Ничего не изменилось. Нигде ни малейшего движения, вокруг царило полное спокойствие. Парусник величаво скользил по тихо колышущемуся морю, держа курс на север.
И тут началось. Сперва тихонько, потом все громче и громче из морских глубин донеслось странно мучительное пение. Поначалу оно звучало чуть слышно, словно шепот, но постепенно усиливалось, становилось резким, пронзительным, не только терзая уши, но и впиваясь в самую душу. Из глубин черного моря поднялся хор селоток. Очнувшиеся от сна по зову священника, грациозно колышущиеся женоподобные видения пели и кружились вокруг брига.
Они взвивались на такелаж, цеплялись за паруса и стропы, все громче распевая свои песни. Их зеленые, как морская вода, длинные волосы струились за ними, растекались по волнам; их невидящие глаза неподвижно смотрели в густевшую ночную тьму.
Бидлу, который оказался позади скалы, были хорошо слышны их голоса; песнопения становились все громче и все страшнее. Бидл был слишком испуган, чтобы выглянуть из своего укрытия, он заткнул уши, лишь бы не слышать этих звуков, сводивших его с ума.
– Что они поют?! Их пение врезается мне в мозг, словно раскаленный нож. Прикажите им замолчать.
Бидл уткнулся лицом в кучу влажных водорослей, надеясь спрятаться в них от ужаса.
– Это песня глубин. Селотки зовут мертвецов поспешить к ним на праздник. И они будут петь до тех пор, пока бриг не разобьется о прибрежные скалы. Им нужно жертвоприношение, милосердие им неведомо. – Голос Демьюрела гремел над водами, преодолевая ветер, его глаза жадно вбирали развернувшееся перед ним действо.
Под пение селоток море становилось все более бурным. Волны вздымались выше и выше, то накатываясь на скалы Бейтауна, то отступая, – город был всего в пяти километрах к северу. Ночное небо все плотней затягивали тяжелые, черные тучи, в бушующее море то и дело врезались молнии.
Шторм нарастал, шестивесельные рыболовные боты, которые стояли на якоре в Бейтаунском заливе, вышвырнуло на подводные рифы, выступавшие на поверхность при каждом откате волны. Городской слип был начисто смыт; главную улицу в верхней части города заливали волны, колотили в двери домов, словно кулаки вербовщиков, вылавливающих мужчин, чтобы сдать их морю.
Вдруг море нанесло страшный удар по крутой скале, утес покачнулся, и тонны грязи и камней обрушились в бесновавшуюся воду. Шторм усиливался, под его напором жилые дома и лавки на Королевской улице рушились и падали в морскую пучину. Как только дома стали крениться и падать, увлекаемые водоворотом, мирно спавшие люди – мужчины, женщины, дети – проснулись. В ночной тьме раздавались крики о помощи, но никакие мольбы не могли быть услышаны в ревущем и грохочущем Немецком море.
Снопы серых и голубых лучей пробились сквозь разбушевавшуюся стихию. Призрачные фигуры, похожие на гигантских белых лошадей, выступили из воды, крушившей на берегу все подряд.
Небо совсем потемнело, полную луну накрыло тяжелой черной тучей, из нее то и дело вырывались зигзаги молний и со страшным грохотом ударяли в море. Одна из них, словно мечом, поразила бриг. Грот-мачта треснула и обрушилась на палубу; испуганные матросы вывалились из своих подвесных коек.
Они ринулись на палубу, и в это время рухнула вторая мачта, разломив палубу надвое и взметнув в воздух целый фейерверк обломков и щепок. Бриг вздымался и проваливался с каждой новой волной; одного из матросов подкинуло вверх, в следующий миг он оказался в ледяной воде и исчез навсегда.
– Точное попадание! – закричал Демьюрел; он хохотал и радостно потирал руки. – Еще один такой удар – и Керувим будет моим! – Он поднял повыше статуэтку и завопил нараспев свое заклинание: – Ветер, град, молния, гром и волны!
Море вздыбилось по его команде, каждый следующий вал был еще и еще выше. Черные буруны, словно кулаки, ударяли в борта, почти затягивая корабль в глубину.
Капитан брига прокричал команде:
– Привяжитесь! Всем привязаться, быстрее! Мы выбросимся на берег. Это наш единственный шанс.
Он резко повернул штурвал, и корабль понесло к берегу. Помощник капитана с трудом пробивал себе путь, борясь с волнами, прокатывавшимися по палубе. Хватаясь за обломки такелажа, он добрался до кормового люка и отбросил крышку.
Наклонившись, он вперил взгляд в темноту кубрика; оттуда на него смотрел темнокожий молодой человек, блестя яркими белками глаз.
