Я поднял руки, пытаясь их успокоить, но Геката, наоборот, поддержала крики толпы. Ей все это очень нравилось. Ну да, конечно. Она же была богиней. Кто еще получил бы такое удовольствие от поклонения? Я, исполнявший, если можно так сказать, ритуалы на ее алтаре, знал это лучше других.
Меандр ждал меня, сам того не желая, — его вытащили из клетки, и он стоял во дворе со связанными за спиной руками. Кажется, его нисколько не занимало то, что должно было произойти. Насколько я знал, он даже не понимал, где находится, несмотря на кажущееся здравомыслие во время нашей последней «беседы». Мордант сидел на опустевшей клетке, с явным интересом следя за происходящим. Наверное, по завершении процедуры он надеялся урвать себе лакомый кусочек.
Кабаний Клык стоял по стойке «смирно», а Охлад занимался обычным делом — заводил толпу еще больше. Он молотил воздух кулаками, подпрыгивал на месте и кричал:
— Что, это весь крик, на который вы способны? Громче и крикнуть не можете?
Народ был только счастлив доказать ему обратное.
Для нас с Гекатой не нашлось ложи или почетного места, поскольку дом, где мы остановились, был частным жилищем зажиточных людей и тут не собирались толпы, чтобы поглазеть на праздники и казни. Кроме того, Геката не хотела оставаться поодаль, даже если бы и была такая возможность. Нет, ей хотелось быть как можно ближе, я едва мог удержать ее, когда она пошла вперед, чуть ли не обгоняя меня.
Я тоже не видел смысла чего-то ждать. Камень пылал таким же нетерпением, что и Геката. Он пульсировал в груди, словно живой, словно очень волновался по поводу того, что приготовила ему Геката.
Изменить мир.
Изменить мир.
Что ж…
Так ли это страшно?
Окруженный кричащей толпой, чувствуя жжение силы, готовой разорвать мне грудь, я почувствовал себя одиноким.
"Так ли это страшно? Мы ведь живем в мире, который смог произвести такого человека, как я. Хорош ли такой мир? А мир без магии, без чудес, наполненный цинизмом… я сказал Гекате, что это мой мир. Почему я хочу, чтобы все люди были такими? Хочу обречь каждого на такую… безжизненную, безнадежную жизнь?
Убей его. Убей Меандра. Сделай последний шаг, закрой эту дверь и открой другую, которая ведет к великой судьбе, которую ты заслуживаешь. А потом… она сказала — какой у меня выбор? Принести себя в жертву? Ради людей? К дьяволам! Что люди для меня сделали?"
Я принял решение. Если вариант только один, какой может быть выбор?
Медленно я подошел к Меандру. Вытащил меч, и звук металла, скрипящего по коже, вызвал новую волну приветственных криков. Я встал футах в трех от него и властно указал на него мечом.
— Меандр! — провозгласил я так громко, что мой голос разнесся по всему двору. — Ты обвиняешься в преступлениях против меня… против моей семьи… против моих людей. Тебе есть что сказать?
Он улыбнулся мне.
— Тебе есть что сказать? — громче повторил я. Меандр, кажется, задумался над моим вопросом, а потом пожал плечами и ответил:
— Это не важно.
— Он не просит оставить ему жизнь, потому что знает, что виновен! — провозгласила Геката, вызвав новую бурю в толпе.
И тут — несмотря на то что дождя давно не было, мы находились в закрытом дворе, а вокруг города лежала пустыня, — вдруг подул ледяной ветер.
— О жизни… не надо молить, — произнес своим тихим голосом король Меандр. Он говорил так тихо, что всем пришлось замолчать и прислушаться, а он, видно, только этого и хотел. — Жизнь надо прожить. А потом она кончена. Вот и все.
Он так посмотрел на меня, что можно было решить, будто это у него в руках меч и моя жизнь зависит от его милости, а не наоборот.
— Я — Меандр с Холодного Севера. Я — Меандр, король без королевства, который, однако, сохраняет свои владения повсюду, куда бы он ни отправился. Моя душа давно замерзла и сжалась, и ей только лучше станет, когда она освободится от тела. — Он с сожалением на меня посмотрел. — Я бы не поменялся с тобой местами ни за всю власть на свете, ни за привилегии, ни за богов и богинь, — теперь он посмотрел на Гекату, — бьющихся за собственное выживание в этом мире.
Я похолодел, перевел взгляд на Гекату, а с нее опять на Меандра. Она ничего не сказала, просто стояла — величественная, гневная, высокомерная.
— Мироначальник, люди ждут, — послышался голос Кабаньего Клыка. Он стоял близко ко мне, говорил мне на ухо, и я понял, что давно уже стою тут совершенно неподвижно.
