– Так. Хорошо. Очень хорошо. Значит в Вашем новом прекрасном разумном мире все будут равны, но некоторые будут равнее других. Замечательно. – сказал Полковник. Мир, совсем было обрушившийся вокруг него, снова стал потихоньку восстанавливаться. Никакой равноправной, однородной массы людей не будет. Все снова распределятся по ступенькам. Денег может быть и не будет, но будут уровни доступа к информации. Чем выше ты в социальной иерархии, тем шире доступ. И конечно же им понадобиться полиция. Полиция всем нужна. Хотя денег конечно все равно жалко – столько нервов на них потрачено. Полковник слегка воспрянул духом. Система, построенная на обезьяньем стремлении каждого стать над всеми остальными, незыблема и вечна, и будет жить покуда жив человек. И это единственная система, в которую Полковник верит. Интеллектуалы могут придумывать капитализм, коммунизм и прочие измы, но реально-то всегда существовала, существует и будет существовать она одна, родимая, Система с большой буквы, и этой Системе Полковник служил, служит и будет служить, ибо только в ней он может хоть что-то значить в собственных глазах. Суть Системы по первобытному проста, и именно этой простотой и первобытностью объясняется ее незыблемость и вечность. Суть Системы в борьбе за власть. Причем средства могут быть самыми разнообразными: накопление денег, игра в политику и написание законов, дворцовые интриги, наконец просто дать сопернику по голове дубиной. Не в средствах суть. Суть в цели, а цель – власть. Это заложено в человеческой природе, а потому неискоренимо...
Размышления Полковника прервал голос Левшова: Я знаю о чем Вы думаете, Полковник. Вы думаете о Системе. Полковник вздрогнул и хотел что-то сказать, но Левшов предупредил его вопрос: Не бойтесь, я вовсе не подслушиваю Ваши мысли, хотя такая техническая возможность в принципе в Нанотехе имеется. Ваши мысли и так легко угадать. Вы думаете о том, что новый мир, открываемый Нанотехом, будет таким же как и старый, что обезьяньи игры продолжатся, что никто еще не сумел побороть в человеке обезьяньи инстинкты, ни церковь за тысячу лет, ни коммунисты за семьдесят. Но надо помнить об одной вещи: до настоящего момента у человека, который хотел бы покинуть Систему, не было ни малейшего шанса выжить вне ее – он просто умер бы от голода и холода. Нанотех впервые в истории дает этот шанс. Впервые в истории человеку больше не обязательно вырывать кусок из рук ближнего своего, чтобы быть сытым. Сумеем ли мы использовать этот шанс, чтобы освободиться от власти Системы и победить наконец-то свои животные инстинкты? Если не сумеем, то превратим новый мир в подобие старого, только еще более ужасное, где власть одних людей над другими будет до бесконечности усилена новыми, невиданными средствами Нанотеха. Потеря этого исторического шанса обернется для человечества ужасной трагедией.
– А если у Вас нет уверенности, что у Вас все получится, зачем вообще надо было всю эту кашу заваривать?
– У меня не было выбора. Я знаю, что творится сейчас в Нанотехнологических лабораториях по всему миру. Десятки тысяч ученых работают над тем, чтобы создать новое страшное оружие порабощения человека человеком, оружие которое даст правителям полный и абсолютный контроль не только над действиями, над самими мыслями и чувствами народов, контроль, который даже присниться не мог ни одному из тиранов прошлого. Последний шанс остановить надвигающуюся катастрофу – отдать Нанотех в руки народа, и надеяться что разум в конце концов победит темные инстинкты. Другого выхода просто нет. Хуже того, что сейчас готовится в секретных лабораториях все равно не будет. А шанс на создание общества, где будут править разум, свобода и равенство, есть. Небольшой, но есть.
2.7. Час спустя, в кабинете этажом выше
Видеозапись допроса кончилась, и Полковник выключил магнитофон. С полминуты Генерал задумчиво молчал, и наконец произнес: Да, этот сукин сын здорово нас припер к стенке... Мы не знаем всех его реальных возможностей, и он пользуется этим, чтобы на нас давить. Главное, тихо прикончить его мы не можем – мы не знаем, как тогда поведет себя эта его группа товарищей. Они все на свободе, и наверняка все имеют доступ к Нанотеху.
– Мы знаем кто они такие? – спросил Полковник.
