— Дело в том, что я… — он запнулся, — виноват перед вами…
— Довольно, Свен, — перебил я. — Мне все понятно. Вы догадались прочесть надпись наоборот — получается «Лотта»… Вы тут же вспомнили бредни Дюмона, но не решились сообщить мне о своем открытии. Откуда вам было знать, что Дуговский рассказал мне об этом. Ну что ж, лучше поздно, чем… Ладно. Теперь слушайте меня внимательно. Вы уже знаете, где я прочел таинственное слово, но вы не знаете другого: три-четыре часа назад на понтоне этой надписи не было.
— Как вы сказали?!
— Не было! — повторил я с ударением. — Если предположить, что надпись сделал не я, то… Сами понимаете, чем это пахнет. И оставьте меня на сегодня. Мне нужно выспаться. А вот ружья… ружья мы с вами бросили, пожалуй, зря.
Я действительно сразу уснул. Не слышал ни слова из того, что ответил Болл.
…Сначала был мрак. Просто мрак и ничего больше. Потом возникли струи голубого огня. Струи расплывались, бледнели, осветляя пространство. Головокружительная беспредельность, насыщенная переменчивым блеском далеких миров и еще наполненная чем-то более сложным и емким. Наполненная пристальным взглядом двух человеческих глаз. Девичьих глаз… «Лотта!» — хотел прошептать ошеломленный странник, который уже потерял себя в этом преогромном пространстве. Но нечем было шептать, не было губ. Была только Мысль.
— Лотта!.. — прошептала Мысль.
— Лотта-а-а… — повторило эхо космический шепот.
— Ты узнал меня, странник? — спросили глаза.
— Я узнал бы тебя среди миллиардов! — ответила Мысль, и где-то обрушилась лавина грохота.
Тогда проступил бледный, овал девичьего лица. Мысль, напрягаясь, жадно вглядывалась в это лицо, полупрозрачное, словно мираж, и, может быть, не существующее вовсе, но такое нужное, необходимое той капельке еще живого теплого, что оставалось среди руин давно утраченных надежд.
— Я — сон, я лишь мечта о несбыточном, — сказали губы, жемчужно-бледные, чуть тронутые сожалеющей улыбкой.
— Я знаю… — ответила Мысль и закружилась в водовороте отчаяния. — Поэтому я не хочу просыпаться! Пусть этот сон длится вечность…
— Вечности нет! — загрохотало пространство, внезапно загораясь огнем. — Вечность кончается там, где умирает Мысль!
Вздрогнула девушка-тень. И, повернувшись, молча пошла туда, где на фоне кровавого зарева вырисовывались контуры гигантского спрута. Дрогнула Мысль и потекла, заструилась вдогонку.
Бронзовый спрут улыбнулся холодной, понимающей улыбкой. Его тяжелые щупальца подползли и обвили девушку-тень.
— Шарик есть, — раскатами прогремел бронзовый голос. — Шарика нет!
Щупальца сомкнулись, потом разошлись и с металлическим лязгом опали. Девушка-призрак исчезла.
Мысль разразилась отчаянным криком:
— Отдай!
— …ай!.. ай!.. ай!.. — испуганно вскрикнуло эхо.
Десятирукий гигант снисходительно рассмеялся:
— Зачем тебе это? Она принадлежит мне, тебе принадлежат воспоминания.
— Кто ты? — спросила Мысль, присмирев от горя и страха.
— Время, — ответил бронзовый голос. — И я не умею возвращать.
Мысль не сказала больше ни слова. Проклятый идол был прав.
Над горизонтом поднималось белое солнце. Бронзовый спрут спокойно взглянул на пылающий шар, из его огромных неподвижных глаз выкатилась большая прозрачная капля. Потом еще одна, и еще. Капли падали, выбивая мелодичную дробь. Тинь-тань, ти-и-та-тинь…
Я проснулся весь в холодной испарине. Опустил ноги с дивана, сел. В динамиках переговорного устройства жалобно пищит морзянка. Минуту я озадаченно смотрел на Царевну-Лебедь, пытаясь разобраться в хаосе коротких и длинных сигналов. Передача велась неумело, в замедленном темпе, как будто на ключе работает новичок, выстукивая нечто совершенно бессмысленное.
Я вышел в тамбур и толкнул дверь в соседнюю каюту. Оглядел помещение, направился в салон.
В салоне звуки морзянки раздавались громче и явственней. Болла здесь не было. На столе — записка. Я взглянул на сигнальные огоньки пульта бункерной коммутации, перевел взгляд на динамики внешней связи и только теперь до меня дошло: передача велась извне… За стеклом акварина разрасталось облако потревоженного ила. В клубах слабо подсвеченной прожекторами желтоватой мути промелькнула водянисто-серая тень, округлая, с расплывчатым вырезом посредине…
«2:35. Вышел в воду. Вернусь через час. Болл». Что это взбрело ему в голову?.. Я схватил карандаш и на обратной стороне листка стал набрасывать идиотские знаки морзянки. Чушь какая-то, он меня просто разыгрывает!
