Что театр и концерт в сравнении с этим? Ты знаешь, что такое юбилей? Торжество, праздник!.. Будет и доклад, и концерт. Пригласительные билеты дают не каждому.
— Тебе-то как дали? Что это сегодня случилось?
— Пришел и на нашу улицу праздник. Как-никак я сорок лет тружусь, поседел на сцене. Вот, даже имя мое указали. Приглашен персонально! Словом, жена, собирайся. Во-первых, погладь мой черный костюм…
Фейзулла разговаривал с женой в необычном для него тоне, с новой интонацией в голосе — повелительно, властно. И что самое удивительное, Хаджар принимала этот тон без возражений, подчинялась словам мужа. Достала из сундука его черный костюм, встряхнула, почистила, сбрызнула водой, аккуратно отутюжила, сделала стрелки на брюках. Влажной тряпкой протерла его туфли, щеткой навела глянец.
К семи они были готовы.
Хаджар, улучив минутку, заглянула к Ана-ханум, оповестила ее о событии:
— Из Италии приехал знаменитый поэт, мы идем на его вечер. Приглашены только избранные люди Баку. Фейзулле дали персональный билет.
В этот сиреневый майский вечер на улицах было много гуляющих. Юноши и девушки шли под ручку. Фейзулла тоже взял жену под руку. На Хаджар было черное панбархатное платье, плечи ее укрывала белая шелковая шаль; на ногах — черные лакированные туфли на высоких каблуках.
Впервые за много лет они шли по улице вот так, под ручку, впервые за много лет не пререкались, не ссорились и Хаджар не ворчала, а улыбалась.
— По всей вероятности, — говорил Фейзулла, — из нашего театра лишь мне одному прислали билет. Никто из ребят ничего не сказал. Если бы кто получил, тотчас бы начал хвастаться.
Было без пяти минут восемь, когда они подошли к зданию академии. Открыли тяжелую, массивную дверь, вошли.
Странно! В вестибюле было сумрачно и безлюдно. Они направились к широкой мраморной лестнице. Вдруг остановились, услышав чей-то голос. Кто-то негромко напевал. Звук резонировал в помещении, как в пустой бане:
Фаэтонщик-армянин,
Прокати разок один!
Фейзулла обернулся и увидел того, кто пел. Это был старик сторож. Он тоже заметил их. Перестал петь, шагнул в их сторону:
— Эй, вам кого?
Фейзулла важно протянул сторожу пригласительный билет, который заранее приготовил и держал в руке. Старик даже не взглянул. Только спросил:
— Что это? Фейзулла объяснил:
— Мы на юбилей! — Видя, что сторож недоуменно хлопает глазами, добавил: Разве юбилей не здесь? Юбилей Данте.
Сторож взорвался как граната:
— Вот, вот, каждый день чей-нибудь юбилей!.. Сегодня — Давыдова, завтра Мамедова, потому в магазинах и спичек нет!.. Вчера с рук купил. Пять коробок… по пятнадцать копеек… Это что?!
Фейзулла и Хаджар растерянно смотрели на старика армянина, который изливал им свою душу. Наконец тот сказал:
— Нет, братец, сегодня здесь нет никакого юбилея. Вы ошиблись. Наверное, завтра будет. Завтра приходите.
— Но ведь здесь написано: одиннадцатое мая. Сторож вышел из себя:
— Слушай, что тебе надо от меня?! Какой странный человек! Сказал тебе нет, и все! Здесь никого нет, все разошлись по домам, работа закончилась. И вы идите домой. На мраморной лестнице послышались шаги. Сверху спускался молодой человек в очках.
— В чем дело, дядя Арестакес?
Сторож, нагнувшись, принялся наливать в банку чай из алюминиевого чайника. Он уже снова напевал что-то. Вскинул голову:
— Откуда я знаю? Говорит, пришли на юбилей… Я ему твержу: сегодня нет никакого юбилея. А он спорит со мной.
Молодой человек, подойдя к ним, поздоровался, взял из рук Фейзуллы пригласительный билет, пробежал глазами, улыбнулся:
— Кто-то подшутил над вами, отец. Юбилей Данте отмечали неделю тому назад.
