Пользуясь помощью правительства, они старались не делать жителей Мира нереальными навечно. Всем взрослым, побуждаемым к убийству, предлагалось искупление в обмен на осведомительские услуги. И дети не оставались без заботы.
Ори завершает уничтожение скатерти, отвратительно скалится. Ее глаза пусты. Какими нереальными воспоминаниями забита ее головка?
— Добро? — с горечью произношу я. — Внушить мне уверенность, будто я убила родную сестру, — это добро?
— Воссоединившись с предками, ты узнаешь, что не убивала ее. Способ воссоединения доступен: завершение искупительного доносительства.
Но я не довела свое искупление до конца. Я украла Ано и похоронила ее без согласия Отдела. Малдон Брифжис не знает этого. Страдая от боли и гнева, я говорю:
— А как же ты сам, Пек Брифжис? Ты помогаешь лекарям-преступникам, чтобы они могли и дальше лишать детей реальности, как Ори...
— Я им не помогаю. Я считал, что ты догадливее, Пек. Я работаю против них. То же самое делал Кэррил Уолтерс, потому он и умер в тюрьме Аулит.
— Против них?
— Кэррил Уолтерс был моим осведомителем. И моим другом.
Мы молчим. Пек Брифжис смотрит в огонь, я на Ори с ее жуткими гримасами.
— Уведи ее, — приказывает Пек Брифжис телохранителю. — Мы не можем допустить к тебе слуг, — объясняет он мне.
Телохранитель уводит гримасничающего ребенка.
— Пек Брифжис! Я убила свою сестру?
Он поднимает голову.
— Однозначного ответа не существует. Не исключено, что ты стала одним из объектов эксперимента, проводившегося в твоей деревне. В этом случае тебя усыпили в доме, а когда ты очнулась, сестра уже была мертва. Над твоим сознанием поработали.
— Ты действительно убьешь меня, дашь разложиться, позволишь воссоединиться с предками? — Еще ни разу я не обращалась к нему таким тихим голосом.
Пек Брифжис выпрямляется.
— Я сделаю это.
— А если я откажусь? Если попрошу, чтобы меня вернули домой?
— В этом случае тебя опять арестуют, опять пообещают помилование — в обмен на информацию о тех, кто работает против них.
— Не арестуют, если я обращусь в ту правительственную службу, которая искренне стремится прекратить эксперименты. Ты ведь не станешь утверждать, что в это замешано все правительство целиком?
— А ты знаешь, какие отделы и кто конкретно желает войны с землянами, а кто нет? Мы — и то этого не знаем...
Фраблит Пек Бриммидин невиновен, думаю я. Ну и что? Пек Бриммидин невиновен, но бессилен. Мне больно думать, что это одно и то же.
Пек Брифжис смотрит на меня.
— Так вот чего ты хочешь, Ули Пек Бенгарин? Чтобы я выпустил тебя из этого дома, не зная, что ты предпримешь, на кого станешь доносить? Чтобы поставил под угрозу все наше дело ради того, чтобы ты убедилась в его правоте?
— Ты также можешь убить меня и отправить к предкам. Таким образом ты сохранишь веру в реальность, которую считаешь истинной. Убить меня — простейший выход. Но при условии, что я дам на это согласие. В противном случае ты поступишь даже вопреки той реальности, с которой предпочитаешь соглашаться.
На меня взирает сильный мужчина с красивыми пурпурными глазами. Лекарь, способный на убийство. Патриот, бросивший вызов собственному правительству ради предотвращения жестокой войны. Грешник, делающий все для того, чтобы уменьшить свой грех и сохранить шанс воссоединения с предками. Верующий в совместную реальность, который пытается изменить ее, сохранив веру.
Я молчу. Молчание затягивается. Наконец, его нарушает сам Пек Брифжис.
— Напрасно Кэррил Уолтерс направил тебя ко мне.
— Что сделано, то сделано. Я выбираю возвращение в родную деревню. Как ты поступишь: отпустишь меня, оставишь в плену, убьешь без моего согласия?
— Будь ты проклята! — отвечает он.
