Эти вещества использовались им во время опытов и касаются "психорастворений".
- Вы говорите о наркотиках и галлюциногенах?
- Не совсем так. Вещества, которые использовал профессор Ватсон, являются только стимуляторами мозговой деятельности, призванными изменить состояние сознания. К несчастью, явления, происходящие в мозгу, зависят от кислородного потенциала, а это вызывает опасения, что вещество, использованное Ватсоном, может иметь довольно длительное воздействие, что и вызвало в мозгу Валери нарушение кислородного питания. Именно это могло спровоцировать сумасшествие с манией убийства.
В этот момент засветился красный сигнал на табло, и Грей-сон резко прервал свои объяснения.
Он подал мне знак.
- Пойдемте, - проговорил он.
Я последовал за ним. Мы вышли из кабинета, а другие ученые сразу же углубились в свои пыльные досье.
По правде говоря, я не люблю подобного рода типов.
Может быть, это и смешно, но я нахожу их странными, вызывающими у нормальных людей внутреннее беспокойство и не обладающими нормальной человеческой основательностью.
Они напоминают мне каких-то нелепых, бредовых, чокнутых второстепенных персонажей.
В них все какое-то механическое, я бы даже сказал буквоедское. Слишком размеренное и не живое. У меня такое впечатление, что...
Ах, да! Конечно, этот укол! Эта мягкая кушетка... это ощущение, что ты плаваешь в темноте...
Мало-помалу я погружаюсь в сон... Это-то, вероятно, и деформирует мои суждения... Вполне может быть...
Однако последующее помнится ясно и четко.
Я до мелочей помню наш маршрут внутри коттеджа Ватсонов... и со вкусом отделанный холл... Мы поднимаемся на второй этаж по деревянной лестнице, покрытой толстым шерстяным ковром... Площадка, коридор и многочисленные двери... Я вижу двух медсестер, которые идут по коридору...
Одна из них, встретив Грейсона, протягивает ему белый халат, который он тут же надевает. Он вводит меня в круглую комнату с белыми стенами.
В полутьме чуть слышно гудят странные аппараты.
Кроме этого, не раздается ни звука.
Пока Грейсон готовит шприц для подкожного вливания, мой взгляд останавливается на кровати.
На ней я вижу неподвижно лежащую под белым покрывалом женщину, самое восхитительное создание, которое только может существовать на этом свете.
Ее лицо покрывает легкая бледность, а черты его - просто редкостной чистоты... Это какой-то ангельский лик, который может только пригрезиться во сне.
Между прочим, это Валери Ватсон.
Глава 3
Профессор Грейсон отложил шприц в сторону и повернулся ко мне. Медленным жестом он указал на Валери. А я и так смотрел на нее, не отрываясь.
- Боюсь, что все наши усилия ни к чему не приведут, если она не перестанет заворачиваться в свой внутренний кокон.
- И что же может произойти?
- Уходя все дальше и дальше вглубь, она кончит тем, что полностью расстанется с реальным миром. А в результате - безумие, сумасшедший дом и смерть.
- Должно же быть какое-то средство вытащить ее из этого подобия комы?
Грейсон усмехнулся моему невежеству и наивности.
- Мозг является наиболее прочной крепостью, а его подсознательная воля - наиболее мощное оружие защиты. С нашей стороны это равносильно попыткам пробить скалу мягкой губкой. Мы ведь именно и боремся с ее волей, господин Милланд... ибо она спит, это несомненно. Мы продолжаем регистрировать некоторые физиологические процессы в железах внутренней секреции... и...
Тут я отвлекся от его объяснений и взглянул на Валери с еще большим интересом.
Мне показалось, что она со своими длинными черными волосами, тонкими руками, красиво очерченными губами, большими закрытыми глазами, которые смотрели сейчас во что-то неведомое, плавает где-то между фантазией и реальностью.
Она едва дышала, и медленные колебания груди являлись единственным признаком жизни, которая теплилась в этом чарующем теле античной богини.
Она производила странное впечатление, которое я не мог ни четко проанализировать, ни даже определить. Поэтому я все смотрел и смотрел на нее.
Голос Грейсона возвратил меня к реальности.
Реальность? Что же реального было в том, что показывал мне Грейсон?
На небольшом экране, расположенном на спинке кровати, я увидел большую черную дыру. Было такое впечатление, что я гляжу в глубокий колодец, в какую-то бездонную пропасть.
Фрейдистские символы непрерывно возникали в глубине сна Валери.
