– Черная планета?
– Да. Вскоре я неожиданно для себя включил автоматы посадки.
– Что значит «неожиданно»?
– Меня что-то толкнуло. Я долго выбирал место приземления и сел там, где мне почему-то понравилось. Посадив машину на слой Черных Шаров, я натянул скафандр, снял Шар с пульта, спустился в шлюз, открыл люк. Шар вырвало из моих рук – притяжением других Шаров, сплошь покрывавших все. Потом я вернулся в рубку и стартовал.
– Вы делали это бессознательно?
– Нет. Скорее инстинктивно. И меня не покидала уверенность, что все это правильно. Даже сейчас, вспоминая об этом, я в этом убежден. Да. Все, что я делал, было правильно. Вот, собственно, и конец моей истерии. Больше мне нечего сказать.
– Разве вы туда не вернулись?
– Нет. Я никогда не вернусь.
– Почему?
– Я не хочу возвращаться, – сказал Васин. – Вы будете возражать. Но мы получаем планеты не даром. Мы платим за все.
– Чем платим? – спросил Замойский.
Васин смотрел на деревья. Мы платим за эти леса. Платим за каждую ветку, за каждый лист.
Его взгляд переместился на небо. За это тоже, думал он. Мы платим за небо, за его синеву. За чистоту его облаков. Платим за воздух, которым дышим.
Васин увидел свою руку на столе рядом с чашкой из-под кофе. Пальцы дрожали. И за это, подумал он.
Он сказал:
– Мы платим своей свободой. Не знаю, что внутри Черного Шара заставляет меня делать то, чего я не хочу, и вдобавок чувствовать, что я поступаю правильно. Все равно. С меня довольно. Никакая сила меня не заставит. Никто, вы понимаете?..
– Почему вы нервничаете? Пока я ни о чем не прошу.
– Я ничего не предлагаю, – сказал Васин. – Я никогда не сяду на эту планету, будь она проклята. Конечно, когда-нибудь я слетаю туда. Просто чтобы издали взглянуть, как дела. Но, уверяю вас, это произойдет не скоро. Отнюдь не в будущем году и даже не через месяц. И ни в коем случае не завтра…
– Может, сегодня? – предложил Замойский. – Какая разница, раз вы все равно собираетесь?
Через два часа они разговаривали с диспетчером.
Жизнь возвращалась постепенно. Рубка вращалась. Когда она остановилась. Васин повернул голову.
Замойский лежал не двигаясь. Васин отстегнулся и включил гравиционер. Замойский открыл глаза.
– Неужели… всегда… так?..
Васин поднял шторки. В иллюминаторе, ослабленное фильтром, висело крупное солнце. Из анализатора ползла лента.
– Видите цифры? Экспресс-информация: класс звезды, параметры планет… Наша вторая. Смотрите сюда.
Стеклянный прямоугольник почернел, наполнился звездами.
– Учтите: черная планета не отражает, – предупредил Васин. – В лучшем случае вы увидите темное пятно на фоне звезд.
Экран ожил. Звезды плыли в черноте неба. Потом в экран въехал белый полумесяц и остановился.
– Это и есть черная планета? Я думал о них по-другому.
Серп увеличился, заполнил экран. Васин смотрел на него, не веря глазам. В экране осталось сплошное серое поле.
– Облака, – сказал Васин.
Пелена сползла с половины экрана, обнажив паутину трещин. Видны были отдельные камни, подчеркнутые тенями.
– Неужели я ошибся? – сказал Васин. – Впрочем, убедиться легко. Мы сядем и посмотрим.
Замойский обрадованно кивнул. Васин усмехнулся его радости. Сам он уже верил, что это другая планета. Сесть на ту он никогда бы не согласился. Никогда в жизни.
– Посмотрите на анализатор, – сказал Васин перед выходом. – Сплошной кислород. И температура нормальная.
В шлюз ворвались солнце и ветер. И панорама: булыжники, воронки, трещины. Облака и синее небо.
– Что это? – громко спросил Замойский. Он спрыгнул на землю и побежал. Остановился, поднял что-то с земли. Повернулся к Васину. В руках у него было что-то черное, круглое.
Черный Шар.
Васин посмотрел в другую сторону. С невысокой скалы сползала осыпь камней. Среди щебенки выпячивалось что-то черное, круглое, похожее на атлетическое ядро.
– Смотрите, здесь их много! – крикнул Замойский.
Васин обвел глазами неровную каменную равнину. Лавовые поля тянулись на многие километры. Ветер гнал по земле тучки пыли и облака по небу. Пейзаж напоминал бы земную пустыню, если бы не Черные Шары. Их было меньше, чем когда-то на Элионе. Много меньше, но все-таки много.
