Встречи наши возобновились только в Москве на новогодних вечерах у Г. Д. Гая. Однажды Михаил Николаевич, вспомнив, как я ревела на станции Охотничьей, стал дружески поддразнивать меня и предложил тост в честь «бабушки Железной дивизии».
В 1920 году умерла его жена Мария Владимировна. Михаил Николаевич женился на Нине Евгеньевне Гриневич. С ней я тоже подружилась и нередко бывала у них в гостях, в так называемом Чижовском подворье на Никольской улице.
Доводилось видеть Михаила Николаевича и в Наркомтяжпроме – у Серго Орджоникидзе. Я работала тогда там в секретариате наркома и не раз наблюдала, с каким уважением, даже любовью Серго относился к нему. Зинаида Гавриловна, жена Серго, говорила мне, что Орджоникидзе считает Тухачевского одним из самых близких своих друзей.
Это было трудное время. Чуть ли не каждый день мы теряли товарищей, соратников, родных. Не выдержав страданий, Серго покончил с собой. А через несколько месяцев не стало и Михаила Николаевича Тухачевского.
Мне рассказывали, что, когда на инспирированном Сталиным суде Тухачевскому предоставили последнее слово, он твердо заявил:
– Я люблю свою Родину, никогда не был ее изменником и врагом своего народа…
Теперь, после того как партия развенчала культ личности Сталина, в искренность этих слов поверил весь мир. Но люди, близко знавшие Тухачевского, верили ему и тогда.
ЛИСТАЯ СТАРЫЕ БЛОКНОТЫ
Н. Н. ЛАПШИН
Если мастера палитры и резца захотят увековечить образ выдающегося советского полководца-коммуниста М. Н. Тухачевского, пусть они изобразят его с мужественным, энергичным лицом, в ладно сидящей форме красного командира. Таким я впервые увидел Михаила Николаевича в Самаре на Соборной площади, во время парада, который принимал М. В. Фрунзе.
А познакомился я с Тухачевским позже: 7 апреля 1920 года, в Ростове-на-Дону. В этот день на пленуме Ростовского горсовета чествовали командующего Кавказским фронтом.
В большом зрительном зале собрался актив Ростова и Нахичевани. Здесь был старый участник событий на Лене Г. В. Черепахин, ветераны борьбы за дело рабочего класса тт. Сырцов, Пивоваров (Роберт), Решетков, Журенко. В президиуме выделялась группа военных во главе с М. Н. Тухачевским и начальником штаба фронта С. А. Пугачевым.
Я вынул блокнот, карандаш и приготовился записывать. В это время ко мне подошел товарищ в изрядно поношенном пальто и спросил:
– Вы что писать будете? Для какой газеты?
Я ответил, что представляю здесь газету «Красный казак».
– Может быть, сделаете отчет и для ДонРОСТА? Я заведующий ДонРОСТА… Работников не хватает. Старые журналисты забились в щели, отсиживаются. Молодые еще не выросли.
Из присутствовавших на пленуме мне знакомы были только военные. Местных товарищей я не знал и потому стал отказываться от предложения заведующего ДонРОСТА:
– Боюсь напутать.
– А я вам дам в помощь нашего репортера, – не сдавался напористый проситель и, не дожидаясь моего ответа, крикнул в сторону: – Коля, поди сюда!
К нам подошел вихрастый парень в синей сатиновой косоворотке и сандалиях на босу ногу. Поглядывал он хмуровато и как-то искоса.
– Знакомьтесь. Наш начинающий сотрудник, местный парень Коля Стукалов. Он всех здесь знает…
Это был счастливый день в моей жизни. В течение двух часов я познакомился с двумя выдающимися деятелями нашей эпохи: один – прославленный полководец, комфронта М. Н. Тухачевский, другой – будущий советский писатель, автор всемирно известной теперь драматургической ленинианы, Николай Федорович Погодин.
– Пошли за стол секретариата, – предложил Коля, – там писать удобнее.
Мне не оставалось ничего, кроме как покорно последовать за ним.
– Именем РСФСР, именем восставших и победивших рабочих, – торжественно провозгласил председательствующий тов. Вегер, – первое заседание Ростово-Нахичеванского горсовета объявляю открытым!..
Участники заседания бурно приветствовали героическую Красную Армию и ее полководца М. Н. Тухачевского, под командованием которого были освобождены Ростов, Ейск, Армавир, Минводы, Георгиевск, Ставрополь и Екатеринодар. Потом слово было предоставлено самому герою торжеств.
