Это была как бы солома без единого
зерна, дым без огня, это было что-то новое, вероятно, в той же степени
объяснимое, как и все другое, нужно только посмотреть с определенной точки
зрения. Но где эта "точка зрения"?
Они пересекли огромные пространства, следуя по берегу великой реки с
севера на юг, и видели много станов: зерноводческие с их многочисленными
акрами хлебных и кукурузных полей; промышленные с дымящими трубами и
грохотом машин; транспортные с множеством грузовиков и с фантастическими
по масштабам перевозками грузов; станы по производству молочных продуктов
со стадами коров и маслобойными и сырными заводами; станы по разведению
кур; по производству грузового транспорта для фермеров; станы углекопов;
станы по ремонту дорог, по лесоразработкам и так далее. И то тут, то там
встречались им такие же бродяги, путешественники, летяги, как они.
Но куда бы они ни пришли, везде их ждал один ответ: "Очень жаль,
но...", и кучки ребятишек, и чешущихся собак, и агенты по труду,
сообщавшие, что для них в стане ничего нет.
В некоторых станах их встречали более благожелательно, кое-где они
останавливались на день, а то и на неделю, отдыхали, приводили в порядок
машину, расправляли затекшие ноги, встречались с разными людьми.
В таких случаях Эмби ходил по стану и, усаживаясь на солнышке или в
тени - в зависимости от обстоятельств, - заводил разговоры, и иногда ему
начинало казаться, что он постиг этих людей. Но вслед за этим всегда
появлялось ощущение неуловимой странности, смутной непохожести, будто
кто-то, кого он не мог видеть, сидя в кругу собеседников, уставился на
него испытующим взглядом, и тогда он остро осознавал, что между ним и
этими людьми лежит пропасть в сорок лет забытья.
Он ловил их радиопередачи и слышал едва различимые голоса из других
станов, иногда близких, иногда с другого конца континента, - все это
выглядело пародией на любительские репортажи 1960-х годов, словом,
радиосеть на деревенском уровне. Транслировалась в основном болтовня, но
был в ней порой и вполне официальный смысл - официальные заявления,
содержащие требование тонны сыра или грузовика сена, или просьбу заменить
какие-либо сломавшиеся части машины, или подтверждение долга одного стана
другому после какой-либо сделки или за какой-то продукт, чаще всего разные
станы хитрили между собой и платили по большей части обещаниями за
обещания же. И все-таки было в этой их болтовне что-то специфическое,
свойственное только этой фантастической культуре, которая в течение одной
ночи вышла из предместий и превратилась в культуру кочевников.
И во всем присутствовала магия, странная, легкая магия, которая не
причиняла людям вреда, служила только им на пользу. Ему казалось, что
после продолжительного бегства из материального мира домовые и феи
вернулись восвояси. Появились новые, причудливые обряды - они пришли из
прошлого; вновь возникли амулеты и заклинания; возрождалась древняя,
простая вера, забытая в самом недавнем нашем вчера, простая, детская вера
в надежность мира. И, по-видимому, за всем этим скрывается что-то хорошее,
подумал он.
Но самое удивительное было в том, что древняя магия и старые
верования совершенно естественно сочетались с современными технологиями:
кибернетика шагала нога в ногу с амулетами, танцы во имя пролития дождя
сочетались с агрономическими науками.
Пытаясь найти объяснение всему этому, он рассматривал проблему с
разных сторон, и в целом, и по частям, пытался отойти от стереотипов и
вписать модель в определенную историческую эпоху; но чаще всего, когда,
казалось, объяснение найдено и модель вписалась в достаточно разумную
историческую схему, обнаруживалось в конце концов, что вся его работа не
более чем поверхностный взгляд на проблему.
По-прежнему оставались за гранью понимания эти смутные ощущения и
жизненно важный фактор.
Тем временем они продолжали свое путешествие под постоянный
аккомпанемент всеобщего "Очень жаль, но..." Он знал, что Джейк терзается и
имеет на это полное право. Ночь за ночью, лежа в своем мешке, он слышал,
как Джейк и Мерт, считая, что он и дети спят, разговаривали друг с другом.
И как он ни старался из приличия лечь подальше и хотя бы не слышать каждое
сказанное ими слово, по тону их стенаний он догадывался, о чем они
толкуют.
