Рапсодия дрожала всем телом.
Прежде Рапсодия ни разу не бывала за южной стеной Истона. Она бросала частые грустные взгляды на череду сирых домишек, крытых жидкой соломой, на руины мраморных храмов, на полуразвалившиеся каменные здания и высокие статуи. Спустились сумерки, и она уже едва различала высокую изгибающуюся стену, доходящую до самого порта, где мерцали далекие огоньки. А потом осталась лишь плотная масса наступающего мрака…
Выбравшись из города, они сразу сбавили шаг, но Рапсодия видела, что ее спутники намерены уйти от Истона как можно дальше. Они продолжали двигаться даже после наступления темноты, когда девушка окончательно потеряла ориентацию. Более того, она начала думать, что ее похитили, а вовсе не спасли, как ей показалось сначала.
Рапсодия стала опасаться, что в такой темноте лошади могут споткнуться и упасть. Наконец, совершенно неожиданно, они остановились. Вокруг царила непроглядная тьма.
— Слезай, — послышался голос.
Прежде чем Рапсодия успела хотя бы пальцем пошевелить, мужчина схватил ее тонкими сильными руками и поставил на землю. Мгновением спустя он и сам спешился и быстрым движением перекинул поводья своему товарищу:
— Грунтор, прогони лошадей. — Еще миг — и человек в черном полностью растворился в ночи.
Рапсодия почти сразу потеряла его из виду. Она повернулась к громадной тени, которую мрак сделал еще внушительнее, и невольно отступила назад, а ее рука легла на рукоятку кинжала.
Грунтор укрепил поводья на спинах лошадей и чуть отошел от них.
— Идите с миром, — сказал он, но животные так устали, что не сдвинулись с места.
Казалось, великан предвидел такую реакцию. Он снял шлем и встал перед лошадьми так, чтобы они могли его видеть. Затем развел руки в стороны и заревел.
Грозный рык разорвал тишину ночи. На мгновение лошади застыли на месте, а потом опомнились и с отчаянным ржанием, забыв об усталости, бросились прочь.
Грунтор надел шлем и повернулся к Рапсодии. Он посмотрел на нее, все понял и оглушительно расхохотался:
— Привет, дорогая. Ой рад, что в твоих глазах любовь. Пойдем со мной. — И он зашагал в ночь.
Рапсодия сомневалась, что поступит разумно, если последует за великаном, но злить его наверняка не стоило. Пожав плечами, она двинулась следом. Стараясь не отставать, она тщетно пыталась понять, что происходит.
— Куда мы идем? Мы что, дальше пойдем пешком?
— Вряд ли. Сегодня мы цельный день топали.
У самого горизонта начала медленно подниматься полная луна, золотая, в ореоле тумана, встающего над морем. Однако свет ее не сумел разогнать мглу; непроницаемый мрак, тяжелый, словно смола, висел в летнем воздухе. Рапсодия всегда считала, что хорошо видит в темноте, но сейчас она двигалась, ориентируясь лишь с помощью слуха и осязания.
Она шагала за великаном, а тот уверенно топал по видимой одному ему тропе, пока Рапсодия едва не свалилась в маленький костер. Грунтор подхватил девушку в последний момент.
Лагерь был уже разбит. Однако Рапсодии не удавалось разглядеть никаких подробностей — то ли из-за того, что Грунтор загораживал весь вид, то ли из-за полнейшего мрака. А может быть, все дело было в выборе места?
Грунтор подошел к костру с наветренной стороны, снял шлем и сделал глубокий вдох, после чего плюхнулся на землю. До сих пор он практически не обращал на Рапсодию внимания, однако она решила, что лучше ей расположиться так, чтобы огонь оставался между нею и великаном. Девушка положила сумку на землю и села.
Теперь, в свете костра, у нее появилась возможность рассмотреть великана получше. Когда он опустился на землю, их глаза оказались на одном уровне, из чего следовало, что в нем было никак не меньше семи футов росту. А разворот плеч у него как у ломовой лошади.
