Солнце садилось на западе, темнело. Струмос захлопнул двери на кухню. Внезапно стало тихо. Криспин прислонился спиной к стене. Он на мгновение прикрыл глаза, потом снова открыл, пожалел, что не догадался прихватить чашу с вином. Два имени эхом отдавались в его голове.
Ширин застенчиво улыбнулась маленькому повару.
— Что скажут о нас люди? Ты делаешь мне предложение как раз тогда, когда я стараюсь тебя завоевать, дорогой мой?
— Для пользы дела, — серьезно ответил повар. — Сколько должны заплатить тебе Синие, чтобы ты стала их первой танцовщицей?
— А! — ответила Ширин. Улыбка ее погасла. Она взглянула на Криспина. Потом снова на повара. Затем покачала головой. — Это невозможно, — прошептала она.
— Ни за какую цену? Асторг щедр.
— Я понимаю. Надеюсь, он платит тебе столько, сколько ты заслуживаешь.
Повар поколебался, потом откровенно назвал сумму.
— Надеюсь, Зеленые платят тебе не меньше. Ширин смотрела в пол, и Криспин видел, что она смущена. Не глядя в глаза Струмосу, она только и сказала:
— Не меньше.
Понятно, что она подразумевала, хоть и не высказала вслух. Струмос покраснел. Воцарилось молчание.
— Ну, — сказал он с иронией, — это только справедливо. Главная танцовщица более… выдающаяся фигура, чем повар. Она больше на виду. Другой уровень славы.
— Но не более талантлива, — возразила Ширин, поднимая глаза. Она тронула маленького человечка за плечо. — Для меня это не вопрос оплаты. Это… нечто другое — Она помолчала, прикусила губу, потом сказала: — Императрица, когда послала мне свои духи, дала понять, что я могу пользоваться ими только до тех пор, пока остаюсь у Зеленых. Это было сразу после того, как от нас ушел Скортий.
Молчание.
— Понимаю, — тихо сказал Струмос. — Равновесие между факциями? Она… они очень умны, не так ли?
Тут Криспин хотел что-то сказать, но промолчал. «Очень умны» — тем не менее не слишком подходящая фраза. Она почти ничего не выражает. Он был уверен, что этот ход придумала исключительно Аликсана. У императора не хватает терпения на дела факций, это всем известно. Это чуть не стоило ему трона во время мятежа, как рассказывал Скортий. Но императрица, которая была танцовщицей Синих в молодости, чувствует такие тонкости, как никто другой в Императорском квартале. И если Синие позволили переманить лучшего возничего современности, то Зеленые должны сохранить самую прославленную танцовщицу. Духи — никому в Империи не позволено пользоваться ими — и связанное с ними условие — это ее способ удостовериться, что Ширин это знает.
— Жаль, — задумчиво произнес маленький повар, — но, наверное, в этом есть смысл. Если смотреть на всех нас сверху.
Криспин подумал, что примерно так и есть.
Струмос сменил тему:
— Вы пришли на кухню не без причины?
— Чтобы поздравить тебя, конечно, — быстро ответила Ширин.
Повар переводил взгляд с одного собеседника на другого. Криспину все еще было трудно сосредоточиться. Струмос слегка улыбнулся:
— Я вас оставлю на минутку вдвоем. Между прочим, если тебе действительно нужен тот парень, который сегодня варил суп, он будет готов к самостоятельной работе ближе к концу года. Его зовут Кирос. Тот, у кого больная нога. Молодой, но очень многообещающий парень, и умный.
— Я запомню, — ответила Ширин и улыбнулась в ответ.
Струмос ушел на кухню. И закрыл за собой дверь. Ширин взглянула на Криспина.
— Спасибо, — сказала она. — Ты негодяй.
— Ты мне отомстила, — вздохнул он. — Половина гостей запомнит меня в виде какого-то языческого бога плодородия, готового к действию.
Она рассмеялась:
— Тебе это полезно. Слишком многие тебя боятся.
— Только не ты, — рассеянно ответил он. Выражение ее лица изменилось, она пристально посмотрела на него.
— Что случилось? Ты плохо выглядишь. Неужели я… Он покачал головой.
— Не ты. Это твой отец. — Он вздохнул.
— Мой отец умер, — сказала Ширин.
— Знаю. Но полгода назад он назвал мне имена двух человек, которые, по его словам, могут помочь мне в Сарантии. Одно имя — твое.
Теперь она не отрывала от него взгляда.
— А еще?
— А второе было именем лекаря, с указанием улицы и дома, где я могу его найти.
— Доктора полезны.
