Хьорда?
Тристан сбросил другой сапог на пол и начал расшнуровывать штаны.
— Она не намерьенка.
— И что с того? Мне казалось, что у твоей невесты в жилах должна течь кровь королей, какого-нибудь благородного семейства, или уж, на крайний случай, ты мог бы взять в жены дочку дворянина, владеющего богатыми земельными угодьями. Предсказатели облечены королевской властью в Хинтервольде. Ну и зачем тебе намерьенка? Более того, такой брак даже может оказаться очень для тебя выгодным, учитывая отношение народа к вам, намерьенам, ты уж на меня не обижайся.
Тристан встал и сбросил штаны, а затем повернулся к ней лицом. Она сидела, опираясь спиной на воздушные белые подушки под голубым бархатным балдахином, украшавшим кровать. Огненно-рыжие локоны ниспадали на ее плечи, ставшие уже не такими округлыми — возраст брал свое, и юная девушка медленно, но все-таки превращалась в женщину средних лет. Когда он смотрел на нее и задумывался об этом превращении, у него сжималось сердце и становилось тяжело на душе. Тристан выглянул в окно.
— Мадлен дочь герцога Кандерра и кузина герцога Бет-Корбэра, — сказал он, глядя на зеленые поля, раскинувшиеся за воротами замка. — Мы со Стивеном Наварном кузены. После нашего с Мадлен бракосочетания у меня будут родственные связи во всех провинциях Роланда, кроме Авондерра.
— И что? Зачем это тебе? Ты и так лорд-регент.
— Я хочу быть готов на случай, если прозвучит призыв объединить все провинции Роланда в независимое государство, где будет править Король намерьенов. Кое-кто считает, что таким способом удастся положить конец насилию, которое бушует в наших землях от самого побережья до границ владений болгов, а также в Тириане и Сорболде. Вполне возможно, что такой призыв прозвучит.
Пруденс закатила глаза и демонстративно вздохнула.
— Знаешь, Тристан, призыв выкрасить небо в желтый цвет тоже может прозвучать, но я на твоем месте ни за что не стала бы связывать свою жизнь с женщиной, при мысли о которой тебя посещают самые страшные и безобразные кошмары.
Лорд Роланда невольно улыбнулся и стянул длинную тунику, добавив ее к куче одежды на полу.
— Мадлен не настолько мерзкая, Пру.
— Холодная, как сиська боевой лошади, и такая же уродливая. И тебе это прекрасно известно. Раскрой глаза, Тристан. Посмотри, во что ты ввязываешься, и подумай, ради чего. Та, что станет твоей женой, получит статус намерьенки, кем бы она ни была, — да поможет ей Единый Бог. Все равно ваша кровь не идеально чиста. Женись на женщине, с которой будешь счастлив или которая, по крайней мере, не превратит твою жизнь в кошмар. Если тебе повезет стать Королем намерьенов или уж не знаю, кем там еще, никому не будет дела до ее прошлого.
Слушая ее спокойный милый голос, Тристан начал успокаиваться, морщины на лбу, появившиеся в тот момент, когда он узнал о приезде леди Мадлен, разгладились. Пруденс говорила разумные вещи, в которых, как уже много раз убеждался Тристан, было здравое зерно.
Он быстро стащил нижнее белье и, схватив покрывало, отбросил его в сторону, а потом заключил Пруденс в объятия. Как же он скучал по ней весь этот месяц!
— Пожалуй, следует приказать отрубить Эвансу голову, а тебя сделать моим главным советником и послом, — сказал он, скользя руками по ее спине. — Ты бесконечно умна. И намного красивее его.
Пруденс демонстративно содрогнулась.
— Очень на это надеюсь. Эвансу семьдесят лет.
— Точно. И у него нет таких роскошных золотых волос. — Лорд Роланда провел рукам по ее локонам, перебирая их и чувствуя, как уходит напряжение.
Пруденс высвободилась из его объятий и села, натянув на грудь покрывало.
— У меня тоже, Тристан.
