Главное, без узоров. Что самое-то главное совсем без узоров. Я была в шоке. Зачем? Хоть бы птичку какую-нибудь вышил - аиста или альбатроса - ведь сколько времени свободного! Нет, ходит в старом! Для чего? Не понимаю!
Когда он двигался, двигалось все его тело. Иногда мне казалось, что вместе с ним двигается все пространство, но ведь мы - часть пространства, всего лишь часть! Заключенная в оболочку из тела и костей. Как мне хочется вырваться на свободу!
4. ПАДИШАХ
Падишах обрадовался, когда узнал, что Сарина осталась у монаха. "Вот и славненько, - думал он, потирая руки. - Ну и ладушки! Ай-ай-ай! Она оправдала мои надежды!" Он послал ей кофе и ковров - все, что она просила. И выпустил родителей Садая из тюрьмы - теперь не понадобятся. Странное дело - Садай, вместо того, чтобы бежать и избежать новых притеснений, вернулся в свой дом (вместе с папой и мамой) и зажил там припеваючи.
"Милая моя, родная моя, милая моя, - думал счастливый папа, наконец-то я от тебя дождался того, чего хотел".
Но я чувствую, что мне необходимо пояснить его радость. Если смогу, конечно.
Монах считался одним из лучших людей в королевстве. За ним давно закрепилось такое мнение. Никого не интересовало - может быть, он изменился со временем? Никого! Люди любят стереотипы. Шепотком говорили: "Один из лучших людей..." Если бы Томас умер, остался бы один лучший человек - Падишах. Казалось бы, Падишах должен ненавидеть монаха, что тот отнимает у него власть, но этого не случилось.
"Как хорошо, что Сариночка ушла к нему! Как хорошо!" - напевал Падишах. Он все время влазит со своей радостью, так что отодвинем его в сторону и продолжим без него.
Сариночка полюбила монаха. Это то же самое, что полюбить столб. Энергия уйдет в землю, как при грозе. Не будет никаких иностранцев. Так примерно думал папа. Сариночка вернется домой и заживет, как надо.
Падишаху не приходило в голову, что монах захочет покинуть свой пост ради любви земной - Падишаху ведь никогда не приходило в голову, что он может быть не-падишахом. Тем более, что Падишах знал Томаса еще с младенчества - со своего младенчества. Он бы хотел его свергнуть, но, что приходит с детства - то навсегда.
Поэтому Падишах был шокирован, когда узнал, что Сарина убежала с монахом, и замок пуст. Сбылась одна мечта - можно занять монастырь, но исчезла другая. Где дочь?
Падишах особо не торопился. Все владения были его, а до золотых ворот два дня пути. Кстати, можно проверить, как сторожат ворота - такую ценную вещь нельзя оставлять без присмотра, и Падишах назначил двух стражников, чтобы те охраняли ворота (по очереди), то есть сказал им: "Стойте здесь и смотрите", - и они встали, как вкопанные.
Падишах провозился со своим войском - устраивал смотр, проверял (лично) копыта у лошадей - хорошо ли подкованы, и так утомился, что пришлось отложить поход на следующий день. Предположим, сегодня утром Падишах узнал о побеге. День он провошкался, бегал, орал, лег спать, а наутро (значит, прошли уже сутки) проснулся и приказал идти.
Сам Падишах ехал на черной лошади, его сподвижники - на белых и гнедых. "Никто не должен выделяться! - приказал Падишах. - Если увижу, кто вперед меня едет, хуже будет!" И он скакал впереди всех, радуясь, что победил в скачках, и всех обогнал, так что воинству пришлось его догонять, и он дал им нагоняй, что они его не обогнали. "Мне не интересно! - кричал он, раскрасневшись от жары и топота копыт Рамбонда, который он, казалось, слышит над самым ухом, хотя лошадь была внизу. - Мне не интересно! Вы все отстали! Мне скучно с вами соревноваться, воители!" - сказал он с презрением, и сам же расстроился. "Что за паршивое у меня войско, - думал он, - обогнать не могут, догнать - тоже." В духе Падишаха было давать противоречивые указания, а потом самому же расстраиваться из-за их невыполнения. Или это была игра? Как в случае с Сариной. Падишах отлично знал, чего хочет дочь, но делал все наоборот. Теперь же бешенство с тихой яростью поднималось в нем, смешиваясь, как коктейль, и пузырясь. Во-первых, Сариночка сбежала. Хоть бы предупредила, куда. Во-вторых, войско разболталось и не слушалось - даешь им ценные указания, а они не выполняют. В-третьих, сам Падишах устал после скачек. Поэтому он устроил привал и велел жечь костры. Воины поснимали с себя латы, но Падишах закричал, на мгновенье проснувшись (он всегда чувствовал, что происходит в его войске): "Немедленно одеться! Всем - подъем! Вдруг противник нападет ночью!" И заснул. А войско бродило по лесу (Падишах сделал привал под эвкалиптами, на чужой земле, чтобы не топтать свою территорию - как известно, после стоянки остается мусор) и не знало, чем заняться. Указаний Падишах не дал, а ослушаться и делать что-то свое никто не решился. Вы спросите, откуда такая власть? А откуда такая власть у любого человека, облеченного властью? Просто люди любят подчиняться и отдают часть своей жизни властолюбцу. Власть Падишаха держалась на убеждении людей, что ими кто-то должен управлять. Монах не считал себя хорошим и управлял собой. Томас считал, что надо жить, а остальное приложится. Поэтому он обладал властью. Падишах же считал, что людьми надо управлять, и люди так считали, но войско разбегалось, не слушалось, и Падишаху приходилось все больше звереть.
