— Вернулся-таки? Как невеста?
Лука смущенно улыбнулся.
— Ждет еще, воевода.
— Ну, подождет, покуда мы тут со своими делами не управимся. Да, светлая княгиня гневается, требует тебя пред свои ясны очи.
— Раз требует, приду, — отвертелся Лука.
Калику отчего-то все упорно не замечали. А Северьян и не старался оказаться в центре внимания. Как и подобает человеку духовному, он стоял в стороне, вперив взгляд в небо. Стражники бросали на него недобрые, косые взгляды, но, отчего-то молчали. Не хотели обидеть друга Луки? Да и Луки ли? На миг решение простое, как стрела на тетиве, прострелило голову. Но Северьян отогнал эту мысль. Этого не может быть, попросту потому, что не может быть!
Глава 21.
— А кто этот… что пришел с тобой? — Спросил воевода. — Что-то не нравится он мне. Глазенки хитрые…
— Оставь это! — В голосе Луки зазвенела сталь. — Он мой друг. И я ему обязан жизнью! Так что относитесь к нему, как к древлянину, а не как к гостю.
Воевода хмыкнул.
— Как скажешь. Не забудь, тебя ждет Огневица. А твоего… гм… друга мы разместим по царски. В обиде не будет.
Северьяна проводили к высокому терему. Там, ему отвели большую, светлую комнату с настоящей, застеленной одеялами кроватью, красивым резным столом, из свежего дуба. На столе собрание всевозможных яств. И свежие фрукты, и истекающие соком рябчики, и мясо молодого поросенка. Северьян облизнулся, но не прикоснулся к еде.
На кровати лежала одежда. Яркая расписная рубаха, черные широкие штаны и небольшие черные сапоги. Северьян сдвинул одежду в кучу и прямо в грязном дорожном балахоне плюхнулся на расписное одеяло.
— Не угодно ли баньку принять, помыться с дороги? — Сунулся в дверь слуга.
— Не угодно, — отмахнулся Северьян. Ступай.
Слуга поспешно удалился, оставив убийцу наедине с собственными, безрадостными мыслями. Очевидное давило и пугало его, как только может испугать открытие, что твой друг на самом деле злейший враг, мать, которой ты верил и поклонялся, вдруг оказывается чужой женщиной, а Белобог на глазах обращается в Чернобога. Немыслимо! Невозможно! Но слишком уж много совпадений. Но как же не хотелось Северьяну в них верить!
Спустя час вернулся Лука. Немного омраченный, но довольный. Вошел, посмотрел. Калика ни к чему не притронулся, хотя и был голодный. Лука подвинул стул, сел рядом с кроватью.
— Значит, не принимаешь угощения? Ждешь объяснений? Понимаю. Да, я не тот, за кого себя выдавал. Ну, я думаю, ты и так уже догадался. Зовут меня Данилой, и я — предводитель мятежных древлян.
Северьян молчал.
— Ничего не хочешь спросить? — Удивился Данила. — А жаль. Ладно, я сам тебе все расскажу. Теперь, впрочем, не стоит объяснять, почему мы пошли окружным путем, почему попали в такие переделки…
— Если бы Владимир поймал тебя, он бы без разговоров спустил шкуру. Это очевидно, — молвил Северьян.
— Ты и сам ответил за меня. А насчет того, что врал тебе… Прости. Я просто не мог раскрыться… Имя себе придумал… смех, да и только. Я ведь и тебя подозревал, и честно говоря хотел в погибельное место завести… Вот теперь я все-таки тебе открылся.
— Естественно открылся. Теперь-то уж ты в своем городе. Мой дом — моя крепость, не так ли?
— И здесь ты прав. Я поступил, как свинья. И я это знаю. Надеюсь, ты сможешь понять меня и простить. Ведь мы через столько прошли вместе…
Северьян не знал, как это получилось, но руки сами собой нащупали рукоять кинжала за поясом. В следующее мгновение убийца стоял за стулом, прижимая лезвие к горлу Данилы. Тот не шевелился, чувствуя — одно движение и конец.
— Глупец, — прохрипел убийца. — Какой же ты глупец! Но я еще хуже! Позволил себя одурачить! Ты хоть знаешь кто я и зачем я здесь? Неужели все еще думаешь, что я какой-то калика?
Данила сглотнул слюну.
— Теперь кажется, понимаю.
— Понимает! Он, видите ли, понимает! Дурак, мне же приказано убить тебя. Ни кем-нибудь, самим Владимиром приказано. Я и шел сюда с этой целью.
Витязь хмыкнул.
— Ну, раз пришел — делай. Давай, я даже сопротивляться не буду!
— Дурак, — сплюнул Северьян, убирая нож. — Ты еще глупее, чем я думал.
Он сел на кровать. Под тяжелым взглядом Данилы продолжил.