– Возьми пустые бочонки и привяжись к ним, мы идем ко дну.
Его хриплый голос был едва слышен, заглушаемый ревом моря и пронзительным пением селоток.
В этот миг волна обрушилась на корму брига и сбила помощника капитана с ног; он упал в трюм вниз головой, с разлета ударившись о дно. Большой кусок мачты соскользнул в трюм вслед за ним и прижал его к рундуку. Он потерял сознание, и лицо его тотчас оказалось под водой. Молодой человек схватил два бочонка и, сорвав с рундука бечевку, которой чинят паруса, привязал их к беспомощному телу помощника капитана. Мутная, соленая вода плескалась о его ноги, брызги каскадом летели в открытый люк.
– Эй, как вы там, внизу? Все в порядке? – крикнул капитан в открытый люк. И тут же обернулся, увидев стремительно нараставшую над ним волну.
Море вздыбилось, это была гора воды, гора становилась все выше и надвигалась неумолимо. Огромная волна, каких ему не доводилось видеть никогда в жизни, подняла бриг с кормы и накрыла его весь, из конца в конец, сокрушила самую сердцевину и протащила сквозь дождь брызг к берегу. Она швырнула корабль на скалы, превратив его в щепки. Грохот крушения пронесся над бушующими волнами, эхом отдавшись в глубине леса.
Увидев гибель корабля, Демьюрел запрыгал по камню вокруг гагатовой руки.
– Теперь он мой, все мое, я желаю заполучить его еще сегодня ночью. Этой ночью, Бидл… Сегодня ночью Керувим должен стать моим.
Бидл смотрел на Демьюрел а снизу и видел, как страшно изменилось его лицо. Глаза викария сверкали, клубы зеленой дымки обволакивали его.
– У меня будут два Керувима. Они оба будут принадлежать мне! – вновь и вновь повторял Демьюрел.
Черная рука, укрепленная в акациевом столбике, светилась все ярче и ярче. Он рывком протянул волшебный столбик Бидлу.
– Смотри: рука говорит мне, что Керувим приближается. Как только я захвачу его, все могущество Бога перейдет ко мне. Больше никаких молений о милостях, никакого цыплячьего кудахтанья перед его алтарем. Как только оба Керувима окажутся у меня, Богу придется покориться мне!
Демьюрел выкрикнул все это в небо и спрыгнул вниз, на береговую гальку. С акациевой колонкой в одной руке.
– Ну-ка, вставай, Бидл, подождем явления моего Керувима. – С этими словами он схватил Бидла за ухо и потащил его вдоль берега.
Вдали, на прибрежных рифах, лежал потерпевший крушение бриг «Френдшип». Мачты были снесены, паруса и такелаж сорваны и свисали, словно тряпье, над успокаивающимся постепенно морем. Разбитый бриг отворил свое нутро, предоставив все палубы пыткам безжалостного моря.
Капитан лицом вниз покачивался на волнах. Он был мертв, как и вся команда, как и помощник капитана, хотя его поддерживали на плаву два бочонка. Их израненные тела покачивались на откатывающихся волнах, а селотки тем временем собирали их души, чтобы унести с собою в пучину. Шторм утих, черные тучи рассеялись, погасла и луна, скрывшись за западными холмами.
По всему берегу залива лежали обломки корабля, вынесенные подобревшими волнами. Демьюрел ходил вдоль берега взад-вперед, злость одолевала его все с большей силой.
Повернувшись лицом к морю, он вопил во всю силу легких:
– Иди же ко мне, моя прелесть, иди ко мне!
В руке у него по-прежнему был акациевый столбик. Однако сияние волшебной руки постепенно тускнело.
Бидл шел за ним следом, не отставая ни на шаг.
– Откуда вам известно, что он был на этом бриге? Откуда вы знаете, что ему следовало там быть?
– Он должен быть здесь. Прибыть нынешней ночью. Во всей вселенной существуют лишь два Керувима, они должны быть всегда вместе. И они обязательно находят друг друга, таков Закон. – Демьюрел бросил взгляд на корабль.
– А что, если он пропал во время крушения? Золото тонет, – сказал Бидл.
– Если это так, друг мой, тебе придется научиться плавать, не то ты отправишься тем же путем, что и они, и селотки совершат тризну и по твоей душе заодно.
И он указал своим длинным костлявым пальцем на разбитый бриг, лежавший на скалах.
– Но где же ты? Иди ко мне, иди ко мне! – вопиял священник над волнами.
Море не ответило ему. Ветер затих, и легкий прибой шуршал по прибрежной гальке. Бидл шел по берегу вслед за Демьюрелом, в набегавших волнах они искали Керувима. Его нигде не было.
