В луже заледеневшей уже
крови лежал Сова Тепанов и корчил зверские рожи. Рядышком с ним, тоже
покрытая кровью, валялась кривая сабля.
- Здорово, Сова, - пробормотал Оскар. - Отличное же времечко ты
выбрал для харакири. Особенно - местечко...
- Тебе все шуточки... - говорил Сова гораздо тише, чем ругался, -
...а я сейчас окочурюсь...
- Раньше надо было окочуриваться, - ответил Оскар. - Теперь я тебя
вытащу.
- На себя посмотри, вытаскиватель... - по-прежнему тихонько
посоветовал Тепанов.
- Успею еще. Как-нибудь... - Оскар опустился на колени рядом с
раненым. - Что у тебя?
- Заливал балласт, пингвины налетели. Пока отбивался, разгонял, они у
меня успели выдрать фунтов десять мяса... Ну, троих гадов я положил, вон
там валяются...
И верно, чуть поодаль примерзли к окровавленному льду три мохнатые
кучи. Оскар плюнул в их сторону: так велел обычай, да и веление души
требовало; достал из аптечки на поясе вечный шприц, поискал на Тепанове
живое место и сквозь костюм воткнул иглу в тело; затем достал пакет с
"липучками" и принялся сверху вниз бинтовать...
Тепанов был мужик крепкий, и обычной дозы наркотика, положенной в
таких случаях для обезболивания и отключения, оказалось маловато, чтобы
сразу нокаутировать его организм.
- Спасибо, Оскар... Но я, наверное, все равно подохну. Прости... Это
об мою балластину ты расшибся... Я когда с тварями возился, рычаг задел,
ну, она и поползла... А облегченный буер потом сдуло прямиком в Трещину.
Подфартило, короче, дальше некуда...
Ладно, угольками сочтемся. Полежи. Пока я шлюпку соберу.
- Нет, постой... Слушай, покамест я не сомлел... Вот здесь, - Сова
коснулся поясной сумки, - мое завещание, отдашь дочери...
- Какой такой еще дочери?
- Моей... Она в городе живет... Дочка моя... Найдешь, ей отдашь.
- Сам отдашь.
- Возьми, слышишь, возьми!.. - Тепанов дернулся к сабле.
- Ладно, ладно, давай уж, - грустная ухмылка искривила губы Оскара, -
а то еще зарубишь своим ятаганом, как пингвина.
Оскар снял с раненого сумку, прицепил на пояс себе.
- Там, - Сова показал на сумку, - футляр, маленький такой, это тебе,
возьми... Кроки... Там кроки... как найти библиотеку... их библиотеку...
хорошо все-таки, что тебе отдавать приходится, а не кому другому...
- Ты бредишь, - спокойно сказал Оскар.
- Клянусь дочкой... Я в здравом уме. Я нашел библиотеку, Оскар,
представляешь, я... Ежли подохну - кроки твои, и библиотека - твоя...
Только отдай завещание, и не оставляй меня на съедение совам. И еще...
приди на мои похороны, помяни мою грешную душу. И помоги... Помоги
Сибил...
Он засыпал. Оскар разогнулся и только сейчас осмотрел самого себя.
Ничего утешительного: костюм сбоку разодран, рана глубиной в полдюйма, по
всей видимости, разорвал бок о фиксатор фонаря... Энергобрикет, слава
Богу, цел. Но отопительные контуры костюма порвались, и медная проволока
свисала из разрыва. Возиться с отоплением некогда, Оскар скрутил, срастил
концы нескольких проводов, соединил проволоки, наскоро, и поверх всего
этого беспорядка наклеил кусок липучки. Потом ощупал шлем. Фейсгард свезло
набок, трубчатый гребень и вовсе снесло, но голова, похоже, не пострадала.
Оскар ободрал с ног смятые наколенники и заковылял к буеру.
То, что ни о каком ремонте сейчас не стоит и мечтать, выяснилось с
первого беглого взгляда. Оскар включил радиоответчик буера, достал с
заднего сиденья игломет, сразу же подключил оружие к энергобрикету, ремень
нацепил на плечо и забросил игломет за спину.
Первый приступ слабости Оскар ощутил, едва начав собирать шлюпку -
маленький буер из легких труб, с паршивыми коньками. Вообще-то дело было
плевое, и если бы не рана, Оскар справился бы буквально за несколько
минут; а тут еще засигналил энергобрикет на поясе Тепанова. Оскар вынул
брикет, питающий фару, доковылял до раненого, взял его за воротник и
потащил за собой к буеру. Тут слабость нахлынула волной, накатила всерьез,
захлестнула, и пришлось даже осесть прямо на лед.
