Мне случалось просыпаться раньше, и я всегда оставался
собой.
- Давай попробуем? - я стал приближаться, а он даже не
сопротивлялся, только неубедительно просил:
- Нет, нет...
Я потряс его за плечо, потом за подбородок, и ласково
произнес:
- Вставай! Пора уже. Проснись. Просыпайся же!
Пальцы мои сомкнулись - двойник становился туманным, слегка
нереальным в этом мире - или междумирии - и вовсе исчез. А я
погрузился в глубокий сон, изредка прерываемый самыми обычными
сновидениями.
Если вам когда-либо доводилось быть женатым, и вы
отваживались на такой поступок, как, забрав детей, убраться на
недельку с глаз вашей супруги куда-нибудь подальше - в другой
город или сельскую местность, - и она шесть дней посвятит
исключительно себе и отдыху от вас, но на седьмой подготовит вам
такую встречу, что, не исключено, вы задумаетесь, не повторить
ли все это при случае, - если нечто подобное случалось, вы меня
поймете.
Лиз разбудила меня довольно поздно. Ничего удивительного, я
сам довел себя накануне до изнеможения, но удивительным было
все. Во-первых, как бы поздно я ни просыпался, случаи, когда Лиз
вставала раньше, можно пересчитать по пальцам. И даже если это
происходило, ей не пришло бы в голову будить меня. Я этого не
люблю и никогда не считал нужным скрывать. И в тот момент, уже
готовый выразить негодование, открыл глаза и заткнулся.
Все было как всегда. Это был мой дом, но такой, будто я в
нем давно не был. Причем мое отсутствие явно пошло на пользу -
он помолодел. Ощущение очень странное, что-то вроде "дежа вю"
наоборот.
- Доброе утро, дорогуша. Ты уж совсем сегодня...
Лиз выглядела лучше, не в том смысле, что моложе. Как раз
на свои тридцать, а моя Лиз всегда была как подросток.
Оказывается, она могла быть весьма хороша и в образе зрелой
женщины.
- Ты меня впервые увидел? - она присела на постель и
склонилась над моим лицом. Конечно, я изучал ее. Она была живой
иллюстрацией к тому, в чем я был прав по жизни, а в чем - нет.
Я подумал о том, что сейчас происходит в этой же комнате на
другом конце вселенной.
Женщину, которая была моей женой десять лет, я любил сейчас
так, как если бы сложить первую в жизни любовь и самую сильную.
А лучше перемножить их.
Я обнял Лиз, и мы снова занимались любовью - все утро.
Впервые я ни о чем не думал - да и не было в мире ничего, к чему
можно было бы обратить мысли.
Мы лежали обнявшись, когда в комнату вошла дочка. Я
набросил халат Лиз, присел рядом с ней на корточки и потрепал по
волосам.
- Знаешь, - сказал я ей, - я тебя так люблю! Даже,
наверное, больше, чем нашу маму.
- Я знаю, - серьезно ответила она. - Я тебя тоже люблю.
Лиз занялась завтраком, а я подошел к книжным полкам у себя
в кабинете. Одна из них была целиком занята томиками, которые я
постоянно перечитывал от корки до корки, поэтому они всегда
валялись в проходе между кроватями... которого, кстати, здесь не
было. Я взял одну книгу - она ничем не отличалась от известных
мне - кроме фамилии. Можно было бы удивиться, но разве не за
этим я здесь оказался?
На сегодня было запланировано много дел. Не все такие уж
срочные, но мне самому не терпелось узнать все. Свою роль здесь
я знал заранее, а какая, например, у господина В.Москвина?
Почему он тоже, пусть бессознательно, бывал на нейтральных
территориях?
За завтраком Лиз отметила, что я необыкновенно изменился.
- По-моему, я это слышал еще вчера, - буркнул я, но
бурчания не получилось, уж очень я был переполнен чем-то
светлым.
- По-моему, я вчера это и говорила. Хотя имела в виду
другое, - ответила Лиз. - Что ты собираешься делать сегодня?
- Сейчас съезжу по одному маленькому делу. Часа на два-три.
А потом поработаю.
- Мы куда-нибудь сходим вечером?
