Она взяла кусок голубой ленточки с туалетного столика миссис
Джонс, перекинула его через плечо и с предельно глупым видом любовалась на
себя в зеркало. Все животные единодушно осудили ее и затем все вместе
покинули эту комнату. Несколько окороков, висевших на кухне, были взяты
для захоронения, и в буфетной Боксер проломил копытом бочонок с пивом -
все остальное в доме осталось нетронутым. Было принято единодушное
решение, что ферма останется музеем. Все пришли к соглашению, что ни одно
животное не должно жить в ее помещениях.
После завтрака Сноуболл и Наполеон снова созвали всех.
- Товарищи, - сказал Сноуболл, - уже полшестого, и нас ждет долгий
день. Сегодня мы начнем жатву. Но прежде всего мы должны кое-что сделать.
И свиньи сообщили, что в течение последних трех месяцев они учились
читать и писать по старому сборнику прописей, который когда-то принадлежал
детям мистера Джонса, но был выброшен в кучу хлама. Наполеон послал за
банками с черной и белой красками и направился к воротам, за которыми
начиналась основная дорога. Затем Сноуболл (именно Сноуболл, поскольку у
него был самый лучший почерк) взял своими раздвоенными копытцами кисть,
закрасил название "Ферма "Усадьба" на верхней перекладине ворот и на этом
месте написал "Скотский Хутор". Отныне таково должно было быть название
фермы. После этого они вернулись к зданию, где уже стояла прислоненная к
задней стенке большого амбара лестница, доставленная по приказанию
Наполеона и Сноуболла. Они объяснили, что последние три месяца, когда они
изучали прописи, им, свиньям, удалось сформулировать в семи заповедях
принципы анимализма. Эти семь заповедей будут запечатлены на стене; и в
них найдут отражение непререкаемые законы, по которым отныне и до
скончания века будут жить все животные на ферме. С некоторыми трудностями
(ибо свинье не так просто балансировать на лестнице) Сноуболл забрался
наверх и принялся за работу; несколькими ступеньками ниже Визгун держал
банку с краской. Заповеди были написаны на темной промасленной стене
большими белыми буквами, видными с тридцати метров. Вот что они гласили:
С_е_м_ь_ з_а_п_о_в_е_д_е_й_:
1. Каждый, кто ходит на двух ногах, - враг.
2. Каждый, кто ходит на четырех ногах или у кого есть крылья, - друг.
3. Животные не носят платья.
4. Животные не спят в кроватях.
5. Животные не пьют алкоголя.
6. Животное не может убить другое животное.
7. Все животные равны.
Написано все было очень аккуратно, не считая только, что вместо
"друг" было "дург", а одно из "с" было развернуто в другую сторону, но в
целом все было очень правильно. Чтобы собравшиеся твердо уяснили
написанное, Сноуболл громко прочел заповеди. Все кивали в полном согласии,
а самые сообразительные сразу же стали учить заповеди наизусть.
- А теперь, товарищи, - сказал Сноуболл, отбрасывая кисточку, - на
нивы! Пусть для нас станет делом чести убрать урожай быстрее, чем Джонс и
его рабы!
Но в этот момент три коровы, которые давно уже тоскливо переминались
с ноги на ногу, стали громко мычать. Их не доили уже целые сутки, и все
три вымени у них болели. Немного подумав, свиньи послали за ведрами и
весьма успешно подоили коров, поскольку, как оказалось, свиные копытца
были словно специально приспособлены для этой цели. Скоро пять ведер
наполнились жирным парным молоком, на которое остальные животные смотрели
с нескрываемым интересом.
- Что будем делать с этим молоком? - спросил кто-то.
- Джонс иногда подмешивал его нам в кормушки, - сказала одна из кур.
- Не о молоке надо думать, товарищи! - вскричал Наполеон, закрывая
собой ведра. - О нем позаботятся. Урожай - вот что главное. Товарищ
Сноуболл поведет вас. Я последую за вами через несколько минут. Вперед,
товарищи! Жатва не ждет.
И животные двинулись на поля, где принялись за уборку, а когда
вечером вернулись домой, то обнаружили, что молоко исчезло.

3
Как они выкладывались и потели на жатве! Но их усилия были
вознаграждены, так как урожай оказался даже больше, чем они рассчитывали.
