В два часа я понял, что мне пора идти домой, и мы встали и медленно пошли по дороге. Дрожа от холода, мы ждали мини-кэба и стерпели многозначительный вздох водителя, когда мы прощались друг с другом. Я стоял на углу и махал ей рукой до тех пор, пока машина не скрылась из виду, и тогда я повернулся и пошел домой.
Только когда я вышел на дорогу и увидел, что свет в нашем доме горит, я осознал, что все произошедшее было реальностью. Когда я поднимался вверх по ступенькам, открылась дверь. Ненси стояла в ночной рубашке, глядя на меня испуганно и сердито.
– Где ты был, черт возьми? – воскликнула она. Я пожал плечами и пошел спать.
Я извинялся. Я сказал ей, что выпил с Говардом, стараясь подать мою ложь убедительно. Мне даже не было стыдно от этого, ну, может быть, только теоретически.
Но что-то включилось во мне, когда мы наконец легли в постель и я понял, что она больше не близка мне. Теперь она была просто чужим человеком. Ненси повернулась ко мне, и ее тело явно говорило, что она не собирается спать. У меня странно сжало грудь, и в сердце поселился страх. Я сказал ей, что я, наверное, слишком много выпил, чтобы быть на что-то способным, и тогда она отвернулась от меня и заснула. А я не спал еще час, чувствуя себя, как будто я лгал, лежа на мраморной плите, открытой всему небу. На следующее утро завтрак был праздником холодной вежливости. Кухня показалась мне яркой, и все звуки резко отражались от стен. Ненси была в хорошем настроении, но я ничего не мог делать, кроме как напряженно улыбаться и говорить громче обычного в ожидании, что она уйдет на работу.
Следующие десять дней были самыми печальными и самыми счастливыми в моей жизни. Мы с Алисой встречались каждые два дня, иногда вечером, но гораздо чаще пили вместе кофе. Мы ничего не делали, только разговаривали, держась за руки, и иногда целовались. Наши поцелуи были короткими и мимолетными. Звезды всегда определяют отношения, и мы боялись, что наша страсть снова вспыхнет. Поэтому мы были сдержанными и искренними, и это было замечательно и в то же время очень тяжело. Оставаться дома становилось все труднее. Ненси не изменилась, но изменился я, и мне казалось, что я ее больше не знаю. Она стала посторонним человеком живущим в общем доме человеком, который напоминает ту женщину, которую я когда-то любил. Знакомые вещи начинали раздражать, и я старался избегать того, что мне могло напоминать о нашем прошлом. Надо было что-то делать, и это предстояло сделать мне. Сама проблема подталкивала меня к этому. Мы с Ненси прожили вместе четыре года. Многие наши друзья считали, что мы обручены уже целую вечность. Я даже слышал шутки на эту тему. Мы знали друг друга очень хорошо, и это кое-что значило. Когда я осторожно приближался к Ненси, пытаясь в то же время сохранять между нами дистанцию, я вполне понимал, как много мы прошли вместе и насколько я благодарен ей за все. Она была моим другом, и я не хотел причинить ей боль. Мои отношения с Ненси были прямыми. Я был не просто ее партнером, я был одновременно ее братом и отцом. Я понимал, почему она плохо ест в последние дни, об этом знал только я. Я разговаривал с ней и понимал, как трудно жить с таким грузом, и понимал, как поступить, чтобы не обидеть ее еще больше. Ей нужна была поддержка, и я был единственным человеком, который мог ее дать. Если б я бросил ее в таком состоянии, меня вряд ли можно было бы простить. Какое-то время все так и продолжалось. Я встречался с Алисой когда мог, но в конце концов мне надо было идти домой, и мы расставались, и с каждым разом мне становилось все труднее и труднее понимать, зачем я должен уходить. Я боялся произнести ее имя во сне и опасался, что у меня вырвется какое-нибудь слово, ощущая, что моя жизнь стала подобием выступления на сцене перед придирчивой аудиторией, ждущей моей ошибки. Я выходил вечером погулять и шел как можно медленнее, останавливаясь, чтобы поговорить с кошкой и погладить ее, потом гулял с ней по тротуару, делая все, чтобы оттянуть мое возвращение домой.