Я подумал, что ослышался. Время уже подходило к обеду,
когда я вернусь, будет уже вечер, а если буду еще писать (если
получится), то закончу ближе к ночи. Куда пойти? Но тут же я
сообразил, что двойника писательство не обременяло. Когда мы
встретились в первый раз, он взял дискету. Неужели дискеты можно
перетаскивать через измерения? И я не помнил других случаев,
чтобы во сне работал за компьютером. Значит, ему все-таки
приходилось тратить время хотя б на переписывание очередного
фрагмента... конечно, меньшее время.
- Посмотрим, - ответил я Лиз. Впрочем, почему бы и нет?
Дела мои здесь в порядке, нужно только попробовать...
И я решил узнать главное прямо сейчас.
Включив компьютер, я с трудом отыскал свое последнее
произведение - ведь на моем компьютере его не было - и заглянул
в конец. Повествование обрывалось на середине первого абзаца из
написанных во время сна в метро. Двойник честно пытался написать
сам, но бросил. При следующей встрече спрошу, что помешало.
Пальцы запрыгали по клавишам, с легкостью воспроизводя (уже
в третий раз!) надписи на белых стенах. Приближаясь к черте, за
которой источником станут исключительно мои мысли, я подумал,
как все здесь хорошо началось, и может вот-вот закончиться -
все.
Нет, возразил я себе, продолжая машинально отстукивать
текст, не все. У меня есть Лиз - и я люблю ее. У меня есть дочь
- и я люблю их обеих. У меня есть все, и даже этот чертов
двойник, с которым можно получить сверх того. Вместе мы личность
выдающаяся, и нам надо быть вместе. Всем надо, чтобы мы были
вместе. Даже Господу Богу, который вертит нами, пытаясь
составить в одно, как детали замысловатой головоломки, потому
что из-за нас с нашей выходкой мироздание дало трещину,
протекает где-то, как проржавевшая водопроводная труба, и
оттого, что упал напор, каждый из потоков времени бледнее и
беднее, чем если бы они слились воедино...
Как обычно, пока половина мозга занималась текучкой (сейчас
это были досужие размышления, а не стучание по клавишам! А
раньше - наоборот), вторая сочиняла, и теперь руки подчинялись
ей. Уж не знаю, может, вселенная, где я сейчас находился,
являлась зеркальной по отношению к другой, но, определенно, все
здесь было наоборот. И это при том, что мир этот, в общем,
представлял собой полную копию другого.
Я перечитал написанное и даже не сразу заметил "место
склейки": во сне двойник оборвал меня на середине абзаца.
Короче, эта вселенная опять стала для меня лучшей.
Оставалось переговорить с Виталием Москвиным.
Только на улице я вдруг сообразил, что не знаю, куда идти.
Вчерашние поиски ничем не закончились - отпала необходимость. И
мне пришло в голову повторить попытку: вряд ли в этой "Августе"
я буду встречен так же, как в той. Откуда мне было знать, что в
своем издательстве я никогда не был?
Подходя к зданию, большую часть которого занимала
"Августа", а оставшуюся - какие-то рога-и-копытообразные
конторы, я вспомнил, что у меня нет пропуска. Как постоянному
работнику мне выдали яркий квадратик картона, без которого
проникнуть в издательство было непросто, особенно после
какой-нибудь кражи или утечки информации, когда охрану как
следует вздрючивали. Разумной, однако, показалась мысль, какую я
теперь роль для них играю.
Охранник меня знать не мог - и не узнал. То, кем я
назвался, вынудило его говорить со мной вежливее и связаться с
начальством. Торопливая секретарша проводила дорогого гостя в
кабинет одного из редакторов - возможно, этот человек занимал
специальную должность: встречать меня, если я вдруг появлюсь у
них; во всяком случае он ничем не занимался и никуда не
торопился.
Торопился я.
Я открыл было рот, и только тут до меня дошло, какой я
болван. Никакого писателя Москвина в этом мире нет и не было.
Здесь есть я, этого достаточно. (Мне припомнилось, что Москвин -
тот Москвин - в свое время что-то, вроде, пописывал, отчего и
появлялся на "рыбных четвергах", но для "Августы" - издательства
номер один во всех мирах - этого было недостаточно.
Благотворительность, которую они себе позволяли,
распространялась лишь на классиков.)
Все-таки я спросил, нет ли у издательства в какой-либо базе
данных такого вот молодого одаренного писателя и поэта; клянусь
богом, секретарша проверила списки всех зарегистрированных
творческих союзов, даже по Москве - ну не было такого в природе.
