Остальные двое оставались верхом, но тоже склонили головы в знак почтения ко мне. Так они и остались, явно дожидаясь от меня знака переменить положение.
— Вольно, — сказал я с надеждой.
Наверное, именно этого они и ждали, потому что череполицый поднялся и подошел ко мне, остановившись на некотором расстоянии; я решил, что он соблюдает почтительную дистанцию.
— Вы встревожили нас, мироначальник. Мы никак не ожидали, что вы появитесь из своего шатра.
— Не ожидали? — переспросил я, подавив порыв оглянуться, чтобы посмотреть, к кому они могут обращаться.
Слово «мироначальник» ничего для меня не значило, но явно что-то значило для них. И более того, именно я, кажется, носил этот титул, и, если я жив только поэтому, придется держаться за «мироначальника» изо всех сил, какие у меня найдутся.
— Нет, конечно, — произнес череполицый. — Глупо было бы без нужды подвергать опасности нашего предводителя. Но презренный вызов вот этого, — и он пренебрежительно пнул в бок гиганта, — явно оказался нестерпимым для мироначальника. Не так ли, повелитель?
— Похоже, — осторожно ответил я.
Чернокожий человек сказал:
— При всем нашем почтении, мироначальник… умоляю, не позволяйте, чтобы насмешками вас ввергали в подобные ситуации. Он того не стоит, даже если и был вождем города.
— Представьте, — сказал череполицый, недоверчиво качая головой, — пытаясь предотвратить старый добрый штурм, он вызвал вас биться один на один. Что тут предотвращать? Город все равно был бы наш. Ничего бы он не достиг. Ничего.
— Ну… да, — сказал я, выбирая слова так осторожно, словно каждое из них могло стать последним… потому что действительно могло. — Некоторые люди… глупо рискуют.
— Глупо выходить против вас, мироначальник. Все же… жаль, что вы нас не предупредили, — сказал череполицый. — Вы не просто ушли из шатра. Вы исчезли, а тут еще эта… эта тьма закрыла солнце… — Он вздрогнул, словно говорил о чем-то отвратительном. — Знаете, мироначальник, людям было нелегко. Они даже не сразу сосредоточились на грабеже.
— Ах… да, это печально. Такого нельзя допускать.
Я старался напустить беззаботный вид, но мозг лихорадочно работал. Возможностей, кажется, было две. Либо эти головорезы принимают меня за кого-то другого… либо я сам стал этим… кем-то другим. Этим «мироначальником», что бы это ни означало. Может быть, в миг смерти в Трагической Утрате мой разум был перенесен в тело этого человека. Но нет, этого быть не может, потому что и мой посох, и меч со мной. Я точно был я. Оставался вопрос — кто я такой?
— К счастью, Мордант привел нас прямо к вам. Умный зверь, — сказал чернокожий.
Догадавшись, что он имеет в виду существо у меня на руке, я просто кивнул.
— Как вы устроили встречу с вождем именно здесь, мироначальник? — спросил он.
Я не имел ни малейшего представления. Но прежде, чем я успел хоть что-нибудь сказать, раздался полный боли женский крик. В первый миг мне показалось, что это Шейри, а потом я увидел, как из дыма к нам подходит женщина. Она была не очень молода, но все еще красива. Ее светлые волосы были перепачканы сажей, сажа была и на лице, и текущие из глаз слезы проложили на щеках две дорожки. Я не понял, почему мы раньше ее не заметили. Наверное, она пряталась где-то неподалеку, ожидая исхода сражения. Если ее расстроило неживое состояние человека на земле, значит, моя догадка верна.
Но череполицый явно не проделал в уме такую работу. Он гневно крикнул:
— Откуда она взялась?
В тот же миг чернокожий воин и третий, который был с ними, встали перед женщиной, выставив мечи. Я был поражен размерами и очевидным весом клинков. Словно каждый держал в руках по подростку. Не слезая с коней, воины двинулись вперед и, скрестив мечи, загородили женщине дорогу.
— Ублюдки! — воскликнула она. — Вы вдвоем, вооруженные мечами, какими можно разрубить напополам лошадь, загораживаете дорогу одной женщине?
Тут я решил начать вживаться в свою новую роль, хотя не совсем ее понимал.
— Пропустите ее! — крикнул я самым надменным тоном, на какой был способен (что, честно говоря, было не так уж трудно).
Воины бросили на меня взгляд, словно желая убедиться, в своем ли я пребываю уме, а потом послушно потянули лошадей за поводья, чтобы отойти в сторону. Они спешились, а женщина медленно подошла к неподвижному телу, закрывая ладонями рот. Видно было, что она старается подавить порыв зарыдать, запричитать, потому что в нашем присутствии ей необходимо держаться. Подбородок ее дрожал, но ни одного звука она не издала.