Замойский куда-то скрылся. Васин спустился из шлюза и пошел от машины прочь. Он ничего не искал, но Черные Шары встречались все время. Они лежали всюду: на открытом месте, в тени, на возвышениях. Но по мере удаления от корабля попадались все реже и реже.
Наконец Васин остановился. Шаров впереди уже не было. Все тысячи их остались за его спиной, вблизи корабля.
Так бывает всегда, внезапно подумал Васин. Всегда ты садишься в такой круг, будто они и вправду живые, будто они сами, почуяв корабль, собираются на пиршество.
Как стая вампиров.
Они собираются вокруг корабля, чтобы высосать наши желания, чувства и мысли, чтобы насладиться содержимым наших мозгов, чтобы превратить это в воздух и бросить на ветер.
Васин оглянулся. Корабль, как конус крохотного вулкана, возвышался далеко-далеко. Васин повернулся к пустыне спиной и пошел назад. Вскоре стали встречаться Черные Шары. Заколдованный круг, сжимающийся к машине.
Из-за большого камня вышел Замойский с Черным Шаром в руках.
– Мне повезло, – заявил он. – Вероятно, до меня в таких местах и правда не было любопытных. Смотрите.
Он поднял Шар обеими руками и бросил. С земли, куда его бросил Замойский, поднялся другой Черный Шар. Взлетел самостоятельно, будто почва сама бросила его к первому. Шары летели по дугам, их нисходящие ветви встретились у земли. Раздался хлопок, будто лопнул воздушный шарик. Шары слились в один.
– Так всегда, – объяснил Замойский. – Пока вы отсутствовали, я провел этот опыт десятки раз.
Васин одобрительно смотрел на Замойского. Все, что он делал, было правильно. Внутри у Васина дрогнуло.
Замойский делает правильно, но куда ведут его действия? К тому, что черная стая вокруг корабля редеет. После экспериментов Замойского на планете вскоре останется единственный Черный Шар, Шар-диктатор. И Васин (это тоже будет правильно) положит его на пульт, по Шару зазмеятся узоры, и он начнет приказывать. Васин уйдет в поиск, и свобода опять исчезнет. Останется необходимость, и все потечет по-старому.
– Не представляете, как я доволен, – сказал Замойский. – Все укладывается в мою гипотезу. Абсолютно все.
Солнце садилось. Они шли к кораблю, и попадавшиеся на пути Шары отбрасывали черные тени. В рубке Васин разложил кресла и лег. Замойский зашторил иллюминаторы и лег тоже.
Под утро Васину приснился сон. Он рассказывал о работе разведчика. Вместо голов у собравшихся были Черные Шары. После выступления в зале послышались хлопки, похожие на звук лопающегося шарика. Когда они перешли в овацию. Васин проснулся.
Они стояли на пороге кессона, вглядываясь в пейзаж. Вид у Замойского, как ни удивительно, был не растерянный, а скорее обрадованный.
– Один лежал вчера в осыпи, – проговорил он. – Там, возле валуна. И на дне трещины. Ну, дела! Еще было несколько, я запомнил места. Сегодня их нет совсем. Но это невозможно!
– Их нет, – сказал Васин. – Договоримся так. Старт через два часа. Делайте что хотите. Но не опаздывайте.
– А что будете делать вы? Тоже искать?
– Нет. Договорились: через два часа.
Васин спрыгнул на камни. Вспомнил вчерашний день и усмехнулся. Пусть Замойский жалеет, что они исчезли.
Он обошел вокруг Машины, проверил шасси. Все отлично, взлет не представляет проблемы.
Солнце взошло, но воздух еще не прогрелся. Васин шагал быстро. Его настроение улучшалось. Шаров нет. Все они исчезли.
Ноги несли Васина все дальше. Временами он испытывал странное чувство: будто когда-то проходил здесь. Оно появлялось и исчезало, как солнце в разрывах облаков.
Васин остановился, посмотрел вниз. У его ног лежал Черный Шар. Будто ждал человека. Он уцелел один. Последний Шар на этой планете. Возможно, во всей вселенной.
Васин поднял Черный Шар. Тяжелый, холодный, мертвее черепа. Увы, бедный Йорик!..
У корабля Васина ждал Замойский.
– О, вам повезло! Я перевернул все окрестности, но нашел всего один. А вы долго искали?
Васин не ответил. В кессоне Замойский спросил:
– Куда мне его деть?
– В багажник. Вот ключ. Свой Шар я прихвачу в рубку.
В рубке Васин поискал глазами, куда положить Шар, и усмехнулся. Единственным подходящим местом была лунка на пульте.
Потом был старт.
Потом перед ними сменялись быстрые орбитальные зори, а внизу все затягивали облака. Приборы обшаривали планету. Васин надеялся обнаружить хотя бы одно скопление Черных Шаров. К вечеру стало ясно, что искать бесполезно.
