Но человек, увы, лишен этой общей благодати Бытия и потому имеет иную судьбу. Человек есть существо способное ко лжи, его пути проложены через сферу удвоения сущего, через рефлексию. В свое время, в период всеобщего увлечения кибернетикой, Тьюринг предложил гениальный способ отличить, кто перед нами: человек или машина. Критерий прост: если не сможет солгать - значит, не человек; что угодно другое - зверь, Бог или машина, но не человек, ибо он один есть тот, кому ложь непосредственно видима, и более того, тот, для кого непосредственно-видимое (явление, видимость) есть ложь. Собственно, гениальность хода, предпринятого Тьюрингом, заключалась в отождествлении двух вопросов: Может ли машина мыслить? и Может ли машина солгать? Поскольку мышление, если речь идет о человеческом мышлении, а не об ином возможном разуме , говоря словами Канта, есть самовозрастающая ложь, сконцентрированная до состояния субъекта - обмен обманом. Душе присущ самовозрастающий Логос - утверждал Гераклит, но сама-то душа присуща самовозрастающей лжи, ложь как реальность осаждается из этого процесса самовозрастания, трансляции и усиления эхо-эффекта. Дистрибуция лжи между соучастниками рефлексии порождает специфическую среду, в которой происходит размножение миражей. С какой-нибудь третьей точки мы могли бы наблюдать мультипликацию химер, возвращение лжи назад из отброшенности, ее просачивание в суставы замысла, в причинные цепи.
Полость сознания представлена как сложная вышивка на преднаходимой канве свидетельствования о несовершенстве. Топика сферы отбрасывания лучше всего моделируется понятием испорченного телефона - пространства, в котором любой сигнал испытывает превратность неминуемого и множественного искажения. В этом смысле испорченный телефон абсолютно предшествует нормальному телефону как технически воплощенному устройству дальнослышания (что с редким изяществом демонстрирует Авитал Ронелл). Сфера руморологии, или болтовни, представляет собой не только колыбель рефлексии, но и поле битвы между устройствами, поглощающими ложь в качестве своей подкормки (утилизаторами лжи, людьми) и самой ложью, рекрутирующей себе пригодных носителей и утилизирующей их.
Итак, в начале было Слово. Изначальное слово исчерпывающим образом заключает в себе замысел творения, древнееврейское Авбенэмунос - Да будет так! . Гулкое эхо разнесло отзвуки единственного миросодержащего слова по бесконечной сети испорченного телефона ; разгул ревербераций по коммуникации продолжается и по сей день, когда само слово уже явлено и воплощено. Постулат о человеческой коммуникации (или о так называемой интерсубъективности) как встроенном генераторе искажений позволяет нам понять факт достаточности единственного слова: все прочие слова, складывающиеся в языки, речи и вообще тексты, объяснимы через эхо-эффект, заметавшийся в ловушке испорченного телефона, через нерасслышанность и бесконечные переспрашивания.
Отсюда начинается культурогенная роль лжи, ее замысловатые челночные движения, сшивающие ткань социальности и индивидуальной психики. Но и космология лжи здесь вовсе не заканчивается. Перемещение по измерениям невидимого-Богу , которое в зависимости от направления может именоваться полетом воображения или шагом рефлексии, в общем случае не сдвигает сущее со своих мест, пронизывает воображаемые оси мира без последствий для Плана Творения. Однако анизотропность самой рефлексивной среды (неоднородность мыслимого) распознаваема для Л-сознания , для разума человеческого типа. Реальность опознается по оказываемому ею сопротивлению, мы не случайно говорим о столкновении с реальностью. Наивысшая, эквибожественная скорость перемещения достижима для Л-сознания только в модусе если бы да кабы , во внутримиражном скольжении чистого воображения. Для считывания самой отдаленной (от сущего) видимости Л-сознанию не требуется усилий. Понятно, что результатом перемещения по химерному слою может быть только полихимеризация, занятие, излюбленное в детстве, но и в дальнейшем составляющее непременный, ежедневный тренаж лжеца. Многие едкие замечания Гегеля по поводу категории возможности имеют в виду именно эту склонность человеческого разума (Л-сознания) пребывать в своем Доме Бытия, в свободном полете. Что же касается рефлексии, то ее развертывание сопровождается затрудненностью, продвижение происходит шагами, и каждый шаг рефлексии связан с попыткой позиционного перемещения; вслепую, по степени сопротивления и противостояния рефлексия определяет объект.
