не вторгаться в неведомое.
Это тоже была важная особенность характера Артура, и она тоже не сразу стала мне ясна. Все новое, конечно, интересовало его, но он охотно предоставлял нам — мне особенно — роль перводознавателя. Зато размышлять о том, что увидели, находить суть в уже открытых явлениях он брал на себя — и делал это лучше нас. Он был больше мыслителем, чем разведчиком. Чем глубже я узнавал его, тем меньше задевало меня то, что вначале казалось неприятным.
Внешне Левый мало отличался от Правого — такой же угрюмый мощный голос, такая же эмоциональность, важный тон внезапно прерывался сварливым, негодующим, такой же ящик и пульсирующий на нем брусок. Различие было, в ходе беседы мы это поняли, но внутреннее, а не внешнее. Беседу вёл в основном Артур, мы лишь подавали реплики. После взаимного обмена мнениями Артур сказал:
— Попрошу вас сосредоточить внимание. Я строю рассуждение: все вариалы смертны…
— Вариалы бессмертны, — величаво ответствовал Левый. — Каждый, рождая потомство, сам нарождается вновь. Единственное исключение — световые ураганы из обиталища лукарей или нападение ладарей. Но и тогда вариалы гибнут, а не умирают — уловили разницу?
— Хорошо, не вариалы, а люди! Все люди смертны. Некто Кай — человек. Какой вы сделаете отсюда вывод?
— А что за человек этот Кай? Одному надо отдохнуть, другому повеселиться. Вот какие выводы я делаю из того, что люди смертны, а Кай — человек.
— Но ведь это бессмыслица! — не выдержал Жак.
Артур укоризненно покосился на него.
— Вывод один: Кай тоже смертен.
— И такой вывод возможен. Но он не единственный. — Левый, как и его собрат, рассуждал без логических шумов, без отвлечений, но от этого его логика не становилась похожей на нашу.
Артур воспринимал объяснения Левого хладнокровно, и мы с Николаем уже не видели в Левом только опытного софиста, ошеломляющего парадоксами.
— Мне кажется, у вас отсутствует понятие о причине и следствии. Вы делаете выводы, не содержащиеся в посылках.
— У людей примитивное понимание причины и следствия. Вы логически бедны! — важно объявил Левый. — Вывод следует из посылок — кроме этого, вы ничего не видите. А у нас посылка может определяться собственным выводом — что здесь странного? Если у вас, как говорите, мать рождает ребёнка, то ведь и ребёнок рождает мать, ибо лишь с его появлением она становится матерью. Следовательно, они друг друга рождают! У вас линейная, а не объёмная логика, логика частностей, а не целого.
И Левый указал, что в их мире противоположности создаются сразу и ни одна не может считаться следствием другой — например, низ и верх, правое и левое, толстое и тонкое, прошлое и настоящее, дети и родители, два конца палки, две стороны листа. Причина лишь повод, а не основание, что-то вроде выстрела, обрушивающего лавину переплетённых противоположностей.
— И у нас распад на две противоположности — естественная черта развития, — вставил Артур в быструю речь Левого.
Левый разъяснил, что в дзета—мире противоположностей всегда больше двух. У него, среднего Левого, пять сопряжённых противостояний — нижний Левый, верхний Левый, средний, нижний и верхний Правые, а всего их шесть, и достаточно уничтожить одного, как погибают все. В их городе из шести право-левых обитают лишь два, остальные в других городах, но это не мешает им быть единством.
Артур, снова вторгнувшись в словоизлияние среднего Левого отца города, учтиво поинтересовался, распространяется ли такое многообразие противоположностей на рядовых вариалов или составляет привилегию правителей. Левый подтвердил, что противостояния — всеобщий закон. Гибель одного вариала, например зеленого И, вызывает гибель сопряжённых с ним О, Е, Я, Ю, У…
Жак прервал Левого:
— Не понимаю сопряжения объектов! У людей простой закон: А всегда А. И другой закон: если А есть В, то оно не может быть одновременно — не-В. Если это стена, то стена, а не озеро и не туча. А если каменная, то не может быть также некаменной.
— Не нравится мне ваш мир, люди! У него косная логика. Он однотонный, однолинейный!
И Левый запальчиво объявил, что если А есть А, то оно непременно — не-А. Стена — высокая относительно камешка и низкая относительно горы. И она стена для мелкой твари, нечто непреступаемое, но чёрточка, а не стена для порхающих вариалов. Левое для того, что полевей, в свою очередь правое, значит, оно и правое и левое. Разумеется, если брать большое количество случаев, то в итоге оно может быть больше левым, чем правым, или больше правым, чем левым. Что может быть проще? Неужели людям не ясно совершенство логики вариалов?
— Ваша логика совпадает с нашей только в области больших чисел, — ответил Артур. — В частных случаях у вас не действует закон достаточного основания.
— Я все больше поражаюсь бедности вашего мышления, люди! — прогрохотал Левый. — Неужели ваш мир так скуден, что каждое действие в нем обосновано? А где же случайность, непредвиденность, невероятность, невозможность, все те милые неожиданности, которые приятно разнообразят существование? У нас для всего действует закон многосторонней необоснованности и только в целом, только в сумме все определено причинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21