- Целиком ее сны ускользают от нас, - закончил объяснения Грейсон, отключая контакт энцефалоскопа. - Так-то вот, господин Милланд. Теперь вы знаете столько же, сколько и мы.
Однако сюрпризы были явно еще не исчерпаны.
Вот Грейсон выводит меня из палаты, и мы спускаемся на первый этаж. Грейсон направляется в глубь коридора и открывает тяжелую металлическую дверь.
Я следую за ним по узкой винтовой лестнице, которая ведет в подземелье, и мы попадаем в громадную лабораторию, где царит неописуемый беспорядок.
На полу разбросаны какие-то детали, обрывки проводов, а оголенные провода высокого напряжения свисают со стен; развороченная аппаратура жалко выставляет свои искалеченные внутренности...
И все это сотворила Валери!
Грейсон показывает мне место, где был найден обугленный труп профессора Ватсона. Рядом висит без предохранительного щитка розетка, которую приложили к бедному Ватсону. Она так и болтается в нескольких сантиметрах от пола, напоминая о случившейся драме.
Грейсон мне объяснил:
- Все аппараты, которые здесь находятся, созданы нашим коллегой Ватсоном. Несмотря на то что они разбиты, некоторые нам удалось идентифицировать, другие будут идентифицированы потом командой специалистов.
А теперь идите сюда.
Он показал мне на небольшой эбонитовый ящичек, закрепленный на двух опорах, который тоже носил следы разрушительного безумия Валери.
- Вот это, в частности, сильно нас интересует. Его механизм явно противоречит здравому смыслу. Никто из тех, кто его изучал, не догадался о его предназначении. Эта штука, кажется, приспособлена для марсианского разума.
Я оценил его юмор и улыбнулся.
- Даже так?
- Я хотел бы, чтобы вы сами заглянули в него.
- Но я же не марсианин.
Он одарил меня кислой улыбкой, но тоже не удержался от реплики:
- Вы ведь и не психиатр, и не психолог, не говоря о том, что не уроженец планеты Марс... С этим я согласен... Но вы инженер-электронщик. Ко всему прочему, вас пригласил профессор Ватсон, который, выходит, доверял вашей профессиональной подготовке и опыту. Я полагаю, что вы сделаете все, чтобы проникнуть в тайну этого аппарата. В любом случае вам ничто не мешает попытаться сделать это.
Я приподнял крышку и посмотрел на сеть проводов, скопище катушек и трансформаторов... На первый взгляд трудно было вынести какое-то четкое мнение, и я смущенно почесал лоб.
- Нужны кое-какие приборы и материалы... чтобы попытаться...
- Все, что вам потребуется, находится в шкафчике в глубине зала. А если понадобится еще что-либо, то звоните.
Сказано это было достаточно ясно. Иначе говоря: "Займитесь своим делом, не теряя времени. Это ваша, а не наша работа".
Через два часа я потерял всякую надежду.
С примерным терпением я щелкал выключателем, свинчивал и развинчивал составные части таинственного аппарата.
Я пытался все соединить согласно логике. Я останавливался и все начинал сначала, терпеливо ожидая результата.
У меня создалось впечатление, что я занимаюсь работой, которая выше не только моего, но и вообще человеческого разума.
Но наконец две, а затем и три лампочки загорелись внутри аппарата, и это поддержало мое мужество.
На какое-то время мне пришлось прерваться, чтобы поужинать. Ужин по моей просьбе принесли в лабораторию. Присутствие тех, кто бродил по коттеджу, вызывало у меня глухое раздражение.
Я сомневался, что смогу работать в контакте с этими людьми, не обладающими простыми человеческими чувствами, а измеряющими все в жизни какими-то символами и рефлексами.
Когда наступила ночь, я счел за лучшее снова приняться за работу, чтобы подавить свою нервозность.
Однако нет ничего более удручающего, чем непонятная тебе работа.
Мне не нравилось то, что я делал. Нет, действительно не нравилось!
Решительно вооружившись паяльником, я принялся за провода, сгоревшие явно из-за короткого замыкания. Один за другим я устанавливал их входы и выходы, а также места припаивания целых пучков.
Желая проверить, работают ли лампы, я щелкнул переключателем. На этот раз все они вспыхнули и начали мигать в каком-то бесконечном световом танце. Стерженьки на своих подставках завибрировали, а катушки стали медленно вращаться.
Смотри-ка, а ведь любопытно! Я почувствовал удовлетворение, а потом сразу беспокойство, когда, сделав неловкое движение, уронил на пол отвертку.
