— Он хочет воспользоваться удобным случаем и отомстить, или, как говорит он сам, исправить несправедливость. Это одно и то же. Освободительный фронт одобряет его действия?
— В общем-то нет, — ответила Афина. — Их вождь, Криста Бродерик, выступила с речью по телевидению сразу же после того, как комиссар объявил о своем намерении провести коренные преобразования в обществе. Это она приветствовала. Несколько членов Фронта тотчас покинули его ряды, заявив, что прежде всего они — гермесцы. Да и потом, Стрэнг не прилагал никаких усилий, чтобы привлечь эту организацию на свою сторону. Он ее и вовсе не замечает, и Бродерик обиделась. Цензура не дает ей открыто объявить о непризнании Стрэнга, но молчание Бродерик ясно свидетельствует о ее нынешней позиции. Поддерживающие Стрэнга траверы задумали основать новую партию.
— Такие действия Стрэнга не удивляют меня, — заметил Фолкейн. — Ему не нужен союзник в лице сильной местной группировки. Такой группировке придется предоставить право голоса, и этот голос не всегда будет эхом его собственного. Если хочешь перестроить общество, для начала надобно разложить его на атомы.
— Он заявил устами правительницы, что-де соберет Великую Ассамблею, дабы создать проект новой конституции. Как ты знаешь, наша нынешняя конституция позволяет это сделать. И это произойдет, как только будут разработаны соответствующие процедуры выбора делегатов.
— Хе-хе. Значит, как только ему удастся обставить все жульническим образом, дабы не выпячивать то обстоятельство, что дела делаются под дулами бабуритских ракетных установок. Ты знаешь, какие преобразования он намерен провести?
— Пока никаких сколь-нибудь определенных посулов нет, только обещание «покончить с особыми льготами». Но об одном «предложении» говорят так много, что я уверена: оно будет принято. Имения подвергнутся «демократизации» и станут вести свои дела через центральное торговое учреждение.
— Прекрасная крепкая основа для тоталитарного государства, — сказал Фолкейн. — Матушка, я поступил правильно, вернувшись сюда.
Она долго смотрела на него, потом спросила:
— Что ты намерен делать?
— Мне придется побольше узнать и крепко подумать, прежде чем я смогу определиться, — ответил Дэвид. — Но первым делом я стану президентом имения, как мне и положено, а потом налажу сопротивление и во всех остальных.
— Тебя бросят в тюрьму, как только ты заявишь о себе! — с горечью возразила мать.
— Правда? Вряд ли. Я выступлю на сцену под гром фанфар. Что я сделал незаконного? Никто не может доказательно заявить, когда и как я прибыл сюда. Может, я сидел где-нибудь в глухомани, в келье отшельника, удалившись туда еще до войны, и медитировал. А события на Датине превратили меня в образцового героя. К черту скромность! Это обстоятельство часто причиняло нам неудобства, но факт есть факт. Если Стрэнг и впрямь действует так осторожно, как ты говоришь, он не пойдет против меня, пока я как следует не спровоцирую его, а я этого не сделаю. Полагаю, что я смог бы объединить кланы и Последователей, поднять их моральный дух и обратиться с призывом ко многим траверам. Когда созовут Великую Ассамблею, у нас будет там кое-какой вес. Вероятно, небольшой, но все-таки. Быть может, нам по крайней мере удастся сохранить основные гражданские права и Гермес как символ их соблюдения, чтобы Содружество не могло использовать нас в качестве предмета торга.
— Боюсь, ты не в меру благодушен, Дэвид, — предостерегла его Афина.
— Да, знаю, — мрачно ответил Фолкейн. — В самом лучшем случае следующие несколько лет, или сколько там продлится эта война, я буду очень страдать вдали от-Койи и наших детей, а в их душах тоже воцарится пустота… Но я должен попытаться, правильно? Только перестав надеяться, мы попадем в безнадежное положение.
Фолкейн оставил Эдзела и Чи в лесах, а сам прошагал последние несколько километров, отделявшие его от особняка. Одной из первых его забот было надежно спрятать друзей, чтобы об их присутствии даже в Хорнбеке знало как можно меньше народу.
Афина сумела устроить это незамедлительно. Как только бабуриты заявили о своих захватнических намерениях, Герцогиня Сандра разослала в самые надежные дома эвакуированных ею с Обители Мрака работников «Сверхметаллов». Афина взяла на свое попечение Генри Киттреджа, начальника разработок, и отправила его в глухомань, в охотничий домик. О его местонахождении знали только она сама и горстка наиболее доверенных слуг, снабжавших Генри всем необходимым. Когда к нему привели одинита и цинтианку (они летели на пропеллерах под покровом ночи), он обрадовался их обществу.