Я узнаю слово, которое употреблял Кэррил Уолтерс, говоря о нереальных душах тюрьмы Аулит.
— Точно, — откликаюсь я. — Выбор за тобой. Пек. На какой реальности ты остановишься?
Ночь душная, и мне не спится. Я лежу в палатке посреди широкой голой равнины и прислушиваюсь к ночным звукам. Из палатки, превращенной в пивнушку, доносится грубый смех: шахтеры засиделись за полночь. Из палатки справа слышен храп. В другой, чуть дальше, в разгаре любовная возня. Я слышу томное женское хихиканье.
Вот уже полгода я работаю шахтером. Побывав в северной деревушке Рофкит Рамлое, откуда родом Ори, я продолжила путь на север. Здесь, на экваторе, где Мир добывает олово, алмазы, ягоды пел и соль, жизнь проще и беспорядочней. Документов здесь не спрашивают. Многие шахтеры молоды и по разным причинам уклоняются от правительственной службы. Видимо, они считают эти причины важными. Власть правительственных Отделов уступает власти горнорудных и аграрных компаний. Здесь нет ни курьеров на земных велосипедах, ни земной науки, ни самих землян.
Храмы стоят, в них идет служба, вокруг них ходят процессии, воздающие хвалу предкам. Но этому уделяется меньше внимания, чем в городах. Кто обращает внимание на воздух? Вот и с верой то же самое.
Женщина снова хихикает, и я узнаю ее голос. Ави Пек Крафмал, беглянка с другого острова, красотка. Без особых амбиций. Иногда она напоминает мне Ано.
В Гофкит Рамлое я задавала много вопросов. Пек Брифжис сказал, что бедняжку звали Ори Малфсит. Достойная семья. Увы, я расспрашивала многих, но никто не мог ее вспомнить. Откуда бы ни была родом Ори, каким бы путем ни претерпела превращение в нереальный, пустой сосуд, ее жизненный путь начался не в Гофкит Рамлое.
Знал ли Малдон Брифжис, отпуская меня, что я это выясню? Наверное, знал. И все равно отпустил меня.
Иногда, в самые глухие ночные часы, я жалею, что пренебрегла предложением Пек Брифжиса отправить меня к предкам.
Днем я нагружаю тележки породой, добытой шахтерами, и толкаю их наравне с остальными. Шахтеры болтают, бранятся, клянут землян, хотя мало кто их видел. После работы они сидят в своем лагере, пьют пел, поднимая грязными руками тяжелые кружки, и хохочут над непристойными шутками. Все. они разделяют общую реальность, которая сплачивает их, придает им силу, делает счастливыми.
У меня тоже есть силы. Мне хватает сил, чтобы толкать тележки вместе с другими женщинами, многие из которых так же невзрачны, как я, и не гнушаются моим обществом. Мне хватило сил, чтобы разбить гроб Ано и похоронить ее, хотя за это мне полагается вечная смерть. Хватило сил, памятуя слова Кэррила Уолтерса об опытах на мозге, разыскать Малдона Брифжиса, а потом убедить Пек Брифжиса, погрязшего в противоречиях, отпустить меня на все четыре стороны.
Но хватит ли мне сил, чтобы пройти этим путем до конца? Смогу ли я принять реальности Фраблита Бриммидина, Кэррила Уолтерса, Ано, Малдона Брифжиса, Ори и попытаться найти для всего этого место в собственной душе? Хватит ли у меня сил жить дальше, не имея надежды узнать, убила ли я родную сестру? А сил во всем сомневаться и жить с сомнением в душе, прорываясь сквозь миллионы отдельных реальностей Мира и отыскивая истину в каждой?
Неужели кто-то способен избрать подобную жизнь? Жизнь в неуверенности, в сомнениях, в одиночестве, наедине с собственным рассудком, в изолированной реальности, которую не с кем разделить?
Хотелось бы мне вернуться в то время, когда была жива Ано! Или хотя бы когда я была осведомительницей. В то время, когда я разделяла реальность с Миром и знала, что стою на твердой почве. Когда знала, что думать, и потому обходилась без мыслей.
