Вследствие этого образ "тетеньки" не является всецело отрицательным, хотя Салтыков и судит "тетеньку" судом своей сатиры, но он не выносит ей окончательного и беспощадного приговора, какой, например, он вынес в "За рубежом" французской реакционной буржуазии. "Тетенька", в глазах ведущего с нею переписку "племянника", остается "в рядах действительности не торжествующей". С точки зрения "борьбы за идеал", она не безнадежна, и в ее недостатках писатель склонен винить прежде всего ее "воспитание" и те объективные условия русской жизни, "которые благоприятствовали и благоприятствуют развитию... легкомысленной повадливости".
С образом "тетеньки" неразрывно связан образ эпистолярно беседующего с нею "племянника" – одна из многих разновидностей характерной для салтыковской поэтики фигуры "рассказчика".
При всех изменениях (модуляциях) в предмете, интонациях и идеологических акцентах бесед "племянника" с "тетенькой", читатель всегда явственно слышит голос самого Салтыкова. Образ "племянника" – объективная художественная реальность. Но Салтыков, верный своей поэтике, не отделяет его вполне от собственного "я". Это позволяет ему непрестанно и субъективно страстно утверждать свои взгляды на исследуемую действительность, освещать ее лучами света своей радикально-демократической идеологии, внушать читателю свои "исторические утешения", хотя оптимизм их никогда почти не свободен вполне от примесей горечи и сомнений.
"Письма к тетеньке" находились среди тех произведений Салтыкова, которые идеологически подкрепляли в борьбе с самодержавием, реакцией и с теми либералами, которые пошли на сделку с этими силами – либералами "применительно к подлости", – выходивших на арену истории первых пролетарских революционеров в России. Вспоминая о своем участии в создании, вместе с Г. В. Плехановым, В. И. Засулич, П. Б. Аксельродом и др. первой русской марксистской группы "Освобождение труда", Л. Г. Дейч свидетельствует: "Как раз летом этого же 1883 [61] года в «Отеч. записках» печатались замечательные «Письма к тетеньке» Щедрина, которые вызывали у Плеханова, да и у всех нас, остальных, большой восторг. Георгий Валентинович приводил из них на память большие выдержки <...> Щедрина он признавал одним из самых умных наблюдателей и наилучшим изобразителем разных сторон русской действительности, что ввиду занятой тогда Плехановым вместе с нами, его единомышленниками, марксистской позиции он считал исключительно важным" [62].
Бывший народоволец, а затем большевик, соратник В. И. Ленина, М. С. Ольминский, много и долго изучавший творчество великого сатирика, писал, что "очень часто обозревал Щедрин разные слои русского населения с <...> главной заботой – найти такой слой, достаточно широкий и сильный, который боролся бы за лучшее будущее, стремился бы к сознательности, к выработке крепких убеждений и к проведению их в жизнь" [63]. Попытка «найти такой слой» в лице русской либеральной интеллигенции, персонифицированной в образе «тетеньки», не могла увенчаться успехом. И хотя Салтыков кончает последнее «письмо» уверениями по адресу «тетеньки», что она «сила», что «в делах современности» от нее «зависит многое, почти все», но утверждения эти следует рассматривать скорее как метод преувеличения убежденного агитатора-пропагандиста, просветителя, напряженно, всеми доступными ему средствами стремящегося внушить своей аудитории – российской прогрессивной интеллигенции уверенность в ее социально-политических возможностях, поддержать в ней веру в общественные идеалы и укрепить сознание необходимости борьбы за эти идеалы. Пропаганда «утопий», социальной бодрости, исторического оптимизма, шедшего от глубочайшей убежденности в правоте своего дела, в атмосфере реакции 80-х годов, была, разумеется, огромной морально-политической победой Салтыкова, говорившей о верности его заветам «наследства».