— Ошибаешься, милая, — пробормотал Тристан, которому вдруг стало страшно не по себе. — У тебя светло-рыжие волосы. Все равно что золотые.
— Перестань, Тристан, — сказала она, глядя в окно. — Ты снова думаешь о ней.
— Я не…
— Хватит. Не смей мне лгать, Тристан. Я не желаю, чтобы меня считали дурочкой. Я знаю, о ком ты думаешь, — не обо мне. — Пруденс разгладила покрывало, прикрывавшее ноги. — Кстати, я не против. Просто я хочу, чтобы ты был со мной честен.
Тристан вздохнул и долго смотрел на Пруденс, а на его лице выражение стыда за то, что он причинил ей боль, сменилось привычным удивлением — она всегда прощала ему измены. В его жизни больше не будет женщины, которая принимала бы его так безоговорочно, знала обо всех его недостатках и все равно любила.
Когда он увидел, что у нее в глазах зажглись смешинки, он потянул на себя покрывало, на сей раз осторожно, медленно, а в следующее мгновение скользнул в постель и лег рядом с ней. Затем осторожно обнял и притянул к себе, чтобы она положила голову ему на плечо.
— Знаешь, на самом деле я тебя не заслуживаю. — В его голосе появился намек на смущение.
— Знаю, — ответила она, уткнувшись лицом ему в грудь.
У Тристана было гладкое, сильное тело юноши — наследство намерьенских предков, которые к тому же подарили ему такую долгую жизнь, о которой Пруденс даже и мечтать не могла.
— Я хочу тебя кое о чем попросить.
Пруденс вздохнула и откинулась на подушки.
— О чем?
Лорд Роланда устроился рядом с ней и лежал, глядя в потолок. Разговаривать о безумном влечении к Рапсодии ночью, после занятий любовью, было гораздо легче. Когда комнату наполняли тени и набрасывали на кровать свое покрывало, сотканное из неверного света, он забывал вся кий стыд и открывал Пруденс свое сердце с такой откровенностью, с какой мог бы говорили лишь со своим духовником, если бы он у него был.
Но высокое происхождение, кроме привилегий, имеет и оборотную сторону. Единственным священником, занимавшим достаточно высокое положение, чтобы иметь право выслушивать его признания в совершенных преступлениях и передавать просьбы о прощении Патриарху, кроме самого Патриарха, являлся его брат, Ян Стюард, Первосвященник Кандерр-Ярима. Скорее всего, именно ему выпадет честь провести церемонию Соединения и благословить его брак с Мадлен. В результате Тристану было некому поведать свои сокровенные мысли, кроме как служанке, лежащей в его постели, первой любовнице и другу детства. Единственному человеку, которого он любил.
Тристан прикрыл глаза рукой, чтобы создать хотя бы иллюзию ночи.
— Я хочу, чтобы ты отправилась в Канриф… Илорк, как называют свою страну фирболги. — Он услышал, как Пруденс тяжело вздохнула, но промолчала. — Ты доставишь королю фирболгов приглашение на мою свадьбу… и еще одно, его посланнице.
— Посланнице? Да ладно тебе, Тристан, чего ты притворяешься?
— Ну хорошо! Рапсодии. Довольна? Я хочу, чтобы ты передала ей мое приглашение лично. Посмотри, как она на него отреагирует. Если посчитаешь, что это возможно, уговори ее вернуться в Бетани вместе с тобой или хотя бы при ехать пораньше, чтобы я мог поговорить с ней наедине, прежде чем откажусь от светлого будущего и отдам свою жизнь в руки Чудовища из Кандерра.
— Зачем, Тристан? — мягко, без намека на осуждение, спросила Пруденс. — Чего ты надеешься добиться?
— Понятия не имею, — снова вздохнув, ответил он. — Я знаю только, что если не поговорю с ней, то проведу остаток жизни в страшных муках, пытаясь додумать, что она могла бы мне ответить. Терзая себя тем, что у меня был шанс, которым я не воспользовался и о котором даже не подозревал.