Свыше сорока лет моя семья хранит ветхий, выцветший номер газеты «Советский Дон», где помещена записанная мной тогда речь М. Н. Тухачевского. Вот она:
– Два года рабочие Ростова и Нахичевани выдерживали невыносимый гнет буржуазии, гнет Добровольческой армии. Два года длилась благородная борьба за освобождение трудящихся. Теперь, когда Красная Армия одержала победы на всех фронтах, когда к Советской России обращаются с мирными предложениями, когда в Германии идет гражданская война, Советская Россия может перейти к разрешению задач на фронте труда путем коммунистического строительства.
Борьба с разрухой тяжелей борьбы на полях сраженний. Но двухлетний опыт рабочих Севера не прошел даром. Он систематизирован IX съездом РКП (б).
Мы хорошо сознаем, какое значение имела идея коммунизма для Красной Армии. Когда Деникин протягивал свои руки к Москве, когда Юденич стоял у стен Петрограда, а Колчак продвигался к Волге, рабочие своими телами преградили им путь. Сила коммунизма явилась мощным снарядом, бившим по врагу. Победа Красной Армии привела в свою очередь к победе Советской власти.
Да здравствуют рабочие Ростова и Нахичевани!
Я и сейчас будто слышу вновь этот звонкий возглас, которым Михаил Николаевич закончил свою речь.
Председатель Донревкома Вегер преподнес Тухачевскому именной подарок – полевой бинокль. Под овации всего зала они расцеловались.
Тухачевский был заметно взволнован. Он горячо благодарил революционных рабочих Ростова за любовь к Красной Армии и в заключение подчеркнул:
– Я хотел бы сказать, что Красная Армия – детище Советов. Ею руководят Советы, и в Советах черпает она свою мощь. Не отдельные герои, не вожди, не полководцы, а титаническая сила, которая скрыта в недрах трудового народа и его Советов, ведет нашу армию вперед и помогает одерживать победы…
После торжественного заседания мы с Погодиным подошли к Михаилу Николаевичу и поздравили его от лица работников печати.
Увидев на мне черкеску с алым башлыком и узнав, что я служу в Казачьем отделе ВЦИКа, Тухачевский оживился еще более:
– Да мы с вами, выходит, одного поля ягоды! Я ведь тоже начинал свою советскую службу во ВЦИКе. Только не в Казачьем отделе, а в Военном.
В этот же вечер главная улица Ростова, тогда еще называвшаяся Садовой, огласилась криками мальчишек-газетчиков:
– «Советский Дон» на завтра! Первое заседание горсовета! Речь товарища Тухачевского!
А утром от заведующего ДонРОСТА я получил новое задание – «добыть» у Тухачевского интервью о положении на Кавказском фронте и ровно через час сидел в салон-вагоне командующего, разложив свой нехитрый корреспондентский инвентарь.
Тухачевский начал беседу легко и непринужденно:
– Белая армия нами окончательно разгромлена. В Новороссийске захвачено тридцать тысяч неприятельских солдат и две тысячи офицеров. Кубанские войска частично сложили оружие, а частично перешли на нашу сторону со всем вооружением и снаряжением, во главе с офицерами и сразу активно выступили против Деникина. Например, первая кубанская дивизия, действующая теперь в составе Красной Армии, ворвалась в Новороссийск на плечах врага. Советская власть и товарищ Ленин относятся благосклонно к тем пленным, которые перешли на нашу сторону с чистой душой…
Тут Михаил Николаевич на минуту задумался, присел в кресло и продолжал:
– Когда у Ленина спросили однажды, как быть с пленными французскими солдатами, страдающими от холода и голода, Владимир Ильич ответил кратко, но выразительно: «Одеть и накормить». А ведь то были пришлые, интервенты! Здесь же мы имели дело с нашими соотечественниками, которым Антон Деникин насильно сунул в руки винтовку.
Я быстро записывал то, что говорил Михаил Николаевич, и все отчетливее понимал, что передо мной полководец с рыцарскими представлениями о своем долге, благородный в поступках и мыслях. Беспощадный к врагу с мечом, он милостив к положившим меч, свободен от озлобления и мстительности.
Как сейчас, стоит у меня в памяти этот яркий весенний день. Голубые шторы вагона распахнуты, и луч солнца скользит по большому столу, застланному разноцветным полотнищем карты. Тухачевский шагает по вагону, обдумывая слова, и делает иногда рукой такой жест, словно бы подбрасывает их, пробуя на вес.