Внезапно бункер содрогнулся от гула. Морзянка умолкла. Я отшвырнул карандаш и бросился к акварину. Непроглядная муть. Внешняя сторона стекла будто оклеена плотной желтоватой бумагой.
Гул нарастал. Работали компрессорные установки батинтаса. Я взглянул на часы, сверил их с салонным хронометром. Одно и то же: без десяти минут три. Значит, вел передачу не Болл! Часы и гудение компрессоров определенно указывали на то, что он еще не успел выйти из бункера…
Регулятор громкости на усилителе звуковой передачи введен до предела. Навалясь грудью на пульт, я кричу в микрофоны что-то однобразное, жуткое. Зеленые мотыльки на сигнальных глазках подрагивают в такт моему надрывному крику.
— Пашич, вернись! Вернись немедленно! Ты болен, ты гибнешь, вернись!..
Я кричал в воду, кричал со слабой надеждой настигнуть криком безумца, дать почувствовать ему его одиночество…
Болл вернулся раньше обещанного срока. Не переодеваясь, устало завалился в кресло, сорвал с лица кислородную маску и бросил на стол. На макушке жалко топорщились мокрые волосы.
— Что-нибудь случилось, Грэг?
— Да.
Пожалуй, нужно сварить ему кофе.
— Рассказывайте, — сказал он с явным недовольством.
— Нет, сначала мне хотелось бы выслушать вас.
Болл закашлялся, яростно сплюнул в носовой платок остатки легочного наполнителя, ответил:
— В такое случае, идите ко всем чертям!
— Хорошо сказано, Свен. Емко. Будем считать, что мы наметили точки сближения в вопросах взаимного понимания. Но вы раздражены, устали… Отдохните, пока я приготовлю кофе. Вам с молоком?
— Нет, мне покрепче. Почему вам нужно, чтобы я рассказывал первый?
— Грамматика. Я спал, а вы были заняты делом. События имеют тенденцию развиваться последовательно. Может быть, я выражаюсь недостаточно ясно?
Болл уткнул лицо в маску и все то время, пока я был занят кофейными манипуляциями, дышал кислородом. Он явно поторопился покинуть «колесо обозрений».
Я разлил кофе и бросил на стол пакет с глюкозой. Болл жадно схватил свою кружку.
— Спасибо, Грэг, но знайте, что я все еще зол. На вас, на себя.
— Отлично. В нашем проклятом деле злость играет роль стимулятора. Пейте с глюкозой, вам необходимо подкрепиться.
— Вы оказались пророком… Квантаберов я не нашел.
Кружку, поднесенную было к губам, я бесцельно подержал на весу и медленно опустил на стол. Так…
— Продолжать поиски ружей не стал, — добавил Болл. — Решил вернуться.
И правильно сделал. Представляю, каково ему было слышать в воде мой отчаянный зов.
— Нет, не потому, — сказал он, перехватив мой сочувственный взгляд. — Просто понял, что искать бессмысленно. Ведь я выводил на поиски Краба. Это его работа… — Болл кивнул в сторону акварина.
Я обернулся. Облако взбаламученных осадков нисколько не поредело, пелена желтоватого тумана оставалась такой же плотной, видимость — нуль. Вспомнилась тень. Круглая, со светлым вырезом посредине.
— Скажите, Свен, как долго Краб занимался этой бесполезной и, судя по теперешнему состоянию дна, очень кропотливой работой?
— Я вижу, вас интересуют подробности… — Болл задумчиво покачал пустую кружку. — Зачем? Клянусь, я не видел и не слышал ничего странного. Кроме подводного крика, конечно. Кстати, что надоумило вас орать на весь океан?
Я указал на динамик. Он, видимо, ничего не понял, но сказал:
— Ладно, тогда по порядку… По-моему, слишком прохладно, а? Вы не находите?
Он поднялся, включил электрообогреватели на полную мощность. Ноги окутала волна теплого воздуха.