Если бы я знал, как в итоге обернется дело, долгие вечера над
моими книгами под его ненавистной фамилией не отняли бы у меня
нескольких лет жизни. Впрочем, есть теория, что зависть
укрепляет нервную систему.
Тогда я попросил разрешения сделать звонок - надо было из
той комнаты, куда я годами носил сделанную работу, и откуда
звонил вчера. Номер Димы Александрова почему-то запал в память,
- цифры и имена я, как правило, благополучно забываю - но никто
не снимал трубку. Придется подождать до вечера. Тут мне в голову
пришла хорошая идея; я ускоренно распрощался с начальником
отдела по приему меня и помчался домой.
Лиз с дочкой гуляли чуть в стороне от метро.
- Ты сказал - часа через два-три, мы и пошли тебя встречать.
Сейчас мне было не до того, часто ли они так встречали
двойника. Меня - никогда.
- Это здорово. Ведь сегодня четверг? Поехали прямо сейчас к
"Бальмонту"!
Но час оказался еще довольно ранний, и мы решили
прогуляться. Купили веточку бананов и пошли, стараясь выбирать
улочки потише.
- А зачем мы к нему идем? - спросила вдруг Лиз. - Ты его не
видел года два.
Два года назад я еще не знал его.
- Ты думаешь, он не пустит нас на порог?
- Я думаю, он не поверит своим глазам. А что тебе от него
нужно?
- Ничего. Я надеюсь застать там Виталия Москвина.
- А это кто такой?
- Понимаешь, - неожиданно меня потянуло рассказать ей все,
- этот человек сыграл в моей судьбе некоторую мистическую роль.
Но он не закончил, и мне нужно тактично подтолкнуть его. Не
знаю, как все объяснить, ты поверила бы в параллельный мир,
моего двойника и прочие атрибуты фантастических романов? И я в
самом центре этого столпотворения.
Лиз не смотрела на меня. Она помолчала минуту и сказала:
- Ладно. Расскажешь потом и мы вместе посмеемся.
- Почему не посмеяться сейчас? - Я произнес вопрос
машинально, без выражения; это было похоже на пароль.
- Потому что сейчас не смешно.
Мы надолго замолчали. Дочка то забегала вперед, то плелась
сзади, собирая камешки и веточки и набивая ими карманы.
Несколько человек прошли навстречу, и возникло ощущение, будто
они идут задом наперед, хотя ничего подобного не было. Не
повредился ли я действительно в уме - такое раздвоение ощущений,
когда все казалось одновременно собой и своей
противоположностью, существующими в двух направлениях, - не
станет ли в итоге фатальным переход из одного потока времени в
другой? Но диалог произошел наяву - зачем бы Лиз подыгрывать
моему сумасшествию?
Я остановился, и она остановилась тотчас же, будто ждала
этого. Или знала. Я обнял ее плечи и принялся говорить нам
обоим, что все будет хорошо. И все действительно становилось
вроде как получше.
Дима Александров - "Бальмонт" - что называется, выпал в
осадок. И другие, подходившие на "рыбный четверг", тоже. Мое
присутствие смяло им запланированную программу - они собирались
читать стихи и говорить декадентским языком о судьбах изящной
словесности. Слава, хоть бы и заслуженная, но свалившаяся снегом
на голову, двойное испытание для молодого автора, - отметил я со
стариковской брюзгливостью. Впрочем, большинство присутствующих
усердно делало вид, что мои бестселлеры не относятся к их
настоящей литературе.
Пришел на сборище и Москвин со своей женой. Они
познакомились в этой компании и поженились до того, как я
впервые поприсутствовал там. Тогда он еще не был автором моих
книг, и они очень гармонировали: оба такие тихие, невзрачные,
даже не надеющиеся достать пресловутых звезд с неба.
При первой же возможности я втянул Виталия в непринужденную
беседу tete-a-tete. Мне он показался куда более серой личностью,
чем тот, которого я знал раньше, хотя стихи были лучше. Или
такими же? - те я и не пытался помнить.
Нам все время мешали, так что поговорили мы недолго, едва
успев перейти на "ты". Ничего полезного для себя я не узнал. К
тому же у меня опять начался приступ "это уже было, только
наоборот", и я поспешил закруглиться:
- К сожалению, мне надо спешить; как-нибудь увидимся.
Передавай привет супруге.
- Кому? - вяло отреагировал он.
"Стоп! - подумал я. - Вот то, что ты искал.
