Хогон и его люди присоединились к нему. Воздух наполнился криками и стонами. Акила внезапно понял, что тоже кричит. На него уже наступал какой-то человек с мечом в руках. Акила поднял руки, понимая, что сейчас умрет.
— Король Акила, бегите! — услышал он. Канцлер Хогон несся на лошади к нему. Он взмахнул в воздухе палашом, отсекая руку нападавшего. Тот вскрикнул и повалился. Хогон повернул коня.
— Бегом, милорд, спасайтесь!
И Акила побежал. Для этого у него хватило отваги. В этот момент в ворота въезжал Раксор. Военный министр Риика послал ему вслед взгляд, полный отвращения, и его лошадь пропустила молодого короля в ворота.
Армии Хогона и Раксора намного превосходили численностью норванов. Без короля и генерала защитники крепости едва ли могли хорошо защищаться. Их усыпила хитрость Акилы, и теперь, когда ворота были открыты настежь, они не могли противостоять врагу. Вместо недель и месяцев осада заняла считанные часы. Норваны забаррикадировались внутри, отказываясь сдаваться. Раксор, желая отомстить за жестокость, учиненную Мором над его народом, не собирался проявлять милосердия. Он был так же безжалостен, как и в войнах с Лиирией, наслаждаясь подаренной Акилой битвой, словно долгожданным даром. Принц Фианор очнулся как раз вовремя, чтобы присоединиться к битве, но не сумел долго продержаться. Удар по голове лишил его ловкости в обращении с мечом, и он вскоре погиб, напоровшись на копье рииканина. Хогон и Брек вместе с остальными лиирийцами сражались без сожаления, ибо были солдатами, а значит, верили в справедливость битвы.
Акила далеко убежал от крепости, но слышал стоны умирающих. Он бежал, пока легкие не начали гореть, а ноги не покрылись волдырями, а потом, когда не смог больше бежать, то упал на холме в виду крепости. Он пролежал так четыре часа, покрытый кровью Мора. Он плакал, наблюдая битву, словно во сне. Наконец, все было кончено. Солнце стояло высоко в небе, и он увидел Хогона и Раксора, выходящими из ворот. Норване убегали. Без еды, оружия и лошадей, они попытаются скрыться в Норворе. Но его нимало это не волновало. Он слышал, как зовет Брек, но не отвечал. Брек все-таки обнаружил его, сидящего одиноко среди камней. Акила обхватил руками колени.
— Милорд? — обеспокоенно спросил Брек.
Акила не отвечал. Глаза его безжизненно блестели.
Голос Брека стал мягче.
— Акила? Вы в порядке?
— Вы победили, — отвечал король. На залитом слезами лице появилась робкая улыбка. — Я видел отсюда.
— Да. — Брек сделал шаг ближе. Его меч и волосы были в крови, но сам он был цел и невредим. — Милорд, почему вы не отвечали, когда я звал?
Акила пожал плечами.
— Не знаю. — Он поднял руку, запачканную кровью. — Она никогда не исчезнет. Я пытался, но не мог стереть ее.
Брек опустился на колени рядом с ним.
— Ох, Акила, — вздохнул он. — Не волнуйтесь. Вы в порядке.
— Я? — удивился Акила. — Почему бы мне не быть в порядке?
— Я волновался за вас. Говорил же я вам не делать этого. Вы ведь не кровавый убийца!
— Почему ты так на меня смотришь? Сказал же я, все нормально!
Но даже сам Акила знал, что это не так. Когда он убил старого короля Мора, что-то в нем оборвалось.
— Нам нужно вернуться в Лиирию. Я должен увидеть Кассандру. Собираюсь сообщить ей, как мы захватили крепость. — И он робко улыбнулся.
Брек взял Акилу за руку и мягко поднял на ноги.
— Хорошо, милорд. Поедем домой.
19
Пустыня, как быстро понял Лукьен, была местом миражей.