— Я не могу тебя убить. Приказ есть, но я не могу. Всю жизнь я соблюдал некоторые правила. У меня не было друзей, привязанностей… Но судьба злая. Она все равно навешает сполна и таких побрякушек, и будет счастлива, стерва. Понимаешь, теперь ты больше чем посторонний, ты стал мне другом. Я не могу убить друга.
И наступило молчание. Тягостное и тяжелое. Воздух сгустился, стал тяжелее воды и крепче льда. На лицах обоих мелькали чувства. Страх, ненависть, злость, обида, все перемешалось в один миг. Миг, тянущийся целую вечность.
Наконец убийца встал.
— Значит так, — тихо сказал он. — Завтра… Нет, сегодня же ты возьмешь все необходимое и уберешься прочь из Искоростеня. Ни каких больше мятежей и бунтарств, забудь про древлян и их глупые амбиции. У тебя есть невеста. Ступай к ней, живи, расти детей. И не смей возвращаться сюда. Это единственные и не обговариваемые условия.
— Я должен подумать… — раздалось в ответ.
— Никаких размышлений. Ответ я должен услышать прямо сейчас. Если откажешься, я тебя убью. Если согласишься, но нарушишь обет, я тебя убью. Если попробуешь увильнуть от ответа, я тебя убью. Итак?
Данила тяжело вздохнул.
— Я согласен…
Убийца спрятал нож за пояс.
— Поверь, твоя доля не самая тяжкая. Счастливая семья, безбедная жизнь и покой, об этом мечтают чуть ли не все люди на земле.
— А ты? Ты мечтаешь?
— Да, — признался убийца, — но никогда не получу.
Витязь кивнул.
— Это все?..
— Да, все, — ответил Северьян. — Запомни, я поступился ради тебя очень многим… Теперь я уйду. Не пытайся найти меня, я думаю, мы больше никогда не встретимся.
Северьян распахнул оконные ставни. На него дохнуло теплым летним воздухом, запахом свежего сена и сладкого клевера.
— Убийца, ты ошибся, — раздалось ему вослед. — Ты сделал это не ради меня, а ради себя. Ты просто научился чувствовать…
Северьян не ответил. Легко перепрыгнул через подоконник и змеей скользнул вдоль высокого остроконечного забора. Все дела сделаны, здесь его больше ничего не держало. Только отчего-то тоскливо ныло сердце, будто потерял что-то очень дорогое и ценное. Куда ценнее злата и драгоценных каменьев. Северьян еще не понимал, что именно он оставлял, уходя, но догадки уже зарождались, такие смутные и в то же время ясные, что раскалывалась голова.
А Данила еще долго сидел у открытого окна, держа в руках посох, еще свежий, с запахом древесной смолы и жаркого лета. Посох, который он самолично выточил, как знак признательности, для своего друга калики.

Часть II
Глава 22.
Небо плотным непроницаемым полотном закрывали мрачные, черные как смоль, тучи. Казалось, что на улице ночь, лишь редкие, похожие на рваные раны просветы говорили об обратном. Дождь, пронзительный, холодный, как вода в колодце зимой, обрушивался на землю. Под его злым естеством гибли посевы и урожаи, расплывалась, размывалась земля, так, что все дороги превращались в глинистую кашу, в лесах появлялись болота и топи. Ливень лил уже три дня без перерыва. До этого была засуха, столь же злобная и ненасытная, как сейчас дождь.
Князь Владимир стоял на крыльце, вперив тяжелый взгляд в небо. Глаза усталыми тлеющими угольками смотрели из-под нависших надбровных дуг, длинный чуб намок, и стал похож на половую тряпку. Рядом, облокотившись на подоконник, перетаптывался Белоян. Волхв тоже выглядел озабоченным. На медвежьей морде пролегли бороздами морщины, брови кустистые, как иглы у ежа хмуро сошлись у переносицы. Глаза настороженно смотрели вдаль. Там где небо сходилось с землею, зигзагами вырывалась молния, грохотал гром.
— Боги гневаются, — не проговорил, прорычал Верховный волхв. — Даже они, хоть и терпимы, но не выносят столь грубых вмешательств.
Владимир отвел тяжелый, полный тоски взгляд от черного неба.
— Тогда отчего же достается нам?
Волхв пожал плечами.
— Наверное, мы крайние…
Дождь удвоил силу. Молотом барабанил по крышам, превращая вытоптанные тропинки в полноводные ручьи.
— И ты ничего не можешь сделать? А, Верховный?
Белоян понуро опустил голову.
— Я один, княже. Один в поле не воин. Слишком силен Базилевс, и преемники, приспешники его немногим уступают ему в силе. Одному мне против стольких магов не выстоять…
Князь прищурился.
— И что же ты предлагаешь? Отдаться на милость Царьграду? Может еще и бога их принять как своего?
Волхв устало опустился на лавку.
— Не юродствуй, княже. Я итак делаю все, что могу. И часть волны я все же сдерживаю. Но и мои силы не беспредельны.