1 2 3 4
собой.
- Давай попробуем? - я стал приближаться, а он даже не
сопротивлялся, только неубедительно просил:
- Нет, нет...
Я потряс его за плечо, потом за подбородок, и ласково
произнес:
- Вставай! Пора уже. Проснись. Просыпайся же!
Пальцы мои сомкнулись - двойник становился туманным, слегка
нереальным в этом мире - или междумирии - и вовсе исчез. А я
погрузился в глубокий сон, изредка прерываемый самыми обычными
сновидениями.
Если вам когда-либо доводилось быть женатым, и вы
отваживались на такой поступок, как, забрав детей, убраться на
недельку с глаз вашей супруги куда-нибудь подальше - в другой
город или сельскую местность, - и она шесть дней посвятит
исключительно себе и отдыху от вас, но на седьмой подготовит вам
такую встречу, что, не исключено, вы задумаетесь, не повторить
ли все это при случае, - если нечто подобное случалось, вы меня
поймете.
Лиз разбудила меня довольно поздно. Ничего удивительного, я
сам довел себя накануне до изнеможения, но удивительным было
все. Во-первых, как бы поздно я ни просыпался, случаи, когда Лиз
вставала раньше, можно пересчитать по пальцам. И даже если это
происходило, ей не пришло бы в голову будить меня. Я этого не
люблю и никогда не считал нужным скрывать. И в тот момент, уже
готовый выразить негодование, открыл глаза и заткнулся.
Все было как всегда. Это был мой дом, но такой, будто я в
нем давно не был. Причем мое отсутствие явно пошло на пользу -
он помолодел. Ощущение очень странное, что-то вроде "дежа вю"
наоборот.
- Доброе утро, дорогуша. Ты уж совсем сегодня...
Лиз выглядела лучше, не в том смысле, что моложе. Как раз
на свои тридцать, а моя Лиз всегда была как подросток.
Оказывается, она могла быть весьма хороша и в образе зрелой
женщины.
- Ты меня впервые увидел? - она присела на постель и
склонилась над моим лицом. Конечно, я изучал ее. Она была живой
иллюстрацией к тому, в чем я был прав по жизни, а в чем - нет.
Я подумал о том, что сейчас происходит в этой же комнате на
другом конце вселенной.
Женщину, которая была моей женой десять лет, я любил сейчас
так, как если бы сложить первую в жизни любовь и самую сильную.
А лучше перемножить их.
Я обнял Лиз, и мы снова занимались любовью - все утро.
Впервые я ни о чем не думал - да и не было в мире ничего, к чему
можно было бы обратить мысли.
Мы лежали обнявшись, когда в комнату вошла дочка. Я
набросил халат Лиз, присел рядом с ней на корточки и потрепал по
волосам.
- Знаешь, - сказал я ей, - я тебя так люблю! Даже,
наверное, больше, чем нашу маму.
- Я знаю, - серьезно ответила она. - Я тебя тоже люблю.
Лиз занялась завтраком, а я подошел к книжным полкам у себя
в кабинете. Одна из них была целиком занята томиками, которые я
постоянно перечитывал от корки до корки, поэтому они всегда
валялись в проходе между кроватями... которого, кстати, здесь не
было. Я взял одну книгу - она ничем не отличалась от известных
мне - кроме фамилии. Можно было бы удивиться, но разве не за
этим я здесь оказался?
На сегодня было запланировано много дел. Не все такие уж
срочные, но мне самому не терпелось узнать все. Свою роль здесь
я знал заранее, а какая, например, у господина В.Москвина?
Почему он тоже, пусть бессознательно, бывал на нейтральных
территориях?
За завтраком Лиз отметила, что я необыкновенно изменился.
- По-моему, я это слышал еще вчера, - буркнул я, но
бурчания не получилось, уж очень я был переполнен чем-то
светлым.
- По-моему, я вчера это и говорила. Хотя имела в виду
другое, - ответила Лиз. - Что ты собираешься делать сегодня?
- Сейчас съезжу по одному маленькому делу. Часа на два-три.
А потом поработаю.
- Мы куда-нибудь сходим вечером?