Он проснулся в плохом настроении - мало сказать! В препротивном. Ему надо было кого-то пнуть, чтобы почувствовать себя лучше. Он выбрал самого беззащитного - Амана - и пнул его. После бегства принцессы Аман остался без работы. Ему пришлось вступить в армию. Но это был неверный шаг. Аман был настоящий уродец - маленький, карликовый (хотя - не карлик, просто маленького роста), а ребята в армии - рослые и могучие. Падишах специально набирал себе армию и самых красивых сынов забрал в нее. "На их фоне я буду выглядеть еще лучше", - думал Падишах, хотя логики никакой не было. Падишах был маленький мужчина, выше Амана на полсантиметра. Но иногда ум или желание власти делают человека великаном для окружающих. Впрочем, любое желание плодотворно - оно приближает нас к смерти.
Войско набрано из людей смелых и решительных, но им некуда было девать свою смелость и решительность. Войн не было - Падишах еще не такой дурак, чтобы воевать маленьким государством (в войске было всего 200 воинов) против всего мира. Кроме того, он не знал, а какую сторону идти то ли на юг, то ли на север. Кроме и этого, существовало звездное небо. Падишах вылазил из своего походного шатра и любовался на звезды, любоваться на которые никому не запрещено. "Сариночка, - думал он, Сариночка моя!" Но одновременно - есть ли другие миры? Что, если звездное небо - только занавеска, отделяющая Падишаха от другого эвкалиптового мира? В просветы между эвкалиптами виднелись спящие воины, лежащие и сидящие, и Падишах оставался наедине со своими мыслями, и залезал в палатку и продолжал думать.
На рассвете его разбудили звон воинских лат, крики и гортанные вопли самых смелых - чтобы показать свою смелость, они орали, подражая Падишаху. Падишах пулей выскочил из палатки, чтобы наказать того, кто посмел нарушить его сон. Такой хороший сон! Ему снилось, что Сариночка подает ему полотенце для утирания. Чем нежнее в нас любовь, тем она нужнее окружающим.
Эти же чувства испытывал Аман. Как странно, что один человек, который сейчас убьет другого, испытывает те же чувства, что и его товарищ. Держу пари, что вы сейчас подумали, что Падишах убьет Амана. Только самые умные и мстительные продумали вторую версию - Аман выхватит нож и, в ответ на все оскорбления, пронзит толстую Падишахову грудь, рядом с сердцем, но поток крови, хлынувший из раны, не даст тканям сомкнуться и заживиться. Сама по себе кровь целительна, и хорошо, когда она хлещет из раны, вымывая все бактерии и загрязнения - мы автономны от мира, и грязь на песке и грязь на дороге в городе - разные вещи. В городе - это неудобство, и мы стремимся избавиться от нее, а в лесу или на море - часть мира. Избавляясь от части мира, мы избавляемся от себя. Я специально хочу вас запутать, потому что сама не могу найти вопрос - точнее, вопрос-то я нашла, а теперь - где ответ? Стоит упустить вопрос, как появляется ответ. Нет ответа - и вопрос уполз в сторону. Расползаются, как жуки. Вот и лови их! Сарина рассматривала жука, впервые увидев этот вид - крылышки синенькие, а лапки - желтые. На самом деле жук ее волновал не больше, чем она - жука. Сарина краем глаза и частью разума следила за Томасом. Томас разжигал костер. Дым уже поднимался к небу, огибая эвкалиптовые ветки на той стороне границы. Томас и Сарина расположились в осиновом лесу, единственном лесу на пути к золотым воротам. Везде - редкий кустарник чакча-вакча с сиреневыми цветами. Цветы осыпались, и зеленые ветви торчали без них. Пахло дымом. Сарина оглянулась, перестала делать вид, что ищет жука, и подошла к костру.
