Один всадник, желая повернуть, неистово дёрнул поводья своей лошади. Она присела на задние ноги. Мелингар поднялся во весь рост, его передние копыта колотили по воздуху, хлестали и топтали всадника, упавшего на землю. Мелингар закружился над ним, вминая скрюченную фигурку в глину.
Остальные три воина шарахнулись от бешеного коня. Около вяза звенел и лязгал стремительный клинок Гвидиона. Его ноги будто вросли в землю. Теснившие его всадники не могли сдвинуть с места неустрашимого принца. Глаза его сверкали страшным светом ярости.
— Продержись ещё немного! — прокричал он Тарену.
Меч его вспыхивал молнией. Нападавшие воины заколебались. Невдалеке послышался цокот копыт. И когда последние двое нападавших готовы были пуститься наутёк, на краю поля показались двое других. Они круто остановили коней, спешились и кинулись в самую гущу битвы. Их лица были мертвенно-бледными, а неподвижные глаза тускло светились одновременно равнодушием и злобой. Тяжёлые бронзовые обручи охватывали их талии, и с этих подобий поясов свисали чёрные плети. Бронзовые нагрудные пластины были усеяны острыми шипами. Ни шлемов, ни щитов они не носили. Рты их растянулись в застывшем отвратительном оскале, напоминавшем мёртвую улыбку черепа.
Меч Гвидиона блеснул в последний раз.
— Убегай! — крикнул он Тарену. — Это Дети Котла! Седлай Мелингара и скачи отсюда!
Тарен ещё плотнее прижался к тёплому стволу вяза и поднял свой нож. В следующее мгновение перед ним выросли Дети Котла.
Страх чёрными крыльями окутал Тарена. И не мертвенно-бледные лица ужасных воинов, не застывшие безжизненные глаза их, а призрачное молчание, беззвучный оскал ледяных губ наполнили ужасом его душу. Немые люди выхватили мечи. Металл заскрежетал о металл. Безжалостные воины наносили удар за ударом. Клинок Гвидиона вдруг вонзился прямо в сердце одного из нападавших. Бледный воин не издал ни звука. Ни капли крови не выкатилось из раны. Он лишь передёрнулся и с таким же застывшим лицом вновь бросился в бой.
Гвидион стоял как одинокий загнанный волк. Глаза его сверкали зелёным огнём, сжатые зубы влажно поблёскивали. Мечи Детей Котла молотили по его мелькающему клинку. Тарен кинулся на одного из бледных воинов. Но неуловимый взмах меча, и из его окровавленной руки выпал охотничий нож.
По шее Гвидиона струилась кровь. Бледные воины усилили натиск.
Принц набычился и, издав громкий клич, ринулся вперёд; в отчаянном прыжке Гвидион ударился грудь в грудь с нападавшим и упал на одно колено. Он ещё продолжал наносить удары, но быстро слабел. Меч выпал из его рук. Дети Котла отбросили своё оружие и схватили его. Они швырнули принца на землю лицом, заломили руки назад и крепко связали.
Тут появились ещё два воина. Один схватил Тарена за шиворот. Юношу кинули на спину Мелингару и накрепко привязали к седлу. Он теперь лежал поперёк спины лошади бок о бок со связанным Гвидионом.
— Ты сильно ранен? — спросил Гвидион, пытаясь поднять голову.
— Нет, — сказал Тарен, — твоя рана серьёзнее.
— Не рана меня беспокоит, — горько вздохнул Гвидион. — Были и похуже, но я выжил. Почему ты не убежал, как я приказывал? Я знал, что не одолеть нам Детей Котла, но я мог их задержать, пока ты не скроешься. Впрочем, ты бился неплохо, Тарен из Каер Даллбен.
— Ты больше, чем великий воин, — прошептал Тарен. — Я помню, как ты плёл сеть из травы до того, как мы переплыли Аврен. Но в твоих руках это, как я видел, стало не просто травой. Почему ты не открылся мне?
— Я тот, кто я есть. А пучки травы — да, ты прав, — это немного больше, чем просто умение. Этому меня научил Даллбен.
— Значит, ты тоже чародей?