Наконец он собрал шлюпку, взвалил на нее обмякшего Тепанова, сменил
ему брикет, собрался было лечь сам, но вспомнил о рулевом лезвии. Бросить
его вместе с буером - означало вдребезги рассориться с кузнецом Вацеком.
Морщась от боли, Оскар приподнял корпус, умудрился одной рукой снять
обтекатель и открыть, отжать оба фиксатора, но все-таки достал узорное
булатное лезвие.
Он лег на шлюпку, лицом вниз, сморщился, подмигнул своему отражению в
ледяном зеркале, с которого порыв ветра на мгновение смахнул ледяную пыль,
дотянулся до ручки фала и рывком вздернул парус. Но, ко всему прочему,
заело стопор и пришлось дергать, дергать, дергать и дергать, пока парус не
поддался, схватил ветер...
- Ну, ветер приняли, теперь выберемся, - Оскар толкнул локтем
бесчувственное тело Тепанова. - Главное - не спрыгивай на ходу, Сова,
договорились?..

...Время от времени Оскар стряхивал дурнотную муть и, задирая голову,
смотрел на звезды, в особенности на Айсстар. Нечего было и думать
добраться на шлюпке до города, нужно было тянуть, всеми средствами
вытянуть, на Дорогу; там был шанс встретить экспресс, караван или
курьерский муниципальный буер. И еще - уж очень не нравилось Оскару, как
деревянно стучит о нижний кронштейн мачты перчатка Совы Тепанова.
...Над горизонтом замигали две новые звезды, синие.
Везет же, подумал Оскар. Намотал на раму шкот. Потянулся за аварийной
укладкой, достал сигнальные ракеты и насадил одну на ствол игломета.
Судя по огромному расстоянию между огнями штурманской и хвостовой
башенок, из Столицы шел тяжелый сорокаосный караван. Вновь, и сейчас
совершенно невовремя, накатил приступ слабости, и Оскар, чтобы не сомлеть
и не отрубиться, перевернулся на больной правый бок; в таком положении
дотянул-таки до Дороги. Снова заело проклятый стопор, парус продолжал
уносить шлюпку, и тогда Оскар сыграл ва-банк, просто-напросто выдернул
мачту из стейса вместе с кронштейном, бросил ее под рулевой конек. Лезвие
перескочило трубу, распахало парус, но опорные коньки, налетев на мачту,
сорвались со штифтов и развернулись в стороны. Едва не усвистев под
огромные счетверенные катки, шлюпка наконец остановилась...
Первый выстрел оказался дохлым, ракета лишь соскочила со ствола и
запрыгала, застучала по льду, как консервная жестянка. Вторая ракета
оранжевой змеей умчалась прямиком под брюхо каравана - нет гаже занятия,
чем лежа стрелять из игломета, а подняться на ноги уже не было ни сил, ни
времени. Последнюю Оскар нацелил почти в зенит, и на штурманской башенке
завертелся красный прожектор...
Заметили, - подумал Оскар. - Как же я устал...
Караван не стал останавливаться, просто сбросил скорость, и Оскар еще
успел прочитать на его борту громадные буквы.
"Голиаф", - подумал он и разрешил себе заснуть.

...Сова Тепанов танцевал под открытым небом, словно солист Ледового
Театра, разница вся заключалась в одежде лишь. Это был танец, именно
танец, пускай незамысловатый, но не просто бессмысленное кружение. Музыки
не было, и сам Сова молчал, танцуя сосредоточенно, отрешенно даже. Оскар
вдруг приметил, что лед начал затягивать Тепанова, всасывать, вначале по
щиколотки, потом - по колени. Сова танцевал, ничего не замечая, а лед
затягивал от все глубже и глубже. Самое странное и страшное - подо льдом
не было его ног, были шевелящиеся мешки пустоты, и чем глубже Сова
погружался, тем больше размерами становился ужасный воздушный пузырь,
сохраняющий форму тела, танцующий..
ОН СТАНОВИТСЯ ПОЛОСТНИКОМ! - сообразил наконец Оскар и кинулся прочь,
но тут же споткнулся. Словно шарик без рук, без ног, катился он по дну
необъятной долины - ледяной чаши Сухого Моря, падал с каких-то уступов и
снова катился, катился, катился, а рядышком бежала, завывая, небывало
огромная певчая сова и в конце пути, Оскар знал наверняка, точно знал это
- его дожидается полостник с лицом Тепанова.
Справа на поясе взорвался энергобрикет, боль развернула Оскара из
тугого клубка, запахло горелым мясом, его, Оскара, мясом... Огромная
певчая сова бросилась к нему, топорща когти.
- Как же так! - закричал он. - Я ж еще живой!..
- Живой, живой, успокойся! - раздалось совсем рядом.