— Это твой муж, как я понимаю, — произнес я.
Она не сразу ответила, просто остановилась в паре шагов от тела, словно опасаясь, что смерть заразна и может перекинуться на нее, уничтожив и ее тоже.
— Он решил, что уже потерял город, и поэтому взял тебя с собой, не желая оставлять на милость… — Я посмотрел на воинов. — На милость мародеров. И он спрятал тебя неподалеку, сказав, что вернется, как только убьет меня…
Это были мои догадки, но, похоже, вполне разумные.
Она посмотрела на меня так, словно только сейчас поняла, что я тут стою. Лицо ее исказила ненависть, и она закричала:
— Владамор был в сто раз лучшим командиром и воином! Тебе таким никогда не быть!
Мне показалось, что я переживаю какой-то безумный сон. Я решил, что выбора у меня нет: я должен был продолжать видеть этот сон, надеясь, что либо скоро проснусь, либо со временем все эти события наконец приобретут какой-нибудь смысл. На данный момент я понял, что не стоит расстраивать женщину еще больше. Ее город разграбили, а мужа убили. Я не хотел дразнить ее только ради того, чтобы расстроить еще больше.
— Мне кажется, таким вы его и запомните, мадам, — довольно официально произнес я.
— А я? — спросила она. — Как запомнят меня? Как еще одну твою жертву, чудовищный ублюдок?
— Придержи язык, женщина, — воскликнул череполицый. — А не то я его тебе вырву, и вместо рта ты будешь носить его в руке.
Она замолчала, но все еще не успокоилась, когда череполицый повернулся ко мне и заботливо спросил:
— Мироначальник, что сделать с этой женщиной?
— Да, мироначальник, — сказал чернокожий. — Хотите, мы убьем ее? Или вы желаете сами над ней надругаться, а потом убить? Это вам решать, мироначальник. Мы выполним любую вашу волю.
Лицо женщины приобрело еще более пепельный оттенок, чем пепел у нее на лице, и во второй раз за этот день я ощутил, как поднимается к горлу тошнота. Мне удалось подавить ее, пока я лихорадочно размышлял. Кем бы я ни был… неужели я был таким? Насильник и убийца по случаю? Таким я стал? Но как такое возможно?
Прежде чем ответить на эти вопросы, мне тем не менее надо было разобраться с имеющейся ситуацией. И уж стоять тут, позволив убить эту женщину, вовсе не значило разобраться. Уверенным спокойным голосом, какой только мне удалось изобразить, я произнес:
— Отпустите ее.
Воины смотрели на меня с тем же недоверием, с каким я относился ко всей этой затее.
— Отпустить ее, мироначальник? — спросил чернокожий.
— Да.
Они обменялись взглядами, словно молча договорившись друг с другом, и череполицый озвучил вопрос, задать который хотели все:
— Конечно, до последнего вздоха мы будем повиноваться вам, мироначальник. Но мы только хотели спросить… почему вы просто отпускаете женщину?
— Потому что, — и я улыбнулся как можно коварнее, — это совсем не то, чего все ожидают.
Непонимающие взгляды.
— Вы такого ожидали? — спросил я.
Они дружно покачали головами, а я немного прошелся перед ними, как преподаватель на лекции перед студентами.
— Господа, вот это и есть самое главное, — сказал я. — Всегда нужно выбивать противника из равновесия. Последнее, что можно ожидать от вашего мироначальника, — это милосердие. Значит, теперь я буду проявлять милосердие. Повторяю, отпустите ее. — Я прибавил твердости в голос.
Явно по-прежнему ничего не понимая, но тем не менее повинуясь, чернокожий и третий воин отступили в стороны, освободив женщину.
Я медленно подошел к ней, опустив руки, показывая, что ничего угрожающего не замышляю.
— Иди, — сказал я ей. — Иди и расскажи другим о моем милосердии.
Сначала она пошевелила губами, но ничего не произнесла. Потом голосом, полным недоверия и презрения, сказала:
— Милосердие? От тебя? Этой ночью изнасиловали моих дочерей… моих красавиц… И твои подручные насиловали и убивали их, а ты стоял и смеялся! Милосердие! Ты, ублюдок! Да я умру, но не приму твоего милосердия!
И прежде, чем мой потрясенный рассудок смог до конца понять, что такое она сказала, женщина плюнула в меня. Слюна пролетела по воздуху и попала мне прямо в лицо, потекла по щеке, и не успел я ответить, как женщина кинулась на меня, пальцы выставив, словно когти.