Каждый день, едва вставало солнце, ветер начинал двигать пески, создавая песчаные водоемы, отражающие солнце. Дюны шевелились, будто живые, вдалеке звенели песчаные бури, предупреждая о своем приближении. Здесь не было ни деревьев, ни облаков, только редкие кактусы, спасающие от жажды. Солнце постоянно жгло, немилосердно обрушиваясь на головы караванщиков. Скорпионы и ящерицы сновали между камней; иногда на пути попадались высохшие кости несчастного дроваса. Время текло неспешно, переливаясь, словно тягучий сироп, и в этом великом ничто тонули мысли.
За пять дней пути лирийцы вполне свыклись с оцепенелостью пустыни. Как это ни удивительно, путешествие близилось к концу. Вожак каравана Джебел сказал, что Джадор уже недалеко, может быть, в полудне пути, а то и меньше. Но хорошие новости почти не сказались на настроении Лукьена и его спутников. Несмотря на гака и головные повязки, они ощущали, как горит незащищенная кожа рук и вокруг глаз. Старый Фиггис больше не болтал, да и Трагер открывал рот, только чтобы изрыгнуть проклятия в адрес жары. Лукьен знал, что нужно достичь Джадора как можно скорее, дабы не погибнуть от солнечного удара. Они не хотели ни воды, ни укрытия в виде кибиток; только жаждали, чтобы изнуряющие пески поскорее закончились.
Лукьен держался, позволяя Джебелу и Фиггису ехать впереди. Трагер замыкал процессию. После пяти дней он все еще не научился справляться со своим злобным дровасом и сейчас пыхтел, пытаясь заставить животное слушаться. Лукьену удалось привыкнуть к своему чудищу, хотя спина и болела от тряски. Он назвал дроваса Миражом — в честь сверкающих на горизонте видений. Животное, похоже, уже знало свое имя и беспрекословно слушалось команд. К собственному удивлению, Лукьен даже полюбил бессловесного компаньона. Дровасы гораздо больше подходили для похода через пустыню, нежели лошади. Они сильны, могут при необходимости быстро двигаться и, по словам Джебела, самки дают отличное молоко, которое можно пить. Лукьен уже пробовал молоко дровасов и нашел его отвратительным, но меньше восхищаться животными от этого не стал.
В полдень, солнце стояло в зените, Лукьен замотал лицо повязкой. Пот катился по телу под гака. В кибитке рядом с ним Кахра и две ее младшие сестры лениво покачивались в ритме движения каравана. Кахра не была похожа на сестер. Она старшая из детей Джебела, и любовь к свободе делала ее разговорчивой. Она уже замучила Фиггиса вопросами о Лиирии и северных землях, удивляя путников свободным владением их языком. Джебел объяснил, что все его дети говорят на этом языке, ведь они торговцы: им нужно общаться. Кахра обладала удивительным чувством языка. Мнение о том, что люди пустыни невозмутимы, плохо сочеталось с ней.
— Лукьена мучает жажда, — объявила она. Она выбрала странный способ адресоваться к нему, но он привык. — Воды?
— Да, — ответил Лукьен. Он наклонился к кибитке, стараясь избегать ее широких колес. Кахра велела сестре Миве достать мех с водой. Младшая повиновалась, с улыбкой подавая ему сосуд. — Спасибо, — поблагодарил Лукьен, затем вытер лицо и сделал скупой глоток. Вода была прохладной, он едва смог остановиться. Но закрыл мех и передал его обратно Миве. Ни Мива, ни сестры сами не пили.
— Ваш отец говорит, завтра будет Джадор, — заговорил Лукьен, обматывая лицо повязкой.
— Или раньше, — отозвалась Кахра. Она продолжала наблюдать за ним.
— К ночи?
— Возможно.
Лукьен посмотрел вперед. Там не было ничего, кроме нескончаемых песков.
— Я бы все-таки сказал, завтра.
Кахра хихикнула:
— Пустыня дурачит вас. Так что ни на что не рассчитывайте. Джадор может быть прямо перед нами, но пустыня спрячет его.
Кибитка защищала от палящего солнца, поэтому на девушке не было головной повязки, и волосы густой волной рассыпались по плечам. Она все больше и больше напоминала Лукьену Кассандру.
— Вы такой странный, — произнесла она. — Говорите не так, как старик.