Какой стыд, думал он. Как сильно надеялся Джейк, как глубоко он
верил. Страшно наблюдать день за днем, как человек теряет веру, как она
постепенно покидает его, словно вытекает из раны по капле его кровь.
Устраиваясь поудобнее, он покрутился в своем спальном мешке и закрыл
глаза от звездного света. Он чувствовал, как сон, подобно древнему
утешителю, успокаивает его; и в смутное мгновение, когда реальность
ускользает, но еще не совсем покинула твое сознание, он опять увидел
прекрасный портрет-идеал, который висел над камином, и свет от лампы падал
на него.
Когда он проснулся, трейлера на месте не было.
Сначала он ничего не подумал: ему было тепло и уютно, свежий ветерок
овевал его лицо, радостно заливались птицы на каждом дереве и кусте,
журчал ручей по галечному руслу.
Он лежал и думал, что хорошо жить на этом свете, и смутно представлял
себе, чем одарит его новый день, и был благодарен тому, что ему нечего
бояться.
А потом он заметил, что трейлера-то нет; еще какое-то мгновение он
оставался спокоен, не постигая случившегося, пока гадкой пощечиной по лицу
не дошел до него смысл происходящего.
Его охватила паника, но быстро отпустила - холодный ужас одиночества,
заброшенности сменился взрывом гнева. Он обнаружил внутри спального мешка
свою одежду, вылез из него и сел одеться. Он попытался восстановить
картину того, что здесь произошло.
Стан находился глубоко в низине, возле шоссе, и он вспомнил, как они
подкладывали под колеса трейлера камни, чтобы он не скатился вниз по
склону. Скорее всего Джейк вынул камни, отпустил тормоза и, не заводя
мотор, скатился по склону до того места, откуда звук мотора уже не был
слышен.
Он поднялся и тупо побрел вперед. Вот и те камни, которые они
подкладывали под колеса, а вот и следы на росе.
Вскоре он обнаружил и еще кое-что: прислоненное к сосне стояло ружье
двадцать второго калибра - вещь, которой Джейк гордился больше всего на
свете, и, кроме того, старый, чем-то набитый рюкзак.
Он присел у дерева и развязал его. Там находились два коробка спичек,
десять коробок боеприпасов, его запасной костюм, еда, тарелки, кастрюли,
сковородки и старый плащ.
Он склонился надо всем этим хозяйством, разбросанным на земле, и
почувствовал, как на глазах закипают слезы. Конечно, это было
предательство, но и не совсем предательство - ведь они не забыли о нем.
Украли, бросили его с самыми низкими побуждениями, но Джейк оставил ему
свое ружье, а оно было как бы его правой рукой.
Их стенания, которые он не раз слышал, - не планировали ли они уже
тогда в их ночных разговорах все это? Но что изменилось бы, если б он
расслышал слова, а не тон их бесед, что, если бы он подкрался, подслушал и
разоблачил их планы - что бы предпринял он тогда?
Он снова уложил рюкзак и потащил его и ружье к спальному мешку. Будет
тяжело, но потихоньку-полегоньку он возьмет и понесет все с собой. В конце
концов, утешал он себя, дела обстоят не так уж плохо: у него остался
бумажник и в нем немного денег. Без особого сочувствия он подивился, на
что Джейк, оставшийся без копейки в кармане, будет приобретать бензин и
еду.
И ему показалось, что он слышит, как Джейк занудливо говорит: "Это
все док. Это из-за него никто не хочет брать нас. Им стоило только
взглянуть на него, и они уже понимали, что не далек день, когда он сядет
им на шею. А на что им такие, которые через год-два будут бременем для
них?"
Или немного иначе, так, например: "Говорю тебе, Мерт, это все из-за
дока. Он им вешает лапшу на уши и тем только отпугивает их. Они же
соображают, что он не их поля ягода. Ишь нос задирает! Ну, а мы... Мы
самые обыкновенные люди. Они бы нас в миг приняли, если бы не доктор".
Или так: "Вот мы, нам любая работа нипочем, а док - специалист.
Ничего мы не добьемся, если не отделаемся от дока".
Эмби покачал головой. Смешно, подумал он, на что только не пойдет
отчаявшись человек. Благодарность и честь и даже дружба - все это лишь
хилые преграды на пути отчаяния.
А я? - спросил он себя. Что теперь буду делать я?