- Целый день! - сказала она. - Мы идем целый день! Где же золотые ворота?
- Еще день, - сказал монах, - еще день! Я говорил тебе - еще день. Всего два дня.
- Хочу сейчас, - сказала Сарина, - хочу сейчас к золотым воротам.
Монах ничего не ответил на эти слова. Он ломал своими мускулистыми худыми руками ветки эвкалипта, которые подобрал на этой стороне - ветер обрывал ветки и заносил их на эту сторону.
Вдруг из-за толстых, хорошо просвечиваемых солнцем и довольно далеко стоящих друг от друга гладких широких стволов эвкалипта появился маленький человек и принялся двигаться к ним. Монах отчетливо видел маленькую шапочку-берет человека, бряцающее оружие у него за спиной - меч и кинжал, но так как меч и кинжал были рассчитаны на нормального человека, а не на Амана (а это был он, Аман), то казались настоящими великанами рядом с маленьким человеком.
Аман приблизился, и, сняв свою шапочку, сказал: "Здравствуйте!"
5. АМАН
Как только Аман приблизился, монах толкнул Сарину так, что она упала в кусты и замерла там, даже не успев вскрикнуть, а потом заснула.
- Здесь, кажется, сидела женщина, - сказал Аман, поздоровавшись и указывая на то место, где сидела Сарина - после рассматривания жука она успела сесть, и тут появился Аман. Покрывало, которое несла Сарина с собой (естественно, нес монах, но оно нужно было Сарине), еще хранило следы ее башмачков, и в складках синего атласного покрывала замерли бусы - желтые янтарно-коричневые бусы.
- Хорошие бусы, - сказал Аман, поднимая цепочку золотых камней. Такие есть только у Сарины. Ей отец привез из Индии.
Монах молчал. Он стоял, как изваяние, и только мысль двигалась в нем. По его худому лицу двигались невидимые судороги. "Неужели конец, - думал Томас, - конец моей счастливой монашеской жизни. Я жил пятьдесят восемь лет, но мне кажется - что один день, и я хочу еще, хочу - еще".
Аман угадал его мысли. Он сел у костра и закурил трубочку. Терпкий дым табака смешался с дымом эвкалиптовых мыслей - ветки мыслили, и их думы навевали на человека странный сон.
"Может быть, я так же умру, как этот человек, который сейчас боится смерти", - думал Аман, глядя на Томаса. Томас был моложе Амана. Отсутствие людей и злобы вернули ему человеческий лик - лик незапятнанного ничем восемнадцатилетнего юноши. Иногда старики моложе нас, и я почувствовала это на собственном опыте.
Аман снова закурил, вдыхая дым костра. Теперь уже он принимал в себя мысли огня - древние умели общаться с природой и внутри себя, и - вне.
- Отец ищет дочь, - сказал он, - и он найдет ее.
Ни слова больше ни говоря, он поднялся и, повернувшись спиной, ушел. Томас видел, как болтается на его уродливой кряжистой спине нож и кинжал кинжал с длинной рукояткой и лезвием раньше назывался "мечом".
Томас молчал. "Смогу ли я любить ее, как раньше? - подумал он, иногда и мысли - ложь".
Сарина проснулась и принялась расспрашивать монаха. "Надо бежать, сказала она, - надо скорее бежать". Она принялась свертывать покрывало и сунула его в руки монаху. "Скорей, - сказала она, - скорей! Мы еще успеем."
Странное оцепенение овладело монахом. Они провели хорошую ночь. Любовь всегда хороша, когда ее мало. Он бросил ветки в огонь - он все держал в одной руке эвкалиптовые ветки, которые ломал, когда пришел Аман, а в другой - покрывало, которое сунула ему Сарина. "Пойдем", - сказал он. "Мы будем счастливы" - это не говорилось, это подразумевалось. Сарине и Томасу не требовалось говорить. Возникла единая мысль - более единая, чем тело. Недаром многие политики сделали себе карьеру через любовь.
"Вернись в монастырь" - шептал ему невидимый голос. Но голос любви был сильнее. Любовь смеется над нами и не воспринимает нас всерьез каких-то человечков, а мы поклоняемся ей и терпим нужду в словах и половых партнерах.
Каждый шаг давался Томасу с трудом. Чем дальше монастырь, тем притягательней его сила. Многие из вас подумали, что Сарина и Томас переспали друг с другом или, как бы это выразиться помягче - устроили половое сношение. В наш век распущенности и свободы только дети вздрагивают от таких слов, а я пишу о людях, которые сами себя погубили.
1 2 3 4 5 6 7