Защищай девчонку и береги спину. Сражайся храбро и не дай им напасть во второй раз. Помни, парень, либо ты, либо они.
– Кто нас преследует? – вмешалась Кейт.
– Может быть, таможенники, драгуны или что-то, что Демьюрел наслал на нас. Кто б они ни были, они умеют передвигаться бесшумно. Они были с нами все время с тех пор, как мы покинули каменный круг.
Томас и Кейт поняли, что предположение Крейна, будто там могли быть таможенники или драгуны, было просто неуклюжей попыткой подбодрить их: лошади не были бы так испуганы.
Лес начал редеть, и наконец открылась поляна. Из жирной черной земли выступали из-под толстого слоя мха скальные обнажения. Высохшие деревья сгибались под порывами ветра, сбрасывая сучковатые безжизненные ветки на густые заросли вереска. Тропинка, выведшая их из леса, спускалась в небольшую лощину под стайкой деревьев. За скалами, высившимися над оврагом, виднелась высокая одинокая фигура, стоявшая неподвижно, обрамленная ярким светом полной луны.
Томас увидел ее первым и инстинктивно дернул поводья. Кобыла отчаянно рванулась. Но Крейн твердой рукой держал ее за узду.
– Не беспокойся, я его видел, – прошептал он.
– Кто это? – спросил Томас.
– Во всяком случае, не таможенник и не драгун. Они-то никогда не стояли бы вот так, на виду. Этот по меньшей мере два с половиной метра ростом.
– Что же нам делать? – спросила Кейт; в ее голосе звучала неприкрытая тревога.
– Ждать, пока я не скажу, а тогда помчаться отсюда как ветер. Не останавливаться. Если кобыла вас сбросит, вскочить и бежать со всех ног. У башни вас встретит Мартин. Оставайтесь с ним, Мартину можно довериться, он хороший человек. – В его голосе звучала сила и истинная забота о них желание приободрить.
Ни Томас, ни Кейт не могли произнести ни слова в ответ. Кейт судорожно обхватила Томаса, ей хотелось только одного: чтобы все это кончилось. В этот миг фигура, стоявшая на гребне холма, вспыхнула ярким оранжевым пламенем, взвившимся высоко в воздух. Клочья соломы, тряпья, горящих ивовых прутьев вылетали из огненного столба с потоком горячего воздуха, а потом падали искрами в догоравший костер.
– Это виккамен. Кто-то хочет запугать нас. – Крейн задохнулся от неожиданности. – Бегите, быстрей! – крикнул он, когда первая стрела из арбалета пролетела во тьме над их головами и ударила в скалу в нескольких шагах от них. Стрела разлетелась вдребезги, словно стеклянная. Тут же вторая просвистела в воздухе откуда-то сзади и, попав в дерево, рассыпалась в пыль. За первыми последовали новые выстрелы, еще и еще. Воздух наполнился иголками раскаленного стекла, со свистом пролетавшими над их головами во всех направлениях.
– Они решили загнать нас в ущелье, это навесная стрельба, они не хотят попасть в вас. – Крейн отпустил уздечку. – А ну, вскачь, дьяволица, вперед! – крикнул он кобыле.
Лошадь вскинула голову, всхрапнула возбужденно, прижала уши, дико вытаращила глаза. Потом взметнулась, ее ноги почти вонзились в мягкую землю – Томас и Кейт едва не слетели наземь, – и понеслась к ущелью так, что копыта едва касались земли.
Как только лошадь умчалась галопом, виккамен запылал на скале над ними, освещая тропинку оранжевыми и красными бликами. Там, наверху, был словно совсем другой мир. Серебристое сияние луны, свет от пылавшего чучела из соломы и тряпок, густые тени, отбрасываемые деревьями и скалами. Воздух и земля, огонь и вода творили невообразимое, реальность отступала.