Пруденс села, завернувшись в покрывало, и отвела его руку от лица.
— Какой шанс? Ты ее любишь, Тристан? — Ее спокойные темные глаза искали у него на лице ответ.
— Не знаю, — отвернувшись, ответил он. — Это скорее… ну…
— Желание?
— Что-то вроде того. Меня к ней тянет — невыносимо, и… я не понимаю, что со мной происходит. Словно она костер, который горит холодной зимой. С тех пор как я ее увидел, меня постоянно преследует ощущение, будто я брожу раздетый среди снегов. Ты с самого начала была права насчет нее, Пруденс. Я потерял голову и отправил на страшную смерть своих солдат только затем, чтобы не позволить ей уйти. Представляешь, а она даже не знает об этом. По крайней мере, так сказал мне король фирболгов. Ты все сразу поняла, Пруденс, но я не мог заставить себя тебе поверить. Бедняга Розентарн получил приказ доставить ее сюда силой.
Перед глазами у него возникла страшная картина — король фирболгов сидит на его кровати, словно игрушку, вертит в руках корону Роланда и спокойно рассказывает ему об уничтожении его армии.
«Не волнуйтесь. — В ушах Тристана все еще звучал его шелестящий шепот, наполненный смертью. — Она не знает, что явилась причиной гибели ваших людей. А вот мне это отлично известно. Как вы думаете, зачем я отправил ее к вам? Вы свободный человек. Если бы вы по-настоящему хотели мира, вы бы с открытой душой приняли мое предложение и моего посла. Любой мужчина, в особенности тот, кто собирается жениться и при этом лелеет бесчестные намерения по отношению к другой женщине, недостоин доверия как сосед. Это очень хорошо, что вы пожертвовали двумя тысячами человек, чтобы привлечь ее внимание. Вы рано получили урок. Позже вам пришлось бы заплатить за него гораздо дороже».
Человек-тень бесшумно встал со стула, когда король фирболгов собрался покинуть его покои.
«Я вас оставлю. Вы, наверное, хотите подготовить поминальную службу по погибшим солдатам».
И ушел так же незаметно, как и появился в спальне.
Тристану Стюарду понадобилось двенадцать часов, чтобы снова обрести дар речи, и еще шесть, чтобы снова начать связно выражать свои мысли. Внутри у него все горело, а губы словно обожгло едкой кислотой, вкус которой он помнил и сейчас, много месяцев спустя. Гибель армии потрясла его и вселила ужас.
Но не настолько, чтобы он смог стряхнуть наваждение и перестать видеть перед собой образ женщины, навсегда поселившейся у него в душе. Тристан снова откинулся на подушки и тяжело вздохнул.
— Я не знаю, что она со мной сделала и почему меня настолько сильно к ней тянет, что я совершаю глупости и теряю способность ясно мыслить, — признался Тристан и, закрыв глаза, снова представил себе свою двухтысячную армию — пехотинцев и лучников, и тех несчастных, чьи тела так и не были найдены. Поговаривали, будто их сожрали чудовища, разбившие его солдат. — Это больше, чем плотское желание, но я не знаю, можно ли назвать то, что я к ней чувствую, любовью. Меня просто сводит с ума невозможность понять, что же все-таки со мной происходит.
Пруденс несколько минут разглядывала его лицо, а по том кивнула:
— Хорошо, Тристан, я поеду. Этот пожар, похоже, заразен — теперь и мной двигает необъяснимое, но очень сильное желание увидеть эту женщину собственными глазами.
Тристан притянул ее к себе и с благодарностью поцеловал.
— Спасибо тебе, Пру.
— Все, что пожелаете, милорд. — Пруденс высвободилась из его объятий и, не обращая внимания на удивление, появившееся на лице Тристана, подошла к комоду, на котором оставила одежду.
— Ты куда собралась? — заикаясь, спросил он. Пруденс надела платье и лишь после этого повернулась к нему.
— Мне нужно подготовиться к путешествию, целью которого является повидать предмет твоей эрекции. Куда же еще?