— Я же сказал, я тот, кто я есть. Но обладаю и ещё кое-чем. Но, как видишь, сегодня этого было мало, чтобы защитить моего смелого товарища.
Один из Детей Котла пришпорил своего коня, вплотную подъехал к Мелингару и, выхватив кнут, со всего маху хлестнул одного и другого пленника.
— Молчи, — шепнул Гвидион. — Они убьют тебя. Если мы никогда больше не увидимся, прощай.
Отряд долго ехал без остановки. Перейдя вброд мелководную реку Истрад, кони Детей Котла сжали Мелингара с обоих боков. Тарен не раз пытался заговорить с Гвидионом, но жгучие удары хлыста заставляли его замолчать. В горле у Тарена пересохло, голова кружилась, накатывали волны тошноты. Он уже не понимал, сколько времени они едут, потому что ежеминутно впадал в беспамятство, в лихорадочный сон. Солнце стояло всё ещё высоко. Ему померещился силуэт высокой, серой крепости, стоящей на холме. Или это было наяву?
Копыта Мелингара застучали по камням. Тарен увидел мостовую. Он поднял голову и догадался, что они въехали во двор крепости. Грубые руки стащили его со спины Мелингара и поволокли, обессиленного и спотыкающегося, в сводчатый коридор. Гвидион, поддерживаемый под руки, еле передвигал ноги. Тарен попытался присоединиться к своему другу, но хлыст Детей Котла свалил его на колени. Стражники заставили его подняться и толкнули вперёд.
Наконец пленников ввели в просторный зал. Вдоль ярко-алых стен полыхали факелы. День был ещё в разгаре, но здесь, в огромном зале без окон, стоял мрак, веял холод и ночная сырость сквозила по каменным плитам пола. В дальнем конце зала на троне, вырезанном из чёрного дерева, сидела женщина. Её длинные волосы отливали серебром в сочном свете факелов. Лицо её было молодым и красивым. Но мертвенно-бледная кожа казалась ещё бледнее из-за тёмно-красного платья. Шею её окружало тяжёлое ожерелье из драгоценных камней, запястья обеих рук охватывали украшенные камнями браслеты, а крупные кольца тускло мерцали в свете факелов. Меч Гвидиона лежал у её ног.
Женщина резко поднялась.
— Позор моему дому! — вскричала она. — Раны этих людей свежи и не перевязаны! Кто-то мне ответит за это! — Она подошла к Тарену. — А этот юноша еле стоит на ногах. Принесите еды, вина и бальзам для ран! — Она громко хлопнула в ладоши и обратилась уже напрямую к Тарену, глядя на него с жалостью. — Бедный мальчик, тебя мучат твои раны.
Женщина протянула свою лёгкую бледную руку и нежно коснулась его окровавленного плеча. Под её пальцами боль утихла, и приятное, мягкое тепло разлилось по всему телу. Всё его существо охватило согревающее чувство покоя, словно нахльшувшее из давно забытых дней, когда в Каер Даллбен его укладывали в тёплую кроватку и сонный летний полдень смыкал глаза.
— Как вы попали в наши места? — донёсся до него мелодичный голос.
— Мы переплыли Великую Аврен, — начал Тарен. — Понимаете, произошло…
— Молчи! — Голос Гвидиона зазвенел в его ушах. — Это Ачрен! Она коварна и готовит нам ловушку.
Тарен осёкся. Несколько мгновений он ошарашенно смотрел на ласковую женщину и никак не мог поверить, что за этой красотой и нежностью прячется зло, о котором его не раз предупреждали. Может, Гвидион заблуждается? Тем не менее он плотно сжал губы и умолк.
Женщина удивлённо повернулась к Гвидиону.
— Не очень-то вежливо так говорить обо мне. Ты ранен, и это извиняет тебя. Но не надо быть таким злым. Кто ты?
Глаза Гвидиона сверкнули.
— Ты знаешь меня так же хорошо, как я тебя, Ачрен! — Это имя он словно бы выплюнул сквозь кровоточащие губы.
— Я слышала, что лорд Гвидион путешествует по моей земле. Однако…
— Однако ты прекрасно знаешь и то, что Аровн послал своих воинов убить нас! — вскричал Гвидион. — И они здесь, в твоём замке! Может быть, ты этого не знаешь?