Кейт с отчаянной силой вцепилась в Томаса, ее плащ на ветру плескался и хлопал у нее за спиной. Лошадь галопом неслась по узкой тропе, которая внезапно круто скатилась в глубокую черную лощину, куда не проникал даже свет луны. Томас с трудом удерживал поводья; лошадь вслепую перескочила груду сухих веток и заросли папоротника и бешено рванула через густой подлесок, в темноте потеряв тропу. Запутавшись ногами в сухостое и папоротнике, она вдруг с силой поддала задом, надеясь высвободить задние ноги из растительных пут, и сбросила Томаса и Кейт на землю.
Томас вскочил на ноги, мгновенно выхватил из-за пояса короткий меч и принялся рубить папоротник, чтобы освободить ноги лошади. Как только ему это удалось, она встряхнулась, сбрасывая приставшие к коже последние веточки ежевики, и галопом умчалась вверх, оставив ребят в ущелье одних.
Томас упал рядом с Кейт, она лежала, плотно завернувшись в длинный черный плащ. Стояла мертвая тишина. И непроглядная темнота. Они лежали не шевелясь, ни он, ни она не произнесли ни слова. У Томаса перехватило горло, он почти потерял голову от беспокойства. Ведь он взялся помогать Рафе из мести. Не по доброте душевной не потому, что хотел кому-то помочь в трудную минуту. Он понял сейчас, что на самом деле он хотел только утереть нос Демьюрелу. И вдруг почувствовал, как что-то в нем изменилось и продолжает меняться – что-то неудержимое, как прорастающее горчичное зерно.
Он воткнул кончик короткого меча в землю.
– Нам надо идти. Если мы останемся здесь, то кто бы ни шел за нами, он может схватить нас. С меня уже довольно засад в темноте.
И вдруг он расхохотался, сам не зная над чем. Он просто чувствовал, что его буквально распирает от смеха и все нутро содрогается. Смеясь, он уже смеялся над тем, что смеется. И от этого становилось так хорошо! Неудержимое ощущение радости охватило его. Он хотел унять его, втиснуть внутрь, в себя, но сила радости побеждала, от нее уже болели бока. Томас опять сел на папоротник. Все, что он мог видеть внутренним оком, было лицо Короля, который улыбался ему. И тогда он понял: что бы ни случилось – не важно, бояться им нечего.
Задыхаясь от смеха, он сумел выговорить:
– Мы должны уходить, Кейт.
– Рада видеть, что тебе все это кажется таким забавным: измучиться до полусмерти, спасаясь от погони, грохнуться в глухом лесу с лошади, которая тут же убегает. Очень смешно. Ну, продолжай, что еще отыщешь смешного?
Кейт была в ярости. Это было ее излюбленное состояние.
– Я не знаю, почему смеюсь. Просто не могу удержаться. Знаю одно: все обернется к лучшему. Больше ничего не приходит мне в голову. Все оборачивается к лучшему для тех, кто знает Короля… Так было в том моем сне.
– И этот сон спасет нас? – спросила она.
– Я думаю, спасет, Кейт. – И, чуть помолчав, продолжал: – С тех пор как я встретил Рафу и увидел тот сон, я осознал, что мы живем в мире, который совсем не такой, как я думал. Это все равно как если бы я был слепым и вдруг прозрел. Я просто жил как придется и думал только о себе, о том, что у меня есть, что я собираюсь делать. (Легкий ветер зашуршал в папоротниковых листьях.) Теперь я знаю: в жизни есть что-то большее, чем я. Я обещал помочь Рафе вернуть ему вещь, украденную Демьюрелом. Почему это важно, не знаю, но знаю: так оно и есть. Это что-то такое, ради чего стоит жить. Впервые в моей жизни я нашел нечто такое, во что можно верить, что-то, дающее надежду, что-то, что есть истина.
– Но что же теперь будет, Томас? Когда я пошла с тобой, у меня и в мыслях не было, что я увижу такие вещи, я просто думала, что мы проберемся в усадьбу викария и там найдем нужное Рафе. – Кейт встала и откинула плащ. – Я пошла не из-за Рафы и не из-за того, что он хочет выкрасть принадлежащее ему, я пошла потому… – Она замолчала и опустила голову.
– Так почему, Кейт? – спросил он.