Оскар открыл глаза, увидел над собой двухфутового диаметра полусферу
плафона и тут же вспомнил - где он находится и почему.
- У вас рация работает? - спросил он неизвестно кого.
- Да, конечно!.. - с ноткой удивления в голосе ответили откуда-то
справа. - Почему она должна не работать?..
- Сообщение в Ирис... Оскар Пербрайнт и Сова Тепанов умудрились по
очереди разбиться у Старой Трещины... Как Он?
- Мертв. Ты вез его уже мертвого. Страшная кровопотеря, и я ничего не
смог, не успел сделать. У него в жилах практически не осталось...
- А как я?
- О, гораздо лучше. Бок разорван, голову, вероятно, тряхнуло тоже
основательно. Кровь я тебе влил, а синяки сам посчитаешь, когда нечего
делать будет. Развлечешься. Ну и, конечно, придется выбросить костюм.
- А рубашка цела?
- Вот, в углу валяется. Цела твоя рубашка.
- Не выкидывай. Она у меня счастливая.
- Как хочешь. Что еще передать в Ирис?
- Две заявки на имя шерифа. Координаты в поясной сумке и в кармане
рубашки. А для себя запиши... - Оскар продиктовал координаты. - Там лежат
три здоровенных пингвина, жира с них - фунтов сорок.
- Правда? - обрадовался караванщик. - Вот спасибо!
- Тебе спасибо! - ответил Оскар и снова позволил себе забыться.

...Встречая Аттвуда, губернатор выглядел несколько смущенным.
- Помните, я обещал вас познакомить с Оскаром Пербрайнтом?
- Помню. А что случилось?
- Да в общем-то ничего страшного. Он здесь, у меня, но украл я его из
муниципальной больницы, и он, надо сказать, не в лучшем настроении. Бок у
него разодран, болит, и он от этого злой, как пингвин.
- Ну, не съест же он меня. Ведите.
Как только Биди представил их друг другу, Оскар спросил:
- Так значит, вы предлагаете нам плюнуть здесь на все и помочь
планете-матери сотворить новый демографический взрыв?
- Не совсем так. Эта планета-мать хочет спасти вас от потопа.
- Бог поможет - выплывем. Да и не доживу я до этого самого потопа,
сколько б ни тужился. А что делать на Земле мне, например? Я ведь только и
умею, что лед резать.
- Льда на Земле хватает. Но никто уже не живет даже поблизости от
него - всем достаточно места в теплых широтах. Вы представить себе не
можете, как это приятно - полежать голышом на солнышке.
- Да уж, под нашим солнышком через полчаса начинаешь звенеть. А
сколько человек вы сможете взять сейчас?
- Сотни две. У нас небольшой корабль.
- Ну-у, столько-то наберется наверняка. Есть такие - поедут в Столицу
полечиться у Горячего Озера, это там аномалия такая имеется, да так там и
остаются. Неохота им сюда за новыми болячками возвращаться.
- Господин Аттвуд интересуется местными аномалиями и зверьем, -
вмешался в разговор Биди.
- Я очень рад. Аномалий больших я знаю пять... Горячее у Столицы,
Свечку, Болото, Стеклянную и Старую Трещину, будь она... Вы, наверное,
знаете, землянин, что здешний лед течет... А вот Старой ни черта не
делается. Кстати, это единственное место, где обнажена почва. Отчего эти
аномалии взялись - никто не знает. Если принять гипотезу о "ледяной
бомбардировке", то это, наверное, бывшие эпицентры взрывов. Вы можете
спросить: как это мы, живя на планете, двести лет уж как, ничего не знаем
о ее природе. Отвечаю: некогда было. Кто разбирал корабли и строил города,
кто возился с гидропоникой, еще лучевиков надо было много - лед плавить.
Кстати, тогда же и нашли первых аборигенов. Насколько я знаю, планету
изучали только два человека - покойный отец губернатора и мой покойный
отец, он был ассистентом у старшего барона. Вам повезло, что вы, с вашим
интересом к Льдине, опустились в Ирисе - должен я вам сказать. Все, что
они наколдовали, хранится у нашего хозяина, а сами они поехали однажды к
Болоту, хотели повести штрек под его дном... Больше их никто никогда не
видел.
- Вы сказали - "больших аномалий". А что, есть другие, малые?
- Да, но мы не любим о них вспоминать. Мы называем их полостниками.
Это пузырь такой во льду, совершенно пустой, но имеющий форму человечески
тела...
- Человеческого? - перебил Аттвуд.
- Конечно, я оговорился, но вы же видели, как мы с ними похожи! Да,
человеческих тел формы. Если хотите посмотреть - у нашего губернатора в
галерее есть один. Я и второго ему привез, но он сказал, что готов принять
его на вес льда.
1 2 3 4 5 6 7 8