Наутро все трое уселись и принялись болтать. Киттредж устроился на крылечке бревенчатой хижины, Чи оседлала соседний стул, Эдзел развалился на дворе, подняв голову над перилами. Лучи светила пронизывали кроны ближайших деревьев, окрашивая немногочисленные еще не опавшие листья в яркие тона: желтый, красновато-бурый, белый, синий. Живность иногда напоминала о себе дробным топотом лап и мелодичными трелями, доносившимися из-под пронизанной снопами света сени леса. Больше ничто не нарушало тишины, а воздух был недвижен, терпко-душист и прохладен.
— Книги, музыка, пленки, телевидение, — говорил Киттредж. — Ну, поболтаешь малость с теми, кто приносит снедь. Начинаю тяготиться одиночеством. Хуже того, мне сделалось тоскливо. Поймал себя на желании увидеть какое-нибудь яркое событие, неважно, худое или доброе.
— Разве вы не могли найти себе развлечения в лесу? — спросил Эдзел.
— Я не отважился заходить слишком далеко. Можно заблудиться или попасть в сотню самых невообразимых передряг. Эта планета слишком не похожа на мою.
Чи постучала по кончику мундштука, чтобы стряхнуть пепел с сигареты.
— Но ведь среда обитания на Виксене пригодна для человека, — сказала она. — Там в числе прочего есть леса.
— Но не такие, как здесь. Сходство только внешнее, — ответил Киттредж. — Черт, вам ли этого не знать: вы повидали столько планет. Что до меня, — с тоской добавил он, — то я решил: коли увижу Виксен снова, буду сидеть там сиднем и больше никуда не поеду.
— Как, очевидно, и остальные ваши, — пробормотала Чи.
— Сочувствую вам, — ласково проговорил Эдзел. — Дом есть дом, и безразлично, насколько там суровые условия жизни.
— Сейчас на Виксене живется лучше, чем прежде, — ответил Киттредж, почувствовав внезапный прилив гордости. — Наша доля в «Сверхметаллах» позволила оплатить сеть станций искусственного климата, столь необходимую нам, и… Что ж, этого у нас уже не отнять, независимо от дальнейшей судьбы Обители Мрака.
Чи заерзала.
— Еще неизвестно, может, нам удастся изменить эту судьбу, если мы с Эдзелом сможем и впредь работать над нашим заданием, — заявила она. — Вы не знаете, как достать здесь космический корабль?
Киттредж пожал плечами:
— Понятия не имею, уж не обессудьте. Наверняка это зависит от того, как пойдут дела в других местах.
— Ну, на этот счет у вас наверняка есть какое-то мнение, — пристал к нему Эдзел. — Вы довольно долго пробыли здесь, смотрели выпуски новостей и, должно быть, общались с гермесцами лично.
Киттредж вскинул брови:
— Как общался?
— Не обращайте на него внимания, — посоветовала Чи. — Иногда на него находит.
— Что ж, я на этой планете — чужак, — сказал Киттредж. — А вы? Что вы знаете о ней? Какого типа тут общество, к примеру?
— Дэвиду Фолкейну не раз приходилось беседовать с нами на эту тему, — заверил его Эдзел.
— Да, это понятно, — сочувственно ответил Киттредж. — Теперь, насколько я могу уразуметь, бабуриты намерены через своих наймитов из числа людей осуществить на Гермесе революцию сверху, хотя они, несомненно, рассчитывают и на поддержку снизу. Вся система законов и отношения к собственности будет пересмотрена, знать — уничтожена как класс, и на свет появится «республика дольщиков», что бы сие ни значило. Эдзел выпрямил шею, а Чи застыла, будто изваяние; бакенбарды ее встопорщились.
— Chu wai? — воскликнула она. — Да за каким космосом бабуритам волноваться, что за правительство на Гермесе, если они все равно заправляют тут?
— Полагаю, они намерены остаться тут хозяевами, — ответил Киттредж. — И после войны тоже. А для этого им нужен пробабуритский режим из местных, поскольку иначе Гермес будет оттягивать на себя слишком большую часть их сил. — Генри потеребил бородку. — Полагаю, захват планеты имел целью не просто опередить Содружество и не позволить ему сделать то же самое.
— А это была фарисейская ложь с самого начала, — прошипела Чи. — Содружество никогда не имело таких намерений, и бабуриты не настолько глупы, чтобы не понимать этого.
— Вы уверены?