Порой работа доставляла немалые трудности: техника была рассчитана на
людей, а не на животных, и основным препятствием было то, что никто из них
не мог работать, стоя на задних ногах. Но у свиней хватило
сообразительности обойти эти помехи. Что же касается лошадей, то они знали
каждую кочку на полях, в косовице и жатве разбирались лучше Джонса и его
батраков. Сами свиньи фактически не работали, а лишь организовывали и
руководили. Естественно, что эта главенствующая роль была обеспечена их
выдающимися познаниями. Боксер и Кловер впрягались в жнейку или в
механические грабли (ни о поводьях, ни о хлысте в эти дни, конечно, не
могло быть и речи) и аккуратно, раз за разом, проходили все поле. Сзади
шла свинья и в зависимости от ситуации руководила работой с помощью
возгласов: "Поддай, товарищ!" или "Осади назад, товарищ!". Все
выкладывались до предела, скашивая и убирая урожай. Даже куры и утки целый
день сновали взад и вперед, таская колоски в клювах. В конечном итоге
урожай был собран на два дня раньше, чем это обычно делал мистер Джонс.
Более того - такого обильного урожая ферма еще не видела. Не пропало ни
одного зернышка; куры и утки с их острым зрением подобрали даже все
соломинки. За время уборки никто не позволил себе съесть больше одной
горсточки.
Все лето работы шли с точностью часового механизма. Обитатели фермы
даже не представляли себе, что можно трудиться с таким удовольствием. Они
испытывали острое наслаждение, наблюдая, как заполняются закрома, потому
что это была их пища, которую они вырастили и собрали сами для себя, пища,
которую отныне не отнимет у них безжалостный хозяин. После изгнания
паразитических и бесполезных людей, никто больше не претендовал на
собранные запасы. Конечно, на досуге приходилось о многом подумать. Не
обладая еще достаточным опытом, они встречались с определенными
трудностями - например, когда они приступили к уборке зерновых, им
пришлось, как в старые времена, вылущивать зерна и собственным дыханием
сдувать мякину - но сообразительность свиней и могучие мускулы Боксера
всегда приходили на помощь. Боксер вызывал у всех восхищение. Он много
работал еще во время Джонса, ну а теперь трудился за троих; бывали дни,
когда, казалось, вся работа на ферме ложилась на его всемогущие плечи. С
восхода и до заката он трудился без устали, и всегда там, где работа шла
труднее всего. Он договорился с одним из петухов, чтобы тот поднимал его
на полчаса раньше всех, и до начала дня он уже добровольно успевал что-то
сделать там, где был нужнее всего. Сталкиваясь с любой задержкой, с любой
проблемой, он неизменно говорил одно и то же: "Я буду работать еще больше"
- таков был его личный девиз.
Но и остальные работали с полной отдачей. Так, например, во время
уборки куры и утки снесли в закрома пять бушелей пшеницы, которую они
собрали по зернышку. Хищения, воркотня из-за порции, ссоры, свары и
ревность, то есть все, что было нормальным явлением в старые времена - все
это практически исчезло. Никто - или почти никто - не жаловался. Правда,
Молли не нравилось вставать рано утром, и если на ее пашне попадались
камни, она могла сразу же бросить работу. Довольно сообразительным было и
поведение кошки. Скоро было замечено, что, как только возникала неотложная
работа, кошки не могли доискаться. Она пропадала часами, а потом, как ни в
чем не бывало, появлялась к обеду или вечером, когда все работы были
завершены, но она всегда умела столь убедительно извиняться и так
трогательно мурлыкала, что было просто невозможно не верить в ее добрые
намерения. Старый Бенджамин, осел, казалось, совершенно не изменился со
времен восстания. Он никогда не напрашивался ни на какую работу и ни от
чего не отлынивал; но все, что он делал, было проникнуто духом того же
медленного упрямства, что и во времена мистера Джонса. О восстании и о
том, что оно принесло, Бенджамин предпочитал помалкивать. Когда его
спрашивали, чувствует ли он, насколько счастливее стало жить после
изгнания Джонса, он только бурчал: "У ослов долгий век. Никто из вас не
видел дохлого осла", и остальным оставалось лишь удовлетворяться его
загадочным ответом.