Но вместе с тем Салтыков отчетливо сознавал, что объективных признаков, свидетельствовавших об изменении "тетенькиного" обличья в направлении пропагандируемых им идеалов, наличная действительность не давала [64]. В 1882 г. писатель мог наблюдать в социальном характере «тетеньки» скорее лишь усиление настроений общественной пассивности («кругом все молчит...», «...все живое попряталось по углам» и др.) и рост буржуазных элементов в ее идейном обиходе. Вот почему, заканчивая свою беседу с «тетенькой», Салтыков счел необходимым еще раз разъяснить ей основные причины этих явлений, указать на источники, которые их питают, и вновь призвать ее осознать свою пока еще скрытую силу. «Сознайте же свою силу, – призывает Салтыков русскую прогрессивную интеллигенцию, – но не для того, чтоб безразлично посылать поцелуи правде и неправде, а для того, чтоб дать нравственную поддержку добросовестному и честному убеждению. Право, без этой поддержки невозможно сделать что-нибудь прочное». Этот заключительный призыв резюмирует главное в эпистолярных беседах писателя-демократа с «российской публикой», предпринятых с прямым расчетом поддержать общественное мнение страны в его борьбе с наступающими силами «разнузданной, невероятно бессмысленной и зверской реакции» [65] 80-х годов.
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Впервые, с нумерацией "I" [66] – журн. «Отечественные записки», 1881, No 7.
В первом "письме" дается общая характеристика состояния русского общества – "тетеньки" – в начале послепервомартовской эры. Состояние это Салтыков характеризует многозначительными для всего цикла словами "тишина" и "отрезвление", обозначая ими резкое понижение общественно-политической активности в оппозиционных и либеральных кругах, усиление в них настроений пассивности, индифферентизма, отказ от "бредней", то есть от мечтаний о высоких общественных идеалах и борьбы за них, что во многом облегчало правительству переход к политике реакции.
Стр. 273. Помните ли вы, как мы с вами волновались? Это было так недавно. – Имеется в виду период резкого обострения политической борьбы и общественного возбуждения середины – конца 70-х годов, период кризиса самодержавия и возникновения в стране революционной ситуации.
...зачем вы, тетенька, к болгарам едете? зачем вы хотите присутствовать на процессе Засулич? зачем вы концерты в пользу курсисток устраиваете? – Перечисляются некоторые из характерных форм общественной активности периода «второго демократического подъема» в России (Ленин). Восстание 1876 г. против турецкого ига в Болгарии, жестоко подавленное, вызвало горячий отклик в русском обществе. Салтыков глубоко сочувствовал освободительной борьбе болгар и других балканских народов. Но он скептически относился к славянскому движению в России, возглавлявшемуся националистическими силами. Кроме того, он отчетливо видел захватнические цели, которые преследовало царское правительство, выступая под лозунгом «защиты братьев славян». Весьма показательным для обостренной общественной обстановки того времени оказался судебный процесс Веры Засулич. Ее судили в 1878 г. за то, что она покушалась на жизнь петербургского градоначальника Трепова. Присланные вынесли подсудимой оправдательный приговор. Он был встречен громким одобрением присутствовавшей публики. Молодежь, собравшаяся у здания суда, ответила на приговор небывалой еще в России уличной демонстрацией.
Стр. 274. К болгарам в пользу Баттенбергского принца агитировать ездит! – Прусский офицер принц Александр Баттенберг, племянник русской императрицы Марии Александровны (жены Александра II), был выдвинут царским правительством на престол созданного после русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг. Болгарского княжества. В 1879 г. к Баттенбергу ездили депутации петербургского и московского славянских комитетов.
Милану прямо в лицо говорит: дерзай, княже! – В 1876 г. сербский князь Милан IV, проводивший авантюристическую политику, объявил войну Турции, к которой страна не была подготовлена. Лишь вмешательство России спасло Сербию от поражения. В период «славянского движения» в 70-х годах пользовался в русских славянофильских и сочувствующих им кругах репутацией «героя» национального сербского освобождения.
«Иде домув муй?» – слова песни из пьесы чешского драматурга И. К. Тыла «Фидловачка». Текст песни стал затем национальным гимном.
...ничего нам не нужно, кроме утирающего слезы жандарма! – Сатирически используемый образ жандарма, утирающего слезы, восходит к исполненному сентиментального монархизма рассказу о назначении в 1826 г. гр. А. X. Бенкендорфа шефом жандармов. В ответ на вопрос Бенкендорфа, в чем будут заключаться его обязанности, Николай I будто бы протянул ему платок и сказал: «Вот, отирай им слезы вдовых, сирых и всех несчастных!»