Доспехи гиганта показались Рапсодии необычными. Эти доспехи, явно очень хорошей работы, напоминали чешуйчатую кожу, укрепленную металлическими пластинами, но девушка ни разу не слышала, чтобы они звенели или хотя бы поскрипывали. Кроме того, Рапсодию немного беспокоило, что многочисленные мечи и кинжалы великана также не производят ни малейшего шума. На плечах у него висел огромный топор и несколько длинных клинков разной формы, а из-за спины торчали рукояти еще нескольких мечей.
В мерцающем свете костра лицо великана и вовсе показалось Рапсодии страшным. Один зуб угрожающе торчал изо рта. Девушке никак не удавалось понять, какого цвета у него кожа. Кожа? Скорее, шкура! Глаза, уши и нос выглядели слишком большими даже для такого гиганта, и Рапсодия решила, что он видит, слышит и ощущает запахи лучше, чем обычный человек. Массивные руки заканчивались толстыми пальцами с широкими ногтями — или это когти? Великан напоминал существо из ночного кошмара. Впрочем, сейчас он был занят самым обычным делом: доставал из мешка съестные припасы, чтобы приготовить ужин. При этом он по-прежнему не обращал на Рапсодию ни малейшего внимания.
— Давай я угадаю: ты слышала о фирболгах, но никогда их не встречала, верно?
Скрипучий голос второго мужчины прозвучал прямо из-за спины Рапсодии, и она подскочила от неожиданности. Она и подумать не могла, что кто-то стоит так близко.
Девушка посмотрела на сидящего подле костра великана:
— Так ты фирболг? Не похож!
— Как так — не похож? — удивился великан.
— Прости, я не хотела тебя обидеть, — сказала Рапсодия и покраснела. — Ну, просто мой ограниченный опыт подсказывает, что фирболги — это настоящие чудовища.
— А мой стра-а-а-ашно богатый опыт напоминает, что лирины — вкусная закуска, — небрежно, без всякой злобы, бросил Грунтор.
— Полагаю, вы не намерены в дальнейшем руководствоваться этими соображениями, — произнес их закутанный в плащ спутник.
— Безусловно, — ответила Рапсодия, улыбаясь и дрожа одновременно.
Она чувствовала, что великан шутит. Худощавый человек бросил несколько кроличьих тушек у ног Грунтора.
— Кто ты? — обратился он к девушке.
— Меня зовут Рапсодия. Я изучаю музыку и хочу стать Певицей.
— Почему городская стража тебя преследовала?
— К моему огромному удивлению и досаде, выяснилось, что они служат одному болвану. Он хотел, чтобы меня отвели к нему.
— Зачем ты ему понадобилась?
— Полагаю, для развлечения.
— А у болвана есть имя?
— Он называет себя Майкл Дыхание Смерти. Многие награждают его похожими, но не такими звучными именами — правда, у него за спиной.
Мужчины переглянулись. Человек в плаще вновь посмотрел на Рапсодию:
— Откуда ты его знаешь?
— С сожалением вынуждена признаться, что три года назад, когда я зарабатывала на жизнь проституцией, он был моим клиентом, — откровенно ответила Рапсодия. — Я его не выбирала, но нас ведь никто и не спрашивал. К несчастью, я ему понравилась, и он сказал, что еще вернется за мной, но Майкл — такой напыщенный пустозвон, что я никогда не принимала его всерьез. Первая из печальной череды моих ошибок. Вторую я совершила сегодня, когда он послал за мной одного из своих отвратительных подручных и я отказалась пойти с ним. Если бы меня преследовали только люди Майкла, от них я бы сумела ускользнуть, но он призвал на помощь городскую стражу.
— А почему ты не могла согласиться на встречу с ним, а потом сбежать и спрятаться?
— Тогда мне пришлось бы солгать.
— Ну и что с того? — пожал плечами человек в плаще. — Зато ты сохранила бы жизнь.