2
ОТРАВЛЕННЫЙ АНГЕЛ
Наутро после того, как морские волны яростно накатывались на берег, круша все на своем пути, на севере, у самого горизонта, возникла яркая янтарная полоса. Кромки облаков окрасились в зеленый цвет, а свежеумытое утреннее солнце уже вставало кроваво-красным шаром. Казалось, все небо выкрашено было заново.
Обитатели Торпа высыпали на берег, осматривали разрушения и подбирали все, что, по их мнению, еще можно было как-то использовать. Обадиа Демьюрел, викарий Торпа и всех земель, что лежали к югу, ринулся в самую гущу копошившихся на берегу людей и вскочил на невысокий утес. Теперь он возвышался над толпой, разбиравшей обломки потерпевшего крушение брига – ящики, паруса, искореженные бочонки, разбросанные по всему берегу. Бидл, его слуга, хромал за ним следом; боль от вчерашнего падения терзала его сейчас еще острее, чем накануне. Разбитый «Френдшип» лежал на боку в сотне метров от берега, легкая зыбь плескалась вокруг него.
– Дамы и господа, мы стали свидетелями великой трагедии. Множество достойных людей, члены команды этого корабля, погибли в волнах, мы должны также похоронить наших земляков, жителей Бейтауна. Да не уподобимся мы кладбищенским ворам!
Каждое его слово было пропитано фальшью. Вокруг него столпились люди, одни роптали, другие стенали. Демьюрел повысил голос:
– Право на спасенное после кораблекрушения имущество принадлежит мне, вашему викарию.
– Весь мир принадлежит тебе, викарий! – выкрикнул из толпы юнец с парой стоптанных башмаков, связанных бечевкой и перекинутых через шею; громко засмеявшись, он нырнул в толпу и скрылся за спиной дюжего рыбака.
Рыбак схватил его за ворот ветхой, драной куртки и поднял в воздух. Воротник треснул, ткань вокруг шеи порвалась; мальчик колотил рыбака ногами.
– А ну отпусти меня, ты, мешок рыбьих костей! – кричал он.
Рыбак крутанул его с силой и бросил наземь; мальчик покатился к берегу, то поднимаясь на ноги, то оскальзываясь и снова падая, пока не угодил прямо в лужу у подножия камня, на котором стоял Демьюрел.
– Томас Баррик! – заорал последний. – Мне и так следовало знать, что это был ты, молокосос! У тебя не только молоко на губах не обсохло, но еще и зад мокрый!
Глядя на мальчишку, вскочившего на ноги и отряхивавшего сзади штаны, толпа захохотала. Он повернулся и зашагал прочь.
– Друзья мои, – продолжал Демьюрел, – проявим себя по-настоящему достойными людьми. Все, что вы отыщете, несите в дом вашего викария, и я составлю точный список находок. В канун Дня Всех Святых мы устроим распродажу на набережной в Уитби, а выручку разделим между всеми, кто сейчас находится здесь.
Несмотря на слащавую улыбку, лицо его оставалось недобрым и замкнутым.
Как подобает послушным прихожанам, бейтаунцы согласно кивали. Верзила рыбак крикнул:
– Викарий дело говорит! Соберем все, что удастся найти, и распродадим на набережной.
Рыбак, довольный собой, кивал самому себе. Томас обернулся и крикнул рыбаку:
– Ты заодно с палачом, а он-то водит тебя за нос. То, что ты соберешь, на торги не поступит. – Он посмотрел поверх голов на Демьюрела. – Вы только одно скажите, викарий, вы и с этой распродажи сдерете свою десятину? Как всегда?
– Не слушайте эту козявку! – закричал Бидл. – Мальчишка слишком ленив, чтобы потрудиться со всеми, и слишком упрям, чтобы признать это. Да только ему же оно выйдет боком, когда придется сухую корку жевать, если кто подаст.
Бидл сам был поражен, что выскочил с этакой речью. Еще минуту назад он и не собирался говорить ничего такого. Толпа одобрительно загудела, Бидл выпятил грудь, вдруг ощутив себя важной персоной. Его уши запылали, и он радостно подергал носом.
Томас поднял гладкий, круглый камешек.
– Я не против поработать, Бидл. Еще одно слово, и я собью эту бородавку с твоего носа. Где был ты в ту ночь, когда моя мама горела заживо в нашем коттедже? – Он отвел руку с камнем назад, прищурил один глаз и прицелился.
Какая-то старуха, не оборачиваясь, махнула Томасу рукой – уходи, мол, отсюда – и пожурила ласково:
– Хватит тебе, Томас, здесь не время, да и не место для таких разговоров. Оставь викария, пусть творит свое дело, не то окажешься перед магистратом.
– Мне-то хватит, но вы попомните мои слова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41