Большую часть следующей недели я ждал прихода субботы. В начале каждой недели Ненси объявляла об организации очередного мероприятия для персонала во время уик-энда. Она объясняла мне, чему оно будет посвящено, рассказывая об обществе, в котором она вращалась вместе со своими коллегами. В этот раз она говорила со мной больше обычного, пытаясь заставить меня разделить ее проблемы. Я старался это делать, но почти не слушал ее. Я думал только о том, что поеду в Кембридж, чтобы отдать работу клиенту. Я предположил, что сделаю это сам. А поскольку Ненси будет занята в другом месте, на ум пришла и другая возможность. В тот день, когда мы встретились с Алисой за кофе, я спросил, не хочет ли она поехать со мной. Теплота, с которой она ответила, помогала мне вечерами в течение недели, и мы говорили об этом каждый день. План заключался в том, что я позвоню домой вечером пораньше, когда Ненси вернется со своего мероприятия, и скажу, что встретил знакомого и вернусь поздно. Это было придумано чисто по-книжному, но именно так и надо было сделать. Мы должны были подольше побыть с Алисой наедине и я хотел было подготовить себя к тому, что нужно сделать в ближайшее время.
В пятницу вечером я просто не находил себе места. Я бродил по дому, не фиксируясь ни на чем, погруженный в свой внутренний мир настолько, что не заметил, что с Ненси тоже что-то происходит. Она сидела в гостиной, перебирая бумаги, и время от времени со злостью выглядывала в окно, как будто надеясь там что-то увидеть. Когда я спросил ее об этом, она немного нервно ответила, что мне это показалось, а потом через десять минут я заметил, что она делает то же самое. Я ушел на кухню и занялся какой-то ерундой, перебирая вещи на полке, чего уже не делал несколько месяцев. Когда Ненси увидела, чем я занимаюсь, ее тронуло, что я наконец-то взялся за уборку. Мое выражение лица было похоже на искусственную улыбку на лице трупа. Затем она снова вышла в комнату и стала нервно выглядывать в окно, как будто ждала нападения марсианской армии. Я вспомнил о том, как она выглядывала ночью из окна, что мне показалось довольно странным. В тот вечер она выглядела бодро, и у меня даже пропала к ней жалость. Меня это просто раздражало, и я ненавидел себя за это.
Наконец пришло время ложиться спать. Ненси легла первой, а я вызвался закрыть окна и убрать пепельницы. Странно, каким заботливым и располагающим к себе может показаться человек, если он чего-то не хочет делать. Мне нужна была пара минут, чтобы завернуть подарок, который я хотел сделать Алисе. Когда я услышал, что дверь ванной закрылась, я залез в шкаф и достал оттуда книгу. Я приготовил ленту и бумагу и принялся за работу. Когда я завернул книгу и выглянул в окно, то увидел кошку на тротуаре и улыбнулся сам себе. С Алисой я мог бы завести собственную кошку, мог бы работать с пушистым другом и дремать с теплым комочком на коленях. Дверь ванной открылась, и я замер. Шаги Ненси прошли в спальню, и я продолжил заворачивать подарок. Когда все было сделано, я положил подарок в ящик стола и достал открытку, которую хотел вложить в книгу, сочиняя в уме, что написать на ней.
– Марк!
Я чуть было не умер, услышав голос Ненси. Она направлялась ко мне через кухню, а открытка все еще была на столе. Я быстро схватил охапку бумаг и накрыл открытку. Сердце колотилось в груди, кружилась голова, я повернулся, чтобы взглянуть на нее, стараясь натянуть на лицо обычное спокойное выражение.
– Что это такое? – воскликнула она, протягивая мне ладонь. В комнате было темно, и я сначала просто ничего не увидел. Затем я понял, что это волос. Темно-каштановый волос.
– Похоже на волос, – осторожно сказал я, перемешивая бумаги на столе.
– Я понимаю, черт возьми, – бросила она. – Он был в постели. Интересно, как он туда попал?
«Боже мой, – подумал я. – Она знает...»
Я смотрел на нее с раскрытым ртом и был готов признаться ей и сразу покончить со всем. Я думал, что это произойдет рано или поздно, но в более спокойной обстановке. Возможно, это была как раз та пауза, в которую я мог вставить информацию о том, что люблю другую женщину. Но потом с некоторым опозданием я понял, что Алиса никогда не была в спальне. После той ночи на канале она была только в гостиной и на лестничной площадке. Может быть, на кухне, но не в спальне. Я смущенно моргал, глядя на Ненси.
– Это та проклятая кошка, – закричала она, побледнев, и именно это выражение ее лица всегда пугало и обезоруживало меня. – Она была в моей постели.
– Какая кошка?
– Та кошка, которая все время сидит напротив дома, черт возьми. Твоя подружка. – Она усмехнулась, и лицо ее изменилось до неузнаваемости. – Она была здесь.
– Да нет же. О чем ты говоришь?
– Не надо врать, не надо...