Само слово ob-jectum означает противо-лежащее , находящееся перед , напротив. Такова же этимология и немецкого Gegen-stand и русского пред-мета. Там, где мышлению легко и свободно, где оно в своей стихии , в квазипространстве отклика-отсвета, оно никогда не натыкается на объект, не имеет дела с реальностью - прежде всего потому, что сама реальность не имеет дела с миражными измерениями, никак не простирается в них. И лишь по возникшей затрудненности, по стеснению свободы движений, Л-сознание узнает о присутствии иной стихии. Какими бы ни были причудливыми порождения рефлексии, между ними всегда возможно некоторое имманентное отношение - перемычка, дискурс. Это и понятно, ибо все они взаимно-подвижны внутри одного, невидимого-свыше слоя. Но суждение существования или, точнее говоря, вынесение вердикта о существовании, иноприродно самой способности рефлексии как таковой. Над данной проблемой непрерывно размышлял Кант, посвятив ей один из разделов Критики чистого разума ( О невозможности онтологического доказательства бытия бога ). Полагая треугольник, нельзя отрицать неустранимых последствий подобного полагания - вроде наличия трех углов, неких тригонометрических соотношений и т.д. - но ничто не мешает отрицанию самого треугольника. Точно так же ничто и не помогает (изнутри рефлексии) непосредственно усмотреть его существование. Предприняв попытки рассмотреть вопрос с разных сторон, Кант приходит к следующему, вполне справедливому выводу: Я надеялся бы прямо свести на нет все эти бесплодные хитросплетения точным определением понятия существования, если бы я не заметил, что иллюзия, возникающая от смешения логического предиката с реальным, не преодолевается почти никаким поучением ... Логическим предикатом может служить все что угодно, даже субъект может быть предикатом самого себя .
Итак, сущему в его существовании нет дела до всех этих бесплодных хитросплетений - но лишь до поры до времени. И здесь мы вводим в космологию лжи горизонт времени. Время становится особенно значимым по мере осуществляемости творческого импульса, по мере того как продолжаются пойманные в ловушку раскаты эха, и ложь обретает себе лжеца.
Здесь, для лучшего продумывания дальнейшего хода мысли, я хочу привлечь четыре аргумента - соответственно из физики, теологии, поэзии и философии.
Большинство физиков разделяют сейчас концепцию пульсирующей Вселенной и тесно связанную с ней идею Большого Взрыва, Первотолчка. Вкратце дело сводится к следующему. Обнаруженный еще в конце прошлого века эффект красного смещения (получивший название эффект Допплера-Физо ) позволяет на основе спектрального анализа констатировать факт разбегания галактик; причем, чем дальше от нас находится та или иная галактика, тем быстрее она от нас удаляется. Вселенная расширяется, и с помощью экстраполяции вниз по оси времени можно вычислить ее возраст, рассчитать момент стартового толчка, когда, собственно, и было запущено время. С другой стороны, предельное обоснование времени само зависит от допущения Большого Взрыва, от наличия точки старта и соответствующей стартовой команды Да будет так! . Строгий анализ формул свидетельствует однако, что разбегание не бесконечно... В момент времени <эпсилонЮ разбегание прекратится и сменится схождением.
