- С удовольствием.
Он взял бутылку, сделал еще глоток и передал ее Джорджу.
- Отсюда никуда, - сказал Джордж. - Пока полицейские не успокоятся.
Он отпил и передал бутылку соседу.

46
Когда Салли и Виккерс пришли, собрание только началось.
- Джордж тоже будет? - спросил Виккерс.
Салли улыбнулась.
- Джордж здесь?
Виккерс кивнул.
- Это не в его духе.
- Джордж - боец, - сказала Салли. - Горячий человек. Врожденный
организатор. Не знаю, почему он не стал коммунистом.
- А вы? Такие, как вы?
- Мы - пропагандисты, - ответила она. - Мы ходим на митинги. Говорим
с народом. Стараемся их заинтересовать. У нас миссионерская работа, мы
обращаем их. А после того, как мы их подготовим, ими начинают заниматься
такие люди, как Джордж.
Дородная матрона, сидевшая за столом, воспользовалась ножом для бумаг
как председательским молотком.
- Простите, - сказала она тягучим голосом. - Простите. Прошу
соблюдать порядок.
Виккерс пододвинул стул Салли, затем уселся сам. Люди в комнате
притихли.
Помещение, как заметил Виккерс, состояло из двух комнат, гостиной и
столовой; застекленные двери, разделявшие их, были раздвинуты, чтобы
получилась единая зала.
"Средняя буржуазия, - подумал он. - Достаточно денежная, чтобы не
казаться вульгарной, но лишенная элегантности и изысканности истинно
богатых людей. На стенах - подлинники, южнофранцузский камин, старинная,
хотя и трудно сказать какой эпохи, мебель".
Он мельком оглядел лица, пытаясь определить, кто эти люди. Рядом
сидел явно деловой человек. Чуть подальше - мужчина, волосы которого давно
требовали стрижки. Он был похож на художника или писателя, скорее всего
непризнанного. А вот та загорелая женщина с серо-стальной шевелюрой не
иначе любительница верховой езды.
Но все это не имело никакого значения. Здесь собрались богатые люди,
жившие в респектабельных домах, где портье носит ливрею, но такое же
собрание происходило сейчас и в каком-нибудь старом доме, где никогда не
было швейцара. И в деревушках, и в маленьких городишках также собирались
люди. Быть может, в доме директора местного банка или парикмахера. И на
каждом таком собрании кто-то восседал на председательском месте и требовал
порядка. И на каждом таком собрании сидели люди, похожие на Салли, ждали
своего выступления и надеялись обратить других в свою веру.
Председательша произнесла:
- Мисс Стенхоп стоит первой в списке сегодняшних чтецов.
Потом она откинулась в кресле, удовлетворенная тем, что люди
успокоились и собрание проходит нормально.
Мисс Стенхоп поднялась, и Виккерс увидел перед собой само воплощение
неудовлетворенного женского тела и духа. Ей было лет сорок, широким
мужским шагом она подошла к столу. Работа принесла ей финансовую
независимость лет пятнадцать назад, и она бежала за призраком, пытаясь
укрыться за образом извлеченного из прошлого персонажа.
У нее был чистый и сильный, но слегка жеманный, голос, читая, она
выпячивала челюсть, словно начинающий оратор, отчего ее шея казалась более
худой, чем на самом деле.
- Если вы помните, мой период - Гражданская война, Юг, - сказала она
и начала читать:
- 13 октября 1862 года миссис Хемптон прислала мне свою коляску со
старым Недом, одним из немногих оставшихся верными слуг. Другие слуги
давно сбежали, оставив ее без всякой помощи. В таком положении находятся
многие из нас...
"Бегство от реальности, - подумал Виккерс, - бегство во времена
кавалеров и кринолинов, во времена войны, которая сквозь дымку времени
стала казаться романтической, а на самом деле сделала столько людей
глубоко несчастными, и они хлебнули в той войне и грязи, и крови, и
страданий".
Мисс Стенхоп продолжала читать:
- Там оказалась Изабелла, и я была рада видеть ее, ведь мы не
встречались уже много лет, с того дня в Алабаме...
Да, это было бегство. Но бегство, ставшее идеальным инструментом для
пропаганды другого мира, второй мирной Земли, идущей вслед за этой.
"Три недели, - подумал он, - прошло не более трех недель, а они
успели создать организацию с джорджами, произносящими речи и
устанавливающими связи под страхом смерти, привлекли множество людей для
ведения подпольной работы".