– Надеюсь, – убежденно говорит Михаил Николаевич, – что русские офицеры, порвавшие с Деникиным, честно послужат Советской республике. Но если на великодушие, какое проявляет к ним рабоче-крестьянская власть и ее глава товарищ Ленин, они ответят коварными кознями, пусть пеняют на себя…
Эта беседа помещена в газете «Советский Дон» 14 апреля 1920 года. И сейчас, вспоминая давний разговор, я невольно задумываюсь: как мог этот человек, со школьной скамьи посвятивший себя военному делу, с молодых лет познавший кровопролитные бои, сам испытавший тяготы плена, оставаться таким гуманным, великодушным (хотя и свободным от наивных иллюзий, от маниловщины)!
Не про всякого военачальника скажешь, что отличительной его чертой является человеколюбие. Про Тухачевского же это можно сказать с полным основанием.
Мне не пришлось видеть, как Михаил Николаевич руководил в 1921 году ликвидацией Кронштадтского мятежа. Но я хорошо помню приказ, подписанный им вместе с главкомом С. С. Каменевым и опубликованный в «Правде» 17 марта. В документе этом словно бы продолжалась наша беседа с Михаилом Николаевичем на запасных путях станции Ростов-главная. Приказ обязывал:
«Всем добровольно переходящим на нашу сторону не причинять никакого оскорбления и насилий, ибо для всех, искренне раскаявшихся, рабоче-крестьянская власть сохранит жизнь».
А в архиве Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина мне удалось разыскать листовки, написанные Тухачевским в период его борьбы с антоновщиной. Сколько в них огня, несгибаемой воли, житейской правды! И вместе с тем сколько человечности!
Одна из листовок гласит:
«В случае явки бандита с оружием в штаб Красной Армии в течение двух недель со дня ареста семьи, семья подлежит немедленному освобождению, имущество немедленно возвращается».
В другой листовке подчеркивается:
«Всему личному составу надлежит избегать нанесения какого-либо ущерба или оскорблений честным трудящимся гражданам».
Михаил Николаевич думал не только о сегодняшнем дне нашей страны. Его всегда волновало и ее будущее. В этом я, в частности, имел возможность убедиться, присутствуя в качестве корреспондента «Правды» на Седьмом белорусском съезде Советов в мае 1925 года.
9 мая мой отчет об этом съезде «Правда» напечатала под заголовком «Будем готовы к обороне». В отчете излагалось выступление М. Н. Тухачевского, и есть там, между прочим, такие строки: «В случае нападения на нас… Белоруссия явится стратегическим плацдармом, где развернутся… столкновения Красной Армии с армиями западноевропейского капитализма».
Хорошо запомнился мне еще и такой эпизод.
В 1927 году, будучи уже заведующим военным отделом «Правды», я получил от Марии Ильиничны Ульяновой задание организовать курсы по подготовке спецвоенкоров.
– Думаю, – сказала Мария Ильинична, – вам надо связаться с Тухачевским. Владимир Ильич очень высоко ценил его военные способности. Я позвоню Тухачевскому, а вы съездите к нему и обо всем договоритесь.
Готовясь к этой встрече, я отыскал в своем обширном архиве интервью с бывшим командармом-9 Иеронимом Петровичем Уборевичем, взятое вскоре после освобождения Кубани. Заканчивалось оно следующими словами: «Искренно сожалею, что у нас в действующей Красной Армии не было необходимого количества хорошо подготовленных военных корреспондентов, которые могли бы сохранить интересный и волнующий материал».
С этого я и начал свою беседу с Михаилом Николаевичем.
– Товарищ Уборевич безусловно прав, – живо откликнулся Тухачевский. – И давайте мы с вами начнем готовить военкоров по-настоящему. Нам нужны не дилетанты, которые иногда такое напишут, что только за голову хватаешься. Нам требуются журналисты с глубокими военными знаниями.
Я уговорил Михаила Николаевича принять шефство над нашей пока еще не существующей школой и разработать учебный план. Через две недели мы получили такой план, а к нему были приложены еще «примерное расписание занятий» и список военных деятелей, которых следовало бы привлечь к чтению лекций.
