Однако желающие схватиться с
ним - один на один или всем скопом - еще не перевелись, ибо
его голова стала бы ценнейшим трофеем для любого из воинов
гор. Но пока что всякий, подобравшийся к великану на
расстояние удара клинка, расставался с собственной головой.
Зашло солнце, но в наступивших вечерних сумерках бой
продолжался с неутихающей силой. Ягов, не ожидавших такого
упорного сопротивления со стороны изнеженных жителей
равнин, постепенно охватывало уныние, а отчаявшиеся было
туранцы уверились, что Митра с ними и до победа уже
недалеко. Теперь они медленно, но верно прижимали ягов к
стенам ущелья, а те, увидев, что в битве случился перелом,
дрались все менее охотно. Их леденящих душу боевой клич,
похожий сперва на завывание вырвавшейся с Серых Равнин стаи
демонов, звучал сейчас скорее как вой побитой собаки.
И когда черноволосый вождь туранцев, рубившийся с
яростью берсека, описал мечом стремительную дугу и снес
головы троим противникам сразу, яги оцепенели. Несколько
мгновений они в ужасе следили за тем, как, орошая камни
фонтанами крови, корчатся в агонии обезглавленные, как
подгибаются их колени и гаснет взор; затем молча бросились
бежать. Они мчались кто куда; одни - вдоль ущелья, другие
искали укрытия в скалах. Немногие из туранцев, схватив
луки, посылали им вслед стрелу за стрелой, но большинство,
обессилев, повалились на землю. И только их капитан,
залитый кровью с головы до ног, продолжал размахивать
огромным мечом и изрыгать жуткие проклятья вслед убегающим
дикарям.

* * *

- Джалай-Арт! - ревел Конан. - Где тебя демоны носят,
вислозадая черепаха?
- Я здесь, господин, распоряжался насчет раненных, -
словно бесшумная тень, десятник мгновенно возник у его
левого плеча. Однако даже в запарке после отгремевшего
сражения помощник Конана не забывал о субординации. Он
встал так, как положено: сбоку и чуть позади своего
капитана, чтобы не закрывать ему вид на заваленное трупами
ущелье.
- Потери? - с хмурым видом поинтересовался Конан.
- Пятнадцать пошли к Нергалу, двое вот-вот отправятся
туда же, а семеро, коль будет милость Митры, выживут, -
сообщил Джалай-Арт, будто зачитывая невидимый список. -
Лошади разбежались.
Заслушав этот короткий доклад, киммериец только хмыкнул
и в задумчивости потер переносицу.
- Что ж, неплохо, - промолвил он наконец. - Я думал,
нас сметут начисто... Ну, вели трубить сбор, Джалай!
Раненых пусть перевяжут. И соберите стрелы...
- Уже собираем, - вставил Джалай-Арт, но Конан, сердито
зыркнув на него, заставил помощника смолкнуть.
- ...соберите стрелы да отправьте кого-нибудь поискать
лошадей. Как только их пригонят, мы немедленно уходим с
передовым отрядом! А яги - мстительные твари! Когда
остальные увидят, какую бойню мы учинили, то станут
преследовать нас до самого Аграпура... - Киммериец
потянулся, словно огромный кот, и с лязгом бросил меч в
ножны.
- Да, и еще... Бурдюк вина и... - Наконец он заметил,
во что превратились его меховая куртка и штаны, залитые
кровью. Тут Конан снова взревел как разъяренный бык: -
Ради Крома! Еще найди мне какую-нибудь другую одежду,
Джалай!
- Слушаюсь, господин! Что-нибудь еще, мой господин?
Киммериец обернулся и с подозрением глянул на
Джалай-Арта, но не заметил и тени насмешки на его
посеревшем от усталости лице.
- Нет, это все, - буркнул он.
Отрывисто отдав воинский салют, Джалай-Арт исчез, как
всегда бесшумно, и Конан тут же забыл о нем. Внимание его
овладело более любопытное зрелище, чем заваленное трупами
ущелье, - медленно кружившее над горами черное пятно.
Хмм! Конан прищурился, стараясь в неярком свете
восходящей луны разглядеть парящую в вышине птицу. Орел? Но
почему черный? Может, гриф? Нет, для грифа все же маловат...
Неужели ворон?
Киммериец удивленно присвистнул. Если это и в самом
деле был ворон, то совершенно гигантских размеров...
Но тут огромная птица, словно заметив, что человек,
задрав голову, пристально смотрит на нее, с хриплым
карканьем скрылась за вершиной ближайшего утеса.