— Имеете в виду Фиггиса? Да, как Фиггис, не говорит никто. Его невозможно заставить замолчать.
— Вы тихий, как и вон тот, — Кахра украдкой бросила взгляд на Трагера. — У него вид, как будто он объелся кислого винограда.
Лукьен кивнул:
— Таков наш Трагер.
— Вы друг друга не любите. Почему? — Кахра наклонилась поближе.
— Это длинная история, девушка, и не особенно интересная.
— Он зовет вас капитаном. Он ваш слуга?
— Что-то вроде этого, — пояснил Лукьен. — Он служит под моим началом, в отряде королевских гвардейцев.
— В Лиирии! — живо отреагировала Кахра. — Фиггис рассказывал мне о Лиирии. Говорит, ваш король — великий человек, хочет мира во всем мире. Поэтому-то вы и идете в Джадор, верно?
Лукьен ненавидел себя за ложь, но произнес:
— Да, это так. Мы эмиссары нашего короля.
Кахра с трудом выговорила:
— Эм-а-се-ры?
— Эмиссары, — поправил Лукьен. — Считайте — друзья. Собираемся стать друзьями Джадора. — Он показал на мешки, висящие на шее верблюда. — Везем подарки кагану и кагане, дабы показать им наши дружественные намерения.
— Ваш король великодушен, — сказала Кахра. — Расскажите о нем. Нам всем интересно.
Мива и другая девочка, Йилена, придвинулись поближе.
— О чем вы хотите знать? — спросил Лукьен.
— Хотим историю.
— Что?
Кахра улыбнулась.
— Ганджисы — народ историй. Мы рассказываем историю нашей страны в маленьких рассказах-притчах. Так что расскажите нам о своем короле и его истории. Если он великий король, значит, и история у него великая.
Лукьен подумал минутку. Был ли Акила великим королем? Пожалуй, великим гуманистом — это да, но правил он Лиирией слишком короткий срок, чтобы зваться великим правителем.
— Про Акилу нет историй. Я знаю его всю жизнь, но не могу вспомнить ни одной.
— Так это и есть история, — не согласилась с ним Кахра. — Вы и он, вместе. Если вы знаете его всю жизнь, тогда это и его история, и ваша. Расскажите ее нам. Это поможет скоротать время.
Лукьен согласился. Он поведал об Акиле, о том, как тот стал добрым человеком, видящим Лиирию широким взором, человеком мира и справедливости. Рассказал про встречу на улицах Кота. Кахра и ее сестры слушали, как зачарованные, о том, как Лукьен рос в Лайонкипе и стал стражем при короле Балаке, братом Акиле, как они вместе учились в военной школе. Лукьен похвастался солдатскими подвигами. Оценки у него были почти такие же, как у Трагера, но он был лучшим солдатом в бою, вот почему сейчас он капитан королевских гвардейцев. Кахра улыбнулась, но позволила Лукьену продолжать, и почти целый час он развлекал их сказками о войне и солдатской доле, о дружбе с Акилой, порой бурной, но не уставал повторять, что они действительно, действительно очень любят друг друга.
— Как братья, понимаете, — делал упор Лукьен, понимая, что не в его интересах разъяснять болезненные детали. Кахра слушала и казалась заинтригованной, но будто что-то подозревала, хотя и не проронила ни слова. Лукьен перешел к той части истории, когда умер король Балак, оставив трон Акиле. Рассказал про Риик, про то, как Акила решил заключить с ним мир, как тепло их принял король Карис, несмотря на годы войны. Наконец, упомянул про Кассандру.
— Ах, значит, у вашего короля есть женщина, — заключила Кахра. — Расскажите нам про нее. Она красива?
— О, да, — мягко проговорил Лукьен.
Глаза девушки сузились.
— Королева для вас означает нечто особенное.
— Почему вы так решили?
— Ваш голос. Он изменился, когда вы заговорили о ней. — Кахра смотрела на свои босые ноги. — Простите меня. Вы не хотите о ней говорить…
— Нет. Я вовсе не это имел в виду. Все дело в том, что королева Кассандра очень больна. Может умереть. Я беспокоюсь о ней, вот и все. Беспокоюсь об Акиле.
