- Пойдем, ты арестован!
- Арестуйте же и его! - потребовал Уотсон.
- Черта с два! - был ответ. - Ты зачем напал на него, когда он мирно доедал свой суп?
II
Картер Уотсон был непритворно взбешен. Он не только подвергся беспричинному нападению, сильным побоям и аресту, но и все без исключения утренние газеты вышли с мрачными описаниями его пьяной ссоры с владельцем пресловутого "Вандома". Ни одна печатная строка не сообщала правды и не соответствовала действительности. Пэтси Хоран и его присные описали драку со всеми подробностями. Неоспоримо устанавливалось лишь одно - что Картер Уотсон был пьян. Его будто бы трижды выбрасывали в водосточную канаву, - и три раза возвращался он назад, с кровожадным намерением разнести заведение впрах. ВЫДАЮЩИЙСЯ СОЦИОЛОГ АРЕСТОВАН В ПЬЯНОМ ВИДЕ, - гласил заголовок на первой странице одной из газет, сопровождавшийся его собственным портретом крупного размера. Другие заголовки гласили:
КАРТЕР УОТСОН ДОМОГАЕТСЯ
ЗВАНИЯ ЧЕМПИОНА!
КАРТЕР УОТСОН ПОЛУЧИЛ ПО ЗАСЛУГАМ!
ИЗВЕСТНЫЙ СОЦИОЛОГ ТЩИТСЯ РАЗГРОМИТЬ
КАФЕ СОМНИТЕЛЬНОЙ РЕПУТАЦИИ!
КАРТЕР УОТСОН ПОБИТ ПЭТСИ ХОРАНОМ
В ТРИ РАУНДА!
Выпущенный на поруки, Картер Уотсон на следующее же утро явился в полицейский суд в качестве ответчика по жалобе: "Народ против Картера Уотсона, обвиняемого в нападении на некого Пэтси Хорана и, в избиении оного". Но прежде чем приступить к делу, прокурор, которому платят за обвинение всех обидчиков "народа", отвел Уотсона в сторону и завел с ним приватный разговор.
- Отчего бы не прекратить дело? - сказал прокурор. - Я дал бы вам такой совет, мистер Уотсон: обменяйтесь рукопожатием с мистером Хораном и помиритесь, и мы это дело тут же замнем. Одно слово судье - и возбужденное против вас дело будет прекращено.
- Но я не желаю его замять, - последовал ответ. - Ваша обязанность, кажется, заключается в том, чтобы вести против меня обвинение, а не в том, чтобы предлагать мне помириться с этим... этим субъектом!
- О, я буду вас обвинять, не беспокойтесь! - резко возразил прокурор.
- Вам придется также вести обвинение и против этого Пэтси Хорана, предупредил Уотсон, - я хочу, чтоб и его арестовали за учиненное на меня нападение и побои.
- Лучше бы вам обменяться рукопожатием и прекратить дело, - повторил прокурор, и на этот раз в его голосе послышалась чуть ли не угроза.
Оба дела были назначены к слушанию через неделю, у полицейского судьи Уитберга.
- У тебя нет шансов выиграть дело, - сказал Уотсону старинный друг его детства, бывший директор самой крупной газеты города. - Каждому известно, что этот субъект напал на тебя. Он пользуется самой дурной репутацией. Но последнее обстоятельство нисколько тебе не поможет. Оба дела будут прекращены. И только потому, что ты - это ты. Заурядного человека осудили бы.
- Ничего не понимаю! - возразил озадаченный социолог. - Этот субъект без всякого предупреждения набросился на меня и жестоко избил. Я не нанес ему ни одного удара. Я...
- Это к делу не относится, - оборвал его собеседник.
- Что же относится, в таком случае?
- А вот я тебе объясню. В данный момент ты восстал против местной полиции и всей политической машины. Кто ты такой? Это не постоянное твое местожительство. Ты живешь за городом. Здесь у тебя нет избирательного ценза. Еще меньше у тебя влияния на избирателей. А владелец этого кабака командует многочисленными избирателями в своем околотке - у него этих голосов, что бус на нитке, и очень длинной нитке!
- Не хочешь ли ты сказать мне, что судья Уитберг способен попрать святыню своего долга и своей присяги, отпустив на волю это животное?
- Увидишь сам, - мрачно, ответил приятель. - О, он это сделает искусно! Он вынесет архизаконное, архиюридическое решение, изобилующее всеми имеющимися в нашем лексиконе терминами права и справедливости.
- Но существуют же газеты! - вскричал Уотсон.
- В данное время они не воюют с администрацией. Они разделают тебя под орех. Смотри, как они уже навредили тебе!