* * *

- Странно, - заметил покачивающийся в седле Джалай-Арт,
- почему эти недоумки не сбросили на нас десяток-другой
хороших валунов? Сделай они так, и передавили бы нас, будто
слизняков.
- Ослиная башка, - беззлобно ругнулся Конан, - им же
нужны наши головы! Ну, и еще кони, само собой. Выходит,
коли б эта мразь скатила на нас камни, то и кони, и головы
здорово бы попортились... - прервав свои размышления,
киммериец жадно впился зубами в сухую лепешку, которую он
держал в руке.
Немедленного ответа со стороны Джалай-Арта не
последовало, потому что в этот момент он был занят тем же
самым, с удивительной быстротой поглощая свою порцию хлеба.
- Ну, хорошо, - согласился он наконец, перестав жевать,
- насчет наших голов я спорить не стану. Но зачем этим
вонючим выродкам наши кони? По горам с ними не полазаешь...
Конечно, можно их продать, но я никогда не слышал, чтоб яги
с кем-либо торговали.
- Угм! - Конан сыто рыгнул и ткнул в сторону
собеседника кулаком. - Зачем продавать то, что можно
потребить на месте?
- Потребить? Это как - потребить? - удивленно
переспросил десятник.
- А очень просто, - ответил варвар, откинувшись на
высокую луку седла, - разрубить, пожарить и сожрать. Я
сам не раз так делал.
- Сожрать? Коней? - Джалай-Арт смотрел на Конана с
явным ужасом, но того это лишь забавляло... - Как? такой
грех перед ликом Митры! И что же... - десятник наклонился и
ласково похлопал по боку своего тонконогого чалого скакуна,
- и моего Аккаля тоже... съесть? - последние слова он
произнес с явной дрожью в голосе.
- Конечно. И твоего, и моего, и всех остальных!
Приличной дичи в этих горах нет, здесь и трава-то толком не
растет, а потому что ж еще делать голодным ягам? Что, если
уж очень хочется отведать мясца? - ухмыльнулся Конан. Он-то
прекрасно знал, что любой туранец в голодных краях скорее
съест собственную руку, чем дотронется до своего коня.
Впрочем, и до чужого тоже.
- Ах вот как! - гневно воскликнул Джалай-Арт. - Теперь
я все понял! Значит, этим пожирателям грязи мало козлов
да баранов? теперь им еще коней подавай? Или всех баранов
они перевели на вонючие шкуры?
- Туранцы почитают своих коней, - рассудительно
произнес Конан, - а яги - своих баранов. Так что эти
вонючие шкуры для них - огромное богатство! Ведь их содрали
с самых сильных, самых мудрых, самых удачливых баранов -
тех, кто доживает до старости...
- Тогда надо вернуться и сжечь эти шкуры, пока яги не
вошли в ущелье и не обрели опять свои сокровища! - злобно
выкрикнул Джалай-Арт.
- Не трудись, - покачал головой Конан. - Сегодня удача
от них отвернулась, и надеюсь, что надолго. Ни один яг
больше не оденет несчастливую шкуру, пробитую нашей
стрелой. - Он помолчал и добавил: - Ну, теперь ты понял,
почему яги не стали сбрасывать на нас камни?
- Все равно не понял, господин, - угрюмо отозвался
Джалай-Арт. - Что за разница, в каком виде они получат
наших коней - живыми или дохлыми?
- О, Кром! - вздохнул Конан. - Никогда не стать тебе
хорошим командиром, Джалай, ибо видишь ты не дальше
собственного носа. Что ж они, по-твоему, должны на спинах
волочь эти конские туши до своих деревень?
Джалай-Арт замолчал и насупился; видно, представлял
себе плотоядно ухмылявшихся ягов, волокущих по скалам
разрубленную на куски тушу его жеребца.
- Что в самом деле скверно, - сказал он наконец, - так
то, что нам пришлось бросить снаряжение и большую часть
припасов. Я понимаю, с таким грузом мы б далеко не ушли, но
в этих проклятых горах в самом деле не водится никакой
дичи. Так что, - Джалай-Арт показал взглядом на остаток
лепешки, которую киммериец все еще сжимал в кулаке, -
придется нам обойтись без мяса...
Конан в ответ только печально вздохнул.
- Кром! Что ж, перебьемся, - заметил он. - Надеюсь,
завтра нам удастся проскользнуть за перевал, а там рукой
подать до туранских границ, - стянув шлем, Конан рассеяно
пригладил свою всколоченную черную гриву. - А коль мы не
успеем удрать, то смерть от голода нам не грозит - яги нас
догонят и прикончат. Вместе с лошадьми!
- Но стоит ли из-за этого отказываться от куска мяса на
ужин? - Джалай-Арт внезапно перешел на заговорщицкий тон.
- Скажи, ты готов попробовать запеченную на угольях ворону?
Только я и ты, мой господин - никто из наших голодных
дерьмоедов ничего не узнает...
Десятник неспешно вытянул из колчана стрелу, и только
сейчас Конан разглядел, куда он собирается стрелять.
- Знаешь, капитан, - продолжал откровенничать
Джалай-Арт, натягивая тетиву, - когда я совсем мальчишкой
служил у старого князя в Хауране, в голодные годы я этих
ворон едал сотнями...
Однако Конан молча положил тяжелую ладонь на плечо
Джалай-Арта, заставив туранца опустить лук.
- Ты что же, господин, - переспросил удивленный
десятник, - не хочешь, чтобы я подстрелил эту ворону?
- Ворона, а не ворону. И ты не будешь стрелять в него,
- Конан внимательно посмотрел на огромную птицу,
облюбовавшую валун чуть в стороне от тропы.
- Мой народ, - сказал он серьезно, - верит, что вороны
- птицы Крома, и поэтому мы никогда не обижаем их. Для
тебя, туранца, священны кони, а для меня - вороны, и пусть
этот летит с миром. Вороны - мудрые птицы, Джалай-Арт!
Словно подтверждая слова киммерийца, огромный ворон
пронзительно каркнул, расправил крылья и, спрыгнув с
валуна, полетел вдоль ущелья, медленно набирая высоту.
Джалай-Арт оторопело наблюдал за ним, потом рассмеялся
и спрятал лук.
- Ну и шутник же ты, господин мой! - произнес он. -
Выходит, мы, туранцы, молимся на своих лошадей, яги - на
баранов, а твой народ, безжалостные воины севера - на
ворон? - Десятник вновь захохотал и похлопал своего
скакуна по шее.
На этот раз Конан не нашелся, что сказать ему в ответ.