– Это сотрудники его лаборатории, вместе с Левшовым отказавшиеся перейти на работу в нашу секретную лабораторию. У нас есть на них все данные – имена и фамилии, фотографии, адреса. Нет только их самих полгода назад все эти люди, двенадцать человек, бесследно исчезли. Просто исчезли, и никто их никогда больше не видел. Никаких зацепок. Но он наверняка поддерживает с ними связь через свою сеть, и у них должны быть инструкции на тот случай, если он погибнет. Он нужен нам живым. Мы должны выбить из него пароль администратора сети Нанотех, от этого зависит будущее России как великой державы.
– Может быть попробуем применить сыворотку правды? – предложил Полковник.
– Я поговорил с нашими экспертами. Все говорят, что чего бы мы ему не вкололи, бактерии-киборги в его кровеносной системе могут разложить это вещество и вывести его из организма в считанные доли секунды, до того как оно подействует. А раз могут, то так и сделают – я думаю, что он хорошо подготовился, прежде чем идти к нам. Этот вариант отпадает. Здесь надо действовать тоньше. Крутаните-ка мне еще раз конец допроса.
На экране снова появились Левшов и Полковник.
Полковник:Гражданин Левшов, надеюсь Вы понимаете, что мы не можем Вас так просто отпустить, и эту ночь Вам придется провести у нас в камере предварительного заключения.
Левшов:Гражданин Полковник, я согласен переночевать у вас в камере, но я хочу, чтобы Вы ясно понимали, что это – жест доброй воли с моей стороны. Я оставляю за собой право уйти из вашей камеры в любой момент. Довожу до Вашего сведения, что у меня есть возможность сделать это, и что у Вас не будет никакой возможности меня остановить.
Каков наглец! – произнес Генерал не отрывая глаз от экрана.
Товарищ генерал, так что все-таки делать с копией этой кассеты? Передавать американцу или нет? – спросил Полковник.
Чего уж теперь, передавайте. Если мы попытаемся утаить эту кассету от ихнего офицера связи с особыми полномочиями, назавтра об этом будет известно в ЦРУ – я абсолютно уверен, что у нас в управлении сидит ЦРУшный крот, и он донесет. Пойдут ноты протеста на высшем уровне – нежелание сотрудничать, и все такое. Все шишки посыпятся на нашу голову. Так что кассету передайте. Только вот что... – Генерал внезапно понизил голос – Устройте-ка мне сегодня ночью посещение его камеры. Но так, чтобы никто об этом не знал. Попытаюсь поговорить с ним по душам.
2.8. В это же время, в камере предварительного заключения
Левшов не мог уснуть. Точнее мог бы, если бы воспользовался услугами Нанотеха. Но не хотел. Мысли его постоянно возвращались к тому пасмурному дню в марте 1983 года...
2.9.
Март 1983 года, Москва, Кремль, кабинет генерального секретаря ЦК КПСС.
"...Таким образом Маркс был абсолютно прав, когда предсказывал что на смену капитализму придет коммунизм. Он был абсолютно прав в том, что смена эта произойдет в результате развития производительных сил. Он ошибся только в одном, а именно, на каком уровне развития производительных сил произойдет эта смена. В своем девятнадцатом веке он считал, что человечество уже достигло того уровня, когда капитализм может быть заменен коммунизмом. Эта ошибка по человечески понятна автору теории хотелось увидеть ее воплощение на практике. Но эта ошибка привела к тому, что он начал насиловать историю, пытаясь навязать человечеству такой общественный строй, до которого оно еще не доросло."
– Так, так, молодой человек... – сказал Андропов и лукаво улыбнулся, улыбнулся на столько, на сколько давала ему улыбаться непрекращавшаяся боль в почках – Значит, по Вашему, Маркс все же был не прав?
Левшов осекся и испуганно замолчал.
– Ничего, – сказал генсек, подмигнув – со мной можно. С другими не советую.
Левшов узнал цитату – слова Штирлица из Семнадцати мгновений и улыбнулся в ответ.
– Значит, говорите, насилие над историей? – сказал генсек. Лицо его снова посерьезнело и превратилось в каменную маску. – А Вы представьте себе, что не было бы Великой Октябрьской Социалистической Революции, и во всем мире сегодня царил бы капитализм. К кому бы Вы тогда пришли со своим изобретением? К монополиям? Но они заинтересованы только в одном – во власти, абсолютной власти над всем и всеми. Они использовали бы Ваше изобретение для укрепления своей власти и увековечения капиталистического строя. Возможность возникновения коммунизма на основе этих новых производительных сил так и осталась бы нереализованной возможностью. Если бы мы не изнасиловали, как Вы выразились, историю, то ее изнасиловали бы они. Что по Вашему лучше?