– Теперь это не важно. Мне кажется, я потеряла рассудок, когда нажала на собачку пистолета и застрелила ту тварь.
Томас смотрел на Кейт. Он почти не различал ее лица в темноте. Протянув руку, он нежно коснулся ее щеки. Увидеть, что она улыбалась, он не мог.
– Мы должны идти, Кейт. Я не знаю, где они, позади нас или нет, не знаю, куда ускакал Крейн. Мы пройдем по этому ущелью понизу и потом к усадьбе викария… Увидим, правда ли, что Мартину можно довериться.
Кейт взяла его руку.
– Ты ступай вперед, мне нужно кое-что сделать. Я сразу же тебя догоню.
– Я не оставлю тебя в темноте, подожду чуть подальше, на тропинке.
С этими словами Томас повернулся и через подлесок спустился в ущелье. Кейт подняла плащ с земли, стряхнула с него грязь и терпеливо ждала в темноте.
Несколько минут спустя наверху, над оврагом, показался варригал, он был один. Он пронизывал тьму своими кроваво-красными глазами, которые видели ночью, как днем; чернота ли, солнечный день – ему было все равно. Глубоко в овраге, между двумя деревьями, он увидел низко пригнувшуюся фигуру в плаще, стоявшую на коленях, словно на молитве. Варригал натянул тетиву арбалета и установил серебристо-стеклянную стрелу на деревянную подставку. С бесстрастной четкостью он поднял массивный арбалет из черного металла и прицелился. Мгновенным движением гнусная тварь нажала на ворот, и стрела скрылась во тьме.
Это был мощный удар. Стрела пронзила цель сзади. Варригал удовлетворенно засопел и, пробираясь сквозь папоротниковые заросли, спустился по склону оврага к своей жертве. В грязи между двумя остролистами скомканный плащ покрывал нечто безжизненное. Варригал вскинул свой меч и одним ударом пронзил ткань и самое тело жертвы. Из-под плаща вылетели свитки сухой травы и груды поломанных листьев папоротника. Кейт, оставив свой плащ, которым укутала обломок толстой ивовой ветки и папоротник вместе с травой, исчезла.
15
ЧУДО
До рассвета оставалось еще два часа, однако новость о случившемся ночью уже проникла в коттеджи рабочих и на самый карьер, распространяясь неудержимо, как пожар.
Рассказ о чуде передавался из уст в уста, от мужчины к женщине, из дома в дом. Его обсуждали во дворе пивовара и у бродильных чанов. Люди подолгу не расходились, передавая всем и каждому слух о том, что глухонемой мальчик стал слышать и заговорил. Миссис Ландас взволнованно рассказывала всем встречным и поперечным о чуде, случившемся с ее сыночком, она демонстрировала его как трофей, гордо объявляя, что этот замечательный мальчик – ее сын. Она смыла с лица своего белила и черные мушки, расчесала волосы и теперь, при свете занимавшейся зари, выглядела совершенно обновленной. И никакого джина на завтрак, никакой трубки. Она попыталась даже оттереть коричневый налет на зубах. Для миссис Ландас этот новый день стал действительно началом новой жизни, которую она хотела разделить со своим сыном.
– Можешь считать меня дурой, – сказала она своим сиплым голосом молодой девушке, стоявшей на пороге коттеджа рядом с работным домом, – но я, право, чувствую, что помолодела на десяток лет. – Ее грудь надрывно хрипела, словно раздрызганная гармошка. – С той минуты, как этот черный паренек сделал моего сынка таким хорошим, я все время улыбаюсь. Ты должна повидаться с ним, он настоящий джентльмен, просто ангел. Он говорит такие слова, от которых все внутри у тебя вроде как очищается.
Стоя на пороге соседки, она поглядела вверх, туда, где высоко над карьерами виднелась усадьба викария. Темно-фиолетовые штормовые тучи, словно высокие горы, уже заполняли все небо, сквозь них изредка тускло мерцала луна. Однако фасад усадьбы освещал странный ослепительный свет, идущий от линии горизонта. Стекла всех окон стали красными и оранжевыми. Казалось, высокая башня, чуть ли не касавшаяся верхушкой самого неба, вроде Вавилонской башни, дерзко противостояла надвигавшейся буре.
