Ты жжёшь книги, уничтожаешь фильмы, так как боишься, что кто-то использует их против тебя. Я ему говорил, что в них содержатся секреты, которые мы должны знать, а он, дурак, не понимает, что не уничтожать все это надо, а привести хоть в какой-нибудь порядок. Я ему говорил, что видел больше этажей, чем он о них слышал, я же говорил ему… Что вам угодно?
Поскольку этот перерыв в бесконечном монологе был вызван скорее всего его присутствием, Комплейн поинтересовался, не мог бы он оказаться чем-нибудь полезным.
— Полезным? — повторил Бергасс. — Я всегда сам заботился о себе, так же как задолго до меня мой отец. Отец мой был величайшим проводником. Хочешь знать, каким образом появилось это племя? Я тебе расскажу. Мой отец вместе со мной, а я тогда был ещё совсем малышом, отыскал то, что Гиганты называли арсеналом. Да, помещения, полные парализаторов, полнехонькие! Без этого открытия племя Грина никогда не стало бы тем, чем является оно сейчас. Да, я и сейчас мог бы добраться до арсенала, если бы только не боялся. Это далеко в центре Джунглей, там, где ноги становятся руками, пол уплывает, а ты начинаешь летать по воздуху словно муха…
Он уже бредит, подумал Комплейн. Нет смысла говорить ему о Гвенне, раз уж он бормочет о ногах, превращающихся в руки.
Неожиданно старый проводник замолчал и заговорил снова лишь спустя несколько минут.
— Откуда ты здесь взялся, Рой Комплейн? Дайте мне рассола, а то в животе сухо!
Кивнув одной из женщин, чтобы она поднесла ему напиток, Комплейн сказал:
— Я пришёл посмотреть, как вы себя чувствуете. Вы — великий человек, и мне жаль, что вас постигла такая беда.
— Великий человек… — глуповато пробормотал старик. Но тут же гневно завопил: — Где мой рассол? Что там, дьявол вас побери, делают эти девки, полощут в нем свои задницы?
Одна из молодых женщин немедленно подала миску, кокетливо подмигнув при этом Комплейну. Бергасс был слишком слаб, чтобы есть самому, и Комплейн поспешил с помощью, вливая густую жидкость ему в рот.
При этом он заметил, что глаза проводника пытаются встретиться с его глазами, словно стараясь что-то сказать, но Комплейн привычно старался не допустить этого. Он отвернулся и неожиданно почувствовал царившую вокруг мерзость. На борту было достаточно грязи, чтобы на ней могли расти водоросли, но тут даже сухие стебли были перепачканы липкой массой.
— Почему здесь нет лейтенанта? Где доктор Линдсней? Куда подевался отец Маррапер? — неожиданно рассвирепел он. — Они бы позаботились о лучшем надзоре за вами.
— Поосторожней с этой ложкой, сынок. Минуточку погоди, пока я её проглочу. Ох, это моё проклятое брюхо. Так жутко ноет. Доктор? Я приказал моим женщинам отослать доктора. Лейтенант? Ему не до меня. А кроме того, он стал уже почти таким же старым, как и я. В одну из сон-явей Циллак его сместит и сам захватит власть. Он человек…
— Может быть, мне привести священника? — с отчаянием произнёс Комплейн, видя, что Бергасс вновь начинает бредить.
— Священника? Это кого? Генри Маррапера? Подвинься-ка поближе, я тебе скажу нечто такое, о чем только мы вдвоём будем знать. Это тайна. И я никогда о ней не говорил. Спокойно. Генри Маррапер — мой сын. Да. И я не верю во все эти его выдумки, да, не верю!..
Тут он задёргался и засипел, что Комплейн сначала счёл за звуки, вызванные болью, пока не сообразил, что это лишь смех, прерываемый выкриками: «Мой сын».
Сидеть здесь дальше было бессмысленно. Он недовольно поднялся, коротко кивнул одной из женщин и поспешно ушёл, оставив Бергасса с судорогами такой силы, что наросты на его животе колотились друг о друга. Остальные женщины, не проявляя к происходящему ни малейшего интереса, лениво сплетничали или отгоняли от себя мух.
Отрывки их болтовни преследовали безразличного к ним Комплейна, пока он шёл к дверям.
