Тогда Физик кивнул головой, схватил жестяную банку, пару защитных перчаток и стремительно выбежал из лаборатории. В туннеле он чуть не столкнулся с автоматом, который при его появлении убрался с дороги. Он выскочил на поверхность и, натягивая на бегу перчатки, помчался к выжженному Защитником отверстию. У неглубокой воронки бросился на колени и начал поспешно выковыривать из грунта куски загустевшего, остекленевшего от жара песка и бросать его в банку. Потом вскочил и опять бегом вернулся через туннель в ракету. В лаборатории кто-то стоял — Физик зажмурил ослепленные глаза — это был Кибернетик.
— Где Доктор?
— Еще не вернулся.
— Отойди. Лучше сядь там, у стены.
Как Физик и ожидал, остекленевший песок был бледно-фиолетового цвета. Когда он вошел, двутел повернул к нему лицо — он определенно ждал Физика.
Физик высыпал на пол перед доской все содержимое банки.
— С ума сошел! — вскакивая с места, крикнул Кибернетик.
Счетчик, переставленный на другой конец стола, пробудился и начал поспешно щелкать.
— Молчи! Не мешай!
В голосе Физика дрожала такая ярость, что Кибернетик неподвижно застыл у стены.
Физик бросил взгляд на циферблат часов: прошло уже двенадцать минут. Вот-вот мог вернуться Доктор. Он наклонился, показал на едва заметные фиолетовые щербины полурасплавленного песка. Поднял горсть песчинок, приложил их, держа на раскрытой ладони, к тому месту, где были нарисованы замазанные фиолетовым мелом ноги стоящей фигуры. Растер немного песчаных крошек по рисунку, посмотрел в глаза двутелу, стряхнул остатки пыли на пол, отступил в глубь зала, потом решительным шагом двинулся вперед, как будто отправился куда-то далеко, вошел в середину фиолетового пятна, постоял с минуту, закрыл глаза и, расслабив мышцы, медленно упал. Его тело глухо ударилось об пол. Он лежал несколько секунд, потом вдруг вскочил, подбежал к столу, схватил счетчик Гейгера и, держа его перед собой, как фонарь, подошел к доске. Едва раструб черного цилиндра приблизился к нарисованным мелом ногам, раздалась тревожная дробь. Физик несколько раз приближал счетчик к доске и отодвигал его, повторяя эффект для неподвижно наблюдавшего двутела, потом медленно повернулся к нему и начал придвигать раструб счетчика Гейгера к его обнаженным подошвам.
Счетчик заворчал.
Двутел издал слабый звук, как будто поперхнулся. Несколько секунд, которые показались Физику вечностью, смотрел человеку в глаза бездонным бледным взглядом. Потом — по лбу у Физика покатились капли пота — двутел вдруг расслабил торс, закрыл глаза и бессильно опустился на изголовье, одновременно странно выпрямляя узловатые пальчики обеих рук. Некоторое время он лежал как мертвый, вдруг открыл глаза, сел и уперся взглядом в лицо Физика.
Тот кивнул, отнес аппарат на стол, оттолкнув ногой доску, и глухо обратился к Кибернетику:
— Понял.
— Что понял? — выдавил тот, потрясенный безмолвной сценой.
— Что должен умереть.
Вошел Доктор, взглянул на доску, на рассыпанные стеклянистые обломки, на товарищей, на двутела.
— Что здесь происходит? — спросил он. — Что это значит?! — Он сердито повысил голос.
— Ничего особенного... У тебя уже двое пациентов, — равнодушно сказал Физик, а когда Доктор ошеломленно взглянул на него, взял со стола счетчик и направил его раструб на собственное тело.
Радиоактивная пыль впиталась в материал комбинезона — счетчик пронзительно застрекотал.
Лицо Доктора покраснело. Мгновение он стоял неподвижно, казалось, он бросит на пол шприц, который держал в руке. Постепенно кровь отхлынула у него от лица.
— Да? — сказал он. — Хорошо. Идем.
Едва они вышли, Кибернетик накинул защитный халат и начал поспешно убирать радиоактивные крошки. Он вывел из стенного шкафа полуавтоматического уборщика и пустил его подчищать пятно. Двутел лежал без движения, смотрел на его возню, несколько раз слабо покашлял. Через какие-нибудь десять минут вместе с Доктором вернулся Физик — на нем был белый полотняный костюм, шею и руки покрывали толстые витки бинта.
— Уже, — почти весело сказал он Кибернетику. — Ничего страшного: первая степень, а может, и того нет.