Миссис Ландас, вытирая руки о передник, сказала девушке:
– Не знаю, зачем Демьюрелу понадобился этот паренек; надеюсь, он не сделает ему ничего дурного. Уж очень много детей уходили туда, и ни один не вернулся. – Ее глаза были устремлены на приближавшиеся грозовые тучи. – Не верю я в эти сказки, что их, мол, посылают в море юнгами или в Лондон на заработки. Демьюрел что-то сделал с ними… Я молюсь, чтобы снова увидеть этого черного юношу.
Она вошла в коттедж и закрыла за собой дверь: с черного неба уже хлынул дождь.
Рафа и три его спутника спрятались от дождя под ветвями огромного тиса, стоявшего против входа в башню. Консит неловко прислонился к стволу дерева.
– Вот что, парень, не надо тебе идти туда, не надо, – сказал он. – Ты можешь еще убежать и разыскать своих друзей, если пожелаешь. – Он оглянулся на двух своих товарищей. – Мы тут вот… поговорили… После всего, что случилось ночью, мы не слишком-то уверены, что поступаем правильно. Мы не хотим выдать тебя викарию. Мы хотим, чтобы ты ушел, и ушел прямо сейчас. В Уитби ты можешь нанять судно, и оно доставит тебя, куда только пожелаешь. Главное, увезет тебя отсюда.
Остальные двое согласно кивнули.
– Нет, я не убегу и не покину этих мест, пока не заберу с собой то, ради чего приехал. То, что дороже всякого золота. – Он указал на дверь в башню. – Что бы там, внутри, ни произошло, я знаю: Риатама будет со мной. Во всяком случае я должен войти туда. Обязан.
С этими словами Рафа вышел из-под тиса и зашагал к башне. Гроза разбушевалась вовсю, капли дождя, словно град, тяжело падали с багрового неба. Рафа один подбежал к входу в башню, схватился за рукоять тяжелого латунного кольца и повернул ее вправо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Кто нас преследует? – вмешалась Кейт.
– Может быть, таможенники, драгуны или что-то, что Демьюрел наслал на нас. Кто б они ни были, они умеют передвигаться бесшумно. Они были с нами все время с тех пор, как мы покинули каменный круг.
Томас и Кейт поняли, что предположение Крейна, будто там могли быть таможенники или драгуны, было просто неуклюжей попыткой подбодрить их: лошади не были бы так испуганы.
Лес начал редеть, и наконец открылась поляна. Из жирной черной земли выступали из-под толстого слоя мха скальные обнажения. Высохшие деревья сгибались под порывами ветра, сбрасывая сучковатые безжизненные ветки на густые заросли вереска. Тропинка, выведшая их из леса, спускалась в небольшую лощину под стайкой деревьев. За скалами, высившимися над оврагом, виднелась высокая одинокая фигура, стоявшая неподвижно, обрамленная ярким светом полной луны.
Томас увидел ее первым и инстинктивно дернул поводья. Кобыла отчаянно рванулась. Но Крейн твердой рукой держал ее за узду.
– Не беспокойся, я его видел, – прошептал он.
– Кто это? – спросил Томас.
– Во всяком случае, не таможенник и не драгун. Они-то никогда не стояли бы вот так, на виду. Этот по меньшей мере два с половиной метра ростом.
– Что же нам делать? – спросила Кейт; в ее голосе звучала неприкрытая тревога.
– Ждать, пока я не скажу, а тогда помчаться отсюда как ветер. Не останавливаться. Если кобыла вас сбросит, вскочить и бежать со всех ног. У башни вас встретит Мартин. Оставайтесь с ним, Мартину можно довериться, он хороший человек. – В его голосе звучала сила и истинная забота о них желание приободрить.