— То есть как?! Но ведь здесь указано — одиннадцатое мая.
— Это кто-то написал рукой. Говорю, подшутили. Ну, всего доброго! — И он ушел. Сторож опять затянул:
Фаэтонщик-армянин,
Прокати разок один!
Они вышли на улицу. Фейзулла не смел взглянуть на Хаджар. Знал: сейчас она разразится бранью, станет поносить его: «Бездарный человек! Глаза бы мои не видели тебя! Я всегда говорила: никто не считает тебя за человека!» Однако жена молчала. Так, молча, они дошли до станции метро.
— Метро, — сказала Хаджар.
— Да, — глухо отозвался Фейзулла.
Он был мрачнее тучи. Неожиданно Хаджар сказала ласково, мягко:
— Может, покатаемся, а, Фейзулла!
Он уже забыл, когда она разговаривала с ним так. Посмотрел на нее.
— Если хочешь… Ты еще не была в метро? После секундной паузы Хаджар ответила:
— Нет, ни разу.
На губах Фейзуллы появилось подобие улыбки.
— О, тогда ты получишь удовольствие! Это сказка. Они вошли в метро. Он бросил в автомат пятачок.
— Иди!
Опустив еще монетку, последовал за женой. Пояснил:
— Если бы я не бросил пятак, ты бы не прошла. Тебя бы стукнуло по ноге.
— Да что ты?!
— Да, да, смотри, Хаджар, а это движущаяся лестница. Она засмеялась:
— Ой, Фейзулла, как интересно!
Восторг жены все больше вдохновлял его. Он, как опытный экскурсовод, показывал ей все в метро, объяснял.
А Хаджар всему удивлялась, все ей нравилось, она охала, ахала.
Завтра, наверное, Хаджар снова будет браниться, ворчать, превращая жизнь Фейзуллы в пытку, но сегодня ей не хотелось обижать его, не хотелось, чтобы он знал, что вот уже два месяца, с тех пор как в Баку открылось метро, она каждое утро ездит на базар этой подземной дорогой.
1 2 3 4 5 6 7 8
— Тебе-то как дали? Что это сегодня случилось?
— Пришел и на нашу улицу праздник. Как-никак я сорок лет тружусь, поседел на сцене. Вот, даже имя мое указали. Приглашен персонально! Словом, жена, собирайся. Во-первых, погладь мой черный костюм…
Фейзулла разговаривал с женой в необычном для него тоне, с новой интонацией в голосе — повелительно, властно. И что самое удивительное, Хаджар принимала этот тон без возражений, подчинялась словам мужа. Достала из сундука его черный костюм, встряхнула, почистила, сбрызнула водой, аккуратно отутюжила, сделала стрелки на брюках. Влажной тряпкой протерла его туфли, щеткой навела глянец.
К семи они были готовы.
Хаджар, улучив минутку, заглянула к Ана-ханум, оповестила ее о событии:
— Из Италии приехал знаменитый поэт, мы идем на его вечер. Приглашены только избранные люди Баку. Фейзулле дали персональный билет.
В этот сиреневый майский вечер на улицах было много гуляющих. Юноши и девушки шли под ручку. Фейзулла тоже взял жену под руку. На Хаджар было черное панбархатное платье, плечи ее укрывала белая шелковая шаль; на ногах — черные лакированные туфли на высоких каблуках.
Впервые за много лет они шли по улице вот так, под ручку, впервые за много лет не пререкались, не ссорились и Хаджар не ворчала, а улыбалась.
— По всей вероятности, — говорил Фейзулла, — из нашего театра лишь мне одному прислали билет. Никто из ребят ничего не сказал. Если бы кто получил, тотчас бы начал хвастаться.
Было без пяти минут восемь, когда они подошли к зданию академии. Открыли тяжелую, массивную дверь, вошли.
Странно! В вестибюле было сумрачно и безлюдно. Они направились к широкой мраморной лестнице. Вдруг остановились, услышав чей-то голос. Кто-то негромко напевал. Звук резонировал в помещении, как в пустой бане:
Фаэтонщик-армянин,
Прокати разок один!