— И откуда он берет всю эту одежду, хотела бы я знать? Ведь он же обычный молокосос. Я вам говорю, он доносчик…
— Матушка Каллиндрем только что принесла семерых. Все родились мёртвыми, за исключением одного бедного малыша. Помните, в последний раз у неё было пятеро? Я ей прямо в глаза сказала, что она должна быть осторожна со своим парнем…
— Все проиграл…
— Врёт…
— Никогда ещё так не хохотала…
Когда Комплейн вновь оказался в тёмном коридоре, он прислонился к стене и с облегчением перевёл дыхание. Собственно, он ничего не сделал, даже не сказал об исчезновении Гвенны, хотя именно за этим и приходил, и все же что-то в нем изменилось, словно какая-то огромная тяжесть угнездилась у него в голове, причиняя странную боль и переполняя смутными предчувствиями надвигающихся изменений.
В жилище Бергасса стояла страшная жара, и Комплейн почувствовал, что он весь обливается потом. Даже сейчас, в коридоре, можно было расслышать щебет женских голосов. Неожиданно он увидел Кабины такими, какими они были на самом деле: огромной пещерой, наполненной гудением множества надоедливых голосов, и никогда ничего не было вокруг, кроме пустых надоедливых голосов, замирающих вдали…
IV
Явь понемногу кончилась. Скоро должен был наступить период сна, и Комплейн чувствовал, как с приближением следующей порции наказания желудок его делается все более неспокойным. Через три сон-яви на четвёртую, как в Кабинах, так и на прилегающих территориях, наступала тьма. Правда, она не была абсолютной — тут и там в коридорах тлели квадратные контрольные светильники, напоминающие луну, только в помещениях было безлунно и царил мрак.
Таков был, впрочем, привычный закон природы, Правда, старики говорили, что при жизни их родителей тьма не длилась так долго, но у стариков, как правило, скверная память, и они любят рассказывать странные истории о своём детстве.
В темноте водоросли съёживались и опадали, как пустая шелуха. Их гибкие плети делались хрупкими, ломались и все, за исключением самых молодых, чернели. Так выглядела недолгая их зима. Когда появлялось солнце, молодые стебли и побеги энергично тянулись вверх, покрывая мёртвые растения новой волной зелени. Четыре сон-яви спустя отмирали и они. Такого рода цикл переживали только самые сильные и приспособленные.
Теперешнюю явь большая часть из нескольких сотен людей, населявших Кабины, пребывала в бездеятельности, преимущественно в горизонтальном положении. После варварских вспышек веселья всегда наступал период апатии и спокойствия. Все чувствовали облегчение, и в то же время были неспособны включиться в ежедневную рутину. Вялость и утомление, как щупальцами, охватили все племя. Водоросли за баррикадами вновь стали захватывать очищенные поляны — но даже это было не в состоянии поставить людей на ноги.
— Я бы мог перебить их всех, и ни одна рука не поднялась бы на защиту, — сказал Вэнтедж.
На правой стороне его лица отобразилось нечто, напоминающее вдохновение.
— Так почему бы тебе этого не сделать? — иронически поинтересовался Комплейн. — Ты же знаешь, что говорится в Литаниях: сдерживаемые недобрые желания нарастают и разрушают сознание. Берись за дело, Дырявая Губа.
Он был мгновенно схвачен за руку, и острие ножа застыло в миллиметре от его горла. Прямо перед ним оказалось удивительное лицо — правая половина перекошена гневом, левая же застыла в мёртвой, отстранённой улыбке, и большой серый глаз на ней смотрел сам по себе, занятый собственными личными видениями.
— Ты не посмеешь больше никогда так называть меня, гниющая стерва, — злобно проворчал Вэнтедж.
Потом он отвернулся и опустил руку с ножом. Ярость угасла, её сменило нечто вроде раскаяния. Он вспомнил о своём уродстве.
— Прости меня.
Комплейн тоже хотел выразить сожаление о своих словах, но Вэнтедж уже не слушал.
Взволнованный этой стычкой, Комплейн неторопливо пошёл дальше. Он встретил Вэнтеджа, когда возвращался из зарослей, где следил за приближающимся племенем. Если дело и должно было дойти до столкновения с племенем Грина, то ожидать этого следовало не скоро. Сперва начались бы стычки между выслеживающими друг друга охотниками, а это хотя и означало бы смерть для многих из них, но зато наверняка избавило бы от монотонной повседневной жизни. Но сейчас Комплейн решил оставить свои мысли при себе. Пусть кто-нибудь другой, более обожающий власти, доносит об этом лейтенанту.
Направляясь к жилищам стражников за очередной порцией плетей, он не встретил никого, кроме Вэнтеджа. Все ещё царила апатия, и даже палач оказался неспособным к действию.
— У тебя ещё много сон-явей впереди, — сказал он. — Куда ты спешишь. Убирайся и дай мне полежать спокойно. Иди, поищи себе новую женщину.
