- Приятно видеть вас. Комиссар
Ллаин уже сообщил мне о вашем искреннем раскаянии и готовности
искупить вину, так что, учитывая ваше безупречное происхождение и
преданность вере и нации, можно ограничиться дисциплинарным
взысканием и недельной епитимьей. Надеюсь, вы принесли что-либо в
подтверждение исполнения приказа?
- Вы меня не поняли, - тихо ответил Вайн, и комната
качнулась. - Я не выполнил приказа.
"Господи, дай мне сил...".
- То есть как - не выполнили? - преподобный подобрался,
пустые глаза его широко раскрылись, будто стремясь пожрать Вайна.
- Как это понимать?!
- Не выполнил, и не выполню, - твердо ответил юноша.
Казалось, преподобный сейчас взорвется гневом, но нет - гнев
не приличествует ему.
- Вы, кажется, славились своим благочестием, Толлиер, -
произнес он. - Не припомните ли: "Возжигают огонь, призывают
грех, хвалятся отвращением от Господа; имя им зло, и число их
тьма тем."
- Книга пророка Ррома, реченье шестое, стих пятый, - ответил
Вайн.
- "Подняли нечестивые меч, согнули лук в погубление
праведных; оборонись же от них, поверни меч против слуг огня."
- Книга святого Рреда, реченье двадцать первое, стих седьмой.
- А помнишь ли: "Не оставь ни надежды, ни покоя им; мечем
кары порази их, и дома их, и чада, и род богомерзкий до шастого
колена"?!
- Книга учителя Торъя, реченье третье, стих второй.
- И зная это, ты осмеливешься защищать огнепоклонников?
Идешь против Священных Писаний?
- Я исполняю заповедь пророка, - негромко сказал Вайн,
поворячиваясь к преподобному и кладя правую руку на пояс.
(Господи, дай мне сил...). - Ибо сказано к Книге Закона, реченьи
втором...
Вновь дрогнула комната. Безжалостный свет, бивший в окно,
вдруг смягчился. Пророкотал дальний гром.
- "...Не убий", - проговорил Вайн и, выдернув пистолет из
кобуры, отправил пулю в ее краткий полет. Преподобный Миахар не
успел ничего ответить. Тело его сложилось и осело на пол. По
исшарканному паркету растекалась иссиня-пурпурная лужа.
Вайн обернулся к комиссару. Тот не сказал ни слова. Губы его
сложились ухмылочкой; видно было, что сейчас он уже раздумывает,
в какую бы сторону обернуть гибель священника и сумасшествие
патрульного Толлиера. Он не сделал даже попытки остановить Вайна,
когда тот тихо вышел из комнаты.
А выйдя, ударил тяжелым башмаком по сумке - зазвенело стекло
- и бросил спичку на намокшую дерюгу. Полыхнуло. Пятновыводитель
горел великолепно. Струйки жидкого огня бежали по полу.
Вайн выбежал на улицу прежде, чем пожар разгорелся. Снова
прогремел гром. Горизонт блеснул синевой, еще раз. В текучую,
ржавую пыль упала свинцово-тяжелая капля, оставив по себе темный
кружок на мостовой. Быстро и неумолимо надвигался дождь, нет -
ливень. Поначалу капли выбивали причудливый узор пятнышек, потом
пятна стали сливаться, и вдруг воздух наполнился ласковыми,
журчащими струями, несущими жизнь иссохшей земле.
Но огня было уже не унять.
На окраине Оногер-те, в интерийском предместье, утопающем во
фруктовых садах, вы не найдете Вайна Толлиера, сколько ни
спрашивайте местных жителей, хоть и знают они все друг друга по
именам и в лицо. А вот имя Вайна Торгара Тхелери вызовет у них
живой отклик. Вас проводят, и покажут большой белый дом на самом
берегу великой реки Гродт - сами вы его не найдете, так плотно
скрывает его от посторонних глаз буйно разросшийся сад.
А в доме вас встретит хозяин, и в серебре его волос вы
заметите редкие черные нити, столь удивительные среди интери. Он
проведет вас в гостиную, и перезнакомит со множеством своих
потомков - истинным благословением огня, - а кого не случится
дома, тех покажут на большой общей фотографии, где изображены
трое сыновей, и две дочери, и двадцать один внук, и четверо
правнучков Вайна Торгара Тхелери. И вас усадят, и напоят холодным
соком, и обсудят с вами все местные новости, словно вы старый
друг в этом доме.
А если вы очень попросите, старик-хозяин расскажет вам
историю своей жизни, расскажет неторопливо и печально, по
временам оглядываясь на горящие в стеной нише свечи, тяжелый
аромат которых пробивается даже сквозь запахи цветущего сада.
Долгой будет его повесть; она завершится, пожалуй, к вечеру,
когда заходящее солнце зажжет свой тревожный костер. А когда
хозяин умолкнет на полуслове, не просите его продолжить; когда он
встанет и уйдет, не следуйте за ним. Он идет в комнату прощаний.
Там стоит каменная шкатулка с прахом. И хозяин гостеприимного
дома будет долго вглядываться в фотографию на крышке. Оттуда
глянет на него тонкое лицо немолодой уже женщины, поражающее,
однако, своими красотой и спокойствием.
А великая река Гродт несет свои воды к дальнему морю.
Танцуют в небе солнца, кружат луны. И горят, не угасая, охранные
свечи, горят исцеленным огнем.