Стр. 277. ...как вам будет лестно, когда вас, «по правилу», начнут в три кнута жарить! – См. прим. к стр. 112.
Стр. 278. ...Если б мы не держали язык за зубами – никогда бы до ворот Мерва не дошли... – Обострившееся в связи с англо-афганской войной 1878 – 1880 гг. соперничество Англии и России в Средней Азии заставляло царское правительство проявлять заботу о возможной скрытности военных экспедиций, организуемых для подчинения еще не присоединенных к России частей среднеазиатских ханств, в частности Мерва в Туркмении. Попыткам замалчивания колониально-завоевательных целей военных экспедиций царской России в Среднюю Азию Салтыков иронически противопоставляет (по сути же, сближает) открытую колониальную политику буржуазно-республиканской Франции, захватившей весной 1881 г. Тунис. Эта акция вызвала большой шум внутри страны (запросы в Сенате, кризис министерства Ферри и др.) и вызвала ряд внешнеполитических осложнений.
...вот, мол, вам в день ангела... с нами бог! – Современникам было ясно, что слова эти метят в прославленного генерала Скобелева. Ему был присущ особый военно-верноподданнический шик, заключавшийся в том, что он любил приурочивать свои военные победы к так называемым царским дням, «преподнося» их в качестве подарка в дни рождений и именин членов императорской фамилии. Со словами «С нами бог и государь!» («государя», в отличие от «бога», Салтыков не мог воспроизвести по цензурным условиям) Скобелев ходил в свои знаменитые штурмы и атаки.
Стр. 282. Домашние – иносказание для обозначения обывателя, человека «толпы». «Домашние» («домочадцы») противопоставлены «тетеньке» – интеллигенции, обществу; они никогда «не бредили».
...на первом плане стоит благополучие (с лебедой в резерве) и тишина (с урчанием в резерве). – Иносказания, заключенные в скобки, обозначают: первое – материальную обездоленность, нищету, голод; второе – полицейский произвол, административные репрессии. Весь период построен на иронической интонации, сигналами которой и являются ремарки в скобках.
Стр. 283. «Андроны едут» – поговорка, применяемая к тем, кто «несет» чепуху, вздор, говорит бессмыслицу.
Стр. 284. Pointe – здесь: так называемая «Стрелка» на островах в Петербурге; излюбленное место для прогулок, куда приезжали любоваться закатом солнца в Финском заливе.
стр. 286. ...кузька – вредитель хлебных злаков, хлебный жук.
ПИСЬМО ВТОРОЕ
Впервые, с нумерацией «II» – журн. «Отечественные записки», 1881, No 8.
Тема "Письма второго" – по определению Салтыкова – "о лгунах и лганье" [67]. Отталкиваясь от наблюдения отдельных явлений во внутренней политике правительства первых месяцев царствования Александра III, Салтыков находит для обличения этой политики формулу, гласящую: «Ложь, утверждающая, что основы потрясены, есть та капитальная ложь, которая должна прикрыть собой все последующие лжи». – Формула раскрывала подлинный смысл так называемой «народной политики» нового министра внутренних дел гр. Н. П. Игнатьева (был назначен на этот пост в начале мая 1881 г.).
Эта демагогическая политика имела своим назначением, как говорил В. И. Ленин, некоторое время "подурачить "общество" [68], чтобы прикрыть отступление правительства к прямой реакции. Маня широкие слои населения радужными перспективами в сфере экономических и политических мероприятий, правительство ставило их осуществление в зависимость от участия «общественных сил» страны в «искоренении крамолы» [69] и в укреплении «основ» самодержавной власти, «потрясенных» развитием революционного движения. Игнатьев был наиболее подходящей фигурой для проведения этой политики демагогии и обмана.