— Аровн послал воинов найти, а не убить вас, — спокойно сказала Ачрен. — Но ты, конечно, не веришь мне. Теперь, увидев тебя, я рада, что такой благородный человек не истёк кровью где-нибудь в канаве. А нам есть о чём поговорить. Думаю, что и не без пользы для тебя.
— Прежде прикажи развязать меня и верни мой меч, — ответил Гвидион.
— Ты ставишь условия? — мягко спросила Ачрен. — Кажется, ты что-то недопонял. Я предлагаю тебе большее, чем свободу и меч. Твою жизнь, лорд Гвидион.
— В обмен на что?
— Поначалу я хотела к твоей жизни добавить и вторую, — Ачрен повернула голову к Тарену и оглядела его, — но я вижу, что это пустяковая, ничего не стоящая жизнь. Нет, я предлагаю другую сделку. Ты ещё не знаешь меня по-настоящему, Гвидион. У тебя нет будущего за этими стенами. Только здесь я могу обещать тебе…
— Твои отравленные обещания пахнут Аннувином! — бросил ей в лицо Гвидион. — Я презираю их! Ты ошибаешься, я вижу тебя насквозь!
Лицо Ачрен стало мертвенно-бледным. Губы её скривились. Она зашипела, как разгневанная кошка, неуловимым движением выкинули вперёд руку, и её кроваво-красные ногти разодрали щёку Гвидиона. В следующее мгновение королева выхватила из ножен меч Гвидиона и, держа его обеими руками, сделала выпад. Острие меча замерло на волосок от горла пленника. Гвидион не шелохнулся. Голова его была по-прежнему гордо поднята, глаза сверкали презрением.
— Нет, — взвизгнула Ачрен, — я не убью тебя! Ты сам падёшь к моим ногам и станешь умолять вернуть тебе меч и пощадить! Ты презираешь меня? Ты не веришь моим обещаниям? Так одно из них я сдержу!
Ачрен подняла меч над головой и с силой грохнула им о каменный пол. Брызнули искры. Клинок тихо зазвенел, но не сломался.
С яростным воплем она отшвырнула меч. Он заскользил по полу. Ачрен тигрицей метнулась за ним и снова схватила, сжав в ладонях острый клинок в безумном порыве гнева. Ладони её мгновенно заалели кровью. Губы её кривились в змеином изгибе, глаза запали. Удар грома сотряс весь дворец, багровый свет озарил стены, и меч раскололся на куски.
— Вот так я и тебя сломаю! — пронзительно завопила Ачрен.
Она протянула руку к стоявшим поодаль Детям Котла, что-то приказала им на незнакомом гортанном языке.
Бледные воины шагнули вперёд, схватили Тарена и Гвидиона и поволокли их из зала. В тёмном коридоре Тарен попытался вырваться, метнулся к Гвидиону. Но один из воинов наотмашь ударил его по голове рукояткой кнута.
Глава шестая
ЭЙЛОНВИ
Тарен очнулся на подстилке из грязной гнилой соломы, которая пахла так, будто на ней спал Гурджи и все его родичи и предки разом. Над его головой светился бледный квадрат зарешечённого окна. Слабый солнечный луч упирался в грубый влажный камень стены. Мелкие квадратики света лежали на полу. Но мертвенный, тусклый свет этот лишь подчёркивал мрачную полутьму камеры с тяжёлым нависающим и давящим потолком. Когда глаза Тарена привыкли к этому жёлтому сумраку, он различил низкую, обитую гвоздями дверь с узкой щелью у самого пола. Вся камера была не больше трёх шагов в поперечнике.