— Да, это понятно. Вы часто думаете о них. Оба они много значат для вас.
Лукьен усмехнулся.
— Вам бы быть прорицательницей, Кахра. — Но потом вздохнул: — Не хочу больше говорить о Лиирии. Теперь ваша очередь. Расскажите о Джадоре.
— Вы уже скоро увидите Джадор.
— Так подготовьте меня. Какой он?
Девушка немного подумала:
— Он красивый.
— Как Ганджор?
— Нет, Ганджор грязный. Джадор чистый и прекрасный. Весь белый.
— Но как же они живут в пустыне? — поинтересовался Лукьен. — Ганджор находится возле реки Агора. А где берут воду жители Джадора?
— В Джадоре есть река. Она течет с гор. И сам Джадор — не в пустыне. С него начинается новый мир.
— Новый мир? Значит, за пустыней есть нечто большее, чем Джадор?
Кахра отвела взгляд, как будто пойманная врасплох.
— Всегда есть что-то большее, — уклончиво проговорила она.
— Что же за Джадором?
— Я сказала вам: горы.
— А за горами? Там что-то есть?
Кахра пожала плечами.
— Я не знаю. Никогда там не была.
Лукьен был готов поклясться: девушка что-то скрывает.
— Но у вас должны быть идеи по поводу этого. Есть ли страны за Джадором? Еще люди, похожие на них?
— За горами должны быть люди, — подтвердила Кахра. — Мир велик.
— Да, — согласился Лукьен. — Надеюсь. — Он не был удовлетворен ответом, но решил не давить на девушку. Только он собрался сменить тему, как услышал крик.
— Лукьен, Трагер, глядите! — ликующе вопил Фиггис.
Лукьен посмотрел на библиотекаря. Он указывал куда-то вперед, где над горизонтом показалось нечто огромное. После нескольких дней бесконечных песков Лукьену пришлось подумать, прежде чем он догадался, что видит горы.
— Черт меня подери…
Кахра рассмеялась.
— Видите? Пустыня постоянно водит нас за нос.
Лукьен приставил ладонь к глазам, защищаясь от солнца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Король Акила, бегите! — услышал он. Канцлер Хогон несся на лошади к нему. Он взмахнул в воздухе палашом, отсекая руку нападавшего. Тот вскрикнул и повалился. Хогон повернул коня.
— Бегом, милорд, спасайтесь!
И Акила побежал. Для этого у него хватило отваги. В этот момент в ворота въезжал Раксор. Военный министр Риика послал ему вслед взгляд, полный отвращения, и его лошадь пропустила молодого короля в ворота.
Армии Хогона и Раксора намного превосходили численностью норванов. Без короля и генерала защитники крепости едва ли могли хорошо защищаться. Их усыпила хитрость Акилы, и теперь, когда ворота были открыты настежь, они не могли противостоять врагу. Вместо недель и месяцев осада заняла считанные часы. Норваны забаррикадировались внутри, отказываясь сдаваться. Раксор, желая отомстить за жестокость, учиненную Мором над его народом, не собирался проявлять милосердия. Он был так же безжалостен, как и в войнах с Лиирией, наслаждаясь подаренной Акилой битвой, словно долгожданным даром. Принц Фианор очнулся как раз вовремя, чтобы присоединиться к битве, но не сумел долго продержаться. Удар по голове лишил его ловкости в обращении с мечом, и он вскоре погиб, напоровшись на копье рииканина. Хогон и Брек вместе с остальными лиирийцами сражались без сожаления, ибо были солдатами, а значит, верили в справедливость битвы.
Акила далеко убежал от крепости, но слышал стоны умирающих. Он бежал, пока легкие не начали гореть, а ноги не покрылись волдырями, а потом, когда не смог больше бежать, то упал на холме в виду крепости. Он пролежал так четыре часа, покрытый кровью Мора. Он плакал, наблюдая битву, словно во сне. Наконец, все было кончено. Солнце стояло высоко в небе, и он увидел Хогона и Раксора, выходящими из ворот. Норване убегали. Без еды, оружия и лошадей, они попытаются скрыться в Норворе. Но его нимало это не волновало. Он слышал, как зовет Брек, но не отвечал. Брек все-таки обнаружил его, сидящего одиноко среди камней. Акила обхватил руками колени.