– Пора спать, – сказал Васин.
– Что-то мы часто спим, – откликнулся Замойский. – Вот ключ от багажника, спрячьте. Я боюсь за своего пленника.
– Я положу ключ под подушку, – сказал Васин.
Он проснулся ночью, как от толчка. Из головы выметало обрывки последнего сна. Шевелящиеся руки, много шевелящихся рук.
В рубке было темно. Чуть слышно посапывал Замойский. Сна не было ни в одном глазу.
Васин сел на постели. Рубка была пронизана пульсирующим черным сиянием. На пульте, под стеклянной крышкой, лежал Черный Шар. Это он испускал наполнявшие рубку волны черного света.
Замойский перестал дышать. Стало совсем тихо. В тишине таилась музыка. Было все хорошо видно.
Васин опустил ноги на пол, натянул одежду. Музыка играла тихо. Он знал, что делает правильно.
Он вставил ноги в туфли. Внезапно пол ушел вниз. Васин вскочил, чтобы не потерять равновесия. Корабль плавно дернуло. Васин сделал шаг к двери рубки. Корабль мягко дергался в такт неслышимой музыке, и с каждым толчком Васин, чтобы не упасть, делал новый шаг к двери. Это походило на танец.
Потом дверь вместе с кабиной навалилась на его плечо и распахнулась. Его глазам открылся коридор, длинный-длинный. В конце коридора черным сиянием светилось окошко в люке багажника.
Свечение мягко пульсировало. Кровь билась в висках. Все скреплялось неслышимым ритмом. И в такт этому ритму коридор плавными толчками надвигался на Васина.
Васин перебирал ногами, чтобы остаться на месте; конец коридора из-за этого приближался. И Васину почему-то казалось, что сам он пятится, пятится, пятится…
Свечение в окошке пульсировало, как в рубке. В центре свечения лежал Шар.
Черный Шар.
Тихая музыка стала неслышимой. Люк багажника дернулся к Васину, аккуратно надевшись скважиной на ключ, зажатый в его вытянутой руке.
Ключ повернулся.
Потом Васин опять, будто танцуя, перебирал ногами на месте, чтобы не упасть, а в его руках был Черный Шар, и коридор двигался в обратную сторону, приближая к нему рубку.
Рубку, и пульт, и второй Шар в лунке на пульте.
Раздался сухой хлопок. Крышка опустилась. Под ней мерцал холодным узором Черный Шар. Один. Игра змеистых линий на его боках угасала.
Васин рухнул в постель и погрузился в черноту сна.
Утром он долго лежал, вспоминая видения ночи. Сон?..
Замойский спал. Васин вышел в коридор, к люку багажника. Прильнул к смотровому окошку.
Значит, не померещилось. Значит, все так и было.
В рубке Замойский смотрел на него с любопытством. Внезапно Васин почувствовал себя виноватым. Странное ощущение, что-то из детства. Ему было мучительно стыдно. Он глянул в зеркало. Лицо было пунцовое.
– Если бы вы знали, как я вам завидую, – услышал он голос Замойского.
– Что вы имеете в виду?
– Вашу ночную деятельность, – сказал Замойский.
Васину стало еще неуютнее. Удар был нечестный. Вероятно, Замойский все видел. Но где вина Васина? Раз Замойский все видел, мог бы и сам вмешаться.
Ощущение вины исчезло. Васин привел кресло в порядок. В зеркале был Замойский: опять смотрел с любопытством.
– Так и будете лежать? – спросил Васин.
– Вы не переживайте, – сказал Замойский. – Не огорчайтесь. Все абсолютно нормально.
– Нормально? А вы хоть знаете, что произошло?
– Могу предположить. Собственно, я все видел. Жаль, что это произошло не со мной.
– Вы не шутите?
– Я? – сказал Замойский. – Зачем? Может быть, я полетел сюда специально, чтобы испытать это. Не повезло. Но вы хоть расскажете мне, как все происходило?
– Как хотите, – сказал Васин.
После окончания рассказа Замойский сказал:
– Значит, свет был черным? И казалось, вы пятитесь? И дверь сама наваливалась на ваше плечо? Блестяще. Это последний штрих. Какая жалость, что это произошло не со мной!..
– Хватит, – сказал Васин. – Давайте свою теорию.
– Меня, – начал Замойский, – натолкнуло на это одно философское течение, сравнительно малоизвестное. Оно относится к космологии, но меня привлекла стержневая идея: что материя развивается параллельно во встречных потоках времени.
– Параллельно? Как это? Частью в обычном времени, частью в обратном?
– Приблизительно так. Но еще вернее сказать, что материя развивается в обоих направлениях сразу. Таким образом, вселенная подобна колоссальному палиндрому, слову-перевертышу.
– Не понимаю.
– Есть притча, – сказал Замойский.
1 2 3