В то время, когда я еще не обрела — вопреки собственной воле — своей теперешней, устрашающей реальности.
1 2 3 4 5 6
Ори завершает уничтожение скатерти, отвратительно скалится. Ее глаза пусты. Какими нереальными воспоминаниями забита ее головка?
— Добро? — с горечью произношу я. — Внушить мне уверенность, будто я убила родную сестру, — это добро?
— Воссоединившись с предками, ты узнаешь, что не убивала ее. Способ воссоединения доступен: завершение искупительного доносительства.
Но я не довела свое искупление до конца. Я украла Ано и похоронила ее без согласия Отдела. Малдон Брифжис не знает этого. Страдая от боли и гнева, я говорю:
— А как же ты сам, Пек Брифжис? Ты помогаешь лекарям-преступникам, чтобы они могли и дальше лишать детей реальности, как Ори...
— Я им не помогаю. Я считал, что ты догадливее, Пек. Я работаю против них. То же самое делал Кэррил Уолтерс, потому он и умер в тюрьме Аулит.
— Против них?
— Кэррил Уолтерс был моим осведомителем. И моим другом.
Мы молчим. Пек Брифжис смотрит в огонь, я на Ори с ее жуткими гримасами.
— Уведи ее, — приказывает Пек Брифжис телохранителю. — Мы не можем допустить к тебе слуг, — объясняет он мне.
Телохранитель уводит гримасничающего ребенка.
— Пек Брифжис! Я убила свою сестру?
Он поднимает голову.
— Однозначного ответа не существует. Не исключено, что ты стала одним из объектов эксперимента, проводившегося в твоей деревне. В этом случае тебя усыпили в доме, а когда ты очнулась, сестра уже была мертва. Над твоим сознанием поработали.
— Ты действительно убьешь меня, дашь разложиться, позволишь воссоединиться с предками? — Еще ни разу я не обращалась к нему таким тихим голосом.
Пек Брифжис выпрямляется.
— Я сделаю это.
— А если я откажусь? Если попрошу, чтобы меня вернули домой?
— В этом случае тебя опять арестуют, опять пообещают помилование — в обмен на информацию о тех, кто работает против них.
— Не арестуют, если я обращусь в ту правительственную службу, которая искренне стремится прекратить эксперименты. Ты ведь не станешь утверждать, что в это замешано все правительство целиком?
— А ты знаешь, какие отделы и кто конкретно желает войны с землянами, а кто нет? Мы — и то этого не знаем...
Фраблит Пек Бриммидин невиновен, думаю я. Ну и что? Пек Бриммидин невиновен, но бессилен. Мне больно думать, что это одно и то же.
Пек Брифжис смотрит на меня.
— Так вот чего ты хочешь, Ули Пек Бенгарин? Чтобы я выпустил тебя из этого дома, не зная, что ты предпримешь, на кого станешь доносить? Чтобы поставил под угрозу все наше дело ради того, чтобы ты убедилась в его правоте?
— Ты также можешь убить меня и отправить к предкам. Таким образом ты сохранишь веру в реальность, которую считаешь истинной. Убить меня — простейший выход. Но при условии, что я дам на это согласие. В противном случае ты поступишь даже вопреки той реальности, с которой предпочитаешь соглашаться.
На меня взирает сильный мужчина с красивыми пурпурными глазами. Лекарь, способный на убийство. Патриот, бросивший вызов собственному правительству ради предотвращения жестокой войны. Грешник, делающий все для того, чтобы уменьшить свой грех и сохранить шанс воссоединения с предками. Верующий в совместную реальность, который пытается изменить ее, сохранив веру.
Я молчу. Молчание затягивается. Наконец, его нарушает сам Пек Брифжис.
— Напрасно Кэррил Уолтерс направил тебя ко мне.
— Что сделано, то сделано. Я выбираю возвращение в родную деревню. Как ты поступишь: отпустишь меня, оставишь в плену, убьешь без моего согласия?
— Будь ты проклята! — отвечает он.
Я узнаю слово, которое употреблял Кэррил Уолтерс, говоря о нереальных душах тюрьмы Аулит.