В воскресенье все отдыхали. Завтракали на час позже, а затем все
спешили на церемонию, которая неукоснительно проводилась каждую неделю.
Первым делом торжественно поднимался флаг. Сноуболл нашел в кладовке
старую зеленую скатерть миссис Джонс и нарисовал не ней белое копыто и
рог. Каждое воскресное утро этот стяг поднимался по флагштоку,
водруженному в саду фермы. Зеленый цвет, объяснил Сноуболл, символизирует
поля Англии, а копыто и рог олицетворяют будущую республику животных,
которая восторжествует после того, как будет окончательно покончено со
всем родом человеческим. После поднятия флага все собирались в большом
амбаре на общий совет, который получил название ассамблеи. Здесь
планировалась работа на будущую неделю, выдвигались и обсуждались
различные решения. Как правило, предлагали свиньи. Все остальные понимали,
как они должны голосовать, но им никогда не приходило в голову выступить с
собственными предложениями. Сноуболл и Наполеон бурно участвовали в
дебатах. Но было замечено, что они редко приходят к соглашению: что бы ни
предлагал один из них, второй всегда выступал против. Даже когда все было
совершенно ясно и было достигнуто единодушное согласие - например,
оставить нетронутым небольшой выгон за садом, который мог бы служить
местом отдыха для животных, окончивших работу, - то и тогда разгорелись
бурные споры о пределе пенсионного возраста для каждого вида животных.
Ассамблея всегда кончалась пением гимна "Скоты Англии", и после полудня
все отдыхали.
Помещение, где хранилась упряжь, свиньи превратили в свою
штаб-квартиру. Здесь, пользуясь книгами, которые нашлись на ферме,
вечерами они изучали кузнечное дело, плотницкие работы и другие искусства.
Сноуболл, кроме того, занимался созданием организаций, которые он называл
"комитеты животных". Этим он занимался с неутомимой энергией. Он
организовывал комитет по производству яиц для кур, лигу чистых хвостов для
коров, комитет по вторичному образованию диких товарищей (его целью было
приручить крыс и кроликов), движение за белую шерсть среди овец и
множество других, не говоря уже о курсах чтения и письма. Обычно все эти
проекты постигала неудача. Например, попытки приручения рухнули почти
немедленно. Все дикие вели себя точно так же, как и раньше и, если
чувствовали, что к ним относятся с подчеркнутым великодушием, просто
старались использовать такое отношение. Кошка вошла в комитет по
вторичному образованию и несколько дней проявляла большую активность. Так,
однажды она была замечена сидящей на крыше и беседующей с воробьями,
которые располагались несколько поодаль от нее. Она рассказывала им, что
теперь все животные стали братьями и что ныне любой воробей, если захочет,
может подойти и сесть к ней на лапу, но воробьи продолжали сохранять
дистанцию.
Тем не менее, ликбез пользовался большим успехом. К осени почти все
животные в той или иной степени стали грамотными.
Что касается свиней, они свободно читали и писали. Собаки успешно
учились читать, но кроме семи заповедей их ничего не интересовало.
Мюриель, коза, умела читать еще лучше собак и порой по вечерам она читала
остальным обрывки газет, которые валялись в куче мусора. Бенджамин читал
так же, как свиньи, но никогда не демонстрировал своих способностей.
Насколько мне известно, говорил он, нет ничего стоящего, чтобы читать.
Кловер освоила алфавит, но так и не овладела искусством складывать из букв
слова. Боксер добрался лишь до буквы "Г". Своим огромным копытом он
выводил в пыли А, Б, В, Г, а затем, прижав уши и временами потряхивая
челкой, стоял, глядя на них, изо всех сил стараясь вспомнить, что следует
дальше. Временами он твердо осваивал следующие четыре буквы, но, как
правило, выяснялось, что забывал предыдущие. Наконец, он решил
удовлетвориться первыми четырьмя буквами и писал их на земле один-два раза
в день, что позволяло ему освежать память. Освоив пять букв, из которых
состояло ее имя, Молли отказалась учиться дальше. Она изящно выкладывала
свое имя из веточек, украшала его парой цветочков и прохаживалась рядом, в
восхищении глядя на свое произведение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14