Голова раскалывалась от мучительной боли. Руки, стянутые за спиной крепким ремнём, опухли и ныли. Тарен лежал на вонючей подстилке и пытался вспомнить, что с ним произошло. Он не смел даже предположить, какая судьба постигла Гвидиона. После того как бледный воин ударил его рукояткой кнута, сознание возвращалось к Тарену лишь на отдельные мгновения, и перед ним мелькали разрозненные клочки воспоминаний. В следующий момент он снова проваливался в тошнотворную кружащуюся тьму. Он неясно видел себя то бессильно висящим на плече охранника, то мелькал перед глазами бесконечный ряд железных дверей в тёмном коридоре, то смутно слышал голос Гвидиона. Друг что-то кричал ему, от чего-то предостерегал, но ни слова не мог вспомнить Тарен. А может быть, это была лишь часть его ночного кошмара? Он мог только догадываться, что Гвидиона бросили в другую подземную темницу. И значит, он жив? Тарен надеялся и страстно желал этого. Но не мог стереть из памяти мертвенно-бледное лицо Ачрен, её пронзительный визг и понимал, что эта кровожадная тигрица в ярости могла приказать убить Гвидиона.
И всё же у него были причины надеяться, что его товарищ и спутник жив. Ачрен ведь сразу могла проткнуть его мечом, как только он бесстрашно отверг все посулы и обещания. Но что-то ведь удержало её! Вероятнее всего, она оставила пока Гвидиона в живых, отложила его смерть. Он ей нужен. Но мысль о том, что гордый рыцарь распростёрт на такой же гадкой соломе, беспомощный и окровавленный, мучила Тарена, наполняла тоской его сердце. Он сжал зубы и почувствовал, как эта мучительная тоска переплавляется в ярость. Шатаясь, он встал, сделал два шага до двери, ударил по ней ногой и затем стал бешено колотить, биться о неё всем телом. Все оставшиеся силы он вложил в этот яростный порыв. Ноги его подкосились, и Тарен в отчаянии опустился на холодный и влажный земляной пол, упёршись лбом в дубовую доску двери. Через несколько мгновений он снова поднялся и опять заколотил ногами, плечом, грудью по двери, по каменным стенам, уже ничего не разбирая, не понимая. Он бился в узком пространстве камеры, как раненый загнанный зверёк. Тарен надеялся, что кто-нибудь услышит его, откликнется. Но лишь глухой звук ударов его тела разносился по камере. Слишком толсты и непроницаемы были её стены, чтобы слабые толчки достигли чьих-то ушей снаружи.
Сознание его снова помутилось. Вдруг полузакрытые глаза резанула вспышка света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Остальные три воина шарахнулись от бешеного коня. Около вяза звенел и лязгал стремительный клинок Гвидиона. Его ноги будто вросли в землю. Теснившие его всадники не могли сдвинуть с места неустрашимого принца. Глаза его сверкали страшным светом ярости.
— Продержись ещё немного! — прокричал он Тарену.
Меч его вспыхивал молнией. Нападавшие воины заколебались. Невдалеке послышался цокот копыт. И когда последние двое нападавших готовы были пуститься наутёк, на краю поля показались двое других. Они круто остановили коней, спешились и кинулись в самую гущу битвы. Их лица были мертвенно-бледными, а неподвижные глаза тускло светились одновременно равнодушием и злобой. Тяжёлые бронзовые обручи охватывали их талии, и с этих подобий поясов свисали чёрные плети. Бронзовые нагрудные пластины были усеяны острыми шипами. Ни шлемов, ни щитов они не носили. Рты их растянулись в застывшем отвратительном оскале, напоминавшем мёртвую улыбку черепа.
Меч Гвидиона блеснул в последний раз.
— Убегай! — крикнул он Тарену. — Это Дети Котла! Седлай Мелингара и скачи отсюда!
Тарен ещё плотнее прижался к тёплому стволу вяза и поднял свой нож. В следующее мгновение перед ним выросли Дети Котла.
Страх чёрными крыльями окутал Тарена. И не мертвенно-бледные лица ужасных воинов, не застывшие безжизненные глаза их, а призрачное молчание, беззвучный оскал ледяных губ наполнили ужасом его душу. Немые люди выхватили мечи. Металл заскрежетал о металл. Безжалостные воины наносили удар за ударом. Клинок Гвидиона вдруг вонзился прямо в сердце одного из нападавших. Бледный воин не издал ни звука. Ни капли крови не выкатилось из раны. Он лишь передёрнулся и с таким же застывшим лицом вновь бросился в бой.