— Я никогда не лгу. Не могу.
Грунтор рассмеялся:
— Ну и ну, сестричка! Ой не запамятовал, как ты говорила стражникам, будто мы с тобой — родня. Ой думает, что ты в нашей семье лишняя.
— Нет, — послышался скрипучий голос человека в плаще. В его глазах зажглось понимание. — Именно поэтому она и попросила ее удочерить.
Рапсодия кивнула:
— Правильно. Солги я — и моя попытка убедить их отстать от меня не удалась бы.
— Но почему?
— Ложь невозможна для тех, кто избрал мою профессию. Если ты не говоришь правду, то не можешь быть Дающей Имя, а это самое высокое звание Певицы. Необходимо, чтобы музыка в твоей речи гармонировала с окружающим миром. Ложь несовместима с гармонией и пятнает все, что ты хочешь сказать. Впрочем, абсолютных истин нет, поскольку правда иногда зависит от точки зрения. Таково философское обоснование. В последнее время, после того как я отказалась от своей… прежней профессии, я стала ценить правду превыше всех благ. Ее нет в том, чтобы быть шлюхой — ведь в таком случае ты всегда становишься чьей-то ложью. Тебе приходится прикусить язык и участвовать в чужих фантазиях, многие из которых трудно перенести. Поэтому теперь, когда я обрела свободу, я больше не могу скрывать свою ненависть к Майклу. Скорее всего, это очередная ошибка, но я сомневаюсь, что могла бы поступить иначе и продолжать после этого жить в мире с собой.
— Ну, ничего страшного с тобой не произошло.
— Нет, произошло. Теперь я вынуждена покинуть Истон. Пытаясь сбежать, я ослепила одного из стражников — и не могу вернуться обратно.
— Сомневаюсь, что там остались свидетели, — рассмеялся человек в плаще.
— Возможно, вас они и не видели, — сказала Рапсодия. — Но за мной гнались через восемь кварталов.
— В таком случае у тебя неприятности. — Человек в плаще уселся перед костром и задумчиво посмотрел на уходящие в небо завитки дыма. — Не возвращайся в город. У тебя есть семья, которая осталась в Истоне, или люди, на которых ты бы могла положиться?
Его голос был настолько лишен эмоций, что разговор больше походил на допрос. Рапсодия не сомневалась в том, что ей удалось убедить своих спутников в том, что она не представляет для них опасности, но усталость и неуверенность в будущем постепенно начали брать свое.
Между тем великан фирболг успел освежевать кроликов и приготовился их жарить. Рапсодия не знала, предложат ли они ей что-нибудь; ее бы не удивило, если бы они съели кроликов сырыми. Когда она приняла решение стать Певицей, одним из первых ее уроков стала эпическая песнь об истории фирболгов. Песнь эта произвела на Рапсодию тяжелое впечатление, и сейчас двое ее спасителей ничего не делали для того, чтобы это мнение переменилось.
Мужчины действовали так, словно они уже давно путешествуют вместе, — уверенно и быстро. Это свидетельствовало о большой практике и взаимном доверии. Худощавый добыл кроликов; великан их освежевал. Фирболг следил за огнем; его товарищ позаботился о разведении костра. Весь процесс приготовления пищи и устройства лагеря прошел без единого слова. Они вели себя так, словно Рапсодии попросту не существовало. Впрочем, Грунтор жестом предложил ей кусок горячего мяса, но она покачала головой:
— Нет, спасибо.
Рапсодия подкрепилась небольшим ломтем хлеба, который дал ей Пилам, а остаток засунула в карман плаща, а не в сумку, решив, что так будет надежнее. С каждой минутой спутники внушали ей все большую тревогу, и мысленно она начала готовиться к побегу. Однако ее сумка находилась довольно далеко от хозяйки. При обычных обстоятельствах Рапсодия никогда не бросила бы свои инструменты, но в сложившейся ситуации могло статься, что и придется.