Криспин еще раз глубоко вздохнул:
— Ширин, человек, которого он назвал мне осенью, только сегодня утром прибыл в Сарантий, и ему предложили жилье на указанной улице сегодня, только что, здесь, в твоем доме.
Дочь алхимика тихо охнула. Последовало молчание. И они оба услышали голос.
— Но почему вас это так тревожит? — спросила Данис. — Вам должно быть известно, что он умел делать подобные вещи.
Конечно, это правда. Они действительно знали это. Данис сама служила тому доказательством. Они слышали внутренний голос искусственной птицы, которая была душой убитой женщины. Какое нужно еще доказательство могущества? Но есть разное знание у этих границ полумира, а Криспин точно помнил, как Зотик сказал, что не умеет предсказывать будущее, когда он спросил его об этом. Солгал ли он? Возможно. Почему он должен был сказать правду сердитому мозаичнику, которого почти не знал?
Но почему тогда он отдал этому незнакомцу самую первую из сделанных им птиц, самую дорогую для него?
«Мертвые остаются с нами», — подумал Криспин.
Он посмотрел на Ширин и ее птицу и вспомнил о жене. Он вдруг осознал, что уже несколько дней не вспоминал об Иландре, чего раньше никогда не случалось. Он ощутил грусть и смятение и почувствовал, что выпил слишком много вина.
— Нам лучше вернуться, — сказала Ширин. — Наверное, уже наступило время провожать новобрачных в постель.
Криспин кивнул:
— Наверное.
Она прикоснулась к его руке и открыла дверь в кухню. Они снова вышли к гостям.
Немного позже Криспин оказался на темнеющей улице в окружении факелов, музыкантов и непристойных песенок, в компании солдат, людей из театра и обычных зевак, которые примкнули к шумной процессии, провожающей Карулла и Касию в их новый дом. Все колотили во что попало, пели, кричали. Гремел хохот. Конечно, шум — это хорошо: он отпугивает злых духов, которые могут навредить брачному ложу. Криспин попытался присоединиться к общему веселью, но не смог. Кажется, никто этого не заметил. Спускалась ночь, и все остальные достаточно громко шумели. Интересно, подумал он, как относится ко всему этому Касия?
Он поцеловал новобрачных, обоих, у входа в дом. Карулл снял апартаменты в хорошем квартале. Друг, теперь ставший офицером высокого ранга, крепко прижал к себе Криспина, и Криспин ответил ему тем же. Он понимал, что и он, и Карулл не совсем трезвы. Когда он нагнулся к Касии, то почувствовал нечто новое и почти неуловимое, а потом испытал шок, когда понял, что это: запах духов, тех самых, которые разрешены только императрице и танцовщице.
Касия увидела в темноте выражение его лица. Они стояли очень близко.
— Она сказала, что это последний подарок, — застенчиво шепнула Касия.
Он способен это понять. Это в духе Ширин. Касия на эту ночь уподобится особе царской крови. Теперь его окатила волна нежности к этой девушке.
— Да благоволит к тебе Джад, а твои боги защищают тебя, — горячо прошептал он. — Ты спаслась из могилы не для печали.
Он не мог знать, правда ли это, но он хотел этого. Она прикусила губу, глядя на него снизу вверх, но ничего не ответила. Криспин отступил назад. Пардос и Варгос стояли рядом. Похолодало.
Он остановился рядом с Ширин и приподнял брови.
— Рискованный подарок? — спросил он. Она поняла, о чем он говорит.
— Всего на одну ночь, — тихо ответила она. — В спальне первой брачной ночи. Пусть она будет императрицей. Пусть он обнимает императрицу.
«А те, кто обнимает тебя, тоже обнимают императрицу?» — внезапно подумал он, но не произнес вслух. Но, должно быть, эта мысль отразилась на его лице, так как Ширин резко отвела взгляд, не зная, что ответить. Он подошел к Пардосу. Они смотрели, как новобрачные стоят на пороге своего дома под градом шуток и приветственных возгласов.
— Пошли, — сказал Криспин.
— Погоди! — произнесла птица. Он оглянулся. Ширин, накинувшая плащ с капюшоном, в темноте снова подошла к нему и положила на его локоть руку. И попросила так, чтобы окружающие слышали:
— Я хочу попросить тебя о последней услуге. Не проводишь до дома одного моего дорогого друга? Он слегка… не в форме, а отвлекать солдат от праздника сейчас будет несправедливо.
Криспин посмотрел поверх ее головы. Неуверенно покачиваясь, с широкой, совершенно не свойственной ему улыбкой на лице, с остекленевшими глазами, словно изображение на иконе из эмали какого-то святого, стоял Пертений Евбульский.