При этом Михаил Николаевич пояснял:
– Пусть вас не смущает, что я начал с Цезаря и походов древних. Без понимания истории трудно постичь всю глубину сегодняшних задач…
Наши курсы пользовались большим успехом. Мария Ильинична сама определила, для кого из работников «Правды» и «Бедноты» посещение их было обязательным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
В 1920 году умерла его жена Мария Владимировна. Михаил Николаевич женился на Нине Евгеньевне Гриневич. С ней я тоже подружилась и нередко бывала у них в гостях, в так называемом Чижовском подворье на Никольской улице.
Доводилось видеть Михаила Николаевича и в Наркомтяжпроме – у Серго Орджоникидзе. Я работала тогда там в секретариате наркома и не раз наблюдала, с каким уважением, даже любовью Серго относился к нему. Зинаида Гавриловна, жена Серго, говорила мне, что Орджоникидзе считает Тухачевского одним из самых близких своих друзей.
Это было трудное время. Чуть ли не каждый день мы теряли товарищей, соратников, родных. Не выдержав страданий, Серго покончил с собой. А через несколько месяцев не стало и Михаила Николаевича Тухачевского.
Мне рассказывали, что, когда на инспирированном Сталиным суде Тухачевскому предоставили последнее слово, он твердо заявил:
– Я люблю свою Родину, никогда не был ее изменником и врагом своего народа…
Теперь, после того как партия развенчала культ личности Сталина, в искренность этих слов поверил весь мир. Но люди, близко знавшие Тухачевского, верили ему и тогда.
ЛИСТАЯ СТАРЫЕ БЛОКНОТЫ
Н. Н. ЛАПШИН
Если мастера палитры и резца захотят увековечить образ выдающегося советского полководца-коммуниста М. Н. Тухачевского, пусть они изобразят его с мужественным, энергичным лицом, в ладно сидящей форме красного командира. Таким я впервые увидел Михаила Николаевича в Самаре на Соборной площади, во время парада, который принимал М. В. Фрунзе.
А познакомился я с Тухачевским позже: 7 апреля 1920 года, в Ростове-на-Дону. В этот день на пленуме Ростовского горсовета чествовали командующего Кавказским фронтом.
В большом зрительном зале собрался актив Ростова и Нахичевани. Здесь был старый участник событий на Лене Г. В. Черепахин, ветераны борьбы за дело рабочего класса тт. Сырцов, Пивоваров (Роберт), Решетков, Журенко. В президиуме выделялась группа военных во главе с М. Н. Тухачевским и начальником штаба фронта С. А. Пугачевым.
Я вынул блокнот, карандаш и приготовился записывать. В это время ко мне подошел товарищ в изрядно поношенном пальто и спросил:
– Вы что писать будете? Для какой газеты?
Я ответил, что представляю здесь газету «Красный казак».
– Может быть, сделаете отчет и для ДонРОСТА? Я заведующий ДонРОСТА… Работников не хватает. Старые журналисты забились в щели, отсиживаются. Молодые еще не выросли.
Из присутствовавших на пленуме мне знакомы были только военные. Местных товарищей я не знал и потому стал отказываться от предложения заведующего ДонРОСТА:
– Боюсь напутать.
– А я вам дам в помощь нашего репортера, – не сдавался напористый проситель и, не дожидаясь моего ответа, крикнул в сторону: – Коля, поди сюда!
К нам подошел вихрастый парень в синей сатиновой косоворотке и сандалиях на босу ногу. Поглядывал он хмуровато и как-то искоса.
– Знакомьтесь. Наш начинающий сотрудник, местный парень Коля Стукалов. Он всех здесь знает…
Это был счастливый день в моей жизни. В течение двух часов я познакомился с двумя выдающимися деятелями нашей эпохи: один – прославленный полководец, комфронта М. Н. Тухачевский, другой – будущий советский писатель, автор всемирно известной теперь драматургической ленинианы, Николай Федорович Погодин.
– Пошли за стол секретариата, – предложил Коля, – там писать удобнее.
Мне не оставалось ничего, кроме как покорно последовать за ним.
– Именем РСФСР, именем восставших и победивших рабочих, – торжественно провозгласил председательствующий тов. Вегер, – первое заседание Ростово-Нахичеванского горсовета объявляю открытым!..
Участники заседания бурно приветствовали героическую Красную Армию и ее полководца М. Н. Тухачевского, под командованием которого были освобождены Ростов, Ейск, Армавир, Минводы, Георгиевск, Ставрополь и Екатеринодар. Потом слово было предоставлено самому герою торжеств.
