Конечно, нижняя половина моего тела была оголена. Я уж не помнил, когда последний раз надевал штаны. Скороход бросил один-единственный взгляд, повернулся к остальным и объявил:
— Кольцо у него.
Не было смысла отпираться.
— Если оно тебе нужно, возьми его, — в изнеможении прошептал я.
Скороход подошел к кровати и натянул на меня одеяло. Вытащив меч, он обрезал веревки, которыми были привязаны мои руки.
— Оно не наше. Я не стану спрашивать, как оно к тебе попало — прошлое больше не имеет значения. Благодаря кольцу теперь ты — обладатель штуковины, которая имеет их всех.
— Эта штуковина… — я указал на своего стойкого солдатика.
— Да, — кивнул он, и остальные повторили его жест. — Это он.
— А «все они» — женщины?
— Да, — повторил Скороход. — Тебе досталось кольцо, выкованное в…
— Не надо. Не рассказывай. — Я поднял руки и встал с постели, разыскивая штаны.
— Но ты должен знать, — настаивал Скороход.
— Да, это очень интересная история, — сказал один из карликов несколько визгливым голосом.
— Не надо, — отказывался я. — Тут наверняка не обошлось без какого-нибудь могущественного волшебника, темных сил, злых воинств, которые хотят получить его. Я прав?
— Ну… в общем, да, — смущенно признал Скороход.
— Отлично. Вот и не рассказывай. А этих выгони. — Я указал на группу женщин, которые, похоже, очень расстроились, увидев, что я собираюсь покинуть комнату. — Все, что я хочу знать, — это как избавиться от кольца.
— Ты должен бросить его, — торжественно произнес Скороход, — в Пылающий Испод. Лишь там оно расплавится, и его угроза пропадет навсегда.
Пылающий Испод я знал хорошо. Однажды я был оруженосцем у рыцаря, сэра Умбрежа, который был родом из тех мест.
Вы, наверное, недоумеваете, почему я не стал расспрашивать эту толпу суетливых бездельников, что за интерес они имели к кольцу. Скажу просто: они были герои. Бубо, предыдущий владелец кольца, вероятно, пользовался таким же успехом, как и я. А люди Скорохода явно занимались тем, что отгоняли от него женщин… или его от женщин по пути к Пылающему Исподу. Они участвовали в полном опасностей приключении, когда я, не желая того — и даже особенно не задумываясь, — появился у них на дороге. Не люблю я ни героев, ни полных опасностей приключений, потому что, связавшись ними, людям приходится погибать. Терпеть не могу приключений, несмотря даже на то, что постоянно оказываюсь в них втянутым; по мне, чем быстрей я от них отделаюсь, тем лучше. Меня трудно назвать неустрашимым — устрашаюсь я очень быстро. И ничего я так не хочу, как разжиться деньгами, получить свою долю славы, удачи, удовольствий и прожить достаточно долго, чтобы умереть в собственной постели от старости.
Короче говоря, я ничем не отличаюсь от вас. Можете на свой риск смотреть на меня сверху вниз, но судите вы, скорее всего, самого себя.
Поэтому мне было нисколько не интересно, что, с ними происходило до сего дня. Я просто сказал:
— Отведите меня туда.
И мы отправились.
По дороге нас ожидало немало неприятностей. Конечно, я мог бы расписать все подробно. Рассказать о темных воинах, что гонялись за нами, о черных пылающих градинах, о неожиданном нападении арфистов-затейников, которыми явно командовала великая и могущественная плетельщица, о буйном рыбообразном убийце по имени Кхе и о многом-многом другом. Но путешествие трудно было назвать приятным — почти все погибли, меня донимала мучительная опухоль между ногами, а один из карликов — кажется, это был Тама — смотрел на меня так, что приходилось все время держаться настороже. Поэтому я испытал настоящее облегчение, когда Кхе его раздавил.
Надеюсь, вы меня извините, если я просто повторю: по дороге случилось немало неприятностей, пока лишь двое из всех — я и вконец вымотанный Скороход — оказались на краю огромного утеса, у подножия которого расстилался Пылающий Испод.
Испод лежал далеко-далеко внизу. Бесконечный поток лавы, происхождения которого никто не знал, выбрасывал вверх мощные языки пламени; все застилал дым, и дальше чем на два фута ничего не было видно.
— Хорошо, — сказал я Скороходу. — Что теперь?
Я держал руку на кольце, стараясь стянуть его — в надежде, что теперь, когда оно оказалось в месте назначения, проклятое колечко сдастся без боя. Увы, оно вело себя как обычно.
— Надо бросить кольцо, — спокойно сказал Скороход.