— Точно, — откликаюсь я. — Выбор за тобой. Пек. На какой реальности ты остановишься?
Ночь душная, и мне не спится. Я лежу в палатке посреди широкой голой равнины и прислушиваюсь к ночным звукам. Из палатки, превращенной в пивнушку, доносится грубый смех: шахтеры засиделись за полночь. Из палатки справа слышен храп. В другой, чуть дальше, в разгаре любовная возня. Я слышу томное женское хихиканье.
Вот уже полгода я работаю шахтером. Побывав в северной деревушке Рофкит Рамлое, откуда родом Ори, я продолжила путь на север. Здесь, на экваторе, где Мир добывает олово, алмазы, ягоды пел и соль, жизнь проще и беспорядочней. Документов здесь не спрашивают. Многие шахтеры молоды и по разным причинам уклоняются от правительственной службы. Видимо, они считают эти причины важными. Власть правительственных Отделов уступает власти горнорудных и аграрных компаний. Здесь нет ни курьеров на земных велосипедах, ни земной науки, ни самих землян.
Храмы стоят, в них идет служба, вокруг них ходят процессии, воздающие хвалу предкам. Но этому уделяется меньше внимания, чем в городах. Кто обращает внимание на воздух? Вот и с верой то же самое.
Женщина снова хихикает, и я узнаю ее голос. Ави Пек Крафмал, беглянка с другого острова, красотка. Без особых амбиций. Иногда она напоминает мне Ано.
В Гофкит Рамлое я задавала много вопросов. Пек Брифжис сказал, что бедняжку звали Ори Малфсит. Достойная семья. Увы, я расспрашивала многих, но никто не мог ее вспомнить. Откуда бы ни была родом Ори, каким бы путем ни претерпела превращение в нереальный, пустой сосуд, ее жизненный путь начался не в Гофкит Рамлое.
Знал ли Малдон Брифжис, отпуская меня, что я это выясню? Наверное, знал. И все равно отпустил меня.
Иногда, в самые глухие ночные часы, я жалею, что пренебрегла предложением Пек Брифжиса отправить меня к предкам.
Днем я нагружаю тележки породой, добытой шахтерами, и толкаю их наравне с остальными. Шахтеры болтают, бранятся, клянут землян, хотя мало кто их видел. После работы они сидят в своем лагере, пьют пел, поднимая грязными руками тяжелые кружки, и хохочут над непристойными шутками. Все. они разделяют общую реальность, которая сплачивает их, придает им силу, делает счастливыми.
У меня тоже есть силы. Мне хватает сил, чтобы толкать тележки вместе с другими женщинами, многие из которых так же невзрачны, как я, и не гнушаются моим обществом. Мне хватило сил, чтобы разбить гроб Ано и похоронить ее, хотя за это мне полагается вечная смерть. Хватило сил, памятуя слова Кэррила Уолтерса об опытах на мозге, разыскать Малдона Брифжиса, а потом убедить Пек Брифжиса, погрязшего в противоречиях, отпустить меня на все четыре стороны.
Но хватит ли мне сил, чтобы пройти этим путем до конца? Смогу ли я принять реальности Фраблита Бриммидина, Кэррила Уолтерса, Ано, Малдона Брифжиса, Ори и попытаться найти для всего этого место в собственной душе? Хватит ли у меня сил жить дальше, не имея надежды узнать, убила ли я родную сестру? А сил во всем сомневаться и жить с сомнением в душе, прорываясь сквозь миллионы отдельных реальностей Мира и отыскивая истину в каждой?
Неужели кто-то способен избрать подобную жизнь? Жизнь в неуверенности, в сомнениях, в одиночестве, наедине с собственным рассудком, в изолированной реальности, которую не с кем разделить?
Хотелось бы мне вернуться в то время, когда была жива Ано! Или хотя бы когда я была осведомительницей. В то время, когда я разделяла реальность с Миром и знала, что стою на твердой почве. Когда знала, что думать, и потому обходилась без мыслей.
В то время, когда я еще не обрела — вопреки собственной воле — своей теперешней, устрашающей реальности.
1 2 3 4 5 6