Однако обличение лжи о "расшатанных" и "неогражденных" "основах" – лжи, предпринятой в целях создания "переполоха", развязывающего руки реакции, – направлено не только против непосредственных проводников такой политики. В не меньшей мере оно направлено и против ее идеологов – "каркающих мудрецов". Под этими "мудрецами", именуемыми также "проходимцами" (в рукописи – "негодяями"), ближайшим образом имелись в виду такие проповедники реакции, как Катков со своими "Московскими ведомостями" и И.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
С образом "тетеньки" неразрывно связан образ эпистолярно беседующего с нею "племянника" – одна из многих разновидностей характерной для салтыковской поэтики фигуры "рассказчика".
При всех изменениях (модуляциях) в предмете, интонациях и идеологических акцентах бесед "племянника" с "тетенькой", читатель всегда явственно слышит голос самого Салтыкова. Образ "племянника" – объективная художественная реальность. Но Салтыков, верный своей поэтике, не отделяет его вполне от собственного "я". Это позволяет ему непрестанно и субъективно страстно утверждать свои взгляды на исследуемую действительность, освещать ее лучами света своей радикально-демократической идеологии, внушать читателю свои "исторические утешения", хотя оптимизм их никогда почти не свободен вполне от примесей горечи и сомнений.
"Письма к тетеньке" находились среди тех произведений Салтыкова, которые идеологически подкрепляли в борьбе с самодержавием, реакцией и с теми либералами, которые пошли на сделку с этими силами – либералами "применительно к подлости", – выходивших на арену истории первых пролетарских революционеров в России. Вспоминая о своем участии в создании, вместе с Г. В. Плехановым, В. И. Засулич, П. Б. Аксельродом и др. первой русской марксистской группы "Освобождение труда", Л. Г. Дейч свидетельствует: "Как раз летом этого же 1883 [61] года в «Отеч. записках» печатались замечательные «Письма к тетеньке» Щедрина, которые вызывали у Плеханова, да и у всех нас, остальных, большой восторг. Георгий Валентинович приводил из них на память большие выдержки <...> Щедрина он признавал одним из самых умных наблюдателей и наилучшим изобразителем разных сторон русской действительности, что ввиду занятой тогда Плехановым вместе с нами, его единомышленниками, марксистской позиции он считал исключительно важным" [62].
Бывший народоволец, а затем большевик, соратник В. И. Ленина, М. С. Ольминский, много и долго изучавший творчество великого сатирика, писал, что "очень часто обозревал Щедрин разные слои русского населения с <...> главной заботой – найти такой слой, достаточно широкий и сильный, который боролся бы за лучшее будущее, стремился бы к сознательности, к выработке крепких убеждений и к проведению их в жизнь" [63]. Попытка «найти такой слой» в лице русской либеральной интеллигенции, персонифицированной в образе «тетеньки», не могла увенчаться успехом. И хотя Салтыков кончает последнее «письмо» уверениями по адресу «тетеньки», что она «сила», что «в делах современности» от нее «зависит многое, почти все», но утверждения эти следует рассматривать скорее как метод преувеличения убежденного агитатора-пропагандиста, просветителя, напряженно, всеми доступными ему средствами стремящегося внушить своей аудитории – российской прогрессивной интеллигенции уверенность в ее социально-политических возможностях, поддержать в ней веру в общественные идеалы и укрепить сознание необходимости борьбы за эти идеалы. Пропаганда «утопий», социальной бодрости, исторического оптимизма, шедшего от глубочайшей убежденности в правоте своего дела, в атмосфере реакции 80-х годов, была, разумеется, огромной морально-политической победой Салтыкова, говорившей о верности его заветам «наследства».