Свыше сорока лет моя семья хранит ветхий, выцветший номер газеты «Советский Дон», где помещена записанная мной тогда речь М. Н. Тухачевского. Вот она:
– Два года рабочие Ростова и Нахичевани выдерживали невыносимый гнет буржуазии, гнет Добровольческой армии. Два года длилась благородная борьба за освобождение трудящихся. Теперь, когда Красная Армия одержала победы на всех фронтах, когда к Советской России обращаются с мирными предложениями, когда в Германии идет гражданская война, Советская Россия может перейти к разрешению задач на фронте труда путем коммунистического строительства.
Борьба с разрухой тяжелей борьбы на полях сраженний. Но двухлетний опыт рабочих Севера не прошел даром. Он систематизирован IX съездом РКП (б).
Мы хорошо сознаем, какое значение имела идея коммунизма для Красной Армии. Когда Деникин протягивал свои руки к Москве, когда Юденич стоял у стен Петрограда, а Колчак продвигался к Волге, рабочие своими телами преградили им путь. Сила коммунизма явилась мощным снарядом, бившим по врагу. Победа Красной Армии привела в свою очередь к победе Советской власти.
Да здравствуют рабочие Ростова и Нахичевани!
Я и сейчас будто слышу вновь этот звонкий возглас, которым Михаил Николаевич закончил свою речь.
Председатель Донревкома Вегер преподнес Тухачевскому именной подарок – полевой бинокль. Под овации всего зала они расцеловались.
Тухачевский был заметно взволнован. Он горячо благодарил революционных рабочих Ростова за любовь к Красной Армии и в заключение подчеркнул:
– Я хотел бы сказать, что Красная Армия – детище Советов. Ею руководят Советы, и в Советах черпает она свою мощь. Не отдельные герои, не вожди, не полководцы, а титаническая сила, которая скрыта в недрах трудового народа и его Советов, ведет нашу армию вперед и помогает одерживать победы…
После торжественного заседания мы с Погодиным подошли к Михаилу Николаевичу и поздравили его от лица работников печати.
Увидев на мне черкеску с алым башлыком и узнав, что я служу в Казачьем отделе ВЦИКа, Тухачевский оживился еще более:
– Да мы с вами, выходит, одного поля ягоды! Я ведь тоже начинал свою советскую службу во ВЦИКе. Только не в Казачьем отделе, а в Военном.
В этот же вечер главная улица Ростова, тогда еще называвшаяся Садовой, огласилась криками мальчишек-газетчиков:
– «Советский Дон» на завтра! Первое заседание горсовета! Речь товарища Тухачевского!
А утром от заведующего ДонРОСТА я получил новое задание – «добыть» у Тухачевского интервью о положении на Кавказском фронте и ровно через час сидел в салон-вагоне командующего, разложив свой нехитрый корреспондентский инвентарь.
Тухачевский начал беседу легко и непринужденно:
– Белая армия нами окончательно разгромлена. В Новороссийске захвачено тридцать тысяч неприятельских солдат и две тысячи офицеров. Кубанские войска частично сложили оружие, а частично перешли на нашу сторону со всем вооружением и снаряжением, во главе с офицерами и сразу активно выступили против Деникина. Например, первая кубанская дивизия, действующая теперь в составе Красной Армии, ворвалась в Новороссийск на плечах врага. Советская власть и товарищ Ленин относятся благосклонно к тем пленным, которые перешли на нашу сторону с чистой душой…
Тут Михаил Николаевич на минуту задумался, присел в кресло и продолжал:
– Когда у Ленина спросили однажды, как быть с пленными французскими солдатами, страдающими от холода и голода, Владимир Ильич ответил кратко, но выразительно: «Одеть и накормить». А ведь то были пришлые, интервенты! Здесь же мы имели дело с нашими соотечественниками, которым Антон Деникин насильно сунул в руки винтовку.
Я быстро записывал то, что говорил Михаил Николаевич, и все отчетливее понимал, что передо мной полководец с рыцарскими представлениями о своем долге, благородный в поступках и мыслях. Беспощадный к врагу с мечом, он милостив к положившим меч, свободен от озлобления и мстительности.
Как сейчас, стоит у меня в памяти этот яркий весенний день. Голубые шторы вагона распахнуты, и луч солнца скользит по большому столу, застланному разноцветным полотнищем карты. Тухачевский шагает по вагону, обдумывая слова, и делает иногда рукой такой жест, словно бы подбрасывает их, пробуя на вес.