Ни Томас, ни Кейт не могли произнести ни слова в ответ. Кейт судорожно обхватила Томаса, ей хотелось только одного: чтобы все это кончилось. В этот миг фигура, стоявшая на гребне холма, вспыхнула ярким оранжевым пламенем, взвившимся высоко в воздух. Клочья соломы, тряпья, горящих ивовых прутьев вылетали из огненного столба с потоком горячего воздуха, а потом падали искрами в догоравший костер.
– Это виккамен. Кто-то хочет запугать нас. – Крейн задохнулся от неожиданности. – Бегите, быстрей! – крикнул он, когда первая стрела из арбалета пролетела во тьме над их головами и ударила в скалу в нескольких шагах от них. Стрела разлетелась вдребезги, словно стеклянная. Тут же вторая просвистела в воздухе откуда-то сзади и, попав в дерево, рассыпалась в пыль. За первыми последовали новые выстрелы, еще и еще. Воздух наполнился иголками раскаленного стекла, со свистом пролетавшими над их головами во всех направлениях.
– Они решили загнать нас в ущелье, это навесная стрельба, они не хотят попасть в вас. – Крейн отпустил уздечку. – А ну, вскачь, дьяволица, вперед! – крикнул он кобыле.
Лошадь вскинула голову, всхрапнула возбужденно, прижала уши, дико вытаращила глаза. Потом взметнулась, ее ноги почти вонзились в мягкую землю – Томас и Кейт едва не слетели наземь, – и понеслась к ущелью так, что копыта едва касались земли.
Как только лошадь умчалась галопом, виккамен запылал на скале над ними, освещая тропинку оранжевыми и красными бликами. Там, наверху, был словно совсем другой мир. Серебристое сияние луны, свет от пылавшего чучела из соломы и тряпок, густые тени, отбрасываемые деревьями и скалами. Воздух и земля, огонь и вода творили невообразимое, реальность отступала.
Кейт с отчаянной силой вцепилась в Томаса, ее плащ на ветру плескался и хлопал у нее за спиной. Лошадь галопом неслась по узкой тропе, которая внезапно круто скатилась в глубокую черную лощину, куда не проникал даже свет луны. Томас с трудом удерживал поводья; лошадь вслепую перескочила груду сухих веток и заросли папоротника и бешено рванула через густой подлесок, в темноте потеряв тропу. Запутавшись ногами в сухостое и папоротнике, она вдруг с силой поддала задом, надеясь высвободить задние ноги из растительных пут, и сбросила Томаса и Кейт на землю.
Томас вскочил на ноги, мгновенно выхватил из-за пояса короткий меч и принялся рубить папоротник, чтобы освободить ноги лошади. Как только ему это удалось, она встряхнулась, сбрасывая приставшие к коже последние веточки ежевики, и галопом умчалась вверх, оставив ребят в ущелье одних.
Томас упал рядом с Кейт, она лежала, плотно завернувшись в длинный черный плащ. Стояла мертвая тишина. И непроглядная темнота. Они лежали не шевелясь, ни он, ни она не произнесли ни слова. У Томаса перехватило горло, он почти потерял голову от беспокойства. Ведь он взялся помогать Рафе из мести. Не по доброте душевной не потому, что хотел кому-то помочь в трудную минуту. Он понял сейчас, что на самом деле он хотел только утереть нос Демьюрелу. И вдруг почувствовал, как что-то в нем изменилось и продолжает меняться – что-то неудержимое, как прорастающее горчичное зерно.
Он воткнул кончик короткого меча в землю.
– Нам надо идти. Если мы останемся здесь, то кто бы ни шел за нами, он может схватить нас. С меня уже довольно засад в темноте.
И вдруг он расхохотался, сам не зная над чем. Он просто чувствовал, что его буквально распирает от смеха и все нутро содрогается. Смеясь, он уже смеялся над тем, что смеется. И от этого становилось так хорошо! Неудержимое ощущение радости охватило его. Он хотел унять его, втиснуть внутрь, в себя, но сила радости побеждала, от нее уже болели бока. Томас опять сел на папоротник. Все, что он мог видеть внутренним оком, было лицо Короля, который улыбался ему. И тогда он понял: что бы ни случилось – не важно, бояться им нечего.