Гвидион стоял как одинокий загнанный волк. Глаза его сверкали зелёным огнём, сжатые зубы влажно поблёскивали. Мечи Детей Котла молотили по его мелькающему клинку. Тарен кинулся на одного из бледных воинов. Но неуловимый взмах меча, и из его окровавленной руки выпал охотничий нож.
По шее Гвидиона струилась кровь. Бледные воины усилили натиск.
Принц набычился и, издав громкий клич, ринулся вперёд; в отчаянном прыжке Гвидион ударился грудь в грудь с нападавшим и упал на одно колено. Он ещё продолжал наносить удары, но быстро слабел. Меч выпал из его рук. Дети Котла отбросили своё оружие и схватили его. Они швырнули принца на землю лицом, заломили руки назад и крепко связали.
Тут появились ещё два воина. Один схватил Тарена за шиворот. Юношу кинули на спину Мелингару и накрепко привязали к седлу. Он теперь лежал поперёк спины лошади бок о бок со связанным Гвидионом.
— Ты сильно ранен? — спросил Гвидион, пытаясь поднять голову.
— Нет, — сказал Тарен, — твоя рана серьёзнее.
— Не рана меня беспокоит, — горько вздохнул Гвидион. — Были и похуже, но я выжил. Почему ты не убежал, как я приказывал? Я знал, что не одолеть нам Детей Котла, но я мог их задержать, пока ты не скроешься. Впрочем, ты бился неплохо, Тарен из Каер Даллбен.
— Ты больше, чем великий воин, — прошептал Тарен. — Я помню, как ты плёл сеть из травы до того, как мы переплыли Аврен. Но в твоих руках это, как я видел, стало не просто травой. Почему ты не открылся мне?
— Я тот, кто я есть. А пучки травы — да, ты прав, — это немного больше, чем просто умение. Этому меня научил Даллбен.
— Значит, ты тоже чародей?
— Я же сказал, я тот, кто я есть. Но обладаю и ещё кое-чем. Но, как видишь, сегодня этого было мало, чтобы защитить моего смелого товарища.
Один из Детей Котла пришпорил своего коня, вплотную подъехал к Мелингару и, выхватив кнут, со всего маху хлестнул одного и другого пленника.
— Молчи, — шепнул Гвидион. — Они убьют тебя. Если мы никогда больше не увидимся, прощай.
Отряд долго ехал без остановки. Перейдя вброд мелководную реку Истрад, кони Детей Котла сжали Мелингара с обоих боков. Тарен не раз пытался заговорить с Гвидионом, но жгучие удары хлыста заставляли его замолчать. В горле у Тарена пересохло, голова кружилась, накатывали волны тошноты. Он уже не понимал, сколько времени они едут, потому что ежеминутно впадал в беспамятство, в лихорадочный сон. Солнце стояло всё ещё высоко. Ему померещился силуэт высокой, серой крепости, стоящей на холме. Или это было наяву?
Копыта Мелингара застучали по камням. Тарен увидел мостовую. Он поднял голову и догадался, что они въехали во двор крепости. Грубые руки стащили его со спины Мелингара и поволокли, обессиленного и спотыкающегося, в сводчатый коридор. Гвидион, поддерживаемый под руки, еле передвигал ноги. Тарен попытался присоединиться к своему другу, но хлыст Детей Котла свалил его на колени. Стражники заставили его подняться и толкнули вперёд.
Наконец пленников ввели в просторный зал. Вдоль ярко-алых стен полыхали факелы. День был ещё в разгаре, но здесь, в огромном зале без окон, стоял мрак, веял холод и ночная сырость сквозила по каменным плитам пола. В дальнем конце зала на троне, вырезанном из чёрного дерева, сидела женщина. Её длинные волосы отливали серебром в сочном свете факелов. Лицо её было молодым и красивым. Но мертвенно-бледная кожа казалась ещё бледнее из-за тёмно-красного платья. Шею её окружало тяжёлое ожерелье из драгоценных камней, запястья обеих рук охватывали украшенные камнями браслеты, а крупные кольца тускло мерцали в свете факелов. Меч Гвидиона лежал у её ног.