— Это может подождать. Иди ко мне. — Он раскрыл объятия.
— Нет. — Пруденс повернулась к зеркалу и провела рукой по спутанным волосам.
— Я серьезно, Пруденс, пожалуйста, вернись. Я тебя хочу.
— А вам никогда не приходило в голову, милорд, — улыбнувшись, ответила служанка, — что это чувство может остаться без взаимности? Если мой отказ вас смертельно оскорбил, можете отрубить голову мне, а в постель пригласить Эванса. — Она вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь, оставив потрясенного Тристана в одиночестве.
Рапсодия спала, окутанная кружевной тенью, которая получалась от смешения лунного света с сумраком, царившим под листьями пятнистой ольхи, самого высокого и могучего дерева в густых зарослях, где она решила провести ночь. Время от времени в кронах шелестел ветер да пофыркивала ее кобыла, больше ничего не нарушало тишины Кревенсфилдской равнины.
Свежий пьянящий воздух словно очистил ее сны от не нужной шелухи, и они стали прозрачными и чистыми и очень ясными. Она повернулась на бок и вдохнула аромат клевера и покрытой свежим зеленым ковром земли, на ко торой лежала. Рапсодия помнила этот запах с детства, когда ночами, вроде этой, ее семья укладывалась спать прямо на лугу под сверкающими звездами.
Она вздохнула, ей так хотелось увидеть во сне мать, но с тех самых пор, как Эши пришел в горы, ей никак не удавалось вызвать в памяти ее образ. И тут Рапсодия увидела мать, какой ее запомнила, когда та показала ей ее звезду по имени Серенна.
Рапсодии снова снился тот сон, только в нем не было ласкового, спокойного голоса матери. Она села и посмотрела вдаль, сквозь стройные стволы деревьев на раскинувшуюся за рощей равнину. На темном поле она увидела стол, похожий на алтарь, на котором лежал человек. Но его окутывал мрак, и Рапсодия не могла его как следует рассмотреть, видела лишь очертания тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Тристан сбросил другой сапог на пол и начал расшнуровывать штаны.
— Она не намерьенка.
— И что с того? Мне казалось, что у твоей невесты в жилах должна течь кровь королей, какого-нибудь благородного семейства, или уж, на крайний случай, ты мог бы взять в жены дочку дворянина, владеющего богатыми земельными угодьями. Предсказатели облечены королевской властью в Хинтервольде. Ну и зачем тебе намерьенка? Более того, такой брак даже может оказаться очень для тебя выгодным, учитывая отношение народа к вам, намерьенам, ты уж на меня не обижайся.
Тристан встал и сбросил штаны, а затем повернулся к ней лицом. Она сидела, опираясь спиной на воздушные белые подушки под голубым бархатным балдахином, украшавшим кровать. Огненно-рыжие локоны ниспадали на ее плечи, ставшие уже не такими округлыми — возраст брал свое, и юная девушка медленно, но все-таки превращалась в женщину средних лет. Когда он смотрел на нее и задумывался об этом превращении, у него сжималось сердце и становилось тяжело на душе. Тристан выглянул в окно.
— Мадлен дочь герцога Кандерра и кузина герцога Бет-Корбэра, — сказал он, глядя на зеленые поля, раскинувшиеся за воротами замка. — Мы со Стивеном Наварном кузены. После нашего с Мадлен бракосочетания у меня будут родственные связи во всех провинциях Роланда, кроме Авондерра.
— И что? Зачем это тебе? Ты и так лорд-регент.
— Я хочу быть готов на случай, если прозвучит призыв объединить все провинции Роланда в независимое государство, где будет править Король намерьенов. Кое-кто считает, что таким способом удастся положить конец насилию, которое бушует в наших землях от самого побережья до границ владений болгов, а также в Тириане и Сорболде. Вполне возможно, что такой призыв прозвучит.
Пруденс закатила глаза и демонстративно вздохнула.
