У каждого из
них есть жетон агента ФБР, автоматический пистолет и желание пристрелить
Фарвуда при первой же встрече. Рано или поздно кому-то из нас не повезет.
Удивительно быстро юркнул в прошлое август; солнце промчалось галопом
через точку осеннего равноденствия; красное и желтое заменили в привычной
палитре зелень нашего лета. Каждая ночь была длиннее предыдущей, каждый
новый дождь все дольше, все злее и злее стучался в наше окно, все меньше и
меньше отделяло нас с Джин от расставания. Это ощущение, сперва прозрачное
и зыбкое, постепенно обретало четкую структуру, твердело, оформлялось в
жестах, словах. Я получил передышку, я был взведен, как хорошая часовая
пружина, я был готов сменить шкуру на кожу - и холодная октябрьская ночь
окончательно доказала мне это.
В то утро я проснулся и почувствовал, что вымираю. Ужас вымирания был
заложен в нас еще тогда, когда первый ящер, сопя и отфыркиваясь, вылез на
берег мезозойского моря, и, смакуя сладость чистого воздуха, сам того не
желая, осознавал себя как нечто, отдельное от окружающего мира. Вначале
были восторг и удовлетворение. Были игра солнца и волн, был хруст вкусных
моллюсков, было ожидание встречи с себе подобными - как много они
расскажут друг другу! Но солнце постепенно тянулось к горизонту, и
вечерний ветер донес запах мертвых хвощей и гниющих папоротников. И ящер,
привычный к соленой свежести морской воды и счастливому бездумью,
помрачнел, поднял голову и заревел, обращаясь к далекому лесу. Был канун
Хэллоуина, стомиллионный год до Рождества Христова.
Тогда-то я и построил Машинку.
На кладбище динозавров гулял ветер, песок шуршал среди костей и
зеленые ящерки прятались в пустых глазницах. А древние хвощи и папоротники
медленно превращались в уголь. Им на смену шли голосеменные, то есть елки,
на елках сидели белки и занимались черт знает чем, а потом прибежали
волки, они гонялись за зайцами, зайцы верещали, а волки скулили - было
очень смешно, и утром я рассмеялся, беззаботно и громко, как в детстве.
- Сегодня будет славный день, - сказал я Джин за завтраком.
- Возможно, но, боюсь, ты проведешь его без меня, - мрачно ответила
она, ковыряясь в омлете.
- Нет, Джин, с тобой. Сегодня у нас будет прощальный ужин. Я купил
"бифитер". Это ведь, кажется, твой любимый виски?
- Пожалуй, - ответила она, смягчаясь, и добавила с улыбкой. - Так
значит, надеремся на прощанье?
- На прощанье, - сказал я.
Итак, странный праздник Хэллоуин.
На улице уже стемнело. Мы сидели в номере; неторопливо ужинали и не
спеша пили; говорили о разном. В углу около двери спокойно дремала
Машинка.
Было очень уютно и мне стало немного жаль, что совсем скоро покой
будет нарушен. И все-таки я с нетерпением ждал этого.
Наконец, на улице скрипнули тормоза. Потом еще и еще. Джин не
обратила на это ни малейшего внимания, увлеченная болтовней, но Машинка
стала потихоньку заводиться. "Моя ты хорошая", - подумал я, когда в дверь
постучали.
"Откройте, Федеральное Бюро Расследований!" - раздался деловитый
голос.
Джин растеряно глянула на меня. Я улыбнулся и крикнул: "Добро
пожаловать, у нас не заперто!" Дверь отворилась, и в номер вошел никто
иной, как специальный агент Х.Смит. В руке он держал здоровенный
автоматический пистолет, а лицо его источало искреннюю радость. Машинку,
оказавшуюся за его спиной, он, естественно, не заметил, идиот.
- Мистер отчасти Фарвуд - отчасти Тайри Рекс, если не ошибаюсь? -
вежливо осведомился он.
- Ошибаетесь, с сегодняшнего утра меня зовут Тони Милн. По-моему,
тоже неплохо, а?
- Неплохо, Фарвуд, неплохо. Но, так или иначе, вы арестованы. Кстати,
хочу сказать, что гостиница весьма тщательно оцеплена.
- Ну, это поправимо, - сказал я.
- Вот как? - сказал Смит.
- Чик-чик, - сказала Машинка.
- Ч-черт, - сказала Джин, и я остался в обществе двух трупов. Смит,
уже падая, нажал на курок и короткая очередь прогулялась по номеру. Пули
разбили оконные стекла, попали в бутылку "бифитера" и одна из них вошла в
Джин. Вошла очень удачно, по крайней мере, мучиться ей не пришлось.
В окно ударили прожектора, и обычный в таких ситуациях мегафонный
голос предложил мне сдаться. Я выглянул на улицу и понял, что становлюсь
героем дурацкого боевика. Квартал был оцеплен; крутились мигалки
полицейских машин; короткими перебежками между ними сновали какие-то типы
в касках; на крышах соседних домов стояли прожектора и пулеметы; в небе
висел боевой вертолет.
Я смотрел на все это и думал, какие же они кретины, и еще я думал о
Бостоне, где сейчас, наверное, ужинает Элен. У меня за спиной нетерпеливо
жужжала Машинка, но я не спешил, я знал, что по дороге в Бостон она еще
наработается. Об этом я думать не хотел. А думал я о том, как приду к Элен
и уведу ее с собой. Она не будет сопротивляться, я был уверен в этом.
Потому, что я понравлюсь ей.
Потому, что я симпатичный парень и совсем не старый.
Потому, что теперь я, как и она - млекопитающее.