- Стало быть, эти полицейские молодчики не напишут правды в протоколе?
- Они напишут что-нибудь настолько приближающееся к истине, чтобы публика поверила им. Разве ты не знаешь, что они пишут отчеты по инструкциям, какие им даются? Им прикажут исказить или прикрасить истину и от тебя мало что останется после того, как они сделают это. Лучше теперь же ликвидировать дело. Ты влип в скверную историю!
- Но дело ведь назначено к слушанию?
- Скажи лишь слово, и они замнут его. Человек не может бороться с машиной, если равносильная машина не стоит за его спиной!
III
Но Картер Уотсон был упрямый человек. Он понимал, что машина раздавит его, но он всю жизнь стремился обогатить свой социальный опыт, а данный случай представлял собой нечто совершенно новое.
В утро судебного разбирательства прокурор сделал еще одну попытку замять дело.
- Если вы так настроены, то я хотел бы пригласить адвоката для ведения дела, - заявил Уотсон.
- В этом нет надобности, - сказал прокурор. - Народ платит мне за то, чтобы я вел обвинение, и я буду его вести. Но позвольте сказать вам, что у вас нет никаких шансов. Мы соединим оба дела в одно - и держите ухо востро!
Судья Уитберг произвел на Уотсона приятное впечатление. Довольно молодой, невысокого роста, в меру дородный, гладко выбритый, с умным лицом - он действительно казался очень милым человеком. Этому благоприятному впечатлению способствовали улыбающиеся губы и морщинки смеха в уголках его черных глаз. Глядя на него и изучая его внешность, Уотсон почти был уверен, что предсказания его старого друга не оправдаются. Но очень скоро Уотсон разубедился в этом. Пэтси Хоран и двое из его приспешников нагромоздили колоссальную гору всяких лжесвидетельств! Уотсон не поверил бы этому, если бы не слышал собственными ушами. Они отрицали самое существование остальных четырех свидетелей. Из тех двоих, которые свидетельствовали, один утверждал, что находился в кухне и видел ничем не вызванное нападение Уотсона на Пэтси, а другой, оставаясь в буфетной за стойкой, был очевидцем второго и третьего вторжения Уотсона в кабак с целью добить ни в чем не повинного Пэтси. Ругань, которую они приписывали Уотсону, была так замысловата и невыразимо гнусна, что Уотсону стало ясно, что этим они портят свое собственное дело. Было совершенно невероятно, чтобы он мог произнести такие слова! Но когда они стали описывать жестокие удары, которые он будто бы градом обрушил на физиономию бедного Пэтси, Уотсона разобрал смех, - но вместе с тем ему стало грустно. Судопроизводство превращалось в фарс, - но до какого же падения способны дойти люди, которых он считал хотя и медленно, но все же поднимающимися на вершины прогресса!
Уотсон не узнавал себя. Да и злейший враг не признал бы его в забияке и драчуне, каким его изобразили! Но, как всегда бывает с запутанными лжесвидетельствами, в отдельных версиях рассказа были пробелы и противоречия. Судья почему-то совсем не замечал их, а прокурор и поверенный Пэтси ловко их обходили. Уотсон не позаботился пригласить защитника, и теперь рад был, что не сделал этого.
Однако он питал еще подобие доверия к судье Уитбергу, когда подошел к пюпитру и стал излагать дело.
- Я случайно проходил по улице, ваша милость, - начал Уотсон.
Но судья перебил его.
- Мы здесь не для того, чтобы судить ваши прежние действия, проревел судья Уитберг. - Кто первый нанес удар?
- Ваша милость, - продолжал Уотсон, - у меня нет свидетелей этого столкновения, и удостовериться в правдивости моего рассказа можно лишь, выслушав меня до конца.
Его опять оборвали.
- Мы здесь не журналы издаем! - прорычал судья Уитберг, взглянув на него с таким свирепым недоброжелательством, что Уотсон с трудом заставил себя поверить, что это тот самый человек, внешность которого он изучал за несколько минут перед этим.
Тут вмешался прокурор, потребовавший, чтобы ему объяснили, какое из двух соединенных дел сейчас рассматривается и по какому праву адвокат Пэтси в этой стадии судоговорения берет слово. Поверенный Пэтси отразил выпад. Судья Уитберг заявил, что ему неизвестно о существовании двух дел, соединенных в одно. Все это потребовало выяснения. Началось генеральное сражение, закончившееся тем, что оба юриста извинились перед судьей и друг перед другом. Так развивалось дело. Уотсону чудилось, что он видит перед собою шайку карманных воров, шныряющих вокруг честного человека и тормошащих его, пока другие вытаскивают его кошелек. Машина была пущена в ход - только и всего...