— Конечно! — ровным голосом ответил Криспин. Ширин улыбнулась. К ней очень быстро вернулось самообладание. Она была актрисой, танцовщицей, прошла хорошую школу.
— Она говорит, что ты не должен пользоваться жалким состоянием этого человека и сексуально домогаться его. — Даже эта проклятая птица опять насмехается над ним. Криспин заскрипел зубами и ничего не ответил. Карулл и Касия скрылись в доме под последние непристойные выкрики музыкантов и солдат.
— Нет-нет-нет! — произнес секретарь, слишком быстро шагнув из-за спины Ширин. — Дорогая моя! Я в полном порядке, в полном! Собственно говоря, я… я сам провожу тебя домой! Почту за честь!
Варгосу, оказавшемуся ближе всех, удалось подхватить секретаря, раньше чем тот упал, демонстрируя свое отличное состояние.
Криспин вздохнул. Этому парню действительно нужен провожатый, и Ширин права насчет солдат, которые все пьяны не меньше секретаря и громко заявляют о намерении продолжить праздник в честь новоявленного килиарха сарантийской армии.
Он отослал Варгоса с Пардосом назад в свой дом и двинулся — по необходимости медленно — вместе с секретарем к жилищу Пертения, находящемуся рядом с городской резиденцией стратига. Ему не нужно было показывать дорогу: кроме отданного в его распоряжение целого крыла в одном из дворцов Императорского квартала, Леонт владел одним из самых больших особняков в Сарантии. Он случайно оказался недалеко от дома самого Криспина, и отсюда дорога к нему поднималась вверх по холму. Ширин, конечно, об этом знала. Ему пришло в голову, что она действительно одержала верх во всех их сегодняшних стычках. Вероятно, его это должно было раздражать сильнее. Но он все еще был растроган ее поступком с духами.
Держа в руке факел, он оглянулся через плечо и убедился, что танцовщица Зеленых не испытывает недостатка в желающих проводить ее до дома, находящегося совсем рядом.
Было холодно. Он, конечно, не догадался прихватить плащ, так как безумно спешил переодеться и вовремя успеть на свадьбу.
— Проклятый Джад! — тихо выругался он. Пертений хихикнул и чуть не упал.
— Проклятый! — согласился он, снова хихикнул, словно поражаясь самому себе. Криспин фыркнул; обычно владеющие собой люди становятся забавными в пьяном виде.
Он придержал секретаря за локоть. Они шли вперед, как кузены, как братья, в белых одеждах под белой луной. Иногда краем глаза Криспин замечал, как на улице мелькают и исчезают язычки пламени. Ночью в Сарантии их всегда видят; никто даже не говорит о них, прожив в Городе какое-то время.
Немного позже, когда они прошли мимо задней стены Святилища и свернули на широкую улицу, которая должна была привести их к дому секретаря, они увидели перед собой роскошные носилки с задернутыми занавесками. Тем не менее они оба знали, где находятся и кто почти наверняка сидит внутри.
Но оба ничего не сказали, только Пертений вдруг глубоко вдохнул холодный ночной воздух, расправил плечи и прошел самостоятельно несколько шагов с преувеличенной торжественностью. Но потом опять споткнулся и принял поддерживающую руку Криспина. Они миновали часового городской префектуры и серьезно кивнули ему, два подвыпивших человека, оказавшихся на улице позднее, чем требовала безопасность, но хорошо одетых, как и подобает в этом квартале. Они увидели, как впереди носилки внесли в залитый светом факелов двор, ворота которого распахнули слуги, а потом быстро закрыли.
Голубая луна теперь поднялась над домами в виде полумесяца. Слабая белая огненная линия пробежала поперек переулка в том месте, где он встретился с более широкой улицей, а потом исчезла.
— Ты должен зайти! — сказал Пертений Евбульский, когда они миновали массивный каменный дом и закрытые ворота, куда впустили носилки, и подошли к его двери. — Это случай поговорить. Вдали от уличной толпы, от солдат. От актеров. Невежественный сброд.
— О нет, — возразил Криспин. Ему удалось улыбнуться. Было нечто жалкое и смешное в этом человеке, который говорил таким тоном в его теперешнем состоянии. — Нам обоим нужно поспать, друг. — Он тоже чувствовал влияние вина и других вещей. Неспокойная весна. Ночь. Свадьба. Присутствие прошлого. Не с этим человеком ему хотелось бы побыть сейчас. Он не знал, с каким именно.
— Должен! — настаивал секретарь. — Поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82