— Знаешь, Тристан, призыв выкрасить небо в желтый цвет тоже может прозвучать, но я на твоем месте ни за что не стала бы связывать свою жизнь с женщиной, при мысли о которой тебя посещают самые страшные и безобразные кошмары.
Лорд Роланда невольно улыбнулся и стянул длинную тунику, добавив ее к куче одежды на полу.
— Мадлен не настолько мерзкая, Пру.
— Холодная, как сиська боевой лошади, и такая же уродливая. И тебе это прекрасно известно. Раскрой глаза, Тристан. Посмотри, во что ты ввязываешься, и подумай, ради чего. Та, что станет твоей женой, получит статус намерьенки, кем бы она ни была, — да поможет ей Единый Бог. Все равно ваша кровь не идеально чиста. Женись на женщине, с которой будешь счастлив или которая, по крайней мере, не превратит твою жизнь в кошмар. Если тебе повезет стать Королем намерьенов или уж не знаю, кем там еще, никому не будет дела до ее прошлого.
Слушая ее спокойный милый голос, Тристан начал успокаиваться, морщины на лбу, появившиеся в тот момент, когда он узнал о приезде леди Мадлен, разгладились. Пруденс говорила разумные вещи, в которых, как уже много раз убеждался Тристан, было здравое зерно.
Он быстро стащил нижнее белье и, схватив покрывало, отбросил его в сторону, а потом заключил Пруденс в объятия. Как же он скучал по ней весь этот месяц!
— Пожалуй, следует приказать отрубить Эвансу голову, а тебя сделать моим главным советником и послом, — сказал он, скользя руками по ее спине. — Ты бесконечно умна. И намного красивее его.
Пруденс демонстративно содрогнулась.
— Очень на это надеюсь. Эвансу семьдесят лет.
— Точно. И у него нет таких роскошных золотых волос. — Лорд Роланда провел рукам по ее локонам, перебирая их и чувствуя, как уходит напряжение.
Пруденс высвободилась из его объятий и села, натянув на грудь покрывало.
— У меня тоже, Тристан.
— Ошибаешься, милая, — пробормотал Тристан, которому вдруг стало страшно не по себе. — У тебя светло-рыжие волосы. Все равно что золотые.
— Перестань, Тристан, — сказала она, глядя в окно. — Ты снова думаешь о ней.
— Я не…
— Хватит. Не смей мне лгать, Тристан. Я не желаю, чтобы меня считали дурочкой. Я знаю, о ком ты думаешь, — не обо мне. — Пруденс разгладила покрывало, прикрывавшее ноги. — Кстати, я не против. Просто я хочу, чтобы ты был со мной честен.
Тристан вздохнул и долго смотрел на Пруденс, а на его лице выражение стыда за то, что он причинил ей боль, сменилось привычным удивлением — она всегда прощала ему измены. В его жизни больше не будет женщины, которая принимала бы его так безоговорочно, знала обо всех его недостатках и все равно любила.
Когда он увидел, что у нее в глазах зажглись смешинки, он потянул на себя покрывало, на сей раз осторожно, медленно, а в следующее мгновение скользнул в постель и лег рядом с ней. Затем осторожно обнял и притянул к себе, чтобы она положила голову ему на плечо.
— Знаешь, на самом деле я тебя не заслуживаю. — В его голосе появился намек на смущение.
— Знаю, — ответила она, уткнувшись лицом ему в грудь.
У Тристана было гладкое, сильное тело юноши — наследство намерьенских предков, которые к тому же подарили ему такую долгую жизнь, о которой Пруденс даже и мечтать не могла.
— Я хочу тебя кое о чем попросить.
Пруденс вздохнула и откинулась на подушки.
— О чем?
Лорд Роланда устроился рядом с ней и лежал, глядя в потолок. Разговаривать о безумном влечении к Рапсодии ночью, после занятий любовью, было гораздо легче. Когда комнату наполняли тени и набрасывали на кровать свое покрывало, сотканное из неверного света, он забывал вся кий стыд и открывал Пруденс свое сердце с такой откровенностью, с какой мог бы говорили лишь со своим духовником, если бы он у него был.