Не в состоянии закончить фразу, Ненси бросилась на меня и отвесила мне пощечину. Пораженный, я отступил назад, но она врезала мне в челюсть и колотила по груди, а я пытался схватить ее руки. Она хотела что-то сказать, но слова прерывались рыданиями. Наконец, прежде чем я смог схватить ее за руки, она отступила назад и остановилась. Какое-то мгновение она смотрела на меня, потом отвернулась и вышла из комнаты. Я провел ночь на диване, но проснулся от всхлипываний, доносившихся из спальни. Это может показаться эгоистичным, но я ничего не мог сделать, чтобы успокоить ее. Она успокоилась бы только в том случае, если бы я солгал ей, поэтому я решил отказаться от этой мысли.
У меня было много времени, чтобы закончить писать открытку для Алисы, но я забыл, что именно хотел написать. Под конец я погрузился в беспокойный сон и проснулся только тогда, когда Ненси уже ушла. Я чувствовал себя уставшим и опустошенным, когда ехал, чтобы встретиться с Алисой в центре города. Я до сих пор не знал, где она живет, и даже не знал ее номера телефона. Она не говорила об этом, а я всегда связывался с ней через курьерскую фирму. Меня это устраивало до тех пор, пока я не вошел в ее жизнь. Я очень четко помню, как она стояла на тротуаре и искала глазами мою кошку. На ней была длинная черная шерстяная юбка и толстый свитер каштанового цвета. Ее волосы были освещены сзади утренним солнцем, и как же она улыбалась, когда я бросился к ней... Именно тогда я засомневался. Я подумал, что у меня нет права быть с ней. У меня есть другая женщина, а Алиса далека от меня и слишком прекрасна. Но она распахнула объятия, поцеловала меня в нос, и все мои сомнения пропали. Я никогда в жизни не ездил по дороге так медленно, как в то утро с Алисой. Я хотел вставить в магнитофон кассету, чтобы послушать музыку, которая нравилась нам обоим, но кассета так и осталась в бардачке. Она была просто не нужна. Я ехал в потоке машин со скоростью шестьдесят миль в час, и мы разговаривали в тишине, время от времени поглядывая друг на друга и улыбаясь.
Дорога проходила по холмам, и когда мы поравнялись с первым из них, мы оба раскрыли рты от изумления. Набережная была покрыта маками, кивающими под порывами ветра, и когда они остались позади, я повернулся к Алисе и впервые сказал, что люблю ее. Она долго смотрела на меня, но я отвернулся, чтобы смотреть на дорогу. Когда я снова повернул голову в ее сторону, она смотрела перед собой и улыбалась, ее глаза блестели от капелек слез. Моя встреча заняла не более пятнадцати минут. Мне кажется, мой клиент был даже тронут, но какая разница. Мы провели остаток дня, шатаясь по магазинам, выбирая книги и разглядывая их, останавливаясь, чтобы выпить чаю. Когда мы вышли, смеясь, из магазина грампластинок, она бросилась мне на шею, и, полностью отдавая себе отчет в том, что я делаю, я тоже обнял ее.
Несмотря на то, что она была довольно высокой, нам было удобно стоять в этой позе. К пяти часам я задергался и мы заглянули в очередное кафе, чтобы выпить чаю, а я мог бы позвонить. Я оставил Алису сидеть за столиком, а сам направился в противоположный угол кафе, чтобы позвонить из автомата. Я слушал гудки и старался заставить себя успокоиться, поэтому повернулся спиной к залу, чтобы сосредоточиться на том, что собираюсь сказать.
– Алло?
Когда Ненси ответила, я с трудом узнал ее. Ее голос напоминал голос напуганной старухи, которая не ожидала звонка. Я чуть было не положил трубку, но она поняла, кто это, и стала плакать. Мне потребовалось минут двадцать, чтобы успокоить ее. Она ушла со своего мероприятия еще днем, сославшись на болезнь. Потом поехала в Сенсбери. Там она съела два шоколадных пирожных, рулет, хлопья и три пачки печенья. Потом в ванной ее вырвало, а затем все началось сначала. Я подумал, она все-таки заболела, хотя я не понимал даже половины того, что она говорила. Вся ее речь состояла из извинений за прошлую ночь и о том, что она съела сегодня за день. Немного испугавшись и совершенно не отдавая себе отчета в том, что было вне телефонной будки, я сделал все что мог, чтобы привлечь ее внимание, пока ее речь не стала более связной. Я не пытался сказать, что извинения не нужны, но в конце успокоил ее, сказав, что все в порядке.
1 2 3 4 5