1 2
них есть жетон агента ФБР, автоматический пистолет и желание пристрелить
Фарвуда при первой же встрече. Рано или поздно кому-то из нас не повезет.
Удивительно быстро юркнул в прошлое август; солнце промчалось галопом
через точку осеннего равноденствия; красное и желтое заменили в привычной
палитре зелень нашего лета. Каждая ночь была длиннее предыдущей, каждый
новый дождь все дольше, все злее и злее стучался в наше окно, все меньше и
меньше отделяло нас с Джин от расставания. Это ощущение, сперва прозрачное
и зыбкое, постепенно обретало четкую структуру, твердело, оформлялось в
жестах, словах. Я получил передышку, я был взведен, как хорошая часовая
пружина, я был готов сменить шкуру на кожу - и холодная октябрьская ночь
окончательно доказала мне это.
В то утро я проснулся и почувствовал, что вымираю. Ужас вымирания был
заложен в нас еще тогда, когда первый ящер, сопя и отфыркиваясь, вылез на
берег мезозойского моря, и, смакуя сладость чистого воздуха, сам того не
желая, осознавал себя как нечто, отдельное от окружающего мира. Вначале
были восторг и удовлетворение. Были игра солнца и волн, был хруст вкусных
моллюсков, было ожидание встречи с себе подобными - как много они
расскажут друг другу! Но солнце постепенно тянулось к горизонту, и
вечерний ветер донес запах мертвых хвощей и гниющих папоротников. И ящер,
привычный к соленой свежести морской воды и счастливому бездумью,
помрачнел, поднял голову и заревел, обращаясь к далекому лесу. Был канун
Хэллоуина, стомиллионный год до Рождества Христова.
Тогда-то я и построил Машинку.
На кладбище динозавров гулял ветер, песок шуршал среди костей и
зеленые ящерки прятались в пустых глазницах. А древние хвощи и папоротники
медленно превращались в уголь. Им на смену шли голосеменные, то есть елки,
на елках сидели белки и занимались черт знает чем, а потом прибежали
волки, они гонялись за зайцами, зайцы верещали, а волки скулили - было
очень смешно, и утром я рассмеялся, беззаботно и громко, как в детстве.
- Сегодня будет славный день, - сказал я Джин за завтраком.
- Возможно, но, боюсь, ты проведешь его без меня, - мрачно ответила
она, ковыряясь в омлете.
- Нет, Джин, с тобой. Сегодня у нас будет прощальный ужин. Я купил
"бифитер". Это ведь, кажется, твой любимый виски?
- Пожалуй, - ответила она, смягчаясь, и добавила с улыбкой. - Так
значит, надеремся на прощанье?
- На прощанье, - сказал я.
Итак, странный праздник Хэллоуин.
На улице уже стемнело. Мы сидели в номере; неторопливо ужинали и не
спеша пили; говорили о разном. В углу около двери спокойно дремала
Машинка.
Было очень уютно и мне стало немного жаль, что совсем скоро покой
будет нарушен. И все-таки я с нетерпением ждал этого.
Наконец, на улице скрипнули тормоза. Потом еще и еще. Джин не
обратила на это ни малейшего внимания, увлеченная болтовней, но Машинка
стала потихоньку заводиться. "Моя ты хорошая", - подумал я, когда в дверь
постучали.
"Откройте, Федеральное Бюро Расследований!" - раздался деловитый
голос.
Джин растеряно глянула на меня. Я улыбнулся и крикнул: "Добро
пожаловать, у нас не заперто!" Дверь отворилась, и в номер вошел никто
иной, как специальный агент Х.Смит. В руке он держал здоровенный
автоматический пистолет, а лицо его источало искреннюю радость. Машинку,
оказавшуюся за его спиной, он, естественно, не заметил, идиот.
- Мистер отчасти Фарвуд - отчасти Тайри Рекс, если не ошибаюсь? -
вежливо осведомился он.
- Ошибаетесь, с сегодняшнего утра меня зовут Тони Милн. По-моему,
тоже неплохо, а?
- Неплохо, Фарвуд, неплохо. Но, так или иначе, вы арестованы. Кстати,
хочу сказать, что гостиница весьма тщательно оцеплена.
- Ну, это поправимо, - сказал я.
- Вот как? - сказал Смит.
- Чик-чик, - сказала Машинка.
- Ч-черт, - сказала Джин, и я остался в обществе двух трупов. Смит,
уже падая, нажал на курок и короткая очередь прогулялась по номеру. Пули
разбили оконные стекла, попали в бутылку "бифитера" и одна из них вошла в
Джин. Вошла очень удачно, по крайней мере, мучиться ей не пришлось.
В окно ударили прожектора, и обычный в таких ситуациях мегафонный
голос предложил мне сдаться. Я выглянул на улицу и понял, что становлюсь
героем дурацкого боевика. Квартал был оцеплен; крутились мигалки
полицейских машин; короткими перебежками между ними сновали какие-то типы
в касках; на крышах соседних домов стояли прожектора и пулеметы; в небе
висел боевой вертолет.
Я смотрел на все это и думал, какие же они кретины, и еще я думал о
Бостоне, где сейчас, наверное, ужинает Элен. У меня за спиной нетерпеливо
жужжала Машинка, но я не спешил, я знал, что по дороге в Бостон она еще
наработается. Об этом я думать не хотел. А думал я о том, как приду к Элен
и уведу ее с собой. Она не будет сопротивляться, я был уверен в этом.
Потому, что я понравлюсь ей.
Потому, что я симпатичный парень и совсем не старый.
Потому, что теперь я, как и она - млекопитающее.
1 2