— Ну да, только вышла небольшая накладка — кольцо, кажется, не хочет мне подчиняться.
— Это меня не удивляет.
— Зато удивляет меня! — отвечал я, утирая со лба пот. — Послушать тебя, так все просто! Приди к Пылающему Исподу, брось колечко, и все в порядке! А как я его сниму?
— Кольцо снимется только тогда, — сказал Скороход, — когда остановится сердце того, кто его носит.
— Что? — Я почувствовал, как вся кровь, которая не прилила кой-куда, стучит у меня в висках. — Ты хочешь сказать, я умру? — Тут я понял, что, похоже, когда Бубо умер, кольцо упало через штанину в траву, где я его и нашел. — Что ж ты раньше-то не сказал? Я что, должен убить себя? Какая мне с того польза?
— Есть… другой путь, — сказал Скороход.
— Хорошо! Отлично! Какой же? — Я не помнил себя от радости.
Скороход достал ножик, на вид очень острый.
— Режь его.
Я взял нож, повертел в руке. Ну да, очень острый.
— Он сможет перерезать кольцо? — с сомнением спросил я.
— Нет, кольцо ничем не разрежешь.
Как вам известно, я не так уж и глуп. Поэтому сразу понял, к чему он клонит. И постарался подавить зародившуюся панику.
— То есть ты хочешь сказать, что мой выбор… Смерть… или жизнь, лишенная всяких радостей?
— Взгляни на все это по-другому, — предложил Скороход, стараясь добавить в голос сочувствия. — За прошедшее время твой дружок получил столько внимания, сколько не получил бы за целую жизнь. Неужели этого не достаточно?
— Нет! Конечно нет. А я…
— Мое!
Неожиданно прозвучавший скрипучий голос застал нас врасплох. Стоя на краю обрыва, мы повернулись, и я едва мог поверить своим глазам.
К нам подходил Бубо, его голова так и была наклонена под неестественным углом — ведь петля ловушки сломала ему шею. Но он, похоже, не понимал, что умер. Кожа Бубо по цвету напоминала свернувшееся молоко и пахла примерно так же. Глаза, абсолютно черные, были широко раскрыты, а зубы гнили прямо во рту. Он подходил все ближе, и его кулаки сжимались и разжимались, словно он пытался что-то схватить.
— Моя прелесть! Моя! — кричал он, а звук получался, как у чирикающего птенца.
— Не шевелись, — сказал мне Скороход. — Он пришел за кольцом.
— Если он сможет снять его с меня каким-нибудь другим способом, кроме тех, что ты перечислил, так пусть забирает!
— Нет! Разве ты не понимаешь? Если темный плетельщик, который создал это кольцо, получит его, все женщины в мире будут в опасности!
— Я куплю им всем пояса верности на замочках! Очень хорошенькие! — Я дергал упрямое кольцо. — Ну же! Твой старый друг хочет забрать тебя! Давай!
— Живой труп! — с вызовом обратился Скороход к существу, бывшему не так давно Бубо. — Ты меня не испугаешь!
Он потянул из ножен свой меч.
Бубо не стал ждать. Он взмыл в воздух, словно ничего не весил, приземлился прямо на плечи Скорохода и зажал его голову ногами. Быстро вильнув бедрами, он сломал Скороходу шею. Тело Скорохода упало, словно мешок с картошкой, вместе с мечом, который он так и не успел вытащить.
Я начал пятиться, но особо отступать было некуда.
— Не подходи! — испуганно крикнул я, угрожающе подняв посох. Один его конец был оснащен лезвием, но я усомнился, что оно поможет мне против существа, которое и так уже умерло.
— Не подходи, или я… я…
Честно говоря, я даже не представлял, что бы я против него сделал. Бубо, со своей стороны, решил не дожидаться продолжения фразы. Взвизгнув, он прыгнул ко мне, завывая в полете:
— Верни его мне! Моя прелесть! Мое колечко! Мое! Мое!
Бедняга то ли не понимал, где мы находимся, то ли в неживом состоянии, отягощенном навязчивой идеей, ему было все равно. Он налетел на меня, вырвал посох из моих рук, толкнул, и вдруг у меня под ногами не оказалось ничего — только бездна, полная огня и смерти.
Мы полетели вниз, в дым, но всего в нескольких футах ниже обнаружился каменистый выступ, которого я не заметил раньше. Я упал, покатился и изо всех сил вцепился руками в край выступа, повиснув в воздухе.
Бубо держался за мою левую ногу.
