Батен наконец увидел сверху что-то напоминающее аркебузетный замок.
— Будьте добры, — вежливо обратился он к тем, кто работал внизу. — Вот эту вещичку отложите, пожалуйста, в совсем отдельное место.
— Чего-чего? — разогнулся сортировщик. — Это кто тут командует?
Батен неловко вытащил из-за пазухи красный шарф, выданный Павонисом от имени Совета Гильдеров; шарф полагалось повязывать на голову, но Батен стеснялся столь заметного знака своей избранности и вытаскивал его лишь в случае необходимости.
Сортировщик посмотрел на шарф, посмотрел на Батена, по лицу его скользнула недовольная гримаса, и он отложил сомнительный предмет в «совсем отдельное место». Потом в эту же кучку последовало по просьбе Батена еще несколько вещей. Большая куча тем временем рассосалась, разбежалась по разным углам — сортировщики определяли, что пойдет в переплавку, а что еще может послужить в таком виде, в котором поступило.
Металла в Таласе мало, он дорог, и на аукцион, где продается весь металл, поступающий сверху, всегда собирались покупатели и перекупщики со всей страны. Гильдия Кормщиков уполномочила Батена посмотреть, что будет на аукционе из имперского вооружения, и выкупить то, что попадется в приличном состоянии; Батен не сомневался, что отобранное им оружие можно будет легко восстановить. Краевики люди темные, огнестрельному оружию доверяют мало и могут сдать на обмен в качестве лома неисправный аркебузет — конечно, если на нем нет богатых украшений — починить же и не попытаются.
Сортировщик еще раз осмотрел свое опустевшее поле деятельности, подобрал и бросил в кучу, предназначенную для переплавки, какие-то проржавевшие перекрученные скобы, потом обратил взор наверх, на мостик, облепленный людьми, и, высмотрев Батена, позвал:
— Эй ты, уполномоченный! Иди сюда…
Батен неспешно начал спускаться.
Второй сортировщик тем временем начал аукцион.
Таласский аукцион проходит так: аукционер берет в руки вещь — допустим, оловянный таз, украшенный чеканкой, — вертит его в руках, показывает сидящим на мосте и одновременно, описывая вслух предмет, не забывает упомянуть о видимых глазу недостатках — скажем, царапине, сколе или сломе. Поскольку при этом он редко бывает серьезен, аукцион проходит при общем удовольствии и аукционера, — и зрителей. Определение платежеспособного покупателя напоминает скорее игру: когда доходит до торга, аукционер называет цену и тычет пальцем в самого крайнего человека, сидящего на мостике. Если тот что-то предлагает, палец аукционера перемещался на его соседа, чтобы выслушать следующее предложение, если нет — палец передвигался к соседу, после того как потенциальный покупатель разводил руками. Чтобы не задерживать аукционера, кое-кто из сидящих на мостике разводил руками заранее. Зрелище получалось презабавное: аукционер битых пять Минут описывает вещь, а когда взгляд и палец «о его обращается к мостику, там все сидят руки в стороны.
На узком покачивающемся мостике такой трюк доступен был только таласарам. Сам Батен цеплялся обеими руками за веревочные поручни, едва сохраняя равновесие, и боялся не то что руки оторвать, а и просто пошевелиться.
Ему, слава Богам-Ученикам, прелесть аукциона во всем объеме почувствовать не довелось. С облегчением спустившись вниз по зову сортировщика, он еще раз осмотрел отобранные предметы, подтвердил желание их забрать и подмахнул составленные сортировщиком расписки. Сортировщик быстро и умело сложил вещи в плетеный короб, обвязал бечевкой, подсунул бумажку с адресом под узел и шлепнул на него и угол бумаги комок сургуча. Батену осталось лишь припечатать сургуч своей печатью, после чего, поблагодарив сортировщика, он распрощался с аукционом; доставка покупки по указанному адресу — не его дело.
Батен знал, что ему придется опоздать на обед, и заранее предупредил о том хозяйку гостиницы, в которой жил, а раз уж он оказался в этом районе города, то имело смысл по дороге домой сделать крюк и зайти в Княжескую библиотеку, где, по указанию Гильдии, ему было позволено брать книги на дом. Высокая загорелая девушка, работающая на выдаче, быстро нашла заказанную книгу, положила ее в непромокаемый пакет из морского шелка, запаяла раскаленным утюгом. Батен поблагодарил и расписался в получении на именном формуляре.