Я подумал, что ослышался. Время уже подходило к обеду,
когда я вернусь, будет уже вечер, а если буду еще писать (если
получится), то закончу ближе к ночи. Куда пойти? Но тут же я
сообразил, что двойника писательство не обременяло. Когда мы
встретились в первый раз, он взял дискету. Неужели дискеты можно
перетаскивать через измерения? И я не помнил других случаев,
чтобы во сне работал за компьютером. Значит, ему все-таки
приходилось тратить время хотя б на переписывание очередного
фрагмента... конечно, меньшее время.
- Посмотрим, - ответил я Лиз. Впрочем, почему бы и нет?
Дела мои здесь в порядке, нужно только попробовать...
И я решил узнать главное прямо сейчас.
Включив компьютер, я с трудом отыскал свое последнее
произведение - ведь на моем компьютере его не было - и заглянул
в конец. Повествование обрывалось на середине первого абзаца из
написанных во время сна в метро. Двойник честно пытался написать
сам, но бросил. При следующей встрече спрошу, что помешало.
Пальцы запрыгали по клавишам, с легкостью воспроизводя (уже
в третий раз!) надписи на белых стенах. Приближаясь к черте, за
которой источником станут исключительно мои мысли, я подумал,
как все здесь хорошо началось, и может вот-вот закончиться -
все.
Нет, возразил я себе, продолжая машинально отстукивать
текст, не все. У меня есть Лиз - и я люблю ее. У меня есть дочь
- и я люблю их обеих. У меня есть все, и даже этот чертов
двойник, с которым можно получить сверх того. Вместе мы личность
выдающаяся, и нам надо быть вместе. Всем надо, чтобы мы были
вместе. Даже Господу Богу, который вертит нами, пытаясь
составить в одно, как детали замысловатой головоломки, потому
что из-за нас с нашей выходкой мироздание дало трещину,
протекает где-то, как проржавевшая водопроводная труба, и
оттого, что упал напор, каждый из потоков времени бледнее и
беднее, чем если бы они слились воедино...
Как обычно, пока половина мозга занималась текучкой (сейчас
это были досужие размышления, а не стучание по клавишам! А
раньше - наоборот), вторая сочиняла, и теперь руки подчинялись
ей. Уж не знаю, может, вселенная, где я сейчас находился,
являлась зеркальной по отношению к другой, но, определенно, все
здесь было наоборот. И это при том, что мир этот, в общем,
представлял собой полную копию другого.
Я перечитал написанное и даже не сразу заметил "место
склейки": во сне двойник оборвал меня на середине абзаца.
Короче, эта вселенная опять стала для меня лучшей.
Оставалось переговорить с Виталием Москвиным.
Только на улице я вдруг сообразил, что не знаю, куда идти.
Вчерашние поиски ничем не закончились - отпала необходимость. И
мне пришло в голову повторить попытку: вряд ли в этой "Августе"
я буду встречен так же, как в той. Откуда мне было знать, что в
своем издательстве я никогда не был?
Подходя к зданию, большую часть которого занимала
"Августа", а оставшуюся - какие-то рога-и-копытообразные
конторы, я вспомнил, что у меня нет пропуска. Как постоянному
работнику мне выдали яркий квадратик картона, без которого
проникнуть в издательство было непросто, особенно после
какой-нибудь кражи или утечки информации, когда охрану как
следует вздрючивали. Разумной, однако, показалась мысль, какую я
теперь роль для них играю.
Охранник меня знать не мог - и не узнал. То, кем я
назвался, вынудило его говорить со мной вежливее и связаться с
начальством. Торопливая секретарша проводила дорогого гостя в
кабинет одного из редакторов - возможно, этот человек занимал
специальную должность: встречать меня, если я вдруг появлюсь у
них; во всяком случае он ничем не занимался и никуда не
торопился.
Торопился я.
Я открыл было рот, и только тут до меня дошло, какой я
болван. Никакого писателя Москвина в этом мире нет и не было.
Здесь есть я, этого достаточно. (Мне припомнилось, что Москвин -
тот Москвин - в свое время что-то, вроде, пописывал, отчего и
появлялся на "рыбных четвергах", но для "Августы" - издательства
номер один во всех мирах - этого было недостаточно.
Благотворительность, которую они себе позволяли,
распространялась лишь на классиков.)
Все-таки я спросил, нет ли у издательства в какой-либо базе
данных такого вот молодого одаренного писателя и поэта; клянусь
богом, секретарша проверила списки всех зарегистрированных
творческих союзов, даже по Москве - ну не было такого в природе.