Левшов хотел было сказать, что именно об этом он и писал в своем письме, но вовремя сдержался. Он решил, что генсек показывает ему, под каким идеологическим соусом должно подаваться его изобретение: Маркс прав, Маркс всегда прав, Маркс не может быть не прав. Однако из дальнейших слов генсека стало ясно, что он имел в виду нечто гораздо более серьезное, чем соблюдение идеологических приличий.
– Я сейчас одну книжку читаю. – сказал генсек – Любопытная книжка. Диссиденты, сбежавшие в Америку, написали о том, как я шел к власти. Представили меня эдаким макиавелиевским правителем, не гнушающимся никаких интриг. И большинство фактов вроде бы верны, да только одного в этой книжке нет. Нет ответа на простой вроде бы вопрос: зачем я все это делал? Авторам книги ответ кажется чем-то саморазумеющимся, о чем и писать-то не стоит: ради власти. Но они меряют все своими мерками.
Я старый и очень больной человек. Слишком старый и слишком больной, чтобы пользоваться теми радостями жизни, которые потенциально предоставляет пост генсека. Меня в любой момент могут убить – слишком много вокруг меня людей, не желающих видеть меня в этом кресле. Так зачем я взвалил на себя эту непосильную ношу, когда я мог бы выйти на пенсию и спокойно сидеть у себя на даче? А ответ простой: потому что больше некому. Если бы я не занял это кресло, его занял бы кто-то, для кого пост генсека действительно означает лишь одно – безграничную власть, кто-то, кому наплевать на идеалы социализма, на нашу мучительную и кровавую историю, кому наплевать на то, ради чего мы шестьдесят пять лет мучились и проливали кровь. Я оглядываюсь вокруг, и вижу, что вершину власти окружают именно такие люди, и когда меня не станет, в это кресло сядет кто-то из них...
Почему я Вам обо всем этом говорю? Я хочу чтобы Вы ясно понимали: у Вас есть не больше десяти лет, чтобы закончить работу над своим изобретением.
– Почему?
– Потому что мы проиграем холодную войну Западу.
– Но Юрий Владимирович, я не думаю что ...
– Молодой человек, я гораздо лучше Вас знаю истинное положение дел в стране. У нас просто больше нет сил чтобы противостоять Западу. И потом, помните, после меня это кресло будут занимать люди, для которых наши идеалы – ничто. Они сдадут страну Западу, как только тот поманит их пальчиком. Так что у Вас не больше десяти лет. Сможете?
– Постараюсь.
– Уж постарайтесь. И помните о том, что берете на себя гигантскую ответственность. Если Вы не успеете, то все те миллионы жертв, которые понес наш народ ради социализма, окажутся бессмысленными. Если же успеете, то Советский Союз, даже если он погибнет от рук предателей, все равно выполнит свою историческую миссиию – откроет человечеству дорогу к коммунизму. Вы – наша последняя надежда. Всегда помните об этом.
Теперь конкретно о деле. Надеюсь Вы понимаете, что эта работа должна вестись в строжайшей тайне. Причем сохранить ее в секрете от американцев – только пол-дела. Хотя и это достаточно сложно, учитывая, что КГБ уже сейчас безнадежно замусорен агентами ЦРУ. Но эту проблему мы решим – режимом секретности у Вас в лаборатории будут заниматься мои, проверенные люди. Гораздо сложнее будет сохранить эту работу в тайне от нашей собственной бюрократии. Своим изобретением Вы покушаетесь на то, что для них свято – на пирамиду власти, на сам принцип власти. Если они узнают об этом раньше времени, они сотрут Вас в пыль. Я не шучу. Именно в пыль. К тому моменту, когда Вы сочтете возможным объявить о своем изобретении, Вы должны быть во всеоружии. Именно во всеоружии...
2.10. Ночь с 6 на 7 июля 1997 года, камера предварительного заключения.
...Воспоминания Левшова прервал скрип открывающейся металлической двери. На пороге стоял человек в мундире с генеральскими погонами.
– А теперь вот генерал пришел. – сказал Левшов, скинув ноги с нар на пол, усаживаясь поудобнее. – Ну что ж, гражданин генерал, садитесь коль пришли. Сейчас мы Вам стул сообразим.
Только тут Генерал заметил странное устройство непонятного назначения в углу камеры, устройство которого в камере по идее быть не должно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16