Короче я хочу уничтожить "Бисмарк".
- Уничтожить "Бисмарк"? - не поверил я своим ушам. - Каким же это образом?
Торранс заговорщически пододвинулся ко мне почти вплотную.
- Не образом, Моран, - подмигнул он мне как-то странно. - А ценой. Ценой собственной гибели.
Я уже сто раз слышал сегодня про гибель, и это мне нравилось все меньше.
- Ценой собственной гибели вы уже спасли кое-кого. Не слишком ли вы завысили прейскурант?
В этот момент на мостик ворвался Николлс.
- Сэр! - звенящим от возбуждения голосом доложил он. - Противник на дистанции!
Торранс повернулся к хронометру. Те ДЕСЯТЬ МИНУТ, которые обещал Николлс, истекли.
- Объявляйте тревогу! - закричал капитан, и его глаза вдруг заблестели, точно также, как блестели тогда, когда я увидел его в первый раз эти резиновые десять минут назад. - Приступайте же, Николлс! А я все управление беру на себя!
Николлс молниеносно исчез с мостика, будто его ветром сдуло, и тут огромный корабль словно ожил. Ненавязчивый до этого свист турбин и пенистый шум разрезаемой на высокой скорости волны утонул в резких звуках тревоги колоколов громкого боя.
- Вы должны спешить, Моран! - озабоченно произнес Торранс, и обняв за плечо, увлек меня к трапу. - Должны спешить! Если вас разорвет на куски тут и сейчас, то дома целее вы выглядеть никак не будете...
Капитан вызвал подвахтенного офицера и приказал ему заняться мною.
- Прощайте, майор Моран! - Торранс протянул мне свою ладонь, и на этот раз я пожал её. Она была ледяной на ощупь, но меня это уже не испугало, как наверняка испугало бы тогда, при первой встрече. - Я надеюсь, вы хоть как-то уяснили себе, в чем состоит истинная ЦЕЛЬ жизни и настоящий СМЫСЛ смерти? Никогда не забывайте о нас, мертвецах, потому что всем нам все равно доведется когда-нибудь встретиться под единым небом!
Над головой послышался переворачивающий душу вой прилетевшего откуда-то из-за невидимого сейчас горизонта снаряда, и Торранс метнулся назад на мостик. Ему было уже не до меня. Корабль сильно тряхнуло, над палубой пронесся целый шквал брызг, поднятых близким разрывом гигантского "чемодана".
- Пристрелочный. - прокомментировал сопровождавший офицер, пробираясь вдоль борта впереди меня. - Сейчас будет ставить нам "вилку", а потом пойдет дубасить главным...
ДУБАСИТЬ! - передразнил я его мысленно, но удивительно, я не уловил в его голосе ни нотки страха или даже неуверенности, скорее это были восторги мальчишки по поводу намечающегося праздничного фейерверка. "Хорошенький же будет фейерверк!" - подумал я, гадая, какой же это план имеется у Торранса относительно предстоящего боя. Но корабль вдруг резко накренился, меняя курс, и я чуть не свалился за борт. Пока мы добирались до носовых ангаров, "Защитник" вильнул еще три или четыре раза, сбивая наводчиков "Бисмарка" с прицела.
Через минуту несколько матросов напялили на меня громоздкий спасательный жилет неведомой мне конструкции.
- У нас нет ни шлюпки, ни даже плотика - все смело за борт при последнем налете "юнкерсов", - смущенно объяснил офицер, как бы оправдываясь. - Поэтому вам придется терпеть так. Тут не Арктика, вода довольно теплая. Мы будем молиться за ваше спасение.
Я обреченно глянул за борт, но ничего интересного там не увидел, и перевел взгляд на мостик. Торранс давно позабыл про меня, он весь ушел в командование кораблем и в подготовку к предстоящему бою. Я даже позавидовал ему сейчас. Мне вдруг так сильно захотелось остаться на этом авианосце, чтобы хоть чем-нибудь помочь его героическому экипажу... Но тут офицер поторопил меня.
- Отталкивайтесь как можно сильнее! - приложился он к моему уху, стараясь перекричать нарастающий вой следующего снаряда. - Шлейфом вас отнесет далеко от кормы и винтов, а там... - он замешкался, словно подбирая приличествующее данной ситуации выражение. - А там - с Богом НА НАШЕЙ СТОРОНЕ!
Он отдал мне честь и отступил в сторону. Я вздохнул, затем снова поглядел за борт, прямо в бурлящую и пугающую темноту. Затем все же решился, быстро перелез через леерное заграждение, и не мешкая, прыгнул в море.