Здесь мы прервем пока дискурс физики и обратимся к библейской теогонии. Господь вдохнул душу живу , так описывается акт сотворения по Ветхозаветной версии. При этом подразумевается, что за выдохом неизбежно должен последовать вдох - восстановление полноты, возвращение назад, в Плерому (Валентин), Акт Божественной контрактации, выражаемый хасидским термином цимцум . Быть может точнее всего подытожил происходящее Пастернак в своем гениальном четверостишии:
не как люди, не еженедельно,
не всегда, в столетье раза два
я молил Тебя: членораздельно
повтори творящие слова!
Обратим внимание на важнейшую поправку, которую интуиция поэта вносит в расчеты физиков: уже . Отлив эманации уже начался - он просто не достиг еще тех слоев, с которыми имеет дело физика. Мы видим здесь феномен, хорошо знакомый например историкам и биологам: убыль сущности началась, но географическая экспансия Империи еще продолжается... Срезанный бутон распускается в цветок, даже с ускорением, исходя навстречу собственной смерти - правда, цветок обозрим сразу, и трудно подозревать, что он где-то еще соединяется с корнем, с основанием своего бытия...
Время воротит эхо глаголов вещих Боже, зачем так замыслы непонятны - Жизнь, вдохнутая в глину, еще трепещет Но выдох окончен. Ты втягиваешь обратно.
Свою роль в диагностике сыграла и философия. Выявление факта богооставленности оказалось одним из важнейших векторов ее развития. И если общим местом средневековой европейской философии была идея о непрерывной подпитке творения, когда каждый последующий момент существования космоса требует такого же прилива божественной эманации, как и первый миг творения ex nihilio, то уже позиция Декарта в работе Мир, или трактат о свете существенно иная: Бог, сохраняя каждую вещь посредством непрерывного действия... сохраняет ее не такой, какой она возможно была некоторое время назад, а точно такой, какова она в тот момент, когда он ее сохраняет . И, наконец, Спиноза, самый бесстрашный из логиков, отправляясь от постулата о всемогуществе Бога, сделал точный, подобающий философу вывод: Бог не может больше творить . Этим выводом уже предугаданы дальнейшие философские выводы Ницше о смерти Бога и рассуждения Хайдеггера о прогрессирующем забвении бытия. Разночтения философов, единых в постановке диагноза, касаются в основном мотивов и обстоятельств перехода от развертывания к свертыванию: неважно, что Он сделал - возложил чаяния , переложил ответственность, умер или устал - в любом случае гарантия сущего повисла в воздухе.
И вот теперь, памятуя об уникальной дислокации человеческого разума во Вселенной (тот же Спиноза отметил, что человек способен к тому, к чему не способны и ангелы, и, в частности, к пребыванию и перемещению в измерениях, невидимых свыше ) мы вправе сформулировать первоначальный Замысел о Человеке. Вся так называемая самостоятельность сущего есть, по сути дела, богостоятельность, нисхождение по линии божественного выдоха, дрейф вдоль силовых линий творящего глагола.
Но благословенно Другое, восходящее движение, другое зрение: взгляд не глазами Бога , но Богу в глаза. Только человек устроен так, что для него открыто центростремительное измерение, противоположное Божественному выдоху и ходу времен. Только человек по-настоящему самостоятелен - настолько, что должен по Замыслу устоять и в богооставленности.
Когда выдох сменяется вдохом, и происходит погружение творческих сил назад, в Основание, когда, по мере нарастания убыли сущности из мира, все структуры лишаясь динамики и формы начинают оседать в прежний дотворческий бульон тоху-боху - человек один остается здесь. Ему предстоит взять на себя гарантию того, чтобы сущее продолжало быть, и надо успеть сделать это. Надо дать другие основания, иначе говоря, в соответствии с гениальным афоризмом Николая Федорова, заменить даровое трудовым . Естественный порядок вещей заменить искусственным, поддельным (или ра зумным , если это приятнее звучит). Одним словом, надо подменить основание у следствий, оставив в неприкосновенности связку если - то , импликацию. И здесь впервые получает вполне определенный, очень важный смысл одно из положений логики, которое порой казалось странным и даже бессмысленным: Из лжи следует все, что угодно, в том числе и истина - т.е. импликация вида Л -Ю И - истинна. Обычно данное положение логики, усмотренное гением Аристотеля, поясняется какими-нибудь невразумительными иллюстрациями, типа если у кентавра два хвоста, то дважды два четыре . Но подлинный смысл формулы в другом, а именно: если мы уже имеем истинное следствие, то возможна (допустима) замена его основания. Кстати, это фундаментальное правило материальной импликации содержится и в приемах науки - в моделировании, например...