Но высокое происхождение, кроме привилегий, имеет и оборотную сторону. Единственным священником, занимавшим достаточно высокое положение, чтобы иметь право выслушивать его признания в совершенных преступлениях и передавать просьбы о прощении Патриарху, кроме самого Патриарха, являлся его брат, Ян Стюард, Первосвященник Кандерр-Ярима. Скорее всего, именно ему выпадет честь провести церемонию Соединения и благословить его брак с Мадлен. В результате Тристану было некому поведать свои сокровенные мысли, кроме как служанке, лежащей в его постели, первой любовнице и другу детства. Единственному человеку, которого он любил.
Тристан прикрыл глаза рукой, чтобы создать хотя бы иллюзию ночи.
— Я хочу, чтобы ты отправилась в Канриф… Илорк, как называют свою страну фирболги. — Он услышал, как Пруденс тяжело вздохнула, но промолчала. — Ты доставишь королю фирболгов приглашение на мою свадьбу… и еще одно, его посланнице.
— Посланнице? Да ладно тебе, Тристан, чего ты притворяешься?
— Ну хорошо! Рапсодии. Довольна? Я хочу, чтобы ты передала ей мое приглашение лично. Посмотри, как она на него отреагирует. Если посчитаешь, что это возможно, уговори ее вернуться в Бетани вместе с тобой или хотя бы при ехать пораньше, чтобы я мог поговорить с ней наедине, прежде чем откажусь от светлого будущего и отдам свою жизнь в руки Чудовища из Кандерра.
— Зачем, Тристан? — мягко, без намека на осуждение, спросила Пруденс. — Чего ты надеешься добиться?
— Понятия не имею, — снова вздохнув, ответил он. — Я знаю только, что если не поговорю с ней, то проведу остаток жизни в страшных муках, пытаясь додумать, что она могла бы мне ответить. Терзая себя тем, что у меня был шанс, которым я не воспользовался и о котором даже не подозревал.
Пруденс села, завернувшись в покрывало, и отвела его руку от лица.
— Какой шанс? Ты ее любишь, Тристан? — Ее спокойные темные глаза искали у него на лице ответ.
— Не знаю, — отвернувшись, ответил он. — Это скорее… ну…
— Желание?
— Что-то вроде того. Меня к ней тянет — невыносимо, и… я не понимаю, что со мной происходит. Словно она костер, который горит холодной зимой. С тех пор как я ее увидел, меня постоянно преследует ощущение, будто я брожу раздетый среди снегов. Ты с самого начала была права насчет нее, Пруденс. Я потерял голову и отправил на страшную смерть своих солдат только затем, чтобы не позволить ей уйти. Представляешь, а она даже не знает об этом. По крайней мере, так сказал мне король фирболгов. Ты все сразу поняла, Пруденс, но я не мог заставить себя тебе поверить. Бедняга Розентарн получил приказ доставить ее сюда силой.
Перед глазами у него возникла страшная картина — король фирболгов сидит на его кровати, словно игрушку, вертит в руках корону Роланда и спокойно рассказывает ему об уничтожении его армии.
«Не волнуйтесь. — В ушах Тристана все еще звучал его шелестящий шепот, наполненный смертью. — Она не знает, что явилась причиной гибели ваших людей. А вот мне это отлично известно. Как вы думаете, зачем я отправил ее к вам? Вы свободный человек. Если бы вы по-настоящему хотели мира, вы бы с открытой душой приняли мое предложение и моего посла. Любой мужчина, в особенности тот, кто собирается жениться и при этом лелеет бесчестные намерения по отношению к другой женщине, недостоин доверия как сосед. Это очень хорошо, что вы пожертвовали двумя тысячами человек, чтобы привлечь ее внимание. Вы рано получили урок. Позже вам пришлось бы заплатить за него гораздо дороже».
Человек-тень бесшумно встал со стула, когда король фирболгов собрался покинуть его покои.