Ей удалось разглядеть лицо худого мужчины, когда он закончил есть.
Она постаралась сделать это незаметно. Если великан производил устрашающее впечатление, то лицо его спутника вообще потрясло Рапсодию.
На нем не нашлось бы ни одного кусочка гладкой кожи. Сплошные рубцы и шрамы, кое-где выступали вены. Рапсодии доводилось видеть и больных людей, и тех, на кого наложили свою беспощадную печать время, оружие и пьянство, но ей вдруг показалось, что по ЭТОМУ лицу проскакала целая армия Всадников Судьбы.
Однако больше всего Рапсодию поразили глаза. Казалось, их взяли у разных людей — один был совершенно не похож на другой: ни размерами, ни формой, ни цветом. Они были даже не симметричны. Создавалось впечатление, будто незнакомец постоянно прицеливается из невидимого оружия. И тут Рапсодия почувствовала, что он на нее смотрит.
Она достаточно давно жила в городе, хорошо знала людей и постаралась отвлечь своего собеседника.
— Ну, и куда мы двинемся теперь?
— Мы покинем Остров.
Девушка неуверенно улыбнулась:
— Должно быть, вы тоже умудрились насолить какой-то важной персоне.
Туча закрыла луну. Рапсодии вновь показалось, что ей следует чего-то опасаться.
Однако она продолжала смотреть через костер на худого мужчину. Порыв ветра заставил пламя взметнуться вверх, и она увидела, как огонь отражается в его глазах. Ей вдруг представилось, что он жует ее ответы вместо жареного кролика.
Где-то в глубинах души, в той ее части, что была Дающей Имя, она услышала собственную мелодию, перекрывшую шорох пламени. Прозрачность и чистота ее Именной ноты, истинное мерило правды, предупредило ее о ловушке. Потом она увидела совсем рядом с собой худые руки и изборожденное шрамами лицо и поняла, что бежать уже слишком поздно. Она заморгала и вдруг ощутила, как тяжелеют ее веки. Дело было не только в усталости;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Прежде Рапсодия ни разу не бывала за южной стеной Истона. Она бросала частые грустные взгляды на череду сирых домишек, крытых жидкой соломой, на руины мраморных храмов, на полуразвалившиеся каменные здания и высокие статуи. Спустились сумерки, и она уже едва различала высокую изгибающуюся стену, доходящую до самого порта, где мерцали далекие огоньки. А потом осталась лишь плотная масса наступающего мрака…
Выбравшись из города, они сразу сбавили шаг, но Рапсодия видела, что ее спутники намерены уйти от Истона как можно дальше. Они продолжали двигаться даже после наступления темноты, когда девушка окончательно потеряла ориентацию. Более того, она начала думать, что ее похитили, а вовсе не спасли, как ей показалось сначала.
Рапсодия стала опасаться, что в такой темноте лошади могут споткнуться и упасть. Наконец, совершенно неожиданно, они остановились. Вокруг царила непроглядная тьма.
— Слезай, — послышался голос.
Прежде чем Рапсодия успела хотя бы пальцем пошевелить, мужчина схватил ее тонкими сильными руками и поставил на землю. Мгновением спустя он и сам спешился и быстрым движением перекинул поводья своему товарищу:
— Грунтор, прогони лошадей. — Еще миг — и человек в черном полностью растворился в ночи.
Рапсодия почти сразу потеряла его из виду. Она повернулась к громадной тени, которую мрак сделал еще внушительнее, и невольно отступила назад, а ее рука легла на рукоятку кинжала.
Грунтор укрепил поводья на спинах лошадей и чуть отошел от них.
— Идите с миром, — сказал он, но животные так устали, что не сдвинулись с места.
Казалось, великан предвидел такую реакцию. Он снял шлем и встал перед лошадьми так, чтобы они могли его видеть. Затем развел руки в стороны и заревел.
Грозный рык разорвал тишину ночи. На мгновение лошади застыли на месте, а потом опомнились и с отчаянным ржанием, забыв об усталости, бросились прочь.