Книга называлась «Инженерный лексикон» и содержала в себе объяснения многих терминов и понятий, которые Батен встречал в других книгах. Он много читал последнее время и привык к своеобразному таласскому правописанию; другое дело, что он не понимал в этих книгах многих слов, поэтому приходилось довольно часто обращаться за помощью к соседям, по гостинице, пока один из них не порекомендовал ему полистать «Лексикон».
Гостиница, в которой он жил, принадлежала Гильдии и находилась недалеко от Силуруса, второго по значимости города Таласа после Искоса. Именно Силурус был настоящей, хотя и неофициальной, столицей Таласа. Искос являл собой средоточие административной жизни страны: здесь находились официальные резиденции княгини и гильдий, проводились заседания Большого и Малого Кабинетов и Совета Гильдий — деловая жизнь Таласа тяготела к Силурусу.
Сам город располагался на скалистом выступе в нескольких милях от Отмелей и был соединен с ними искусственным молом, по гребню которого проходил широкий тракт, в который то и дело вливались короткие отрезки дорог, идущие от пирсов и пристаней, сплошь облепивших дамбу от самого города до Отмелей; особенно много их было с внутренней стороны дамбы, защищенной от штормовых приливов и иных неожиданностей Океана, — это место так и называли Подветренной бухтой или Подветренным портом. Но можно было сказать, что весь мол сплошь был превращен в один огромный порт, а заодно и рынок, куда прибывали корабли и лодки со всего побережья и с Островов и где торговали всем, чем Отмели и Острова были богаты. Так что не было ничего удивительного в том, что Товарная Биржа, правление Шелкового Банка, правление Островной'Компании, правление Столбовой Компании и еще десяток правлений помельче располагались как можно ближе к месту приложения своей деятельности, то есть — в Силурусе. Гораздо более удивляло, что тут же, в непрекращающейся ни днем ни ночью толчее находились и такие, казалось бы, почти академические учреждения, как Архивная Регистратура, Патентная Коллегия и, наконец, Княжеский Лицей, где преподавали самые известные в Таласе ученые… Впрочем, когда Батен пообжился на новом месте, то понял, что в этом есть свое рациональное зерно, не зря же Гильдия Кормщиков, Главный Штаб которой тоже, естественно, располагался в Силурусе, выбрала именно его базой подготовки предстоящей большой экспедиции к новым островам.
Княжеский Лицей, в библиотеке которого Батену довелось в последнее время проводить много времени, был сам по себе местом весьма примечательным. Прежде всего здесь находилась старейшая в Таласе школа, учиться в которой почиталось большой честью и где учились на казенном кошту отобранные по всему княжеству одаренные школяры, а за особые — очень хорошие — деньги могли учиться и все прочие желающие. Старшие отделения были более доступны и, по рассказам знакомых таласар, по организации очень напоминали Таласский Университет, который находился в Искосе (вот еще один парадокс Таласа: Княжеский Лицей в одном месте, а Университет — за сотню миль дальше). Если так, то таласские высшие школы мало напоминали университеты имперские.
Сам Батен, правда, университетской жизни не испытал — он всегда хотел быть военным, у него в голове и мысли не возникало стать богословом или, скажем, юристом, однако студиозусы среди его родичей были, и, судя по их рассказам, университеты в Империи были иными. Прежде всего, что в Университет, что в Лицей свободно принимали девушек. Здесь, как и вообще в Таласе, женщины вели жизнь более свободную и менее скованную обычаями, чем в Империи: они имели право распоряжения имуществом и по достижении совершеннолетия могли решать свою судьбу сами. И многие молодые особы этим правом пользовались, покидая родительский дом для того, чтобы уехать работать или учиться, наконец, чтобы выйти замуж. Батену недавно довелось повстречаться с такой молодой дамой-картографом, которая после довольно продолжительного делового разговора без обиняков предложила ему пойти попить с нею чаю. Батен тогда отговорился, извинившись тем, что будто бы сильно занят, хотя, по правде сказать, он просто опасался, что во внеслужебных отношениях нарушит какие-нибудь местные неписаные законы — ему вовсе не улыбалось начинать свою здешнюю карьеру с возможного неприятного инцидента. Забавно, кстати, что дама, кажется, поняла его опасения, но отреагировала несколько неожиданно. Получив вежливый отказ, она только усмехнулась и сказала: «Ладно, будет время, заходите, поболтаем. Я почти всегда здесь, в архиве. Или в кантине внизу».