— Милорд? — обеспокоенно спросил Брек.
Акила не отвечал. Глаза его безжизненно блестели.
Голос Брека стал мягче.
— Акила? Вы в порядке?
— Вы победили, — отвечал король. На залитом слезами лице появилась робкая улыбка. — Я видел отсюда.
— Да. — Брек сделал шаг ближе. Его меч и волосы были в крови, но сам он был цел и невредим. — Милорд, почему вы не отвечали, когда я звал?
Акила пожал плечами.
— Не знаю. — Он поднял руку, запачканную кровью. — Она никогда не исчезнет. Я пытался, но не мог стереть ее.
Брек опустился на колени рядом с ним.
— Ох, Акила, — вздохнул он. — Не волнуйтесь. Вы в порядке.
— Я? — удивился Акила. — Почему бы мне не быть в порядке?
— Я волновался за вас. Говорил же я вам не делать этого. Вы ведь не кровавый убийца!
— Почему ты так на меня смотришь? Сказал же я, все нормально!
Но даже сам Акила знал, что это не так. Когда он убил старого короля Мора, что-то в нем оборвалось.
— Нам нужно вернуться в Лиирию. Я должен увидеть Кассандру. Собираюсь сообщить ей, как мы захватили крепость. — И он робко улыбнулся.
Брек взял Акилу за руку и мягко поднял на ноги.
— Хорошо, милорд. Поедем домой.
19
Пустыня, как быстро понял Лукьен, была местом миражей.
Каждый день, едва вставало солнце, ветер начинал двигать пески, создавая песчаные водоемы, отражающие солнце. Дюны шевелились, будто живые, вдалеке звенели песчаные бури, предупреждая о своем приближении. Здесь не было ни деревьев, ни облаков, только редкие кактусы, спасающие от жажды. Солнце постоянно жгло, немилосердно обрушиваясь на головы караванщиков. Скорпионы и ящерицы сновали между камней; иногда на пути попадались высохшие кости несчастного дроваса. Время текло неспешно, переливаясь, словно тягучий сироп, и в этом великом ничто тонули мысли.
За пять дней пути лирийцы вполне свыклись с оцепенелостью пустыни. Как это ни удивительно, путешествие близилось к концу. Вожак каравана Джебел сказал, что Джадор уже недалеко, может быть, в полудне пути, а то и меньше. Но хорошие новости почти не сказались на настроении Лукьена и его спутников. Несмотря на гака и головные повязки, они ощущали, как горит незащищенная кожа рук и вокруг глаз. Старый Фиггис больше не болтал, да и Трагер открывал рот, только чтобы изрыгнуть проклятия в адрес жары. Лукьен знал, что нужно достичь Джадора как можно скорее, дабы не погибнуть от солнечного удара. Они не хотели ни воды, ни укрытия в виде кибиток; только жаждали, чтобы изнуряющие пески поскорее закончились.
Лукьен держался, позволяя Джебелу и Фиггису ехать впереди. Трагер замыкал процессию. После пяти дней он все еще не научился справляться со своим злобным дровасом и сейчас пыхтел, пытаясь заставить животное слушаться. Лукьену удалось привыкнуть к своему чудищу, хотя спина и болела от тряски. Он назвал дроваса Миражом — в честь сверкающих на горизонте видений. Животное, похоже, уже знало свое имя и беспрекословно слушалось команд. К собственному удивлению, Лукьен даже полюбил бессловесного компаньона. Дровасы гораздо больше подходили для похода через пустыню, нежели лошади. Они сильны, могут при необходимости быстро двигаться и, по словам Джебела, самки дают отличное молоко, которое можно пить. Лукьен уже пробовал молоко дровасов и нашел его отвратительным, но меньше восхищаться животными от этого не стал.