Грунтор надел шлем и повернулся к Рапсодии. Он посмотрел на нее, все понял и оглушительно расхохотался:
— Привет, дорогая. Ой рад, что в твоих глазах любовь. Пойдем со мной. — И он зашагал в ночь.
Рапсодия сомневалась, что поступит разумно, если последует за великаном, но злить его наверняка не стоило. Пожав плечами, она двинулась следом. Стараясь не отставать, она тщетно пыталась понять, что происходит.
— Куда мы идем? Мы что, дальше пойдем пешком?
— Вряд ли. Сегодня мы цельный день топали.
У самого горизонта начала медленно подниматься полная луна, золотая, в ореоле тумана, встающего над морем. Однако свет ее не сумел разогнать мглу; непроницаемый мрак, тяжелый, словно смола, висел в летнем воздухе. Рапсодия всегда считала, что хорошо видит в темноте, но сейчас она двигалась, ориентируясь лишь с помощью слуха и осязания.
Она шагала за великаном, а тот уверенно топал по видимой одному ему тропе, пока Рапсодия едва не свалилась в маленький костер. Грунтор подхватил девушку в последний момент.
Лагерь был уже разбит. Однако Рапсодии не удавалось разглядеть никаких подробностей — то ли из-за того, что Грунтор загораживал весь вид, то ли из-за полнейшего мрака. А может быть, все дело было в выборе места?
Грунтор подошел к костру с наветренной стороны, снял шлем и сделал глубокий вдох, после чего плюхнулся на землю. До сих пор он практически не обращал на Рапсодию внимания, однако она решила, что лучше ей расположиться так, чтобы огонь оставался между нею и великаном. Девушка положила сумку на землю и села.
Теперь, в свете костра, у нее появилась возможность рассмотреть великана получше. Когда он опустился на землю, их глаза оказались на одном уровне, из чего следовало, что в нем было никак не меньше семи футов росту. А разворот плеч у него как у ломовой лошади.
Доспехи гиганта показались Рапсодии необычными. Эти доспехи, явно очень хорошей работы, напоминали чешуйчатую кожу, укрепленную металлическими пластинами, но девушка ни разу не слышала, чтобы они звенели или хотя бы поскрипывали. Кроме того, Рапсодию немного беспокоило, что многочисленные мечи и кинжалы великана также не производят ни малейшего шума. На плечах у него висел огромный топор и несколько длинных клинков разной формы, а из-за спины торчали рукояти еще нескольких мечей.
В мерцающем свете костра лицо великана и вовсе показалось Рапсодии страшным. Один зуб угрожающе торчал изо рта. Девушке никак не удавалось понять, какого цвета у него кожа. Кожа? Скорее, шкура! Глаза, уши и нос выглядели слишком большими даже для такого гиганта, и Рапсодия решила, что он видит, слышит и ощущает запахи лучше, чем обычный человек. Массивные руки заканчивались толстыми пальцами с широкими ногтями — или это когти? Великан напоминал существо из ночного кошмара. Впрочем, сейчас он был занят самым обычным делом: доставал из мешка съестные припасы, чтобы приготовить ужин. При этом он по-прежнему не обращал на Рапсодию ни малейшего внимания.
— Давай я угадаю: ты слышала о фирболгах, но никогда их не встречала, верно?
Скрипучий голос второго мужчины прозвучал прямо из-за спины Рапсодии, и она подскочила от неожиданности. Она и подумать не могла, что кто-то стоит так близко.
Девушка посмотрела на сидящего подле костра великана:
— Так ты фирболг? Не похож!
— Как так — не похож? — удивился великан.
— Прости, я не хотела тебя обидеть, — сказала Рапсодия и покраснела. — Ну, просто мой ограниченный опыт подсказывает, что фирболги — это настоящие чудовища.
— А мой стра-а-а-ашно богатый опыт напоминает, что лирины — вкусная закуска, — небрежно, без всякой злобы, бросил Грунтор.