Комплейн вернулся в свою каморку. Резь в желудке утихла. Где-то в одном из узеньких боковых коридорчиков кто-то играл на струнном инструменте. До него донеслись фрагменты песни, напеваемой приятным тенором.
…в жизни твоей…
…так долго…
… Глория…
Это была старая забытая песня, и он оборвал её, плотно закрыв дверь. Внутри его снова поджидал Маррапер.
Неожиданно Комплейн почувствовал странное напряжение. Ему показалось, что он уже знает, о чем будет говорить священник. Было это так, словно некогда он уже участвовал в этой сцене. Он невольно попытался справиться с этими эмоциями, но чувства обволакивали его, как паутина.
— Пространства тебе, сын мой, — лениво приветствовал его священник. — Ты производишь впечатление озабоченного.
— Поскольку я озабочен, отец, убийство могло бы мне помочь.
Несмотря на неожиданные эти слова, смутное ощущение, что все это уже было, продолжало усиливаться.
— Есть дела более важные, чем убийство. Дела, которые тебе даже и не снились.
— Не надо повторять мне те же бредни, отец. Чуть погодя ты изречёшь, что жизнь — это загадка, и начнёшь болтать так же, как моя мать. А я знаю, что мне надо убить кого-нибудь.
— Ты это сделаешь, — успокоил его священник. — Это хорошо, что ты так этого хочешь. Никогда не поддавайся смирению, сын мой, оно способно уничтожить любого. Все мы заклеймены. Нас осудили за какие-то грехи наши предки. И все мы слепцы, без цели мечущиеся по жизни…
Комплейн, утомлённый, без сил обрушился на своё ложе. Чувство, что это представление с ним уже случалось, бесследно исчезло. В то мгновение он желал только сна. Утром его изгонят из этой комнаты и выпорют, а сегодня ему хотелось лишь спать. Мерная речь Маррапера внезапно прервалась, и Комплейн, подняв голову, увидел, что священник, оперевшись на его постель, внимательно к нему приглядывается.
Комплейн не успел отвернуться, глаза их встретились. Самым жёстким законом, которому подчинялось племя, запрещалось мужчинам глядеть в глаза друг другу. Люди искренне вежливые наделяли один другого лишь косыми взглядами. Комплейн прикусил губу, а лицо его приняло выражение крайнего отвращения.
— Что тебе, черт побери, от меня надо, Маррапер? — вскрикнул он.
В нем кипело желание сказать, что совсем недавно он узнал о незаконном его происхождении.
— Ведь ты ещё не получил сегодня своих шести плетей, парнишка, верно?
— Ты — священник, и тебя это не касается.
— Пастырь духовный не может быть эгоистом. Я вопрошаю тебя ради твоей же пользы, а кроме того, твой ответ имеет для меня огромное значение.
— Нет, не получил. Как тебе известно, все они ни на что не годны. Даже палач.
Глаза священника вновь настойчиво искали его глаза.
Комплейн отвернулся и, хотя поза его была крайне неудобной, принялся разглядывать стену, но следующий вопрос священника заставил его вздрогнуть.
— У тебя никогда не было желания поддаться безумию, Рой?
Перед мысленным взором Комплейна вопреки его желанию появилась картинка: вот он бежит по Кабинам с раскалённым парализатором в руке, и все со страхом и почтением расступаются перед ним, оставляя его хозяином положения. Многие из самых уважаемых мужчин, в том числе и его брат Грегг, впали в своё время в безумие, пробившись в дикой ярости сквозь толпу и скрываясь с тех пор в менее населённых районах, живя там в одиночестве или присоединившись к другим племенам в страхе перед возвращением и ожидающей их карой. Он знал, что заслуживает не меньшего уважения, но эта идея не должна была исходить от духовника.
Что-нибудь похожее мог бы порекомендовать врач смертельно больному, но не священник, долженствующий хранить дух племени и в зародыше гасить стрессовые ситуации.
Впервые Комплейну пришла в голову мысль, что Маррапер, видимо, тоже подошёл к какому-то переломному пункту своей жизни, что он тоже стремится к чему-то непонятному и пытается разобраться в чем-то неведомом.
— Посмотри на меня, Рой. И ответь.
— Почему ты так со мной разговариваешь?
Он сел, обеспокоенный тоном священника.
— Я должен знать, что на самом деле с тобой происходит.
— Ты же знаешь, что говорят Литании: «Мы — порождение скотов, и дни наши протекают в непрерывном страхе».
— Ты в это веришь? — поинтересовался Маррапер.
— Конечно. Так начертано в Науке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35