Фейзулла обернулся и увидел того, кто пел. Это был старик сторож. Он тоже заметил их. Перестал петь, шагнул в их сторону:
— Эй, вам кого?
Фейзулла важно протянул сторожу пригласительный билет, который заранее приготовил и держал в руке. Старик даже не взглянул. Только спросил:
— Что это? Фейзулла объяснил:
— Мы на юбилей! — Видя, что сторож недоуменно хлопает глазами, добавил: Разве юбилей не здесь? Юбилей Данте.
Сторож взорвался как граната:
— Вот, вот, каждый день чей-нибудь юбилей!.. Сегодня — Давыдова, завтра Мамедова, потому в магазинах и спичек нет!.. Вчера с рук купил. Пять коробок… по пятнадцать копеек… Это что?!
Фейзулла и Хаджар растерянно смотрели на старика армянина, который изливал им свою душу. Наконец тот сказал:
— Нет, братец, сегодня здесь нет никакого юбилея. Вы ошиблись. Наверное, завтра будет. Завтра приходите.
— Но ведь здесь написано: одиннадцатое мая. Сторож вышел из себя:
— Слушай, что тебе надо от меня?! Какой странный человек! Сказал тебе нет, и все! Здесь никого нет, все разошлись по домам, работа закончилась. И вы идите домой. На мраморной лестнице послышались шаги. Сверху спускался молодой человек в очках.
— В чем дело, дядя Арестакес?
Сторож, нагнувшись, принялся наливать в банку чай из алюминиевого чайника. Он уже снова напевал что-то. Вскинул голову:
— Откуда я знаю? Говорит, пришли на юбилей… Я ему твержу: сегодня нет никакого юбилея. А он спорит со мной.
Молодой человек, подойдя к ним, поздоровался, взял из рук Фейзуллы пригласительный билет, пробежал глазами, улыбнулся:
— Кто-то подшутил над вами, отец. Юбилей Данте отмечали неделю тому назад.
— То есть как?! Но ведь здесь указано — одиннадцатое мая.
— Это кто-то написал рукой. Говорю, подшутили. Ну, всего доброго! — И он ушел. Сторож опять затянул:
Фаэтонщик-армянин,
Прокати разок один!
Они вышли на улицу. Фейзулла не смел взглянуть на Хаджар. Знал: сейчас она разразится бранью, станет поносить его: «Бездарный человек! Глаза бы мои не видели тебя! Я всегда говорила: никто не считает тебя за человека!» Однако жена молчала. Так, молча, они дошли до станции метро.
— Метро, — сказала Хаджар.
— Да, — глухо отозвался Фейзулла.
Он был мрачнее тучи. Неожиданно Хаджар сказала ласково, мягко:
— Может, покатаемся, а, Фейзулла!
Он уже забыл, когда она разговаривала с ним так. Посмотрел на нее.
— Если хочешь… Ты еще не была в метро? После секундной паузы Хаджар ответила:
— Нет, ни разу.
На губах Фейзуллы появилось подобие улыбки.
— О, тогда ты получишь удовольствие! Это сказка. Они вошли в метро. Он бросил в автомат пятачок.
— Иди!
Опустив еще монетку, последовал за женой. Пояснил:
— Если бы я не бросил пятак, ты бы не прошла. Тебя бы стукнуло по ноге.
— Да что ты?!
— Да, да, смотри, Хаджар, а это движущаяся лестница. Она засмеялась:
— Ой, Фейзулла, как интересно!
Восторг жены все больше вдохновлял его. Он, как опытный экскурсовод, показывал ей все в метро, объяснял.
А Хаджар всему удивлялась, все ей нравилось, она охала, ахала.
Завтра, наверное, Хаджар снова будет браниться, ворчать, превращая жизнь Фейзуллы в пытку, но сегодня ей не хотелось обижать его, не хотелось, чтобы он знал, что вот уже два месяца, с тех пор как в Баку открылось метро, она каждое утро ездит на базар этой подземной дорогой.
1 2 3 4 5 6 7 8