Мы уже видели, что это сознание имеет возможность подходить к сущему с другой стороны, скользя по миражному слою рефлексии.
1 2 3
Полость сознания представлена как сложная вышивка на преднаходимой канве свидетельствования о несовершенстве. Топика сферы отбрасывания лучше всего моделируется понятием испорченного телефона - пространства, в котором любой сигнал испытывает превратность неминуемого и множественного искажения. В этом смысле испорченный телефон абсолютно предшествует нормальному телефону как технически воплощенному устройству дальнослышания (что с редким изяществом демонстрирует Авитал Ронелл). Сфера руморологии, или болтовни, представляет собой не только колыбель рефлексии, но и поле битвы между устройствами, поглощающими ложь в качестве своей подкормки (утилизаторами лжи, людьми) и самой ложью, рекрутирующей себе пригодных носителей и утилизирующей их.
Итак, в начале было Слово. Изначальное слово исчерпывающим образом заключает в себе замысел творения, древнееврейское Авбенэмунос - Да будет так! . Гулкое эхо разнесло отзвуки единственного миросодержащего слова по бесконечной сети испорченного телефона ; разгул ревербераций по коммуникации продолжается и по сей день, когда само слово уже явлено и воплощено. Постулат о человеческой коммуникации (или о так называемой интерсубъективности) как встроенном генераторе искажений позволяет нам понять факт достаточности единственного слова: все прочие слова, складывающиеся в языки, речи и вообще тексты, объяснимы через эхо-эффект, заметавшийся в ловушке испорченного телефона, через нерасслышанность и бесконечные переспрашивания.
Отсюда начинается культурогенная роль лжи, ее замысловатые челночные движения, сшивающие ткань социальности и индивидуальной психики. Но и космология лжи здесь вовсе не заканчивается. Перемещение по измерениям невидимого-Богу , которое в зависимости от направления может именоваться полетом воображения или шагом рефлексии, в общем случае не сдвигает сущее со своих мест, пронизывает воображаемые оси мира без последствий для Плана Творения. Однако анизотропность самой рефлексивной среды (неоднородность мыслимого) распознаваема для Л-сознания , для разума человеческого типа. Реальность опознается по оказываемому ею сопротивлению, мы не случайно говорим о столкновении с реальностью. Наивысшая, эквибожественная скорость перемещения достижима для Л-сознания только в модусе если бы да кабы , во внутримиражном скольжении чистого воображения. Для считывания самой отдаленной (от сущего) видимости Л-сознанию не требуется усилий. Понятно, что результатом перемещения по химерному слою может быть только полихимеризация, занятие, излюбленное в детстве, но и в дальнейшем составляющее непременный, ежедневный тренаж лжеца. Многие едкие замечания Гегеля по поводу категории возможности имеют в виду именно эту склонность человеческого разума (Л-сознания) пребывать в своем Доме Бытия, в свободном полете. Что же касается рефлексии, то ее развертывание сопровождается затрудненностью, продвижение происходит шагами, и каждый шаг рефлексии связан с попыткой позиционного перемещения; вслепую, по степени сопротивления и противостояния рефлексия определяет объект.