Но и теперь, когда им предлагали другой мир и надежду на жизнь, к
которой они стремились, люди ностальгически цеплялись за прошлое, пытаясь
воскресить его ароматы. Это говорило о сомнениях и отчаянии, они не хотели
отбросить мечту из страха, что действительность рассыплется в прах, стоит
им коснуться ее.
Мисс Стенхоп продолжала читать:
- Я целый час сидела у кровати миссис Хемптон и читала ей ее любимую
"Ярмарку тщеславия", которую она не раз прочла сама и которую ей несчетно
перечитывали со времени ее болезни.
Но если еще очень многие цеплялись за сладкие мечты, то находились и
люди вроде Джорджа, активисты, готовые бороться за осуществление надежд, и
с каждым днем росло число их приверженцев, поверивших в новый мир, готовых
уйти туда и трудиться там. Они будут произносить речи, исчезать при вое
полицейских сирен, отсиживаться в темных подвалах и возвращаться к своей
работе, когда полиция уйдет.
"Наше послание, - думал Виккерс, - в надежных руках".
Мисс Стенхоп продолжала чтение, и председательница сонно кивала
головой, по-прежнему твердо держа в руке нож для разрезания бумаг. Одни
присутствующие слушали из вежливости, другие - с интересом. Когда чтица
закончит, ей зададут вопросы, попросят уточнений и разъяснений, предложат
что-то изменить и похвалят за блестящую работу. Потом будут вставать
другие, будут читать свои дневники о жизни в другом месте и времени, а все
будут сидеть, и слушать, и играть ту же роль.
Виккерс видел всю тщету этих жалких потуг обрести надежду. Комната
словно прониклась запахом магнолий, ароматом роз, горьковатым духом
воскрешенных из пыли прошлого лет. Когда мисс Стенхоп закончила, в комнате
стало шумно: все стали задавать вопросы, она отвечала на них. Он тихо
встал и незаметно вышел на улицу.
Сверкали звезды. Они о многом напоминали ему.
Завтра он пойдет к Энн Картер.
И напрасно пойдет - ему не следовало с ней встречаться ни при каких
обстоятельствах.

47
Он нажал на кнопку звонка и стал ждать. Но стоило ему услышать ее
шаги, как он понял, что должен повернуться и исчезнуть. Он напрасно пришел
сюда, он знал, что не должен был этого делать, - все следовало начинать
сначала, и не было никакой необходимости во встрече с Энн, ведь мечты о
ней умерли так же, как и мечты о Кэтлин.
И все же он был обязан прийти, именно обязан. Дважды он
останавливался у подъезда, поворачивался и уходил. На этот раз он не смог
уйти, вошел в дом и теперь стоял у двери, прислушиваясь как приближаются
ее шаги.
Что он скажет ей, когда откроется дверь? Что сделает? Войдет, словно
ничего не случилось, словно оба они остались теми же людьми, какими были в
их последнюю встречу?
Следует ли сказать ей, что она мутант, более того - андроид,
искусственная женщина?
Дверь отворилась, и он увидел перед собой прелестную женщину, такую,
какой представлял себе ее всегда. Протянув руку, она втащила его внутрь,
захлопнула за ним дверь и привалилась к ней спиной.
- Джей, - выдохнула она. - Джей Виккерс.
Он хотел что-то сказать, но не смог. Стоял, смотрел на нее и думал:
"Все неправда. Ложь. Это не может быть правдой".
- Что случилось, Джей? Ты же должен был мне позвонить.
Он непроизвольно протянул к ней руки, и она почти в отчаянии
бросилась в его объятия. Они стояли, прижавшись друг к другу, и каждый
ощущал, что нашел опору в своем несчастье.
- Вначале я решила, что ты просто-напросто свихнулся, - сказала она.
- Ты мне столько наговорил по телефону из этого висконсинского городка,
что я решила, будто с тобой неладно и ты заговариваешься. А потом стала
вспоминать всякие странные вещи, о которых слышала или читала...
- Спокойно, Энн, - сказал он. - Ты не обязана мне все пересказывать.
- Джей, ты никогда не думал, что ты не совсем человек? Нет ли в тебе
чего-то необычного, чего-то нечеловеческого?
- Да, - ответил он. - Я часто так думал.
- Я была уверена в этом. В том, что ты не совсем человек. И это к
лучшему. Ведь я тоже не совсем человек.
Он еще сильнее прижал ее к себе. И пока она оставалась в кольце его
рук, он чувствовал, что не одинок. Две бедные души, затерянные во
враждебном человеческом мире, они могли рассчитывать друг на друга. И хотя
между ними не могло быть любви, они должны объединиться против этого мира.