Если бы я знал, как в итоге обернется дело, долгие вечера над
моими книгами под его ненавистной фамилией не отняли бы у меня
нескольких лет жизни. Впрочем, есть теория, что зависть
укрепляет нервную систему.
Тогда я попросил разрешения сделать звонок - надо было из
той комнаты, куда я годами носил сделанную работу, и откуда
звонил вчера. Номер Димы Александрова почему-то запал в память,
- цифры и имена я, как правило, благополучно забываю - но никто
не снимал трубку. Придется подождать до вечера. Тут мне в голову
пришла хорошая идея; я ускоренно распрощался с начальником
отдела по приему меня и помчался домой.
Лиз с дочкой гуляли чуть в стороне от метро.
- Ты сказал - часа через два-три, мы и пошли тебя встречать.
Сейчас мне было не до того, часто ли они так встречали
двойника. Меня - никогда.
- Это здорово. Ведь сегодня четверг? Поехали прямо сейчас к
"Бальмонту"!
Но час оказался еще довольно ранний, и мы решили
прогуляться. Купили веточку бананов и пошли, стараясь выбирать
улочки потише.
- А зачем мы к нему идем? - спросила вдруг Лиз. - Ты его не
видел года два.
Два года назад я еще не знал его.
- Ты думаешь, он не пустит нас на порог?
- Я думаю, он не поверит своим глазам. А что тебе от него
нужно?
- Ничего. Я надеюсь застать там Виталия Москвина.
- А это кто такой?
- Понимаешь, - неожиданно меня потянуло рассказать ей все,
- этот человек сыграл в моей судьбе некоторую мистическую роль.
Но он не закончил, и мне нужно тактично подтолкнуть его. Не
знаю, как все объяснить, ты поверила бы в параллельный мир,
моего двойника и прочие атрибуты фантастических романов? И я в
самом центре этого столпотворения.
Лиз не смотрела на меня. Она помолчала минуту и сказала:
- Ладно. Расскажешь потом и мы вместе посмеемся.
- Почему не посмеяться сейчас? - Я произнес вопрос
машинально, без выражения; это было похоже на пароль.
- Потому что сейчас не смешно.
Мы надолго замолчали. Дочка то забегала вперед, то плелась
сзади, собирая камешки и веточки и набивая ими карманы.
Несколько человек прошли навстречу, и возникло ощущение, будто
они идут задом наперед, хотя ничего подобного не было. Не
повредился ли я действительно в уме - такое раздвоение ощущений,
когда все казалось одновременно собой и своей
противоположностью, существующими в двух направлениях, - не
станет ли в итоге фатальным переход из одного потока времени в
другой? Но диалог произошел наяву - зачем бы Лиз подыгрывать
моему сумасшествию?
Я остановился, и она остановилась тотчас же, будто ждала
этого. Или знала. Я обнял ее плечи и принялся говорить нам
обоим, что все будет хорошо. И все действительно становилось
вроде как получше.
Дима Александров - "Бальмонт" - что называется, выпал в
осадок. И другие, подходившие на "рыбный четверг", тоже. Мое
присутствие смяло им запланированную программу - они собирались
читать стихи и говорить декадентским языком о судьбах изящной
словесности. Слава, хоть бы и заслуженная, но свалившаяся снегом
на голову, двойное испытание для молодого автора, - отметил я со
стариковской брюзгливостью. Впрочем, большинство присутствующих
усердно делало вид, что мои бестселлеры не относятся к их
настоящей литературе.
Пришел на сборище и Москвин со своей женой. Они
познакомились в этой компании и поженились до того, как я
впервые поприсутствовал там. Тогда он еще не был автором моих
книг, и они очень гармонировали: оба такие тихие, невзрачные,
даже не надеющиеся достать пресловутых звезд с неба.
При первой же возможности я втянул Виталия в непринужденную
беседу tete-a-tete. Мне он показался куда более серой личностью,
чем тот, которого я знал раньше, хотя стихи были лучше. Или
такими же? - те я и не пытался помнить.
Нам все время мешали, так что поговорили мы недолго, едва
успев перейти на "ты". Ничего полезного для себя я не узнал. К
тому же у меня опять начался приступ "это уже было, только
наоборот", и я поспешил закруглиться:
- К сожалению, мне надо спешить; как-нибудь увидимся.
Передавай привет супруге.
- Кому? - вяло отреагировал он.
"Стоп! - подумал я. - Вот то, что ты искал.
1 2 3 4