А камень… о боги, камень жег меня нестерпимо. Он был почти раскаленный, чуть ли не сиял, но кроме меня, никто не мог ни видеть его, ни чувствовать. Жар струился по моим жилам, по рукам и ногам, по всему телу, все усиливаясь и усиливаясь, словно требуя разрядки — почти сексуальной в своем напряжении.
Я повернулся, посмотрел на Гекату и прошептал:
— Тебе нужен был Меандр. Ты выбрала его.
Меандр меня услышал. Никто больше, только он, и он рассмеялся с царственным презрением.
— Я сразу все понял. Но ты-то как не догадался?
Солдаты смущенно загомонили — они не понимали, что происходит, а только видели, что их мироначальник мешкает. Как я уже упоминал, нет большей угрозу лидеру, чем намек на его неуверенность.
«Делай, что нужно сделать, и побыстрее! — Внутренний голос убеждал меня, даже подгонял, кричал: — Трус! Дурак! Торопись! Твой враг беспомощен! Делай то, что следует, а не то твоя армия поймет, что ты трус, жулик, тень вожака!»
Ничего хорошего в этом не было. Нерешительность парализовала меня, и я с растущим ужасом понимал, что последствия будут катастрофические. Камень неумолимо требовал своего, безжалостные волны его воли накатывали одна за другой на отмели моего сопротивления. А я, проживший не один год, доверяясь только инстинктам, сейчас, когда все инстинкты велели мне убить стоявшего передо мной беспомощного человека — и Геката говорила то же самое, и Кабаний Клык, и каждый человек в толпе говорил мне то же, — в силу своего противоречивого характера решил делать не то, что мне все говорили.
Вдруг я понял, что рядом со мной есть существо, которое ни разу не солгало мне… ни разу не предало, ни разу не завело в сторону от дороги.
Я повернул голову.
И посмотрел на Морданта, ощущая неуверенность и страх.
Он смотрел на меня, а потом очень медленно, как-то лениво… мне подмигнул.
Совсем как матушка тогда.
И вдруг меч у меня в руке стал совсем легким, а вся сила камня сфокусировалась внутри. Моя нерешительность растаяла, и решимость проявилась и обрела форму. Камень в груди жег так, что я едва мог его терпеть, и Геката как-то это почувствовала, потому что закричала:
— Торопись! Торопись! Давай! Ты должен это сделать! Ты же не такой, как этот дурак Беликоз! Ты не такой, как Меандр! Ты — Невпопад! Ты не станешь жертвовать собой!
— Ты права, — сказал я, резко разворачиваясь и взмахивая мечом, который пронзил тело, рассек плоть и кость, полилась кровь, а из груди всех, кто присутствовал во дворе, вырвался крик изумления.
Геката в смятении смотрела на лезвие, которое прошло сквозь ее тело.
— С другой стороны, — холодно сказал я, — не возражаю, если в жертву будешь принесена ты.
Черная жидкость намочила лиф ее платья. Испуганная, растерянная, Геката принялась стучать кулаками по мечу.
— Нет! Нет, нет, нет! — закричала она.
Я толкнул ручку меча от себя, а толпа вокруг меня хранила молчание.
— Ты ведь не преувеличивала, да? Когда сказала, что испугалась. Испугалась, потому что в этом теле ты слабее обычного. Ты смертна. Тебя можно убить… вот так, например… — Я повернул меч в ее груди, и она взвыла куда как громче.
Голова взорвалась болью, невыносимо жег алмаз, протестуя против того, что произошло, и с каким-то чужим инстинктом, преодолевая сопротивление собственного тела, я уперся ногой в живот Гекаты и толкнул ее изо всех сил. Она соскользнула с меча, схватилась за грудь, как-то комически пытаясь затолкать кровь и внутренности обратно в рану.
Я повернулся и крикнул моим солдатам, застывшим в ужасе:
— Солдаты мои! Эта женщина, леди Кейт, совсем не та, какой кажется!
Вперед шагнул Кабаний Клык, потрясенный не менее, чем остальные.
— Сейчас мне кажется, что эта женщина просто умирает от удара мечом в грудь!
Я оглянулся на Гекату.
— Что касается этого, то да, все почти верно…
И тут я закричал — так громко, что у меня заболело от крика горло, а образы бились в моей голове.
Образы…
Будущее, великое и славное будущее, и Геката обнимает меня, а я стою на помосте, высоко подняв меч, и тысячи солдат маршируют передо мной в безупречном строю, и моя сила превзошла все, о чем я, мог только мечтать, все, что казалось возможным, и глаза — я видел свои глаза — стали черными, нечеловеческими, но при этом вся сила и власть были мои, только мои, и это мне стоило лишь души — совсем малая жертва, потому что мне, честно говоря, нечего было с ней делать.