Зазвонил телефон на столе, но они не слышали его.
- Я люблю тебя, Энн, - сказал он, и та часть мозга, которая не была
им самим, а оставалась холодным сторонним наблюдателем, напомнила ему, что
он не вправе ее любить. Невозможно, аморально и абсурдно любить кого-то,
кто ближе сестры, чья жизнь когда-то была частью твоей жизни и снова
вскоре станет ею в облике иной личности, которая, может, и не будет
подозревать об их существовании.
- Я вспоминаю, - сказала Энн, - но не могу вспомнить, - казалось, ее
мысли где-то далеко. - Может, ты поможешь мне?
Он задал вопрос, и губы его похолодели от страха:
- Что ты хочешь вспомнить, Энн?
- Прогулку с кем-то. Я пытаюсь, но не могу припомнить его имя, хотя
четко представляю его себе, несмотря на прошедшие годы. От большого
кирпичного здания на холме мы спускались в долину. Был ясный весенний
день, потому что дикие яблони были в цвету, пели птицы. Я никогда не
совершала такой прогулки, но отчетливо помню ее. Приходилось ли тебе,
Джей, вспоминать то, чего никогда не происходило на самом деле?
- Не знаю, - ответил Виккерс. - Быть может, воображение. Какая-то
ассоциация с прочитанным.
"Вот и все, - подумал он. - Вот оно подтверждение моих подозрений".
Их было трое, сказал Фландерс, три андроида, разделившие между собой
одну человеческую жизнь. И эти трое были он, Фландерс и Энн Картер. Ведь
Энн вспоминала о долине в тех же выражениях, что и он, но он был мужчиной
и помнил, что гулял с женщиной по имени Кэтлин Престон, а так как Энн была
женщиной, она должна была гулять с мужчиной, имени которого не помнила. А
если она и вспомнит имя, оно не будет истинным. Ведь и он гулял с
девушкой, которую звали не Кэтлин Престон, а иначе.
- Но это не все, - сказала Энн. - Я знаю, о чем думают другие, я...
- Прошу тебя, Энн, - сказал он.
- Я никогда не пыталась узнать их мысли, а вдруг поняла, что могу их
читать. Я делала и делаю это бессознательно. Я наперед знаю, кто о чем
будет говорить. Я знаю их возражения прежде, чем они выскажут их. Знаю,
что им нравится. Именно поэтому я хорошо веду дела, Джей. Я проникала в
человеческие мысли и до того дня, когда впервые заподозрила в себе этот
дар. Я сознательно проверяла себя, Джей, я могу читать мысли!
Он сжал ее еще сильнее и подумал: "Энн - телепат, из тех, кто может
разговаривать со звездами".
- Кто мы, Джей? - спросила она. - Скажи мне, кто ты?
Телефон продолжал звонить.
- Потом, - сказал он. - Не так уж это плохо. Даже чудесно. Я
вернулся, потому что люблю тебя, Энн. Я не хотел возвращаться, но не смог.
Потому что не вправе...
- Молчи, - прервала она. - Ты сказал сейчас самые нужные слова. Я
молилась, чтобы ты вернулся. Когда я узнала, что что-то не так, я
испугалась только одного - что ты не сможешь вернуться, что с тобой
произошло самое страшное. Я молилась, понимая, что не должна этого делать,
и чувствовала себя лицемеркой, ведь я неверующая...
Телефон звонил все пронзительнее.
- Телефон, - сказала она.
Он отпустил ее, она подошла к дивану, уселась, сняла трубку, а он
стоял и рассматривал комнату, пытаясь привести в порядок мысли.
- Тебя, - сказала она.
- Меня?
- Да. Кто-нибудь знает, что ты здесь?
Он покачал головой, но подошел. Уже взяв трубку, он не спешил подать
голос, пытаясь сообразить, кто мог позвонить ему сюда.
И вдруг его охватил страх, он покрылся холодным потом, ибо понял, что
только один человек мог находиться на другом конце провода.
Голос произнес:
- Говорит неандерталец, Виккерс.
- С дубинкой и прочим? - спросил Джей.
- С дубинкой и прочим, - ответил Крофорд. - Нам следует утрясти одно
дельце.
- В вашей конторе?
- На улице вас ждет такси.
Виккерс зло засмеялся и спросил:
- Как давно вы ведете меня?
Крофорд фыркнул:
- С Чикаго. Страна нашпигована анализаторами.
- Вы узнаете много нового?
- Иногда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28