– Надеюсь, – убежденно говорит Михаил Николаевич, – что русские офицеры, порвавшие с Деникиным, честно послужат Советской республике. Но если на великодушие, какое проявляет к ним рабоче-крестьянская власть и ее глава товарищ Ленин, они ответят коварными кознями, пусть пеняют на себя…
Эта беседа помещена в газете «Советский Дон» 14 апреля 1920 года. И сейчас, вспоминая давний разговор, я невольно задумываюсь: как мог этот человек, со школьной скамьи посвятивший себя военному делу, с молодых лет познавший кровопролитные бои, сам испытавший тяготы плена, оставаться таким гуманным, великодушным (хотя и свободным от наивных иллюзий, от маниловщины)!
Не про всякого военачальника скажешь, что отличительной его чертой является человеколюбие. Про Тухачевского же это можно сказать с полным основанием.
Мне не пришлось видеть, как Михаил Николаевич руководил в 1921 году ликвидацией Кронштадтского мятежа. Но я хорошо помню приказ, подписанный им вместе с главкомом С. С. Каменевым и опубликованный в «Правде» 17 марта. В документе этом словно бы продолжалась наша беседа с Михаилом Николаевичем на запасных путях станции Ростов-главная. Приказ обязывал:
«Всем добровольно переходящим на нашу сторону не причинять никакого оскорбления и насилий, ибо для всех, искренне раскаявшихся, рабоче-крестьянская власть сохранит жизнь».
А в архиве Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина мне удалось разыскать листовки, написанные Тухачевским в период его борьбы с антоновщиной. Сколько в них огня, несгибаемой воли, житейской правды! И вместе с тем сколько человечности!
Одна из листовок гласит:
«В случае явки бандита с оружием в штаб Красной Армии в течение двух недель со дня ареста семьи, семья подлежит немедленному освобождению, имущество немедленно возвращается».
В другой листовке подчеркивается:
«Всему личному составу надлежит избегать нанесения какого-либо ущерба или оскорблений честным трудящимся гражданам».
Михаил Николаевич думал не только о сегодняшнем дне нашей страны. Его всегда волновало и ее будущее. В этом я, в частности, имел возможность убедиться, присутствуя в качестве корреспондента «Правды» на Седьмом белорусском съезде Советов в мае 1925 года.
9 мая мой отчет об этом съезде «Правда» напечатала под заголовком «Будем готовы к обороне». В отчете излагалось выступление М. Н. Тухачевского, и есть там, между прочим, такие строки: «В случае нападения на нас… Белоруссия явится стратегическим плацдармом, где развернутся… столкновения Красной Армии с армиями западноевропейского капитализма».
Хорошо запомнился мне еще и такой эпизод.
В 1927 году, будучи уже заведующим военным отделом «Правды», я получил от Марии Ильиничны Ульяновой задание организовать курсы по подготовке спецвоенкоров.
– Думаю, – сказала Мария Ильинична, – вам надо связаться с Тухачевским. Владимир Ильич очень высоко ценил его военные способности. Я позвоню Тухачевскому, а вы съездите к нему и обо всем договоритесь.
Готовясь к этой встрече, я отыскал в своем обширном архиве интервью с бывшим командармом-9 Иеронимом Петровичем Уборевичем, взятое вскоре после освобождения Кубани. Заканчивалось оно следующими словами: «Искренно сожалею, что у нас в действующей Красной Армии не было необходимого количества хорошо подготовленных военных корреспондентов, которые могли бы сохранить интересный и волнующий материал».
С этого я и начал свою беседу с Михаилом Николаевичем.
– Товарищ Уборевич безусловно прав, – живо откликнулся Тухачевский. – И давайте мы с вами начнем готовить военкоров по-настоящему. Нам нужны не дилетанты, которые иногда такое напишут, что только за голову хватаешься. Нам требуются журналисты с глубокими военными знаниями.
Я уговорил Михаила Николаевича принять шефство над нашей пока еще не существующей школой и разработать учебный план. Через две недели мы получили такой план, а к нему были приложены еще «примерное расписание занятий» и список военных деятелей, которых следовало бы привлечь к чтению лекций.
При этом Михаил Николаевич пояснял:
– Пусть вас не смущает, что я начал с Цезаря и походов древних. Без понимания истории трудно постичь всю глубину сегодняшних задач…
Наши курсы пользовались большим успехом. Мария Ильинична сама определила, для кого из работников «Правды» и «Бедноты» посещение их было обязательным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35