— Но ты же не единственный волхв на Руси?
— Не единственный. Есть в лесах и поумнее, поопытнее меня. Только кто же согласится вылезать из своих засиженных нор, да идти князю в услужение? Они же все отшельники! Их в киянские палаты никаким калачом не заманишь. Да и зачем им калачи, если они себе их и так наколдовать могут. Недосуг им мирскими делами заниматься, отвлекаться от мыслей о высоком!
— Да, дела… — князь тихо вздохнул. — Вчера с заставы примчался Добрыня. Там вообще творится что-то невообразимое. Гигантский смерч движется с севера…
Белоян не скрываясь, зарычал.
— Царьград перегнул палку. Я попытаюсь удержать смерч, но один… Один я не справлюсь.
— Да что ты заладил, не справлюсь, не справлюсь! — В сердцах крикнул Владимир. — Скажи лучше, что сделать можно?
Белоян приподнялся, глаза насторожились, загорелись.
— Есть у Базилевса талисман-камень. Белокамнем зовется. Он и дает ему силу управлять стихиями. Если выкрасть его, или разбить… все напасти сгинут.
Князь снова уставился в грозное небо.
— Если не выйдет, пойду на Царьград с боем. Авось…
— Нет, ни какого боя! — Взревел Белоян. — Князь, пощупай голову, на месте ли? Это лишь ты да я знаем, что погода — дело рук магов Царьградских. А как ты воинам объяснишь? Просто кинешь на погибель? Или расскажешь все, как есть?
Владимир бессильно сжал кулаки.
— Не знаю! Не знаю, волхв!
Верховный примирительно похлопал его по плечу.
— Надо просто найти человека, способного проникнуть в Царьград. Способного сотворить невозможное. Лишить Базилевса Белокамня, и рухнет его власть над Русью.
— Но кто? Кто сможет сделать невозможное.
— Знавал я одного… Али запамятовал, княже.
Князь нахмурился.
— Никак, Северьяна вспомнил? Так зря. Ни слуху, ни духу о нем нет. Сгинул. Пропал.
— Но древляне-то унялись, бунтари сгинули. И налоги платят исправно.
— А ты уверен, что это заслуга убийцы. Может, древляне просто одумались…
— Все может быть. — Усмехнулся Волхв. — Но я все еще надеюсь, что он вернется.
Разговор с волхвом вконец выбил Владимира из колеи. Князь шел, как в воду опущенный, распахивал двери ударом ноги, погрузившись в собственные мрачные мысли. В трапезной горел свет. Владимир насторожился, рука привычно легла на эфес меча. Дверь отворилась тяжело, со скрипом.
На столе коптила лучина. Мрачные, рваные всполохи высветили темную фигуру, сидящую на любимом стуле князя. На неизвестном был потертый, рваный во многих местах балахон из мешковины, глубокий капюшон надвинут на лицо, так, что виднелся лишь подбородок, и рот, растянутый в хищной улыбке. Странный гость больше всего напоминал странника-калику, лишь улыбка…
— Никак сам светлый князь пожаловал в трапезную, — голос незнакомца был тихий. — Ну что ж, всегда рады гостям.
— Кто ты? — Рявкнул Владимир, держа на эфесе меча ладонь. — И что делаешь в моем тереме?
Незнакомец тихо рассмеялся.
— Однако, как же быстро ты забываешь своих помощников. Древляне-то унялись, снова дань платят.
— Северьян? — Неверяще выкрикнул Владимир.
— Значит, все-таки помнишь… Тем лучше. Я немного задержался, прости князь. Но волю твою исполнил.
— Еще бы не исполнить! — Раздался ворчливый басовитый голосок со стола. Владимир подскочил как ужаленный.
— Ты не один? — Прохрипел князь. — Кто здесь еще?
— Мой друг. Домовой… Вернее был домовым, а теперь кочевой.
— Домовой, кочевой, какая разница!
Из темноты вышел маленький человечек. Владимир подивился всей его несуразности: ножки маленькие, короткие, сам покрыт шерстью. Больше всего князя поразила маленькая костяная игла на поясе у этого смешного существа. Признаться, князь ни разу не видел домового воочию, и сейчас удивлялся, как ребенок.
Князь немного растерялся. Он просто не знал, как вести себя с этой странноватой парочкой. Броситься с мечом — глупо. Просто стоять увальнем — тоже не выход. А язык прилип к гортани, отказываясь повиноваться. Сейчас бы Белояна сюда, он бы нашел общий язык и с наемником и с его странным приятелем.
— Ну, поприветствовались и ладно, — Северьян сам подошел к нужной черте. — Теперь кликни-ка Волхва, княже. Очень мне с ним потолковать хочется.
Владимир хотел возмутиться, уж больно нахально вел себя Северьян, но сдержал рвущуюся наружу ярость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60