— Так вот, Грэг, вы ошиблись вчера, я ничего не знал о бреднях швейцарца. Поэтому слово «аттол», даже прочитанное наоборот, оставалось для меня таким же загадочным. Вы уснули, бросив меня на растерзание вами же вызванных тревог. У меня крепкие нервы, но согласитесь, ваше вчерашнее поведение могло сбить с толку кого угодно… Поразмыслив, я решил вернуть квантаберы в бункер. Я был уверен, что делаю это напрасно: пока Манты в воде, за сохранность ружей нечего опасаться. Ведь я умышленно не стал отзывать скутеры в ангарный бокс, чтобы какой-нибудь бродяга спрут случайно не уволок опасную игрушку. Но сомнения не давали мне покоя. Лезть в воду самому не хотелось, и я сел за пульт. Подготовив программу для Краба, я дал приказ Мурене сделать все остальное. Запрограммированный ею Краб вскоре выполз из четвертого бункера. Он кружил в указанном секторе добрые полчаса. Наконец, мое терпение лопнуло, и я его отозвал. Выходило, что нужно идти за ружьями самому. Я оставил переговорное устройство включенным на случай, если мне понадобится что-нибудь передать. Не успел я выплыть из-под бункера, как меня оглушил рев динамиков: «Пашич, вернись!..» От неожиданности я выронил взятый с собой квантабер. Мистер Соболев кричит во мне, подумалось мне. Я быстро сплавал к четвертому бункеру и убедился, что ружья действительно исчезли. Вы продолжали кричать, и я вернулся. Вот и все, Грэг.
— Н-да, мало… Вам еще кофе?
— Не откажусь.
Я налил.
— Ну, и как вы объясняете исчезновение квантаберов?
— Кальмары, — сказал Болл. — Больше некому. Прошу прощения, но ваша версия меня раздражает. Насчет безумца, который бродит вокруг станции.
— Я этого не говорил.
— Конечно, — согласился Болл. — Вы об этом кричали. Давайте разберемся, как следует. По самым оптимистическим подсчетам, Пашич, если не погиб — а я совершенно уверен в обратном, — должен находиться в воде уже около семи суток. Позволительно будет узнать: как он ест, как он пьет и где подзаряжает аккумуляторы?
Я признался, что эти вопросы занимают меня самого.
— Давайте посмотрим, на чем основана ваша гипотеза, — продолжал наступление Болл. — Во-первых, надписи. Та, которую видели вы, появилась внезапно, вдруг. А если этому не поверить? Я думаю, загадочные буквы остались нам в наследство от наших предшественников, просто вы раньше их не заметили. Во-вторых, исчезновение ружей. Конечно, Манты расстреляли бы любого кракена, попади он в зону действия локаторов. Но мы не учитываем длиннорукости спрутов. Какой-нибудь десятирукий вор мог запросто дотянуться до квантаберов, скрываясь за бункером. А больше, по-моему, ничего особенного не произошло.
— Произошло, — я протянул Боллу его записку.
— Это писал я, — сказал он. — Ну и что?
— Взгляните на обратную сторону листа.
Болл посмотрел:
— Не понимаю.
— Это морзянка, которую я принял перед тем, как вы услышали мое знаменитое обращение к Пашичу.
— Бросьте меня разыгрывать! — Болл побагровел. — Есть вещи, мистер Соболев, которыми не шутят!..
— А на кой черт мне вас разыгрывать! — выкрикнул я и хватил кружкой о стол. Жалобно зазвенели осколки.
Мы стояли друг против друга.
— Вы превосходный человек, мистер Болл, — сказал я, — но долгое общение с вами, очевидно, выходит за пределы моих возможностей.
— Я тоже думаю, что мистер Дуговский допустил ошибку, связав нас необходимостью совместных действий, — заявил Болл.
— Ну что ж, в таком случае я буду действовать самостоятельно, на свой страх и риск. И будь я проклят, если кто-нибудь сможет мне помешать!..
Первым опомнился Болл. Он сел и расправил бумагу.
— Послушайте, Грэг, но это же чистейший абсурд. Может быть, вы знаете, на каком языке этот текст?
— Знаю. На русском.
— Чепуха! Я сумел бы прочесть любой русский текст, зашифрованный кодом Морзе.
Он с такой убежденностью сделал ударение на слове «любой», что я невольно простил ему все.
— Свен, — сказал я, пытаясь говорить спокойно, — этот текст требует такого же необычного чтения, как и обнаруженная злополучная надпись. Читайте, Свен, наоборот — для этого достаточно перевернуть бумажку вверх ногами. Читайте вслух, потому что я хочу еще раз услышать то, во что мне трудно поверить.
«Я долго искала людей, я нашла»… — прочел Болл первую фразу и взглянул на меня. В его глазах блеснула насмешка.
— Читайте, Свен, читайте.
«Не покидайте меня, верните безличность, нет равновесия…»
Болл скомкал лист и, откинувшись в кресле, несколько раз подбросил его на ладони.
— Пришелец!.. — сказал он и громко рассмеялся. — Вернее, пришелица!.. С другой планеты! Нет, из антимира! Глубоководная нимфа.
Он хохотал. Я молчал, стиснув зубы.
Внезапно погас свет. Будто разом сработали все включатели тьмы, мгновенно лишив пространство привычной трехмерности.
— Полетели предохранители, — услышал я голос Болла.
Скрип кресла, два громких щелчка — Болл вырубил из электрической сети систему обогрева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24