Я пытался спихнуть его, пинаясь правой, но это была как раз хромая нога, а она у меня слабосильная. Бубо, кажется, ничего не понял. Он полез по моей ноге выше и — о боги, на помощь! — просунул руку в мои штаны. Холодная влажная рука карлика сомкнулась вокруг кольца, и в результате мое мужское достоинство оказалось единственным средством его спасения.
— Мое! — завывал он, крепко держась за кольцо. — Мое! Мое!
Это было уже слишком.
Моя голова мне отказала.
Сердце мое остановилось.
Я умер.
На миг.
И тут же почувствовал, как меня рывком возвратили к жизни. Мир все еще вертелся вокруг с бешеной скоростью, когда я понял, что упал — на очередной выступ скалы. Из-за дыма было не видно, что поверхность каменной стены не такая уж гладкая.
Внизу я услышал крик и выглянул из-за края уступа, спасшего мне жизнь. Бубо оказался не столь везучим. Смерть, даже непродолжительная, дала мне возможность освободиться от кольца, а заодно и от Бубо. Я видел, как он по спирали летит вниз, вниз, выкрикивая:
— Оно вернулось! Моя прелесть ко мне вернулась!
Он кувыркался в полете, не сознавая, похоже, что происходит. Я слышал, как удаляется его крик, а потом вдруг взметнулось пламя — это Бубо вместе с кольцом упал в лаву. Где-то (наверное, в моем воображении) я услышал наполненный злобой вой — кольцо плавилось в жаркой топке Пылающего Испода… и, по мне, там им обоим — кольцу и Бубо — самое место.
Немало времени мне понадобилось, чтобы медленно, при помощи рук и ног, взобраться обратно на край утеса. Скороход по-прежнему лежал там же, где и лежал, — и такой же мертвый, словно полено. Я его обыскал, забрал, что было ценного, и спихнул тело с утеса. Мне оно было нужно не больше, чем ему самому, и я не видел причины оставлять его лежать на земле.
Обессиленный, я подался назад к пещере, потому что больше податься мне было некуда. Я не знал, будет ли Шейри меня дожидаться, к тому же тогда меня это мало заботило. Мне просто хотелось отыскать место, где можно было бы завалиться запросто и лежать без движения.
Путешествие обратно в Утомительный лес оказалось гораздо беднее на приключения, чем путь к Пылающему Исподу. Могу только заметить, что все создания, которых привлекало мое общество, когда я владел кольцом, теперь, когда я с ним расстался, мне не докучали. Этот факт — лучшее доказательство того, почему меня не надо брать с собой в полные опасностей приключения. Какую бы драгоценность нам ни довелось обрести, как только я почую угрозу для своей жизни, то немедленно отдам все ценности первому, кто потребует. Не так много есть на свете сокровищ — да и вообще вещей, — за которые я согласился бы умереть. Конечно, если можно действовать хитростью, я еще попытаюсь, но если мне к горлу приставить меч или заставить меня сражаться с превосходящими силами за обладание чем бы то ни было — ну его к демонам, это что бы то ни было.
По дороге обратно я не мог не задуматься вот над чем — как это меня угораздило ввязаться в приключение такого рода. По натуре я отнюдь не бесстрашный, а совсем наоборот. По мне, так чем меньше приключений, тем лучше.
Почему же, спросите вы, я так не люблю приключения?
Ответ прост: я боюсь, что меня убьют.
А что? Этим все и кончается, не так ли? На своем веку я много чего пережил: безумных птицекрылых тварей всяких мастей, военачальников, съехавших с катушек королей ледяного севера, атаку стада единорогов, смертельное нападение величайшего из героев… Мне удалось сохранить крепкую связь головы с телом главным образом благодаря верной стратегии и некоторому везению… ну хорошо, большому везению. Но как долго я мог надеяться, что везение не покинет меня? Ведь так не может продолжаться всегда… и не хотелось бы мне оказаться поблизости от опасности, когда везение мое вдруг кончится.
Конечно, я ухожу от темы, но не могу не сказать: доводилось ли вам замечать, что после того, как кто-либо умер, оставшиеся в живых вдруг объявляют себя главными знатоками последней воли усопшего? «Бедный Джон хотел лежать в дубовом гробу». «О да, Тимоти хотел, чтобы я позаботился о его любимой сабле». «Ну конечно же, бедный Брайан ничего так не желал, кроме как чтобы мы надрались после его смерти, обобрали труп, четвертовали его, а четвертушки раздали бы четырем больным сифилисом проституткам в разных концах королевства, потому что шутник Брайан и сам поступил бы подобным образом и, конечно, немало бы ржал над такой шуткой».
Что касается меня, я никогда не осмеливаюсь выступать от имени покойного, потому как вполне уверен — в конце концов все хотят одного, а именно остаться в живых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59