Богословов в Таласе Батен, к слову сказать, не встречал, а юристы если и попадались на глаза, то были, судя по всему, как-то весьма ловко замаскированы; в основном ему приходилось вращаться среди практиков — инженеров, химиков, металлургов, судостроителей.
Последние две категории были особенно обрадованы известием о готовящейся экспедиции: архипелаг Ботис представлялся им неким райским местом, то есть — по их понятиям — горами, состоящими из сплошных выходов рудных жил, и росшими на этих самых горах лесов, опять же, сплошь из корабельного леса — и с тем и с другим в Таласе было бедновато. В их окружении Батен чувствовал себя вдвойне белой вороной. Во-первых, он был не коренной таласар, а во-вторых, профессиональный военный в Империи здесь являлся человеком вовсе без профессии, да и без образования. Впрочем, те ученые господа, с которыми Батену приходилось жить в одной гостинице, очень умело не замечали этих его отличий.
Однако было еще одно, что отличало его от остальных.
В гостинице Батен делил комнату с двумя инженерами-судостроителями; четвертое место в их комнате пока пустовало, и Батен мог этому только радоваться. На его взгляд, комнатка была мала и для троих. Это его уже не смущало, как раньше; он смирился с тем, что есть, спать и вообще проводить время в хорошую погоду можно на веранде, где всегда полно народу. Но порой ему до боли не хватало одиночества, возможности побыть наедине с собой, не видеть никого, не слышать… Но здесь это было практически невозможно. Единственным способом бороться с неодиночеством были для него прогулки по берегу, да и то это было одиночеством достаточно условным — стоило отвлечься от успокаивающей пустоты океанской глади и оглянуться или даже просто посмотреть в сторону, как взгляд натыкался на какое-нибудь движение, и слабая и без того иллюзия одиночества безвозвратно исчезала. Таласарам было как-то легче: таласар мог только что оживленно разговаривать с друзьями, смеяться, пить вино — но стоило ему отойти в сторонку или даже просто отвернуться — и ни одна живая душа не тронет его, не потребует, чтобы он вернулся в компанию, не станет приставать с ненужными ему сейчас разговорами. Человек как бы был наедине с собой, находясь среди других. И что интересно, другие это прекрасно понимали: вроде никаких условных знаков или сигналов не вывешивалось — но желание побеспокоить человека никому не приходило в голову. Как это у них так получалось, Батен уразуметь не мог. У него так не получалось. Он все еще не привык быть таласаром.
В одну из таких прогулок с ним произошел любопытный случай. Точнее — интересная встреча.
Батен как обычно прогуливался подальше от обжитых мест. Было у него одно укромное место, уголок, где он мог посидеть спиной к Стене, лицом к Океану, и когда по водам не проплывали корабли, казалось, что ты один, далеко ото всех и от всего. Совсем один.
Но добравшись до места в тот раз, Батен увидел, что оно занято. На его камне точно так же, как сиживал Батен — спиной к Стене и лицом к Океану — сидел странно одетый человек. На нем были просторные штаны, не по-таласарски длинные — до щиколоток, и широкая белая кофта с широкими рукавами по локоть; на большой голове его была надета какая-то округлая шапочка с длинным узким козырьком, а из-под широких штанин выглядывали большие ступни, обутые в … плетеные кожаные сандалии. Сам по себе он был очень громоздок, явно высок, грузен и, наверное, еще силен. Это был старик — огромные узловатые ладони, сцепленные на коленях, седина в выбивающихся из-под шапочки коротких волосах выдавали его возраст; но это был крепкий, мощный старик, а не какая-нибудь развалина.
Странный старик не замечал Батена. Он просто смотрел на Океан, как смотрел бы Батен, и Батен, поначалу раздраженный тем, что его лишили возможности побыть в одиночестве, подумал, что, пожалуй, не стоит мешать человеку отдыхать. Он даже развернулся, чтобы уйти, но— неловко поскользнулся на влажной гальке и чуть не упал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76