— Полагаю, вы не намерены в дальнейшем руководствоваться этими соображениями, — произнес их закутанный в плащ спутник.
— Безусловно, — ответила Рапсодия, улыбаясь и дрожа одновременно.
Она чувствовала, что великан шутит. Худощавый человек бросил несколько кроличьих тушек у ног Грунтора.
— Кто ты? — обратился он к девушке.
— Меня зовут Рапсодия. Я изучаю музыку и хочу стать Певицей.
— Почему городская стража тебя преследовала?
— К моему огромному удивлению и досаде, выяснилось, что они служат одному болвану. Он хотел, чтобы меня отвели к нему.
— Зачем ты ему понадобилась?
— Полагаю, для развлечения.
— А у болвана есть имя?
— Он называет себя Майкл Дыхание Смерти. Многие награждают его похожими, но не такими звучными именами — правда, у него за спиной.
Мужчины переглянулись. Человек в плаще вновь посмотрел на Рапсодию:
— Откуда ты его знаешь?
— С сожалением вынуждена признаться, что три года назад, когда я зарабатывала на жизнь проституцией, он был моим клиентом, — откровенно ответила Рапсодия. — Я его не выбирала, но нас ведь никто и не спрашивал. К несчастью, я ему понравилась, и он сказал, что еще вернется за мной, но Майкл — такой напыщенный пустозвон, что я никогда не принимала его всерьез. Первая из печальной череды моих ошибок. Вторую я совершила сегодня, когда он послал за мной одного из своих отвратительных подручных и я отказалась пойти с ним. Если бы меня преследовали только люди Майкла, от них я бы сумела ускользнуть, но он призвал на помощь городскую стражу.
— А почему ты не могла согласиться на встречу с ним, а потом сбежать и спрятаться?
— Тогда мне пришлось бы солгать.
— Ну и что с того? — пожал плечами человек в плаще. — Зато ты сохранила бы жизнь.
— Я никогда не лгу. Не могу.
Грунтор рассмеялся:
— Ну и ну, сестричка! Ой не запамятовал, как ты говорила стражникам, будто мы с тобой — родня. Ой думает, что ты в нашей семье лишняя.
— Нет, — послышался скрипучий голос человека в плаще. В его глазах зажглось понимание. — Именно поэтому она и попросила ее удочерить.
Рапсодия кивнула:
— Правильно. Солги я — и моя попытка убедить их отстать от меня не удалась бы.
— Но почему?
— Ложь невозможна для тех, кто избрал мою профессию. Если ты не говоришь правду, то не можешь быть Дающей Имя, а это самое высокое звание Певицы. Необходимо, чтобы музыка в твоей речи гармонировала с окружающим миром. Ложь несовместима с гармонией и пятнает все, что ты хочешь сказать. Впрочем, абсолютных истин нет, поскольку правда иногда зависит от точки зрения. Таково философское обоснование. В последнее время, после того как я отказалась от своей… прежней профессии, я стала ценить правду превыше всех благ. Ее нет в том, чтобы быть шлюхой — ведь в таком случае ты всегда становишься чьей-то ложью. Тебе приходится прикусить язык и участвовать в чужих фантазиях, многие из которых трудно перенести. Поэтому теперь, когда я обрела свободу, я больше не могу скрывать свою ненависть к Майклу. Скорее всего, это очередная ошибка, но я сомневаюсь, что могла бы поступить иначе и продолжать после этого жить в мире с собой.
— Ну, ничего страшного с тобой не произошло.
— Нет, произошло. Теперь я вынуждена покинуть Истон. Пытаясь сбежать, я ослепила одного из стражников — и не могу вернуться обратно.
— Сомневаюсь, что там остались свидетели, — рассмеялся человек в плаще.
— Возможно, вас они и не видели, — сказала Рапсодия. — Но за мной гнались через восемь кварталов.