В полдень, солнце стояло в зените, Лукьен замотал лицо повязкой. Пот катился по телу под гака. В кибитке рядом с ним Кахра и две ее младшие сестры лениво покачивались в ритме движения каравана. Кахра не была похожа на сестер. Она старшая из детей Джебела, и любовь к свободе делала ее разговорчивой. Она уже замучила Фиггиса вопросами о Лиирии и северных землях, удивляя путников свободным владением их языком. Джебел объяснил, что все его дети говорят на этом языке, ведь они торговцы: им нужно общаться. Кахра обладала удивительным чувством языка. Мнение о том, что люди пустыни невозмутимы, плохо сочеталось с ней.
— Лукьена мучает жажда, — объявила она. Она выбрала странный способ адресоваться к нему, но он привык. — Воды?
— Да, — ответил Лукьен. Он наклонился к кибитке, стараясь избегать ее широких колес. Кахра велела сестре Миве достать мех с водой. Младшая повиновалась, с улыбкой подавая ему сосуд. — Спасибо, — поблагодарил Лукьен, затем вытер лицо и сделал скупой глоток. Вода была прохладной, он едва смог остановиться. Но закрыл мех и передал его обратно Миве. Ни Мива, ни сестры сами не пили.
— Ваш отец говорит, завтра будет Джадор, — заговорил Лукьен, обматывая лицо повязкой.
— Или раньше, — отозвалась Кахра. Она продолжала наблюдать за ним.
— К ночи?
— Возможно.
Лукьен посмотрел вперед. Там не было ничего, кроме нескончаемых песков.
— Я бы все-таки сказал, завтра.
Кахра хихикнула:
— Пустыня дурачит вас. Так что ни на что не рассчитывайте. Джадор может быть прямо перед нами, но пустыня спрячет его.
Кибитка защищала от палящего солнца, поэтому на девушке не было головной повязки, и волосы густой волной рассыпались по плечам. Она все больше и больше напоминала Лукьену Кассандру.
— Вы такой странный, — произнесла она. — Говорите не так, как старик.
— Имеете в виду Фиггиса? Да, как Фиггис, не говорит никто. Его невозможно заставить замолчать.
— Вы тихий, как и вон тот, — Кахра украдкой бросила взгляд на Трагера. — У него вид, как будто он объелся кислого винограда.
Лукьен кивнул:
— Таков наш Трагер.
— Вы друг друга не любите. Почему? — Кахра наклонилась поближе.
— Это длинная история, девушка, и не особенно интересная.
— Он зовет вас капитаном. Он ваш слуга?
— Что-то вроде этого, — пояснил Лукьен. — Он служит под моим началом, в отряде королевских гвардейцев.
— В Лиирии! — живо отреагировала Кахра. — Фиггис рассказывал мне о Лиирии. Говорит, ваш король — великий человек, хочет мира во всем мире. Поэтому-то вы и идете в Джадор, верно?
Лукьен ненавидел себя за ложь, но произнес:
— Да, это так. Мы эмиссары нашего короля.
Кахра с трудом выговорила:
— Эм-а-се-ры?
— Эмиссары, — поправил Лукьен. — Считайте — друзья. Собираемся стать друзьями Джадора. — Он показал на мешки, висящие на шее верблюда. — Везем подарки кагану и кагане, дабы показать им наши дружественные намерения.
— Ваш король великодушен, — сказала Кахра. — Расскажите о нем. Нам всем интересно.
Мива и другая девочка, Йилена, придвинулись поближе.
— О чем вы хотите знать? — спросил Лукьен.
— Хотим историю.
— Что?
Кахра улыбнулась.
— Ганджисы — народ историй. Мы рассказываем историю нашей страны в маленьких рассказах-притчах. Так что расскажите нам о своем короле и его истории. Если он великий король, значит, и история у него великая.
Лукьен подумал минутку. Был ли Акила великим королем? Пожалуй, великим гуманистом — это да, но правил он Лиирией слишком короткий срок, чтобы зваться великим правителем.
— Про Акилу нет историй. Я знаю его всю жизнь, но не могу вспомнить ни одной.
— Так это и есть история, — не согласилась с ним Кахра. — Вы и он, вместе. Если вы знаете его всю жизнь, тогда это и его история, и ваша. Расскажите ее нам. Это поможет скоротать время.