И вдруг образ дрогнул, как зеркало, в которое попал камень, рассыпался, и мне вроде бы даже почудился звон стекла.
Я упал на колени, хватая ртом воздух и теряя сознание от боли, которую причинял мне алмаз, а Геката смотрела на меня с полным отчаянием, и земля вокруг нее пропитывалась кровью. Рядом с ней был Охлад, он пытался закрыть рану, не понимая, что надо делать, и действуя инстинктивно. Он смотрел на меня в полном замешательстве, желая верить в своего мироначальника, бога, сошедшего на землю, не зная, что настоящее божество умирает у него на руках.
— Невпопад… — с трудом произнесла Геката, в ее горле булькала кровь. — Я… любила тебя…
Несмотря на пронзительную боль, уже охватившую все тело, я прохрипел:
— Ты не меня любила. Ты любила… свою тень.
Она собрала силы, попыталась сесть, отчего кровь потекла обильнее. Охлад беспомощно смотрел на нее, хотел позвать лекаря, но Геката вдруг с прежней силой оттолкнула его от себя. Она встала на четвереньки, подползла ко мне и заговорила, но с каждой фразой ее голос таял.
— Но это… конец… люди… мы хотели изменить… вернуть вас себе… ты бы мог стать богом на земле… а ты… ты обрек мир на мирское существование, где магия скоро кончится… ты и не представляешь, что сделал…
— Мне неинтересно, — проворчал я и вскрикнул — с такой силой меня резнула боль.
Невероятно, но зрачки ее глаз вдруг выцвели.
— Ты будешь… будешь… — прошептала она.
Я знаю, как умирают люди. Обычно слышится страшный хрип, и человек падает. В этот раз было по-другому. Геката вдруг громко закричала, это была не просто паника, это был протест против несправедливости. Ее голова откинулась назад, глаза широко раскрылись, и что-то… что-то выпрыгнуло из нее. Может, это было воплощение ее силы, ее божественность или душа — называйте как хотите. Мне показалось, что из ее рта, носа, мертвых глаз и зияющей раны, которую я ей нанес, изверглось черное облако ненависти и чистой ярости.
Оно поплыло ко мне, и я решил, что оно сейчас нападет на меня. Но тут я понял… почувствовал, что облако не летит ко мне само. Нет, это я его притягивал. Или даже камень. Буквально пылая от жажды, камень с силой, которой я не подозревал и не ожидал, потянул к себе душу Гекаты, словно беспомощную жертву паук.
Она и была жертвой. Я увидел, как чернота, которая недавно была Гекатой, сопротивляется, упирается, но было слишком поздно. Вся боль, что я испытывал до этого мига, не могла сравниться с пыткой, которую устроил мне камень, борясь за душу Гекаты.
Мне показалось, что моя кожа лопается и запекается изнутри, словно я выгораю. Не знаю, что делали Охлад, Кабаний Клык и все остальные, словно их и не было вовсе.
«Он хочет взять мою душу… хочет мою душу… мы хотим твою душу, ты забрал ее от нас, мы ее вернем, мы, мы…»
Перед моим мысленным взором появились алмазы, свет преломлялся в них, рассыпаясь в тысяче направлений, — и я чувствовал, примерно то же происходит во мне самом. Словно свет моего рассудка, духа рассыпался и разлетелся во все стороны. Я слышал голоса в своем сознании, каждый стремился перекричать остальные, получив подпитку силы от черной сущности, которая была Гекатой, отнимая друг от друга за частицей частицу, стараясь скорее от другого избавиться, да и крики Гекаты до сих пор звенели в моих ушах. И часть меня, Невпопад а, присутствовала в каждом из этих голосов, и я точно знал, что сейчас произойдет нечто страшное и мой рассудок разорвется на сотню кусочков. Я буду повсюду и нигде, и, еще не зная как, я понял, что этого допустить нельзя.
Люди очнулись от потрясения, все что-то кричали, задавали вопросы, а я кое-как поднялся и в отчаянии огляделся. Я искал подсказку — что же мне делать. И тут я увидел. Оно словно звало меня, манило, как мотылька, и это было сравнение верное, потому что я говорю о пламени. Меня звали факелы на стенах, и я кинулся к ближайшему, придумав отчаянный план. Голова, тело ощущались так, словно изнутри их распирала страшная сила, которая вот-вот разорвет их, и мне бы не хотелось оказаться поблизости, когда это произойдет.
Мир передо мной превратился в размытые пятна, и вдруг одно из таких пятен встало у меня на пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59