* * *

Перевал давался туранцам тяжело. Хоть к ночи число
раненных поуменьшилось - двое из них умерли, не выдержав
изматывающего перехода - нести остальных по заваленной
каменными обломками извилистой горной тропе, да еще тянуть
упиравшихся лошадей, было выше сил человеческих. Только
черноволосый предводитель, казалось, не чувствовал ни
голода, ни усталости. Словно на крыльях носился он вдоль
растянувшегося цепью отряда, подбадривая тех, кто еще мог
выдерживать заданный ритм, и подгоняя бранью отстающих.
Однако с наступлением темноты, когда измотанные солдаты уже
не ползли в гору, а скорее топтались на месте, Конану стало
ясно, что без ночлега и ужина этот затяжной подъем
окончательно доконает его людей. Сердито сдвинув брови, он
приказал остановиться и разбить лагерь.
Ночью, за исключением того, что двое раненных туранцев,
как уже говорилось выше, ушли на Серые Равнины, ничего
особенного не случилось. Но когда с рассветом отряд снова
тронулся в путь, Конану начало казаться, что его солдаты
идут еще медленнее, чем вчерашним вечером. Теперь на них уже
не действовали ни уговоры, ни угрозы - словно зомби,
туранцы тащились в гору, механически переставляя ноги и
время от времени подергивая удила бредущих в поводу коней.
Окажись они в этой холодной глуши одни, с этим еще
можно было бы примириться; отряд потихоньку миновал бы
перевал, после чего воины отогрелись бы на солнце, да и
идти под гору уже гораздо легче. Но, вместе с первыми
лучами встававшего из-за горы вершин светила, появились и
яги. Конан убедился в этом собственными глазами, когда
залез на высокий каменный столб в том месте, где взбегающая
к перевалу тропа делала плавный поворот. Заметив, что с
макушки выбранного им утеса хорошо просматривается нижняя
часть тропинки, киммериец велел солдатам не ждать его,
устроился на заснеженной скале и вперил взгляд в петлявшую
меж серых каменных глыб коричневую ленту.
1 2 3