Лукьен согласился. Он поведал об Акиле, о том, как тот стал добрым человеком, видящим Лиирию широким взором, человеком мира и справедливости. Рассказал про встречу на улицах Кота. Кахра и ее сестры слушали, как зачарованные, о том, как Лукьен рос в Лайонкипе и стал стражем при короле Балаке, братом Акиле, как они вместе учились в военной школе. Лукьен похвастался солдатскими подвигами. Оценки у него были почти такие же, как у Трагера, но он был лучшим солдатом в бою, вот почему сейчас он капитан королевских гвардейцев. Кахра улыбнулась, но позволила Лукьену продолжать, и почти целый час он развлекал их сказками о войне и солдатской доле, о дружбе с Акилой, порой бурной, но не уставал повторять, что они действительно, действительно очень любят друг друга.
— Как братья, понимаете, — делал упор Лукьен, понимая, что не в его интересах разъяснять болезненные детали. Кахра слушала и казалась заинтригованной, но будто что-то подозревала, хотя и не проронила ни слова. Лукьен перешел к той части истории, когда умер король Балак, оставив трон Акиле. Рассказал про Риик, про то, как Акила решил заключить с ним мир, как тепло их принял король Карис, несмотря на годы войны. Наконец, упомянул про Кассандру.
— Ах, значит, у вашего короля есть женщина, — заключила Кахра. — Расскажите нам про нее. Она красива?
— О, да, — мягко проговорил Лукьен.
Глаза девушки сузились.
— Королева для вас означает нечто особенное.
— Почему вы так решили?
— Ваш голос. Он изменился, когда вы заговорили о ней. — Кахра смотрела на свои босые ноги. — Простите меня. Вы не хотите о ней говорить…
— Нет. Я вовсе не это имел в виду. Все дело в том, что королева Кассандра очень больна. Может умереть. Я беспокоюсь о ней, вот и все. Беспокоюсь об Акиле.
— Да, это понятно. Вы часто думаете о них. Оба они много значат для вас.
Лукьен усмехнулся.
— Вам бы быть прорицательницей, Кахра. — Но потом вздохнул: — Не хочу больше говорить о Лиирии. Теперь ваша очередь. Расскажите о Джадоре.
— Вы уже скоро увидите Джадор.
— Так подготовьте меня. Какой он?
Девушка немного подумала:
— Он красивый.
— Как Ганджор?
— Нет, Ганджор грязный. Джадор чистый и прекрасный. Весь белый.
— Но как же они живут в пустыне? — поинтересовался Лукьен. — Ганджор находится возле реки Агора. А где берут воду жители Джадора?
— В Джадоре есть река. Она течет с гор. И сам Джадор — не в пустыне. С него начинается новый мир.
— Новый мир? Значит, за пустыней есть нечто большее, чем Джадор?
Кахра отвела взгляд, как будто пойманная врасплох.
— Всегда есть что-то большее, — уклончиво проговорила она.
— Что же за Джадором?
— Я сказала вам: горы.
— А за горами? Там что-то есть?
Кахра пожала плечами.
— Я не знаю. Никогда там не была.
Лукьен был готов поклясться: девушка что-то скрывает.
— Но у вас должны быть идеи по поводу этого. Есть ли страны за Джадором? Еще люди, похожие на них?
— За горами должны быть люди, — подтвердила Кахра. — Мир велик.
— Да, — согласился Лукьен. — Надеюсь. — Он не был удовлетворен ответом, но решил не давить на девушку. Только он собрался сменить тему, как услышал крик.
— Лукьен, Трагер, глядите! — ликующе вопил Фиггис.
Лукьен посмотрел на библиотекаря. Он указывал куда-то вперед, где над горизонтом показалось нечто огромное. После нескольких дней бесконечных песков Лукьену пришлось подумать, прежде чем он догадался, что видит горы.
— Черт меня подери…
Кахра рассмеялась.
— Видите? Пустыня постоянно водит нас за нос.
Лукьен приставил ладонь к глазам, защищаясь от солнца:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108