- Зачем вы зашли в это место, пользующееся неблаговидной репутацией? - спросили Уотсона.
- Вот уже много лет, изучая экономику и социологию, я имею обыкновение знакомиться...
Только это и успел выговорить Уотсон.
- Нам не интересны ваши ологии, - зарычал судья Уитберг. - Вопрос ясен. Дайте на него ясный ответ. Правда или нет, что вы были пьяны? В этом вся суть вопроса.
Когда Уотсон сделал попытку рассказать, как Пэтси расшиб себе лицо, колотясь об его голову, Уотсона подняли на смех, и судья Уитберг снова оборвал его.
- Да вам известна ли святость присяги, которую вы принесли, обещав свидетельствовать только правду? - спрашивал судья. - Ведь вы рассказываете нам какую-то сказку! Разумно ли, чтобы человек сознательно изувечил себя и продолжал наносить себе вред, колотясь мягкими и чувствительными частями своего лица о вашу голову? Ведь вы же толковый человек! Сообразно ли это с разумом?
- В гневе люди бывают неразумны, - мягко ответил Уотсон.
Тут судья Уитберг почувствовал себя глубоко уязвленным и запылал справедливым гневом.
- Какое право имеете вы говорить это? - закричал он. - Ваше утверждение голословно, оно не имеет никакого отношения к делу. Здесь, сэр, вы лишь свидетель происшествий, обнаруженных судом. Суду нет никакого дела до ваших мнений о чем бы то ни было.
- Я лишь ответил на ваш вопрос, ваша милость, - смиренно протестовал Уотсон.
- Ничего подобного! - раздалось в ответ. - И позвольте мне предостеречь вас, сэр, позвольте предупредить вас, что подобная дерзость может быть истолкована как неуважение к суду. И да будет вам ведомо, что мы умеем соблюдать закон и правила вежливости в этой маленькой судебной камере. Мне стыдно за вас!
И пока длился начавшийся вслед за этим мелочный юридический спор между законоведами, прервавший повествование Уотсона о событиях в "Вандоме", - Картер без озлобления, с веселым любопытством и некоторой грустью наблюдал, как перед ним вырастала во всех своих деталях громада государственной машины, управлявшей страною, мысленно видел безнаказанное и беззастенчивое взяточничество в тысячах городов, практикуемое паукообразными гадами, состоящими при этой машине. И вот она перед ним в образе этой судебной камеры и судьи, угодливо склонившегося, под давлением машины, перед кабатчиком, распоряжающимся массою избирательных голосов! При всем своем ничтожестве и гнусности все происходящее было лишь одним из многочисленных проявлений работы того сложного общественного механизма, который высился колоссальной громадой во всех городах и штатах, бросая тень на всю страну.
В ушах его прозвучала знакомая фраза: "Да ведь это просто смешно!". И в самый разгар спора он не мог сдержать короткого смешка, в ответ на который судья Уитберг поднял на него сердито нахмуренный взгляд. Уотсон решил, что эти задиры-юристы и этот буян-судья хуже, в тысячу раз хуже драчливых штурманов на торговых кораблях, которые умели не только задирать, но и защищаться. Эти же мелкие ракальи прикрывались величием закона. Сами они нападали, но не давали возможности отражать их удары, прячась за тюремные камеры и дубинки тупых полисменов - профессиональных вышибал и драчунов на жалованье. Но злобы он не испытывал. Грубость и грязь всей процедуры забывались на фоне ее невероятной комичности, - его спасало природное чувство юмора.
Несмотря на всю травлю и придирки, ему удалось в конце концов дать ясное и правдивое описание схватки, и, невзирая на явно пристрастный характер перекрестного допроса, ни одна мелочь его показаний не была опровергнута. Совсем другой характер носил крикливый рассказ Пэтси и его двух свидетелей, полный лжесвидетельств.
Как защитник Пэтси, так и прокурор поддерживали обвинение, не оспаривая ничего по существу. Уотсон протестовал против этой системы, но прокурор зажал ему рот, заявив, что он общественный обвинитель и знает свое дело.
- Патрик Хоран доказал, что жизни его грозила опасность, и он вынужден был обороняться, - гласило начало вердикта, вынесенного судьей Уитбергом. - Аналогичное показание о себе дано и мистером Уотсоном. Каждый из них под присягой удостоверяет, что первый удар был нанесен противной стороною; каждый клянется, что подвергся ничем не вызванному нападению со стороны противника. Одна из аксиом права гласит, что сомнение толкуется в пользу ответчика.
1 2 3