Женщина резко поднялась.
— Позор моему дому! — вскричала она. — Раны этих людей свежи и не перевязаны! Кто-то мне ответит за это! — Она подошла к Тарену. — А этот юноша еле стоит на ногах. Принесите еды, вина и бальзам для ран! — Она громко хлопнула в ладоши и обратилась уже напрямую к Тарену, глядя на него с жалостью. — Бедный мальчик, тебя мучат твои раны.
Женщина протянула свою лёгкую бледную руку и нежно коснулась его окровавленного плеча. Под её пальцами боль утихла, и приятное, мягкое тепло разлилось по всему телу. Всё его существо охватило согревающее чувство покоя, словно нахльшувшее из давно забытых дней, когда в Каер Даллбен его укладывали в тёплую кроватку и сонный летний полдень смыкал глаза.
— Как вы попали в наши места? — донёсся до него мелодичный голос.
— Мы переплыли Великую Аврен, — начал Тарен. — Понимаете, произошло…
— Молчи! — Голос Гвидиона зазвенел в его ушах. — Это Ачрен! Она коварна и готовит нам ловушку.
Тарен осёкся. Несколько мгновений он ошарашенно смотрел на ласковую женщину и никак не мог поверить, что за этой красотой и нежностью прячется зло, о котором его не раз предупреждали. Может, Гвидион заблуждается? Тем не менее он плотно сжал губы и умолк.
Женщина удивлённо повернулась к Гвидиону.
— Не очень-то вежливо так говорить обо мне. Ты ранен, и это извиняет тебя. Но не надо быть таким злым. Кто ты?
Глаза Гвидиона сверкнули.
— Ты знаешь меня так же хорошо, как я тебя, Ачрен! — Это имя он словно бы выплюнул сквозь кровоточащие губы.
— Я слышала, что лорд Гвидион путешествует по моей земле. Однако…
— Однако ты прекрасно знаешь и то, что Аровн послал своих воинов убить нас! — вскричал Гвидион. — И они здесь, в твоём замке! Может быть, ты этого не знаешь?
— Аровн послал воинов найти, а не убить вас, — спокойно сказала Ачрен. — Но ты, конечно, не веришь мне. Теперь, увидев тебя, я рада, что такой благородный человек не истёк кровью где-нибудь в канаве. А нам есть о чём поговорить. Думаю, что и не без пользы для тебя.
— Прежде прикажи развязать меня и верни мой меч, — ответил Гвидион.
— Ты ставишь условия? — мягко спросила Ачрен. — Кажется, ты что-то недопонял. Я предлагаю тебе большее, чем свободу и меч. Твою жизнь, лорд Гвидион.
— В обмен на что?
— Поначалу я хотела к твоей жизни добавить и вторую, — Ачрен повернула голову к Тарену и оглядела его, — но я вижу, что это пустяковая, ничего не стоящая жизнь. Нет, я предлагаю другую сделку. Ты ещё не знаешь меня по-настоящему, Гвидион. У тебя нет будущего за этими стенами. Только здесь я могу обещать тебе…
— Твои отравленные обещания пахнут Аннувином! — бросил ей в лицо Гвидион. — Я презираю их! Ты ошибаешься, я вижу тебя насквозь!
Лицо Ачрен стало мертвенно-бледным. Губы её скривились. Она зашипела, как разгневанная кошка, неуловимым движением выкинули вперёд руку, и её кроваво-красные ногти разодрали щёку Гвидиона. В следующее мгновение королева выхватила из ножен меч Гвидиона и, держа его обеими руками, сделала выпад. Острие меча замерло на волосок от горла пленника. Гвидион не шелохнулся. Голова его была по-прежнему гордо поднята, глаза сверкали презрением.
— Нет, — взвизгнула Ачрен, — я не убью тебя! Ты сам падёшь к моим ногам и станешь умолять вернуть тебе меч и пощадить! Ты презираешь меня? Ты не веришь моим обещаниям? Так одно из них я сдержу!
Ачрен подняла меч над головой и с силой грохнула им о каменный пол. Брызнули искры. Клинок тихо зазвенел, но не сломался.