Доктор и Кибернетик принялись поднимать двутела, который, поняв, что от него хотят, послушно встал и вышел из лаборатории.
— И для чего все это было? — спросил Кибернетик.
Он нервно шагал по залу, тыкая во все щели и углы черную мордочку счетчика Гейгера. Время от времени щелканье несколько усиливалось.
— Увидишь, — спокойно ответил Физик. — Если у него голова на месте — увидишь.
— Почему ты не надел защитной одежды? Жалко было минуту потратить?
— Я должен был показать это как можно проще, — сказал Физик. — Как можно естественнее, чтобы ничего лишнего, понимаешь?
Они замолчали. Стрелка стенных часов медленно двигалась. Наконец Кибернетика начало клонить в сон. Физик, неловко действуя торчащими из бинтов пальцами, зажег сигарету. Вошел Доктор в перепачканном халате, подскочил к Физику:
— Ты! Да ты что?! Что ты с ним сделал?!
— А в чем дело? — поднял голову Физик.
— Он не хочет лежать! Едва дал себя перевязать, как встал и полез в дверь. О, он уже здесь... — добавил Доктор тише.
Двутел вошел, неуклюже ковыляя. По полу за ним тянулся конец бинта.
— Ты не можешь лечить его против его воли, — холодно сказал Физик. Он бросил сигарету на пол, встал и придавил се ногой. — Ну что, возьмем калькулятор из навигационной, а? У него максимальная область экстраполяции, — сказал он Кибернетику.
Тот вздрогнул, проснувшись, вскочил, мгновение смотрел мутным взглядом и быстро вышел. Дверь он оставил открытой. Доктор, засунув кулаки в карманы халата, стоял посреди лаборатории. Услышав слабое шлепанье, он обернулся, посмотрел на гиганта, который медленно приближался, и вздохнул.
— Уже знаешь? — сказал он. — Уже знаешь, а?
Двутел кашлянул.

Остальные трое спали целый день. Когда они проснулись, смеркалось. Они пошли прямо в библиотеку. Она представляла собой кошмарное зрелище. Столы, пол, все свободные кресла были завалены грудами книг, атласов, открытых альбомов, сотни исчерченных листов валялись под ногами, вперемешку с книгами лежали части приборов, цветные гравюры, консервные банки, тарелки, оптические стекла, арифмометры, катушки, к стене была прислонена доска, с которой стекала вода, смешанная с меловой пылью, толстый слой засохшего известкового порошка покрывал пальцы, рукава, даже колени Физика, Кибернетика и Доктора. Они сидели напротив двутела, заросшие, с покрасневшими глазами, и пили кофе из больших кружек. Посреди библиотеки, там, где раньше стоял стол, возвышался ящик большого электронного калькулятора.
— Как дела? — спросил Координатор, остановившись на пороге.
— Великолепно. Мы согласовали уже тысячу шестьсот понятий, — ответил Кибернетик.
Доктор встал. На нем все еще был белый халат.
— Они вынудили меня к этому. — Доктор показал на двутела. — Он облучился.
— Облучился?! — Координатор шагнул внутрь. — Что это значит?
— Прошел через радиоактивное пятно в проломе, — объяснил Физик.
Он оставил недопитый кофе и опустился на колени у аппарата.
— У него уже на десять процентов меньше белых телец, чем семь часов назад, — сказал Доктор. — Гиалиновая дегенерация — совсем как у человека. Я хотел его изолировать, ему нужен покой, но он не хочет лежать, так как Физик сказал ему, что это все равно не поможет.
— Это правда? — повернулся Координатор к Физику.
Тот, не отрываясь от гудящего прибора, кивнул головой.
— И его нельзя спасти? — спросил Инженер.
Доктор пожал плечами.
— Не знаю! Если бы это был человек, я сказал бы, что у него тридцать шансов из ста. Но это не человек. Он становится немного апатичнее. Но, может быть, это от усталости и бессонницы. Если бы я мог его изолировать...
— Ну что тебе нужно? Ты ведь и так делаешь с ним все, что хочешь, -сказал Физик, не поворачивая головы.
Забинтованными руками он все еще копался в приборе.
— А с тобой что случилось? — спросил Координатор.
— Я объяснил ему, каким образом он подвергся лучевому поражению.
— Ты так подробно объяснял?! — крикнул Инженер.
— Пришлось.
— Случилось то, что случилось, — медленно сказал Координатор. -Хорошо ли, плохо ли, но это так. Что теперь? Что вы уже знаете?
— Многое.