— Вполне. Ван Рийн хоть что-нибудь да прослышал бы, а тогда уж сказал бы и нам. Кроме того, мы прямиком из Солнечной системы. Мы видели, как бестолково предпринимаются военные усилия: вооруженные силы не готовы, политики бесятся, одна из важнейших партий скулит, что-де надобно добиться мира любой ценой… Содружество не в форме, и никогда не было в достаточно хорошей форме, чтобы проводить завоевательскую политику.
— Но тогда за каким безумным чертом бабуриты вторглись на Гермес? И почему хотят сохранить его в составе империи, которую задумали построить вокруг Обители Мрака?
— Это загадка, — ответил Эдзел. — Одна из загадок, среди которых самая таинственная заключается в том, почему Бабур вообще начал завоевательскую кампанию. Чего он рассчитывает добиться? Как планета, как сообщество холоднокровных существ, он может только понести потери, подменив мирную торговлю подавлением при помощи силы оружия. Сам Наполеон однажды заметил, что штыки всем хороши, да вот только сидеть на них нельзя. Конечно, на Бабуре может быть свое немногочисленное, но господствующее сословие, которое хочет извлечь выгоду… Ого-го!
Он резко вскочил. Чи схватилась за кобуру лучемета. Над деревьями показался летательный аппарат.
— Спокойно, спокойно, — Киттредж засмеялся и тоже встал. — Это везут еду, добавку для вашего пропитания. Эдзел расслабился. Чи тоже, но не так быстро.
— Немного рискованно, не правда ли? — спросила она. — Их может засечь патруль оккупантов.
— Я уже задавал этот вопрос, — успокоил ее Киттредж. — Госпожа Фолкейн сказала, что их семья всегда разрешала слугам пользоваться этим домиком в свободное время, если он не был нужен для иных целей. В том, что они прилетают сюда на несколько часов, нет ничего необычного.
Машина опустилась на площадку перед хижиной, пилот выбрался наружу, и вдруг Киттредж воскликнул:
— Я его не знаю!
Рука Чи скользнула к лучемету.
— Свои! — крикнул незнакомец. — Меня послала госпожа Афина. Я привез вам еду.
Человек приблизился. Он шагал немного вразвалку — невысокий, коренастый, с обветренным лицом, в простой гражданской одежде.
— Я Сэм Ромни из Лонгстрэндза. Последовала церемония знакомства, сопровождаемая рукопожатиями. Киттредж принес пива, и все уселись поудобнее.
— Я рыбак, — сообщил Ромни. — Независимый судовладелец, но дела веду большей частью с Фолкейнами, и мы сдружились. Скажу больше: один ваш парень с Обители Мрака сейчас работает суперкарго на моем «рыбьем пастухе» и находится в море. Буфетчики Хорнбека не могут прокормить такую громадину, как ты, Эдзел. Во всяком случае, не нанося серьезного ущерба кладовым. Вот госпожа Афина и прислала вчера вечером гонца с просьбой приехать и привезти побольше всего, в общих чертах объяснив, как обстоят дела. Кроме того, она думает, и, полагаю, справедливо, что сейчас, когда никто не знает, что будет завтра, тебе было бы полезно вступить в связь с внешним миром.
— Возможно, — . пробормотала Чи, свернувшись клубочком на сиденье и закурив новую сигарету. Даже если это и не так, теперь уже ничего не поделаешь.
Эдзел пытливо взглянул на вновь прибывшего.
— Извините, — сказал он, — но ведь вы из сословия траверов?
— А то как же, — ответил Ромни.
— Я не хочу подвергать сомнению вашу лояльность, сэр, но мне дали понять, что на Гермесе существуют весьма серьезные трения.
— Траверам из этой усадьбы можно доверять, — сказал Киттредж. — Будь иначе, меня бы схватили уже много недель назад.
— Да, разумеется, такое явление, как вассальная преданность, распространено весьма широко, — согласился Эдзел. — И совершенно очевидно, что капитан Ромни на нашей стороне. Мне просто любопытно, много ли еще таких, как он?!
Моряк сплюнул.
— Не знаю, — признался он. — В том-то и заключается главная подлость: теперь, когда среди нас враги, мы больше не можем открыто высказывать свои мысли. Но вот что я могу вам сказать: многие траверы так и не заглотили наживку, брошенную Освободительным фронтом. Например, я. Зла на кланы и Последователей я не держу. Ни капельки. Их предки заработали свои льготы, и если потомки не постоят за себя, то все потеряют. Справедливо. Кроме того, если правительство начинает делить собственность, когда оно остановится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39