С яростным воплем она отшвырнула меч. Он заскользил по полу. Ачрен тигрицей метнулась за ним и снова схватила, сжав в ладонях острый клинок в безумном порыве гнева. Ладони её мгновенно заалели кровью. Губы её кривились в змеином изгибе, глаза запали. Удар грома сотряс весь дворец, багровый свет озарил стены, и меч раскололся на куски.
— Вот так я и тебя сломаю! — пронзительно завопила Ачрен.
Она протянула руку к стоявшим поодаль Детям Котла, что-то приказала им на незнакомом гортанном языке.
Бледные воины шагнули вперёд, схватили Тарена и Гвидиона и поволокли их из зала. В тёмном коридоре Тарен попытался вырваться, метнулся к Гвидиону. Но один из воинов наотмашь ударил его по голове рукояткой кнута.
Глава шестая
ЭЙЛОНВИ
Тарен очнулся на подстилке из грязной гнилой соломы, которая пахла так, будто на ней спал Гурджи и все его родичи и предки разом. Над его головой светился бледный квадрат зарешечённого окна. Слабый солнечный луч упирался в грубый влажный камень стены. Мелкие квадратики света лежали на полу. Но мертвенный, тусклый свет этот лишь подчёркивал мрачную полутьму камеры с тяжёлым нависающим и давящим потолком. Когда глаза Тарена привыкли к этому жёлтому сумраку, он различил низкую, обитую гвоздями дверь с узкой щелью у самого пола. Вся камера была не больше трёх шагов в поперечнике.
Голова раскалывалась от мучительной боли. Руки, стянутые за спиной крепким ремнём, опухли и ныли. Тарен лежал на вонючей подстилке и пытался вспомнить, что с ним произошло. Он не смел даже предположить, какая судьба постигла Гвидиона. После того как бледный воин ударил его рукояткой кнута, сознание возвращалось к Тарену лишь на отдельные мгновения, и перед ним мелькали разрозненные клочки воспоминаний. В следующий момент он снова проваливался в тошнотворную кружащуюся тьму. Он неясно видел себя то бессильно висящим на плече охранника, то мелькал перед глазами бесконечный ряд железных дверей в тёмном коридоре, то смутно слышал голос Гвидиона. Друг что-то кричал ему, от чего-то предостерегал, но ни слова не мог вспомнить Тарен. А может быть, это была лишь часть его ночного кошмара? Он мог только догадываться, что Гвидиона бросили в другую подземную темницу. И значит, он жив? Тарен надеялся и страстно желал этого. Но не мог стереть из памяти мертвенно-бледное лицо Ачрен, её пронзительный визг и понимал, что эта кровожадная тигрица в ярости могла приказать убить Гвидиона.
И всё же у него были причины надеяться, что его товарищ и спутник жив. Ачрен ведь сразу могла проткнуть его мечом, как только он бесстрашно отверг все посулы и обещания. Но что-то ведь удержало её! Вероятнее всего, она оставила пока Гвидиона в живых, отложила его смерть. Он ей нужен. Но мысль о том, что гордый рыцарь распростёрт на такой же гадкой соломе, беспомощный и окровавленный, мучила Тарена, наполняла тоской его сердце. Он сжал зубы и почувствовал, как эта мучительная тоска переплавляется в ярость. Шатаясь, он встал, сделал два шага до двери, ударил по ней ногой и затем стал бешено колотить, биться о неё всем телом. Все оставшиеся силы он вложил в этот яростный порыв. Ноги его подкосились, и Тарен в отчаянии опустился на холодный и влажный земляной пол, упёршись лбом в дубовую доску двери. Через несколько мгновений он снова поднялся и опять заколотил ногами, плечом, грудью по двери, по каменным стенам, уже ничего не разбирая, не понимая. Он бился в узком пространстве камеры, как раненый загнанный зверёк. Тарен надеялся, что кто-нибудь услышит его, откликнется. Но лишь глухой звук ударов его тела разносился по камере. Слишком толсты и непроницаемы были её стены, чтобы слабые толчки достигли чьих-то ушей снаружи.
Сознание его снова помутилось. Вдруг полузакрытые глаза резанула вспышка света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23