Само слово ob-jectum означает противо-лежащее , находящееся перед , напротив. Такова же этимология и немецкого Gegen-stand и русского пред-мета. Там, где мышлению легко и свободно, где оно в своей стихии , в квазипространстве отклика-отсвета, оно никогда не натыкается на объект, не имеет дела с реальностью - прежде всего потому, что сама реальность не имеет дела с миражными измерениями, никак не простирается в них. И лишь по возникшей затрудненности, по стеснению свободы движений, Л-сознание узнает о присутствии иной стихии. Какими бы ни были причудливыми порождения рефлексии, между ними всегда возможно некоторое имманентное отношение - перемычка, дискурс. Это и понятно, ибо все они взаимно-подвижны внутри одного, невидимого-свыше слоя. Но суждение существования или, точнее говоря, вынесение вердикта о существовании, иноприродно самой способности рефлексии как таковой. Над данной проблемой непрерывно размышлял Кант, посвятив ей один из разделов Критики чистого разума ( О невозможности онтологического доказательства бытия бога ). Полагая треугольник, нельзя отрицать неустранимых последствий подобного полагания - вроде наличия трех углов, неких тригонометрических соотношений и т.д. - но ничто не мешает отрицанию самого треугольника. Точно так же ничто и не помогает (изнутри рефлексии) непосредственно усмотреть его существование. Предприняв попытки рассмотреть вопрос с разных сторон, Кант приходит к следующему, вполне справедливому выводу: Я надеялся бы прямо свести на нет все эти бесплодные хитросплетения точным определением понятия существования, если бы я не заметил, что иллюзия, возникающая от смешения логического предиката с реальным, не преодолевается почти никаким поучением ... Логическим предикатом может служить все что угодно, даже субъект может быть предикатом самого себя .
Итак, сущему в его существовании нет дела до всех этих бесплодных хитросплетений - но лишь до поры до времени. И здесь мы вводим в космологию лжи горизонт времени. Время становится особенно значимым по мере осуществляемости творческого импульса, по мере того как продолжаются пойманные в ловушку раскаты эха, и ложь обретает себе лжеца.
Здесь, для лучшего продумывания дальнейшего хода мысли, я хочу привлечь четыре аргумента - соответственно из физики, теологии, поэзии и философии.
Большинство физиков разделяют сейчас концепцию пульсирующей Вселенной и тесно связанную с ней идею Большого Взрыва, Первотолчка. Вкратце дело сводится к следующему. Обнаруженный еще в конце прошлого века эффект красного смещения (получивший название эффект Допплера-Физо ) позволяет на основе спектрального анализа констатировать факт разбегания галактик; причем, чем дальше от нас находится та или иная галактика, тем быстрее она от нас удаляется. Вселенная расширяется, и с помощью экстраполяции вниз по оси времени можно вычислить ее возраст, рассчитать момент стартового толчка, когда, собственно, и было запущено время. С другой стороны, предельное обоснование времени само зависит от допущения Большого Взрыва, от наличия точки старта и соответствующей стартовой команды Да будет так! . Строгий анализ формул свидетельствует однако, что разбегание не бесконечно... В момент времени <эпсилонЮ разбегание прекратится и сменится схождением.
Здесь мы прервем пока дискурс физики и обратимся к библейской теогонии. Господь вдохнул душу живу , так описывается акт сотворения по Ветхозаветной версии. При этом подразумевается, что за выдохом неизбежно должен последовать вдох - восстановление полноты, возвращение назад, в Плерому (Валентин), Акт Божественной контрактации, выражаемый хасидским термином цимцум . Быть может точнее всего подытожил происходящее Пастернак в своем гениальном четверостишии:
не как люди, не еженедельно,
не всегда, в столетье раза два
я молил Тебя: членораздельно
повтори творящие слова!
Обратим внимание на важнейшую поправку, которую интуиция поэта вносит в расчеты физиков: уже . Отлив эманации уже начался - он просто не достиг еще тех слоев, с которыми имеет дело физика. Мы видим здесь феномен, хорошо знакомый например историкам и биологам: убыль сущности началась, но географическая экспансия Империи еще продолжается... Срезанный бутон распускается в цветок, даже с ускорением, исходя навстречу собственной смерти - правда, цветок обозрим сразу, и трудно подозревать, что он где-то еще соединяется с корнем, с основанием своего бытия...