Задыхаясь от смеха, он сумел выговорить:
– Мы должны уходить, Кейт.
– Рада видеть, что тебе все это кажется таким забавным: измучиться до полусмерти, спасаясь от погони, грохнуться в глухом лесу с лошади, которая тут же убегает. Очень смешно. Ну, продолжай, что еще отыщешь смешного?
Кейт была в ярости. Это было ее излюбленное состояние.
– Я не знаю, почему смеюсь. Просто не могу удержаться. Знаю одно: все обернется к лучшему. Больше ничего не приходит мне в голову. Все оборачивается к лучшему для тех, кто знает Короля… Так было в том моем сне.
– И этот сон спасет нас? – спросила она.
– Я думаю, спасет, Кейт. – И, чуть помолчав, продолжал: – С тех пор как я встретил Рафу и увидел тот сон, я осознал, что мы живем в мире, который совсем не такой, как я думал. Это все равно как если бы я был слепым и вдруг прозрел. Я просто жил как придется и думал только о себе, о том, что у меня есть, что я собираюсь делать. (Легкий ветер зашуршал в папоротниковых листьях.) Теперь я знаю: в жизни есть что-то большее, чем я. Я обещал помочь Рафе вернуть ему вещь, украденную Демьюрелом. Почему это важно, не знаю, но знаю: так оно и есть. Это что-то такое, ради чего стоит жить. Впервые в моей жизни я нашел нечто такое, во что можно верить, что-то, дающее надежду, что-то, что есть истина.
– Но что же теперь будет, Томас? Когда я пошла с тобой, у меня и в мыслях не было, что я увижу такие вещи, я просто думала, что мы проберемся в усадьбу викария и там найдем нужное Рафе. – Кейт встала и откинула плащ. – Я пошла не из-за Рафы и не из-за того, что он хочет выкрасть принадлежащее ему, я пошла потому… – Она замолчала и опустила голову.
– Так почему, Кейт? – спросил он.
– Теперь это не важно. Мне кажется, я потеряла рассудок, когда нажала на собачку пистолета и застрелила ту тварь.
Томас смотрел на Кейт. Он почти не различал ее лица в темноте. Протянув руку, он нежно коснулся ее щеки. Увидеть, что она улыбалась, он не мог.
– Мы должны идти, Кейт. Я не знаю, где они, позади нас или нет, не знаю, куда ускакал Крейн. Мы пройдем по этому ущелью понизу и потом к усадьбе викария… Увидим, правда ли, что Мартину можно довериться.
Кейт взяла его руку.
– Ты ступай вперед, мне нужно кое-что сделать. Я сразу же тебя догоню.
– Я не оставлю тебя в темноте, подожду чуть подальше, на тропинке.
С этими словами Томас повернулся и через подлесок спустился в ущелье. Кейт подняла плащ с земли, стряхнула с него грязь и терпеливо ждала в темноте.
Несколько минут спустя наверху, над оврагом, показался варригал, он был один. Он пронизывал тьму своими кроваво-красными глазами, которые видели ночью, как днем; чернота ли, солнечный день – ему было все равно. Глубоко в овраге, между двумя деревьями, он увидел низко пригнувшуюся фигуру в плаще, стоявшую на коленях, словно на молитве. Варригал натянул тетиву арбалета и установил серебристо-стеклянную стрелу на деревянную подставку. С бесстрастной четкостью он поднял массивный арбалет из черного металла и прицелился. Мгновенным движением гнусная тварь нажала на ворот, и стрела скрылась во тьме.
Это был мощный удар. Стрела пронзила цель сзади. Варригал удовлетворенно засопел и, пробираясь сквозь папоротниковые заросли, спустился по склону оврага к своей жертве. В грязи между двумя остролистами скомканный плащ покрывал нечто безжизненное. Варригал вскинул свой меч и одним ударом пронзил ткань и самое тело жертвы. Из-под плаща вылетели свитки сухой травы и груды поломанных листьев папоротника. Кейт, оставив свой плащ, которым укутала обломок толстой ивовой ветки и папоротник вместе с травой, исчезла.