... Итак, с этого самого момента и начинаются все мои неприятности. Я шлепнулся в воду, словно бочка с керосином, погрузился в нее, но неглубоко, потому что тотчас вынырнул благодаря спасательному жилету. Меня закрутило в кильватерной струе, взбаламученной гигантскими винтами авианосца, и скоро я оказался далеко позади корабля. Вода была холодна, не настолько, правда, чтобы нельзя было терпеть. Офицер, проводивший меня в этот путь, был прав: хоть стояла зима, но все же это была не Арктика. Я почувствовал, что вода вокруг меня какая-то не такая... противная, скользкая, можно сказать, словно она была покрыта невесть откуда взявшейся здесь нефтяной пленкой. Но запаха не было, а разобрать в темноте вокруг себя ничего было нельзя.
Пока я ориентировался в пространстве после прыжка, "Защитник" ушел уже далеко, и его носовая часть была охвачена ярким пламенем. Очевидно, немцы все же накрыли его. Но пламя угасло прямо на глазах, вероятно, попадание было пустяковым, и очаг пожара был быстро ликвидирован командой.
Снаряды, однако, продолжали обильно сыпаться на авианосец, поднимая у его бортов гигантские гейзеры воды. Но странное дело, сколько я не вглядывался в черноту ночи за собой, я никак не мог разглядеть вспышек выстрелов из пушек настигающего его "Бисмарка" Возможно, он бил пока еще из-за горизонта, нащупывая цель радаром, но это было маловероятно. С начала обстрела прошло уже столько времени, что я должен был уже его увидеть. И тут я сделал поразительное открытие: вспышки вдруг обнаружились, но не позади, а ВПЕРЕДИ!
От этого сногсшибательного открытия я случайно хлебнул целый литр противной соленой воды и едва не захлебнулся. А когда все же пришел в себя, то увидел перед собою огромное зарево на полгоризонта. "Защитник" опять горел, и в свете этого пламени вырисовывались контуры германского дредноута, вырастающего словно из-под воды - такая высокая была у него скорость. У меня в голове все перемешалось, но я все же начал понимать, что к чему. Слушая Торранса, я почему-то думал, что "Защитник" на всех парах уходит от преследования, надеясь все еще дотянуть до базы на Мальте и подставить линейный корабль под удар островной авиации, но оказалось совсем иначе. Торранс вел свой корабль НАВСТРЕЧУ "Бисмарку", и теперь на нем бушевал пожар. Но хода, насколько я мог понять, авианосец еще не потерял, и даже его не сбавил.
"Бисмарк" пытался обойти авианосец милях в двух по носу, и жерла его орудий главного калибра беспрестанно изрыгали из себя острые языки убийственного пламени. "Защитник" не отвечал, да и отвечать ему было нечем. Это был авианосец новейшей конструкции, лишенный всякого тяжелого вооружения кроме зенитного таких мелких калибров, что о борьбе против самого лучшего в мире линейного корабля и говорить было смешно. Броней у "Защитника" была одета только палуба, борта были все равно что картонные, но это в некоторой степени позволяло выстоять "Защитнику" против такого мощного врага: тяжелые снаряды пробивали корпус авианосца навылет не взрываясь, и теперь я наконец оценил предусмотрительность Торранса, заблаговременно избавившегося от действительно ненужных самолетов. С этой точки зрения авианосец и на самом деле до поры до времени был неуязвим...
У Торранса был гениальный, хотя и самоубийственный, план. Используя высокую скорость своего авианосца, и неповоротливость "Бисмарка", он намеревался таранить врага прежде, чем артиллеристы германского линкора догадаются переставить взрыватели бронебойных снарядов на мгновенное действие. Тогда уж "Защитнику" точно конец.
Но удача была пока на стороне британского капитана. Немцы не ожидали от беззащитного корабля такого отчаянного хода. Объятый раздувшимся на ветру пламенем он, словно обезумевший от боли и ярости бык, со страшным грохотом вломился в бронированный бок вражеского "утюга". Раздался такой оглушительный взрыв, что несмотря на огромное расстояние, отделявшее меня от обоих кораблей, мне заложило уши. Вокруг стало светло как днем. Многотонные обломки разлетелись в разные стороны от места взрыва, и один такой с треском шлепнулся в воду почти рядом со мной. От мощного гидродинамического удара я потерял сознание, и очнулся лишь под утро...