Время воротит эхо глаголов вещих Боже, зачем так замыслы непонятны - Жизнь, вдохнутая в глину, еще трепещет Но выдох окончен. Ты втягиваешь обратно.
Свою роль в диагностике сыграла и философия. Выявление факта богооставленности оказалось одним из важнейших векторов ее развития. И если общим местом средневековой европейской философии была идея о непрерывной подпитке творения, когда каждый последующий момент существования космоса требует такого же прилива божественной эманации, как и первый миг творения ex nihilio, то уже позиция Декарта в работе Мир, или трактат о свете существенно иная: Бог, сохраняя каждую вещь посредством непрерывного действия... сохраняет ее не такой, какой она возможно была некоторое время назад, а точно такой, какова она в тот момент, когда он ее сохраняет . И, наконец, Спиноза, самый бесстрашный из логиков, отправляясь от постулата о всемогуществе Бога, сделал точный, подобающий философу вывод: Бог не может больше творить . Этим выводом уже предугаданы дальнейшие философские выводы Ницше о смерти Бога и рассуждения Хайдеггера о прогрессирующем забвении бытия. Разночтения философов, единых в постановке диагноза, касаются в основном мотивов и обстоятельств перехода от развертывания к свертыванию: неважно, что Он сделал - возложил чаяния , переложил ответственность, умер или устал - в любом случае гарантия сущего повисла в воздухе.
И вот теперь, памятуя об уникальной дислокации человеческого разума во Вселенной (тот же Спиноза отметил, что человек способен к тому, к чему не способны и ангелы, и, в частности, к пребыванию и перемещению в измерениях, невидимых свыше ) мы вправе сформулировать первоначальный Замысел о Человеке. Вся так называемая самостоятельность сущего есть, по сути дела, богостоятельность, нисхождение по линии божественного выдоха, дрейф вдоль силовых линий творящего глагола.
Но благословенно Другое, восходящее движение, другое зрение: взгляд не глазами Бога , но Богу в глаза. Только человек устроен так, что для него открыто центростремительное измерение, противоположное Божественному выдоху и ходу времен. Только человек по-настоящему самостоятелен - настолько, что должен по Замыслу устоять и в богооставленности.
Когда выдох сменяется вдохом, и происходит погружение творческих сил назад, в Основание, когда, по мере нарастания убыли сущности из мира, все структуры лишаясь динамики и формы начинают оседать в прежний дотворческий бульон тоху-боху - человек один остается здесь. Ему предстоит взять на себя гарантию того, чтобы сущее продолжало быть, и надо успеть сделать это. Надо дать другие основания, иначе говоря, в соответствии с гениальным афоризмом Николая Федорова, заменить даровое трудовым . Естественный порядок вещей заменить искусственным, поддельным (или ра зумным , если это приятнее звучит). Одним словом, надо подменить основание у следствий, оставив в неприкосновенности связку если - то , импликацию. И здесь впервые получает вполне определенный, очень важный смысл одно из положений логики, которое порой казалось странным и даже бессмысленным: Из лжи следует все, что угодно, в том числе и истина - т.е. импликация вида Л -Ю И - истинна. Обычно данное положение логики, усмотренное гением Аристотеля, поясняется какими-нибудь невразумительными иллюстрациями, типа если у кентавра два хвоста, то дважды два четыре . Но подлинный смысл формулы в другом, а именно: если мы уже имеем истинное следствие, то возможна (допустима) замена его основания. Кстати, это фундаментальное правило материальной импликации содержится и в приемах науки - в моделировании, например...
Мы уже видели, что это сознание имеет возможность подходить к сущему с другой стороны, скользя по миражному слою рефлексии.
1 2 3