15
ЧУДО
До рассвета оставалось еще два часа, однако новость о случившемся ночью уже проникла в коттеджи рабочих и на самый карьер, распространяясь неудержимо, как пожар.
Рассказ о чуде передавался из уст в уста, от мужчины к женщине, из дома в дом. Его обсуждали во дворе пивовара и у бродильных чанов. Люди подолгу не расходились, передавая всем и каждому слух о том, что глухонемой мальчик стал слышать и заговорил. Миссис Ландас взволнованно рассказывала всем встречным и поперечным о чуде, случившемся с ее сыночком, она демонстрировала его как трофей, гордо объявляя, что этот замечательный мальчик – ее сын. Она смыла с лица своего белила и черные мушки, расчесала волосы и теперь, при свете занимавшейся зари, выглядела совершенно обновленной. И никакого джина на завтрак, никакой трубки. Она попыталась даже оттереть коричневый налет на зубах. Для миссис Ландас этот новый день стал действительно началом новой жизни, которую она хотела разделить со своим сыном.
– Можешь считать меня дурой, – сказала она своим сиплым голосом молодой девушке, стоявшей на пороге коттеджа рядом с работным домом, – но я, право, чувствую, что помолодела на десяток лет. – Ее грудь надрывно хрипела, словно раздрызганная гармошка. – С той минуты, как этот черный паренек сделал моего сынка таким хорошим, я все время улыбаюсь. Ты должна повидаться с ним, он настоящий джентльмен, просто ангел. Он говорит такие слова, от которых все внутри у тебя вроде как очищается.
Стоя на пороге соседки, она поглядела вверх, туда, где высоко над карьерами виднелась усадьба викария. Темно-фиолетовые штормовые тучи, словно высокие горы, уже заполняли все небо, сквозь них изредка тускло мерцала луна. Однако фасад усадьбы освещал странный ослепительный свет, идущий от линии горизонта. Стекла всех окон стали красными и оранжевыми. Казалось, высокая башня, чуть ли не касавшаяся верхушкой самого неба, вроде Вавилонской башни, дерзко противостояла надвигавшейся буре.
Миссис Ландас, вытирая руки о передник, сказала девушке:
– Не знаю, зачем Демьюрелу понадобился этот паренек; надеюсь, он не сделает ему ничего дурного. Уж очень много детей уходили туда, и ни один не вернулся. – Ее глаза были устремлены на приближавшиеся грозовые тучи. – Не верю я в эти сказки, что их, мол, посылают в море юнгами или в Лондон на заработки. Демьюрел что-то сделал с ними… Я молюсь, чтобы снова увидеть этого черного юношу.
Она вошла в коттедж и закрыла за собой дверь: с черного неба уже хлынул дождь.
Рафа и три его спутника спрятались от дождя под ветвями огромного тиса, стоявшего против входа в башню. Консит неловко прислонился к стволу дерева.
– Вот что, парень, не надо тебе идти туда, не надо, – сказал он. – Ты можешь еще убежать и разыскать своих друзей, если пожелаешь. – Он оглянулся на двух своих товарищей. – Мы тут вот… поговорили… После всего, что случилось ночью, мы не слишком-то уверены, что поступаем правильно. Мы не хотим выдать тебя викарию. Мы хотим, чтобы ты ушел, и ушел прямо сейчас. В Уитби ты можешь нанять судно, и оно доставит тебя, куда только пожелаешь. Главное, увезет тебя отсюда.
Остальные двое согласно кивнули.
– Нет, я не убегу и не покину этих мест, пока не заберу с собой то, ради чего приехал. То, что дороже всякого золота. – Он указал на дверь в башню. – Что бы там, внутри, ни произошло, я знаю: Риатама будет со мной. Во всяком случае я должен войти туда. Обязан.
С этими словами Рафа вышел из-под тиса и зашагал к башне. Гроза разбушевалась вовсю, капли дождя, словно град, тяжело падали с багрового неба. Рафа один подбежал к входу в башню, схватился за рукоять тяжелого латунного кольца и повернул ее вправо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41