Забыли включить? Не учли? Посчитали гипотезу скороспелой, маловозможной, ошибочной? В любом случае Центр не имел права молчать. Я ведь астрофизик, мне это интересно и важно, да и о том, что я отец как никак, не следует забывать.
Ты там, в Центре, скажи, что я недоволен. Крупно недоволен.
Ох, вот так ересь получилась! Все время забываю о расстоянии. Ты-то это письмо получишь через семь с половиной лет, если от нынешнего дня отсчитывать. А от _того_ письма оно будет отстоять уже на пятнадцать лет. Славка, небось, за это время такое понавыдумывает, что о первой его работе никто и вспоминать не станет.
А звезды Каптейна пока на экране не видно... Развлекаемся тем, что даем на сетку увеличения максимальное напряжение и разглядываем появившуюся маленькую точку. Вчера Андрей разыграл меня. Разыграл и рассердил одновременно: ворвался ко мне, спящему, и со счастливо-блаженным видом заорал: "Планеты в поле!" Я, дурак, поверил со сна и ринулся к экрану. Конечно, никаких планет и в помине не было, да и развертка снята с триггера, вот злость меня и взяла. Даже выругался, хотя - если разобраться - сам виноват: какие к дьяволу планеты, коль скоро до их появления еще лет шесть! Звезду мы увидим невооруженным глазом гораздо раньше. "Всего-навсего" года через три с чем-то...
"Взрослой" Машеньке - мой самый сентиментальный привет.
Славику - привет _мужской_.
Для тебя у меня осталось только два слова: Я ВЕРНУСЬ!
Сергей.
30 апреля 85 года.
Милый, прости меня!
Прошу, нет - умоляю: прости!!!
Господи, что я совершила! И как не хочется писать это письмо! Но _надо_. Меня ждут. Ждут, когда я закончу, и тогда я покину наш дом. Может быть - навсегда.
Все не так... Не так... А ТЫ разве не ждешь письма? Тоже ждешь - больше всех остальных. И волнуешься: почему нет импульса? А сеанс отложили. И виной всему - я. Решали, что со мной делать. Так и не решили...
Сейчас, сейчас... Приготовься, Сереженька. Мой милый, бесконечно милый и любимый Сережа... Стисни сердце. Зажми рот. И читай. Невыносимо страшно делать тебе больно. Может быть, ты и не поймешь. Хотя понимать тут нечего: я - преступница! Убийца...
Боже, какое страшное слово я написала. И все-таки, это так. Прошел уже месяц, а я не могу свыкнуться. Не со словом, не с собой: с фактом. В _наше время_ кто-то совершил ПРЕСТУПЛЕНИЕ. Кого-то будут СУДИТЬ. Этот "кто-то" я.
А теперь - как с обрыва в воду: нашего Славы больше нет. Нет нашего Славика, и не вернешь его.
Вина - моя. Вина матери.
Ему был бы тридцать один год. Он уже совсем взрослый. И великолепный ученый. БЫЛ ученый...
Нет, погоди: мы ведь с тобой не "разговаривали" целых пятнадцать лет. Погоди... Лучше - вот так: все эти годы Слава работал над невероятно сложной и грандиозной теорией. Он ее называл Теорией Большой Волны. Я была у него верным секретарем. Перепечатывала труды, считала на машине, вела переписку, хранила архив. Ничего не понимала в его физике, но все равно стала помощником незаменимым.
Семью он так и не завел...
Очень поздно я поняла, что это за теория - только в этом году. Поняла и ужаснулась. Оказывается, он добивался МГНОВЕННОГО скачка через пространство. Не знаю опять, поймешь ли... Нет, не идею Славика - мои чувства.
И он добился. Опять же - в этом году.
И ведь самое страшное: он не только теоретиком был, но и практиком. И мечтал, оказывается, прорваться к звезде Каптейна, чтобы ТАМ ВСТРЕТИТЬ ТЕБЯ! Он очень радовался, когда на бумаге все подтвердилось. Считал, что и ты будешь счастлив: на далекой планете, у невообразимо далекой звезды Пилота Первого Звездного встречает сын. Сын - ученый. Сын, покоривший пространство.