Череполицый был готов перехватить ее, как только она сделала первые шаги. Он уже замахнулся мечом, когда я выкрикнул:
— Нет! Она ничего не сделает!
Но меч уже рубанул ее пополам. Я никогда подобного не видел. Лезвие, войдя с одного бока, вышло с другого, меч прошел насквозь, только немного замедлив свой ход, когда перерубал жилы и кости. Женщина сначала не поняла, что с ней случилось, а потом ее ноги подогнулись в коленях, и она повернулась к телу мужа. От этого движения ее торс упал и с глухим стуком рухнул на землю рядом с вытянутой рукой ее супруга. Весь ужас того, что с ней произошло, явно еще не проник в ее рассудок, и она жутко забилась, стараясь дотянуться до мертвого мужа, не понимая, что у нее теперь нет ни ног, ни даже бедер. Ее пальцы едва коснулись кончиков пальцев мужа, из обеих половин ее тела на покрытую пеплом землю выпали внутренности, хлынула кровь, а из горла вырвался ужасный хрип, и она умерла.
— Наглая, неблагодарная сука, — проворчал череполицый, вытирая свой меч и убирая его в ножны. Он глянул на меня, а я сжимал зубы и губы так крепко, как только мог. Тогда он усмехнулся, и его лицо с нарисованным черепом стало еще страшнее. — Понимаю, мироначальник. Вы хотели, чтобы она убедила других, будто вы способны на милосердие, и чтобы, когда вы выйдете против них, они быстро сдались, надеясь, что им будет сохранена жизнь. Тогда как на самом деле…
— А на самом деле, — подхватил чернокожий, явно тоже «догадавшись», — мы всех уничтожим, как только они сдадутся! Такой у вас план, мироначальник?
Мне удалось кивнуть.
Они тут же хрипло захохотали, «узнав», что я затеваю.
— Примите мои глубокие извинения, мироначальник, что я зарубил женщину и испортил ваш план, — произнес череполицый, когда они успокоились. — Но я поклялся защищать вас от физической угрозы и, что более важно, всякого неуважения. После того, что она сделала, ее нельзя было оставлять в живых. Вы согласны, мироначальник?
Я кивнул еще раз, а потом поднял палец, показывая, что сейчас вернусь. Я отошел в сторону, нашел какие-то растрепанные кусты — наверное, здесь и пряталась убитая женщина, чье имя я так и не узнал. Зайдя в кусты, я стряхнул с руки существо, которое они называли Мордантом. Мордант, кажется, был несколько недоволен таким обращением; захлопав крыльями, он отлетел и сел неподалеку. И тут я отдался позыву организма и вернул все, что было в животе. Спазмы стискивали мое тело до тех пор, пока мне не показалось, что я выблевал не только все содержимое желудка, но и сам желудок. Я сгибался чуть ли не пополам, хватая ртом воздух, когда заметил, что к левой лодыжке у меня прикреплен кинжал.
Я не стал колебаться. Вытащив кинжал, я приставил его к своей груди. Тогда, в тот миг, я ничего так не хотел, как лишить себя жизни. Потому что я либо уже умер и находился в аду — в таком случае никакие мои действия не повлияли бы на ход событий, — или же я жив и стал — без всякой своей вины — кошмарным чудовищем, каких сам всегда боялся.
Говорят, что самоубийство — лазейка для трусов. С полной уверенностью могу вам сказать, что это не так, потому что хоть я и неисправимый трус, а сделать этого все равно не мог. Кинжал был занесен, нацеленный прямо в сердце… если у меня оно было, ведь сколько раз меня обвиняли в бессердечии… но я не мог заставить себя совершить последнее движение. Не знаю, сколько я так стоял, пока не осознал, что получил поражение от собственной слабости, и тогда убрал кинжал назад в ножны на ноге. Потом я вернулся к своим людям, которые вопросительно на меня посмотрели.
— Зов природы, — просто сказал я, не в силах заставить себя взглянуть на рассеченную пополам женщину, залившую землю своей кровью. Надо было приказать похоронить ее или… или сделать что-нибудь другое. Но я ни о чем подобном не мог думать. Мне лишь хотелось поскорее покинуть это жуткое место.
Мордант летал вокруг меня, но я не стал поднимать руку: я ощущал, что он тварь такая же слабая и бесполезная, как и я, — и тогда крылатое существо, сделав еще один круг, улетело неизвестно куда. К дьяволу, скорее всего.
— Нам пора возвращаться, мироначальник, — сказал череполицый. — Здесь мы больше ничего не получим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59