«Я вас оставлю. Вы, наверное, хотите подготовить поминальную службу по погибшим солдатам».
И ушел так же незаметно, как и появился в спальне.
Тристану Стюарду понадобилось двенадцать часов, чтобы снова обрести дар речи, и еще шесть, чтобы снова начать связно выражать свои мысли. Внутри у него все горело, а губы словно обожгло едкой кислотой, вкус которой он помнил и сейчас, много месяцев спустя. Гибель армии потрясла его и вселила ужас.
Но не настолько, чтобы он смог стряхнуть наваждение и перестать видеть перед собой образ женщины, навсегда поселившейся у него в душе. Тристан снова откинулся на подушки и тяжело вздохнул.
— Я не знаю, что она со мной сделала и почему меня настолько сильно к ней тянет, что я совершаю глупости и теряю способность ясно мыслить, — признался Тристан и, закрыв глаза, снова представил себе свою двухтысячную армию — пехотинцев и лучников, и тех несчастных, чьи тела так и не были найдены. Поговаривали, будто их сожрали чудовища, разбившие его солдат. — Это больше, чем плотское желание, но я не знаю, можно ли назвать то, что я к ней чувствую, любовью. Меня просто сводит с ума невозможность понять, что же все-таки со мной происходит.
Пруденс несколько минут разглядывала его лицо, а по том кивнула:
— Хорошо, Тристан, я поеду. Этот пожар, похоже, заразен — теперь и мной двигает необъяснимое, но очень сильное желание увидеть эту женщину собственными глазами.
Тристан притянул ее к себе и с благодарностью поцеловал.
— Спасибо тебе, Пру.
— Все, что пожелаете, милорд. — Пруденс высвободилась из его объятий и, не обращая внимания на удивление, появившееся на лице Тристана, подошла к комоду, на котором оставила одежду.
— Ты куда собралась? — заикаясь, спросил он. Пруденс надела платье и лишь после этого повернулась к нему.
— Мне нужно подготовиться к путешествию, целью которого является повидать предмет твоей эрекции. Куда же еще?
— Это может подождать. Иди ко мне. — Он раскрыл объятия.
— Нет. — Пруденс повернулась к зеркалу и провела рукой по спутанным волосам.
— Я серьезно, Пруденс, пожалуйста, вернись. Я тебя хочу.
— А вам никогда не приходило в голову, милорд, — улыбнувшись, ответила служанка, — что это чувство может остаться без взаимности? Если мой отказ вас смертельно оскорбил, можете отрубить голову мне, а в постель пригласить Эванса. — Она вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь, оставив потрясенного Тристана в одиночестве.
Рапсодия спала, окутанная кружевной тенью, которая получалась от смешения лунного света с сумраком, царившим под листьями пятнистой ольхи, самого высокого и могучего дерева в густых зарослях, где она решила провести ночь. Время от времени в кронах шелестел ветер да пофыркивала ее кобыла, больше ничего не нарушало тишины Кревенсфилдской равнины.
Свежий пьянящий воздух словно очистил ее сны от не нужной шелухи, и они стали прозрачными и чистыми и очень ясными. Она повернулась на бок и вдохнула аромат клевера и покрытой свежим зеленым ковром земли, на ко торой лежала. Рапсодия помнила этот запах с детства, когда ночами, вроде этой, ее семья укладывалась спать прямо на лугу под сверкающими звездами.
Она вздохнула, ей так хотелось увидеть во сне мать, но с тех самых пор, как Эши пришел в горы, ей никак не удавалось вызвать в памяти ее образ. И тут Рапсодия увидела мать, какой ее запомнила, когда та показала ей ее звезду по имени Серенна.
Рапсодии снова снился тот сон, только в нем не было ласкового, спокойного голоса матери. Она села и посмотрела вдаль, сквозь стройные стволы деревьев на раскинувшуюся за рощей равнину. На темном поле она увидела стол, похожий на алтарь, на котором лежал человек. Но его окутывал мрак, и Рапсодия не могла его как следует рассмотреть, видела лишь очертания тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95