Он ничего, абсолютно НИЧЕГО не понимал. Что твой полет тогда - впустую. Что ты с твоим "Гонцом" уже никому не нужен. Что все эти годы - напрасные годы. И разлука наша... наша с тобой, Сереженька, мучительная, вечная, бессветная разлука - тоже напрасная.
А любовь? Неужели тоже - зря? И... жизнь?
Верь мне, любимый мой. Умом я все-все осознаю. Разум - штука холодная, как кусок стекла. Я знаю: Славик вернулся бы только с тобой. Ты должен быть в системе Каптейна в сентябре восемьдесят восьмого... то есть, по твоему календарю - в мае восемьдесят пятого. Тогда же там оказался бы и Слава. И через три с небольшим года мы встретились бы... Совсем не старые. Ты - старее прежнего всего на двадцать два года; я - немногим больше. То есть разлука сократилась бы вдвое, а годы жизни - остались...
Но это письмо ты получишь уже на обратном пути. Звезда уже будет твоя. И в этом - какое-то для меня утешение.
Знаю и другое: не Славик, так кто-нибудь другой откроет эту Большую Волну. В науке давно нет гигантских опережений. Может быть, даже сейчас кто-то из физиков вынашивает эту же теорию, и отбросила я ее всего на несколько лет. Пусть... Пусть так! Но только не Слава. Не сын!
Словом, месяц назад я сожгла весь его архив. ВЕСЬ. До последней бумажки. До последней голографии. Прости меня! Сколько мне осталось жить не знаю, но все оставшееся время буду молить тебя: прости! Я не могла иначе...
Славик поседел в одну ночь. А через два дня... его не стало. Постой, сейчас соберусь с духом еще раз:
он... покончил... с собой...
Вот.
Но может быть, он совершил _такое_ не потому, что погибла теория? Ведь теории не погибают, верно? Может быть, он наконец ПОНЯЛ? Понял, _почему_ я это сделала?.. Наверняка понял. НЕ МОГ НЕ ПОНЯТЬ!!!
С этой мыслью... Эта мысль меня спасает. Если я жива еще, так только потому, что в воображении - эта соломинка. Но... та же мысль... убила его.
И я - как ни крути - преступница. Ведь сгорели не бумажки. Сгорел Славик. Сгорела я. Сгорела наша любовь. Разве не так? Ведь ты меня теперь возненавидишь, правда?
На днях меня обожгло такое предположение: что если я спалила бумаги Славика из чистого эгоизма? Да, это можно назвать эгоизмом: охраняла нашу разлуку, сиречь - себя. А охранять нужно было Славу. Получается-то, что я _в тебя не верила_! Может, его полет не был бы для тебя КАТАСТРОФОЙ? Может, это только мои страхи? И вот результат: воображаемую катастрофу я заменила реальной. Жутко реальной... И ничегошеньки-ничего теперь не вернешь...
Не хочу видеть ни одной живой души. Я - мертвая. А вокруг - люди... Толпятся... Ждут, когда остановится рука. А она не хочет останавливаться. Мне все кажется, что чего-то самого главного я не написала. Упустила...
Слез уже нет. Все слезы выплакала. Глаза - сухие...
О, эти лица... Еще месяц назад - все добрые. Теперь - все злые. Уйдите! Ну, дайте, дайте мне попрощаться с Сереженькой. Это ведь последние мои слова к тебе, любимый. Далекий мой, как же я тебя люблю.
Завтра суд. Что будет со мной - не знаю. Это уже давно не важно. Что будет с тобой, милый? Как ты там - и _здесь_ тоже - без меня? Без Славика?
Ох, сыночек мой, Славик, Славочка... Маленький, глупый мой Ярик...

1 2 3 4 5 6 7