— В таком случае у тебя неприятности. — Человек в плаще уселся перед костром и задумчиво посмотрел на уходящие в небо завитки дыма. — Не возвращайся в город. У тебя есть семья, которая осталась в Истоне, или люди, на которых ты бы могла положиться?
Его голос был настолько лишен эмоций, что разговор больше походил на допрос. Рапсодия не сомневалась в том, что ей удалось убедить своих спутников в том, что она не представляет для них опасности, но усталость и неуверенность в будущем постепенно начали брать свое.
Между тем великан фирболг успел освежевать кроликов и приготовился их жарить. Рапсодия не знала, предложат ли они ей что-нибудь; ее бы не удивило, если бы они съели кроликов сырыми. Когда она приняла решение стать Певицей, одним из первых ее уроков стала эпическая песнь об истории фирболгов. Песнь эта произвела на Рапсодию тяжелое впечатление, и сейчас двое ее спасителей ничего не делали для того, чтобы это мнение переменилось.
Мужчины действовали так, словно они уже давно путешествуют вместе, — уверенно и быстро. Это свидетельствовало о большой практике и взаимном доверии. Худощавый добыл кроликов; великан их освежевал. Фирболг следил за огнем; его товарищ позаботился о разведении костра. Весь процесс приготовления пищи и устройства лагеря прошел без единого слова. Они вели себя так, словно Рапсодии попросту не существовало. Впрочем, Грунтор жестом предложил ей кусок горячего мяса, но она покачала головой:
— Нет, спасибо.
Рапсодия подкрепилась небольшим ломтем хлеба, который дал ей Пилам, а остаток засунула в карман плаща, а не в сумку, решив, что так будет надежнее. С каждой минутой спутники внушали ей все большую тревогу, и мысленно она начала готовиться к побегу. Однако ее сумка находилась довольно далеко от хозяйки. При обычных обстоятельствах Рапсодия никогда не бросила бы свои инструменты, но в сложившейся ситуации могло статься, что и придется.
Ей удалось разглядеть лицо худого мужчины, когда он закончил есть.
Она постаралась сделать это незаметно. Если великан производил устрашающее впечатление, то лицо его спутника вообще потрясло Рапсодию.
На нем не нашлось бы ни одного кусочка гладкой кожи. Сплошные рубцы и шрамы, кое-где выступали вены. Рапсодии доводилось видеть и больных людей, и тех, на кого наложили свою беспощадную печать время, оружие и пьянство, но ей вдруг показалось, что по ЭТОМУ лицу проскакала целая армия Всадников Судьбы.
Однако больше всего Рапсодию поразили глаза. Казалось, их взяли у разных людей — один был совершенно не похож на другой: ни размерами, ни формой, ни цветом. Они были даже не симметричны. Создавалось впечатление, будто незнакомец постоянно прицеливается из невидимого оружия. И тут Рапсодия почувствовала, что он на нее смотрит.
Она достаточно давно жила в городе, хорошо знала людей и постаралась отвлечь своего собеседника.
— Ну, и куда мы двинемся теперь?
— Мы покинем Остров.
Девушка неуверенно улыбнулась:
— Должно быть, вы тоже умудрились насолить какой-то важной персоне.
Туча закрыла луну. Рапсодии вновь показалось, что ей следует чего-то опасаться.
Однако она продолжала смотреть через костер на худого мужчину. Порыв ветра заставил пламя взметнуться вверх, и она увидела, как огонь отражается в его глазах. Ей вдруг представилось, что он жует ее ответы вместо жареного кролика.
Где-то в глубинах души, в той ее части, что была Дающей Имя, она услышала собственную мелодию, перекрывшую шорох пламени. Прозрачность и чистота ее Именной ноты, истинное мерило правды, предупредило ее о ловушке. Потом она увидела совсем рядом с собой худые руки и изборожденное шрамами лицо и поняла, что бежать уже слишком поздно. Она заморгала и вдруг ощутила, как тяжелеют ее веки. Дело было не только в усталости;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96