Падение инструмента на твердые плитки пола не произвело никакого звука!
Я удивился, поднял отвертку и повторил опыт. Инструмент опять упал, ничем не нарушив окружающей меня тяжелой тишины.
Боже мой! Что же происходит?
Я вдруг ощутил себя как бы парящим в тишине и пустоте, где нет никаких звуков, словно окружающий мир перестал существовать.
Где-то внизу живота начал рождаться страх, я взглянул на странный аппарат и хотел закричать.
Но, о ужас! Ни единого звука не вырвалось из моего напряженного горла. Но это же невозможно!
Мои пальцы суетливо хватались за выключатель, но он не поддавался моим усилиям. Он был заблокирован.
Охваченный страхом, я схватил отвертку, когда вдруг увидел, что тяжелая стальная дверь поворачивается на петлях, пропуская Грейсона и Эймса.
Я их видел, но не слышал. Они оживленно жестикулировали, направляясь ко мне, и по движению их губ я догадался, о чем они спрашивают.
Это был диалог глухих, где значение имеют только жесты.
Я показал им на аппарат, сопровождая жест, насколько это было возможно, мимикой и четкой артикуляцией:
- Все исходит оттуда... Ничего не бойтесь... Дело минутное...
Я сунул отвертку в щель выключателя, нажал, и стрелка на шкале тут же вернулась в положение "ноль".
- ...дьявольский Китай? Что случилось, господин Милланд?
Голос Грейсона показался мне просто райской музыкой, но в то же мгновение донесшийся с верхнего этажа жуткий нечеловеческий вопль заставил застыть кровь в жилах.
Это был ужасный, зловещий крик, который пробудил эхо в спящем доме, как отголосок какого-нибудь кошмара.
Бледный, без кровинки в лице, Грейсон резко обернулся.
- Что это?..
И он первым бросился вверх по лестнице, а за ним я, подгоняемый почти не контролируемым страхом.
Мы бежали молча, никто не произнес ни единого слова. Но когда мы добрались до первого этажа, крик уже смолк.
Здесь мы столкнулись с профессорами Дейтоном и Линдсеем, которые тоже выскочили, побросав свои досье.
- Это где-то выше, - сообщил нам Линдсей. - Скорее!
Мы взлетели на второй этаж вместе с охваченной ужасом одной из медсестер, которая встретилась нам на пути, и когда добрались до площадки, то обнаружили там того, кто издал этот леденящий душу крик.
Я узнал старшую медсестру мисс Фойл. Несчастная девочка лежала в странной позе, на спине, с лицом, искаженным ужасом.
Глаза ее вылезли из орбит, а рот был раскрыт, словно она все еще кричала. Но когда Грейсон склонился над ней, я сразу понял, что уже поздно.
- Она мертва, - глухо проговорил он. - Сердце не выдержало...
Дверь палаты, где лежала Валери, была широко растворена, и я заскочил туда, влекомый смутным беспокойством, но там все было в порядке.
Валери продолжала грезить, совершенно бесчувственная и безучастная к драме, которая здесь только что разыгралась.
И вдруг я заметил на плитках пола вокруг кровати черноватые пятна.
Пятна вели на площадку и обрывались в нескольких метрах от тела мисс Фойл.
Ужаснувшись тому, что обнаружил, я позвал Грейсона.
- Смотрите! Смотрите!
И тут же я понял, что наступаю на что-то вроде черной слизи, которой запачкан пол в комнате Валери.
Все сбежались, сбитые с толку необычным и непонятным феноменом. В том месте, куда, должно быть, попала струя, плитки пола обесцветились и напоминали теперь расплывчатое изображение, как на фотопластинке.
- Великий боже! - прошептал Дейтон. - Откуда же все это могло появиться?
- Следует сейчас же разобраться, - подхватил Эймс.
И фармаколог показал нам на стену возле несчастной мисс Фойл.
То, что я увидел, вызвало у меня приступ тошноты. Вся поверхность стены здесь была покрыта какими-то липкими лохмушками, напоминающими кусочки плоти, как если бы какое-то существо было взорвано посреди площадки гранатой. Из каждого кусочка сочилась темная слизь, стекая тонкими ручейками вниз по белой стене.
Это было ужасно и мерзко. Особенно непереносимым был запах. Я, кажется, никогда в жизни не нюхал ничего более вонючего и противного, чем эта липкая субстанция, пристававшая к моей обуви.
Тут до меня дошло, что все собрались в комнате у Валери, и я им показал на следы на простыне и металлической спинке кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13