... А утром меня подобрал немецкий торпедный катер. Настоящий торпедный катер, и с настоящими людьми... Как Торранс и обещал, я вновь очутился в СВОЕМ мире. Я снова дышал настоящим воздухом, моя одежда была пропитана настоящей водой. Я радовался, хоть находился уже в плену. Я радовался, что этот кошмарный, несмотря на всю свою занимательность, сон наконец закончился. Но, как потом оказалось, был один нюанс. И этот самый нюанс не дает мне покоя по сей день. Не будь этой неувязки, я и сам держал бы всю эту историю за плод моего поврежденного в результате катастрофы воображения... Мне бы и в голову тогда не пришло воображать себе, что всю эту посадку на давно утонувший корабль и беседу с мертвецом Торрансом я пережил на самом деле. Даже оказавшемуся а мне странному спасательному жилету я тоже нашел бы объяснение, как нашли его в конце концов те, с кем я попытался поделиться своими переживаниями. Но вот загадочному ПРОВАЛУ ВО ВРЕМЕНИ не верит никто, потому что этот факт недоказуем. Понимаете, АБСОЛЮТНО недоказуем! С какого конца не подступись, отовсюду торчит громадный кукиш. Дело вот в чем: "мессершмитт" я угнал тринадцатого февраля, это зафиксировано во всех официальных документах, это сомнению не подлежит. А немцы выловили меня из моря только двадцать седьмого! Чувствуете разницу? Я ВЫПАЛ ИЗ ВРЕМЕНИ НА ЦЕЛЫХ ДВЕ НЕДЕЛИ! Где я мог находиться все это время? Причем в бессознательном состоянии и в холодной по сравнению с тропиками воде? Вот эта разница в конечном итоге меня и погубила. Она меня по-настоящему уничтожила.
... Меня, значит, подобрали немцы, которые возвращались с ночного похода к Мальте, и так я стал военнопленным. Даже хуже. После этого ужасного взрыва, хоть был он и в моем воображении, и двухнедельной морской ванны я чувствовал себя совсем отвратительно, но немцам не нужны были отвратительно чувствующие себя пленные. Кое-кто из них с удовольствием выпустил бы мне кишки наружу, настолько они были злые после неудачного, насколько я понял, налета на нашу базу. Но я держался, стараясь не подать повода к окончательной расправе. Пока меня не переправили в лагерь для военнопленных, со мною обращались так, словно я был не человек, а мешок с картошкой. Да, впрочем, с мешком картошки обращались бы получше. А я чуть не помер, пока приходил в себя. Дорого мне обошлись эти несколько дней, проведенные у торпедников. Меня так избивали, что я перестал быть похож на человека. Я слышал, что с английскими пленными немцы обращались прилично, но мне не повезло - меня почему-то приняли за еврея из польского авиаполка, хотя я изо всех сил пытался доказать обратное. Я уже хотел умереть поскорее, но каждый раз, когда ловил себя на мысли о самоубийстве, вспоминал вдруг капитана Торранса. Я чувствовал, что мне нужно выжить в ЭТОМ, по его определению, мире, ведь я еще не совершил пока при этой жизни того, ради чего стоило бы умереть. Я знал, что Торранс при следующей встрече мне этого уже не простит...
Когда я наконец попал в концлагерь в самой Германии, жить стало полегче. Фрицы меня допрашивали, но я им наврал с три короба... Их вообще-то легко дурить, если у тебя голова на плечах, а не горшок с дерьмом... но пощады потом не жди! Я их дурил, пока эсэсовцы из какого-то там особого отдела не пронюхали каким-то образом, кто я есть на самом деле, ну и пустили в оборот... да в такой, что вам, друзья мои, и не снился никогда! Что в сравнении с этим иголки под ногти... Тьфу! Мелочь натуральная! Немцы раскопали всю мою подноготную, кто я, да откуда, да чем занимался на "Защитнике", чем на "Салташе"... Им быстро стало известно, что это я улетел на ихнем "мессершмитте" с пакетом, но одного только они так и не узнали точно - КУДА этот пакет делся! Да я бы рассказал им все, жалко, что ли? И даже с удовольствием... Да побоялся газовой камеры. Я прекрасно знал, что сумасшедших они запихивают в газовую камеру. Сразу же после постановки диагноза! И без лишних вопросов.
Но я ничего им не сказал. Меня так дубасили, так дубасили! .. Думали, что я их опять вожу за нос. Я уже снова стал подумывать о том, чтобы перебраться поскорее под крылышко к Торрансу... Но когда я видел его во сне или в бреду, то постоянно слышал от него одно и тоже: КУДА ЛЕЗЕШЬ, ДУРАК, НЕТ ТЕБЕ ПОКА ТУТ МЕСТА!
Ну что тут еще мне сказать? Под несчастливой звездой я родился, друзья. Немцы тоже устроили мне злую шутку. Видимо, я играл в их планах не последнюю роль, потому что они сочинили на меня и заложили в архив такой материал, что никакой висельник мне бы не позавидовал. Понимаете, они понапридумывали там бог весть что, будто бы я их самый главный агент, будто бы это я завалил операцию с "оборотнем" и секретным донесением, будто бы я выдал им с потрохами нашего разведчика и всех "коммандос", будто бы.
1 2 3 4 5 6 7