Не сразу, конечно, но пришла ему на ум мысль о возвращении домой. Но
это было невозможно: на севере примерно через месяц выпадет снег, и
никаких его сил не хватит, чтобы пробиться сквозь него. Если уж идти
домой, то надо дождаться весны.
А пока оставалось только одно - продолжать свой путь на юг, но не так
быстро. Было в его положении и свое преимущество. Теперь он был
предоставлен самому себе, и у него появилось гораздо больше времени на
раздумья. А в данной ситуации есть о чем поразмыслить, ибо было в ней
много поразительного. Он знал, что где-то ключ к пониманию того жизненно
важного фактора, который он постоянно ощущал в каждом стане, есть ответ на
загадку. Стоит ему разобраться в этом явлении, и тогда можно будет сесть и
писать историю, и таким образом он выполнит свое назначение.
Он положил ружье и рюкзак на спальный мешок, а сам спустился на
дорогу. Остановившись посреди ее, он посмотрел сначала в одну, потом в
другую сторону. Дорога была длинной и безлюдной, таким же безлюдным и
одиноким будет и его путешествие. У него никогда не было детей, а в
последнее время - и друзей. Джейк, подумалось ему, был самым близким
человеком; но Джейка нет, теперь не только пространство, не только пыльная
дорога пролегла между ними, но и его поступок.
Он расправил плечи, изображая уверенность и мужество, которых на
самом деле не было, и снова поднялся на стоянку, чтобы подобрать спальный
мешок, ружье и рюкзак.

9
Месяцем позже он набрел на стоянку водителей грузовика.
Случилось это под вечер; он подыскивал местечко, где бы переночевать,
когда на перекрестке двух дорог заметил припаркованный там грузовик с
прицепом.
У только что разложенного костра хлопотал мужчина, осторожно
подкладывая в костер небольшие ветки. Второй открывал банки с едой. Из
леса вышел третий, с ведром, по-видимому, принес воды из ближайшего ручья.
Мужчина у костра заметил Эмби и встал.
- Привет, незнакомец, - произнес он. - Ищете место для ночлега?
Эмби кивнул и подошел к костру. Он сбросил с плеч рюкзак и спальный
мешок и бросил их на землю.
- Был бы очень вам признателен...
- Очень рады вам, - сказал мужчина. Он снова склонился над огнем,
продолжая подкармливать его. - Обычно мы не останавливаемся на ночевку.
Остановимся ненадолго, только чтобы приготовить поесть, а потом пускаемся
в путь. У нас в машине есть койка, так что пока один ведет машину, другой
спит. Теперь даже Том наловчился водить машину. - Он кивнул на парня,
принесшего воду. - Том вообще-то не водитель. Он был профессор в
университете, теперь - в отпуске, без сохранения содержания.
Том усмехнулся, взглянув через костер на Эмби.
- В годовом.
- Я тоже в отпуске, - сказал Эмби, - только в перманентном.
- Вот уж сегодня проведем ночь как ночь, - продолжал первый
собеседник. - Не люблю спать под шум мотора. Да и нагреваться он стал
чего-то. Надо его раскурочить.
- Раскурочить? Прямо здесь?
- Почему бы нет? Чем плохое место?
- Но...
Водитель хихикнул.
- Да мы его в один миг разделаем. Вон Джим, мой помощник, он
такелажник. Он его извлечет, перетащит сюда, к костру, и мы тут с ним
быстренько разберемся.
Эмби присел возле костра.
- Меня зовут Эмби Уилсон, - сказал он. - Я просто путешествую.
- Вы издалека?
- Из самой Миннесоты.
- Пройти пешком такой кусок - дело нелегкое, особенно для человека
ваших лет.
- Часть пути я проехал на машине.
- Что, машина сломалась?
- Мой партнер сбежал вместе с нею.
- Ну, такие вещи я называю мерзким, низким обманом, - рассудительно
заметил водитель.
- Да нет, Джейк не хотел причинить мне зла, он просто впал в панику.
- И вы пытаетесь его выследить?
- Какой смысл? Да и при всем моем желании я не смог бы его найти.
- Могли бы нанять фиксатора.
- Фиксатора? Что это такое?
- Отец, ты что, с луны свалился? - удивился водитель.
И Эмби ничего не оставалось, как принять за должное удивление
водителя.
1 2 3 4 5 6 7 8