Но вместе с тем Салтыков отчетливо сознавал, что объективных признаков, свидетельствовавших об изменении "тетенькиного" обличья в направлении пропагандируемых им идеалов, наличная действительность не давала [64]. В 1882 г. писатель мог наблюдать в социальном характере «тетеньки» скорее лишь усиление настроений общественной пассивности («кругом все молчит...», «...все живое попряталось по углам» и др.) и рост буржуазных элементов в ее идейном обиходе. Вот почему, заканчивая свою беседу с «тетенькой», Салтыков счел необходимым еще раз разъяснить ей основные причины этих явлений, указать на источники, которые их питают, и вновь призвать ее осознать свою пока еще скрытую силу. «Сознайте же свою силу, – призывает Салтыков русскую прогрессивную интеллигенцию, – но не для того, чтоб безразлично посылать поцелуи правде и неправде, а для того, чтоб дать нравственную поддержку добросовестному и честному убеждению. Право, без этой поддержки невозможно сделать что-нибудь прочное». Этот заключительный призыв резюмирует главное в эпистолярных беседах писателя-демократа с «российской публикой», предпринятых с прямым расчетом поддержать общественное мнение страны в его борьбе с наступающими силами «разнузданной, невероятно бессмысленной и зверской реакции» [65] 80-х годов.
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Впервые, с нумерацией "I" [66] – журн. «Отечественные записки», 1881, No 7.
В первом "письме" дается общая характеристика состояния русского общества – "тетеньки" – в начале послепервомартовской эры. Состояние это Салтыков характеризует многозначительными для всего цикла словами "тишина" и "отрезвление", обозначая ими резкое понижение общественно-политической активности в оппозиционных и либеральных кругах, усиление в них настроений пассивности, индифферентизма, отказ от "бредней", то есть от мечтаний о высоких общественных идеалах и борьбы за них, что во многом облегчало правительству переход к политике реакции.
Стр. 273. Помните ли вы, как мы с вами волновались? Это было так недавно. – Имеется в виду период резкого обострения политической борьбы и общественного возбуждения середины – конца 70-х годов, период кризиса самодержавия и возникновения в стране революционной ситуации.
...зачем вы, тетенька, к болгарам едете? зачем вы хотите присутствовать на процессе Засулич? зачем вы концерты в пользу курсисток устраиваете? – Перечисляются некоторые из характерных форм общественной активности периода «второго демократического подъема» в России (Ленин). Восстание 1876 г. против турецкого ига в Болгарии, жестоко подавленное, вызвало горячий отклик в русском обществе. Салтыков глубоко сочувствовал освободительной борьбе болгар и других балканских народов. Но он скептически относился к славянскому движению в России, возглавлявшемуся националистическими силами. Кроме того, он отчетливо видел захватнические цели, которые преследовало царское правительство, выступая под лозунгом «защиты братьев славян». Весьма показательным для обостренной общественной обстановки того времени оказался судебный процесс Веры Засулич. Ее судили в 1878 г. за то, что она покушалась на жизнь петербургского градоначальника Трепова. Присланные вынесли подсудимой оправдательный приговор. Он был встречен громким одобрением присутствовавшей публики. Молодежь, собравшаяся у здания суда, ответила на приговор небывалой еще в России уличной демонстрацией.
Стр. 274. К болгарам в пользу Баттенбергского принца агитировать ездит! – Прусский офицер принц Александр Баттенберг, племянник русской императрицы Марии Александровны (жены Александра II), был выдвинут царским правительством на престол созданного после русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг. Болгарского княжества. В 1879 г. к Баттенбергу ездили депутации петербургского и московского славянских комитетов.
Милану прямо в лицо говорит: дерзай, княже! – В 1876 г. сербский князь Милан IV, проводивший авантюристическую политику, объявил войну Турции, к которой страна не была подготовлена. Лишь вмешательство России спасло Сербию от поражения. В период «славянского движения» в 70-х годах пользовался в русских славянофильских и сочувствующих им кругах репутацией «героя» национального сербского освобождения.
«Иде домув муй?» – слова песни из пьесы чешского драматурга И. К. Тыла «Фидловачка». Текст песни стал затем национальным гимном.
...ничего нам не нужно, кроме утирающего слезы жандарма! – Сатирически используемый образ жандарма, утирающего слезы, восходит к исполненному сентиментального монархизма рассказу о назначении в 1826 г. гр. А. X. Бенкендорфа шефом жандармов. В ответ на вопрос Бенкендорфа, в чем будут заключаться его обязанности, Николай I будто бы протянул ему платок и сказал: «Вот, отирай им слезы вдовых, сирых и всех несчастных!»
Стр. 277. ...как вам будет лестно, когда вас, «по правилу», начнут в три кнута жарить! – См. прим. к стр. 112.