Заговорил Кибернетик:
— Он уже усвоил массу наших символов — главным образом математических. С теорией информации, можно сказать, покончено. Хуже всего с его электрическим письмом: без специального аппарата мы не могли бы этому научиться, а у нас нет ни такого аппарата, ни времени, чтобы его сделать. Помните трубки в их телах? Это просто устройство для письма! Когда двутел появляется на свет, ему сразу же вставляют такую трубку — как у нас когда-то протыкали девочкам уши... По обеим сторонам большого тела у них есть электрические органы. Поэтому корпус такой большой. Это как бы мозг и одновременно плазменная батарея, которая передает заряды непосредственно "пишущему каналу". У него канал кончается проводками на воротнике, но это у всех по-разному. Писать они, конечно, должны учиться. Эта операция, практикующаяся уже тысячи лет, — только подготовительный шаг.
— Значит, он действительно не говорит? — спросил Химик.
— Говорит! Кашель, который вы слышали, и есть речь. Одно покашливание — это целое предложение, произнесенное с большой скоростью. Мы записали кашель на пленку — он раскладывается на спектр частот.
— А! Так это речь, основанная на принципе частотной модуляции звуковых колебаний!
— Скорее, шумов. Она беззвучна. Звуками выражаются исключительно чувства, эмоциональные состояния.
— А эти электрические органы — служат ли они им оружием?
— Не знаю. Но можно его спросить.
Кибернетик наклонился, вытащил большой чертеж, на котором был изображен схематичный вертикальный разрез двутела, указал на два удлиненных сегментных образования внутри него и, приблизив рот к микрофону, спросил:
— Оружие?
Репродуктор, установленный с другой стороны, напротив лежащего двутела, застрекотал. Двутел, который чуть приподнял малый торс, когда вошли новые люди, некоторое время оставался неподвижным, потом закашлял.
— Оружие — нет, — глухо заскрипел репродуктор. — Много оборотов планеты — когда-то — оружие.
Двутел кашлянул.
— Орган — рудимент — биологической — эволюции — вторичная -адаптация — цивилизация, — мертво, без всякой интонации проскрипел репродуктор.
— Ну-ну, — буркнул Инженер.
Химик слушал, зажмурив глаза.
— А, значит, действительно! — вырвалось у Координатора. Он сдержался и спросил: — Что представляет собой их наука?
— С нашей точки зрения она странная, — сказал Физик. Он поднялся с колен. — Никак не убрать этого проклятого скрипа, — бросил он Кибернетику. — Огромные знания в области классической физики. Оптика, электричество, механика в специфическом соединении с химией — что-то вроде механохимии. Там у них любопытные достижения.
— Ну?! — рванулся вперед Химик.
— Подробности потом. У нас все зафиксировано, не бойся. От этих исходных позиций мы перешли к теории информации. Но ее изучение у них вне специальных учреждений запрещено. Хуже всего выглядит их атомистика, особенно ядерная химия.
— Подожди, как это запрещено? — удивился Инженер.
— Очень просто, нельзя проводить такие исследования.
— Кто их запрещает?
— Это сложный вопрос, и мы еще мало что понимаем, — вмешался Доктор. — Хуже всего мы пока ориентируемся в их социальной динамике.
— Кажется, для ядерных исследований им не хватает стимулов, — сказал Физик. — Они не ощущают энергетического дефицита.
— Давайте кончим сначала с одним! Так как же с этими запрещенными исследованиями?
— Садитесь, будем спрашивать дальше, — сказал Кибернетик.
Координатор приблизил лицо к микрофону. Кибернетик остановил его:
— Подожди. Трудность заключается в том, что чем сложнее конструкция предложения, тем больше рассыпается у калькулятора грамматика. Кроме того, анализатор звука, кажется, недостаточно селективен. Часто мы получаем просто ребусы; впрочем, сами увидите.
— На планете вас... много? — медленно и отчетливо спросил Физик. -Какова динамическая структура? Вас много на планете?
Репродуктор щелкнул два раза и остановился. Двутел довольно долго не отвечал. Потом хрипло закашлял.
— Динамическая структура — двойная. Связь — двойная, — забормотал репродуктор. — Общество — управляется — централизованно — вся планета.
— Отлично! — воскликнул Инженер.
Как и остальные двое новых участников беседы, он был очень возбужден. Физик, Доктор и Кибернетик, может быть от усталости, сидели неподвижно, с безразличными лицами.
— Кто управляет обществом? Кто на вершине — один индивид или группа? — спросил Координатор, потянувшись к микрофону.
Репродуктор затрещал, послышалось протяжное гудение, на пульте прибора пару раз мигнул красный указатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37