1 2 3
Ллаин уже сообщил мне о вашем искреннем раскаянии и готовности
искупить вину, так что, учитывая ваше безупречное происхождение и
преданность вере и нации, можно ограничиться дисциплинарным
взысканием и недельной епитимьей. Надеюсь, вы принесли что-либо в
подтверждение исполнения приказа?
- Вы меня не поняли, - тихо ответил Вайн, и комната
качнулась. - Я не выполнил приказа.
"Господи, дай мне сил...".
- То есть как - не выполнили? - преподобный подобрался,
пустые глаза его широко раскрылись, будто стремясь пожрать Вайна.
- Как это понимать?!
- Не выполнил, и не выполню, - твердо ответил юноша.
Казалось, преподобный сейчас взорвется гневом, но нет - гнев
не приличествует ему.
- Вы, кажется, славились своим благочестием, Толлиер, -
произнес он. - Не припомните ли: "Возжигают огонь, призывают
грех, хвалятся отвращением от Господа; имя им зло, и число их
тьма тем."
- Книга пророка Ррома, реченье шестое, стих пятый, - ответил
Вайн.
- "Подняли нечестивые меч, согнули лук в погубление
праведных; оборонись же от них, поверни меч против слуг огня."
- Книга святого Рреда, реченье двадцать первое, стих седьмой.
- А помнишь ли: "Не оставь ни надежды, ни покоя им; мечем
кары порази их, и дома их, и чада, и род богомерзкий до шастого
колена"?!
- Книга учителя Торъя, реченье третье, стих второй.
- И зная это, ты осмеливешься защищать огнепоклонников?
Идешь против Священных Писаний?
- Я исполняю заповедь пророка, - негромко сказал Вайн,
поворячиваясь к преподобному и кладя правую руку на пояс.
(Господи, дай мне сил...). - Ибо сказано к Книге Закона, реченьи
втором...
Вновь дрогнула комната. Безжалостный свет, бивший в окно,
вдруг смягчился. Пророкотал дальний гром.
- "...Не убий", - проговорил Вайн и, выдернув пистолет из
кобуры, отправил пулю в ее краткий полет. Преподобный Миахар не
успел ничего ответить. Тело его сложилось и осело на пол. По
исшарканному паркету растекалась иссиня-пурпурная лужа.
Вайн обернулся к комиссару. Тот не сказал ни слова. Губы его
сложились ухмылочкой; видно было, что сейчас он уже раздумывает,
в какую бы сторону обернуть гибель священника и сумасшествие
патрульного Толлиера. Он не сделал даже попытки остановить Вайна,
когда тот тихо вышел из комнаты.
А выйдя, ударил тяжелым башмаком по сумке - зазвенело стекло
- и бросил спичку на намокшую дерюгу. Полыхнуло. Пятновыводитель
горел великолепно. Струйки жидкого огня бежали по полу.
Вайн выбежал на улицу прежде, чем пожар разгорелся. Снова
прогремел гром. Горизонт блеснул синевой, еще раз. В текучую,
ржавую пыль упала свинцово-тяжелая капля, оставив по себе темный
кружок на мостовой. Быстро и неумолимо надвигался дождь, нет -
ливень. Поначалу капли выбивали причудливый узор пятнышек, потом
пятна стали сливаться, и вдруг воздух наполнился ласковыми,
журчащими струями, несущими жизнь иссохшей земле.
Но огня было уже не унять.
На окраине Оногер-те, в интерийском предместье, утопающем во
фруктовых садах, вы не найдете Вайна Толлиера, сколько ни
спрашивайте местных жителей, хоть и знают они все друг друга по
именам и в лицо. А вот имя Вайна Торгара Тхелери вызовет у них
живой отклик. Вас проводят, и покажут большой белый дом на самом
берегу великой реки Гродт - сами вы его не найдете, так плотно
скрывает его от посторонних глаз буйно разросшийся сад.
А в доме вас встретит хозяин, и в серебре его волос вы
заметите редкие черные нити, столь удивительные среди интери. Он
проведет вас в гостиную, и перезнакомит со множеством своих
потомков - истинным благословением огня, - а кого не случится
дома, тех покажут на большой общей фотографии, где изображены
трое сыновей, и две дочери, и двадцать один внук, и четверо
правнучков Вайна Торгара Тхелери. И вас усадят, и напоят холодным
соком, и обсудят с вами все местные новости, словно вы старый
друг в этом доме.
А если вы очень попросите, старик-хозяин расскажет вам
историю своей жизни, расскажет неторопливо и печально, по
временам оглядываясь на горящие в стеной нише свечи, тяжелый
аромат которых пробивается даже сквозь запахи цветущего сада.
Долгой будет его повесть; она завершится, пожалуй, к вечеру,
когда заходящее солнце зажжет свой тревожный костер. А когда
хозяин умолкнет на полуслове, не просите его продолжить; когда он
встанет и уйдет, не следуйте за ним. Он идет в комнату прощаний.
Там стоит каменная шкатулка с прахом. И хозяин гостеприимного
дома будет долго вглядываться в фотографию на крышке. Оттуда
глянет на него тонкое лицо немолодой уже женщины, поражающее,
однако, своими красотой и спокойствием.
А великая река Гродт несет свои воды к дальнему морю.
Танцуют в небе солнца, кружат луны. И горят, не угасая, охранные
свечи, горят исцеленным огнем.
1 2 3