Стр. 278. ...Если б мы не держали язык за зубами – никогда бы до ворот Мерва не дошли... – Обострившееся в связи с англо-афганской войной 1878 – 1880 гг. соперничество Англии и России в Средней Азии заставляло царское правительство проявлять заботу о возможной скрытности военных экспедиций, организуемых для подчинения еще не присоединенных к России частей среднеазиатских ханств, в частности Мерва в Туркмении. Попыткам замалчивания колониально-завоевательных целей военных экспедиций царской России в Среднюю Азию Салтыков иронически противопоставляет (по сути же, сближает) открытую колониальную политику буржуазно-республиканской Франции, захватившей весной 1881 г. Тунис. Эта акция вызвала большой шум внутри страны (запросы в Сенате, кризис министерства Ферри и др.) и вызвала ряд внешнеполитических осложнений.
...вот, мол, вам в день ангела... с нами бог! – Современникам было ясно, что слова эти метят в прославленного генерала Скобелева. Ему был присущ особый военно-верноподданнический шик, заключавшийся в том, что он любил приурочивать свои военные победы к так называемым царским дням, «преподнося» их в качестве подарка в дни рождений и именин членов императорской фамилии. Со словами «С нами бог и государь!» («государя», в отличие от «бога», Салтыков не мог воспроизвести по цензурным условиям) Скобелев ходил в свои знаменитые штурмы и атаки.
Стр. 282. Домашние – иносказание для обозначения обывателя, человека «толпы». «Домашние» («домочадцы») противопоставлены «тетеньке» – интеллигенции, обществу; они никогда «не бредили».
...на первом плане стоит благополучие (с лебедой в резерве) и тишина (с урчанием в резерве). – Иносказания, заключенные в скобки, обозначают: первое – материальную обездоленность, нищету, голод; второе – полицейский произвол, административные репрессии. Весь период построен на иронической интонации, сигналами которой и являются ремарки в скобках.
Стр. 283. «Андроны едут» – поговорка, применяемая к тем, кто «несет» чепуху, вздор, говорит бессмыслицу.
Стр. 284. Pointe – здесь: так называемая «Стрелка» на островах в Петербурге; излюбленное место для прогулок, куда приезжали любоваться закатом солнца в Финском заливе.
стр. 286. ...кузька – вредитель хлебных злаков, хлебный жук.
ПИСЬМО ВТОРОЕ
Впервые, с нумерацией «II» – журн. «Отечественные записки», 1881, No 8.
Тема "Письма второго" – по определению Салтыкова – "о лгунах и лганье" [67]. Отталкиваясь от наблюдения отдельных явлений во внутренней политике правительства первых месяцев царствования Александра III, Салтыков находит для обличения этой политики формулу, гласящую: «Ложь, утверждающая, что основы потрясены, есть та капитальная ложь, которая должна прикрыть собой все последующие лжи». – Формула раскрывала подлинный смысл так называемой «народной политики» нового министра внутренних дел гр. Н. П. Игнатьева (был назначен на этот пост в начале мая 1881 г.).
Эта демагогическая политика имела своим назначением, как говорил В. И. Ленин, некоторое время "подурачить "общество" [68], чтобы прикрыть отступление правительства к прямой реакции. Маня широкие слои населения радужными перспективами в сфере экономических и политических мероприятий, правительство ставило их осуществление в зависимость от участия «общественных сил» страны в «искоренении крамолы» [69] и в укреплении «основ» самодержавной власти, «потрясенных» развитием революционного движения. Игнатьев был наиболее подходящей фигурой для проведения этой политики демагогии и обмана.
Однако обличение лжи о "расшатанных" и "неогражденных" "основах" – лжи, предпринятой в целях создания "переполоха", развязывающего руки реакции, – направлено не только против непосредственных проводников такой политики. В не меньшей мере оно направлено и против ее идеологов – "каркающих мудрецов". Под этими "мудрецами", именуемыми также "проходимцами" (в рукописи – "негодяями"), ближайшим образом имелись в виду такие проповедники реакции, как Катков со своими "Московскими ведомостями" и И.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47