Она попыталась отыскать вырытую прошлой ночью могилу, но, как ни всматривалась, не нашла и следа, а искать огонек сердца на кладбище бесполезно, так что и здесь ей не было помощи. Хотя Элвин сразу отыщет ту могилку — в этом она не сомневалась. Прибыв в Хатрак, первым делом он отправится на кладбище, потому что там похоронен его старший брат, юноша по имени Вигор, которого унесла река Хатрак и который пожертвовал жизнью, чтобы спасти мать за час до того, как она родила своего седьмого сына. И Вигор держался, цеплялся за жизнь, как река ни тянула его за собой, он держался до последнего, чтобы Элвин, появившись на свет, стал седьмым живым сыном. Пегги собственными глазами видела, как огонь сердца Вигора мигнул и погас сразу после того, как родился ребенок. Элвин, должно быть, слышал эту историю тысячу раз. Поэтому он прямиком отправится на кладбище, там он сможет заглянуть в землю и найти, что спрятано под ней. Он обнаружит таинственную могилу, на которой не стоит никакого имени и в которой покоится недавно умершее тело.
Пегги взяла шкатулку с сорочкой и сунула в котомку вместе с запасным платьем, нижней юбкой и еще не прочитанными книгами, которые недавно привез Уитли Лекаринг. То, что Пегги не хотела встречаться с Элвином, вовсе не означало, что она бросит мальчика на произвол судьбы. Сегодня ночью она снова дотронется до сорочки, может, не ночью, но утром точно, проникнет в его память и при помощи его чувств отыщет могилку безымянной чернокожей девочки.
Собрав небогатый скарб, она спустилась по лестнице.
Мама вытащила детскую кроватку на кухню и что-то напевала малышу, замешивая тесто и одновременно раскачивая ногой колыбельку, хотя Артур Стюарт крепко спал. Пегги оставила котомку за дверью, вошла в кухню и коснулась маминого плеча. Где-то в душе она надеялась, что мама будет ужасно терзаться и горевать, когда обнаружит, что Пегги сбежала из дому. Но это было не так. Ну да, сначала она, конечно, распалится, но потом, поуспокоившись, будет скучать по Пегги меньше, чем сама считает. Ее целиком и полностью поглотит забота о малыше, которая скроет беспокойство о дочери. Кроме того, мама знала, что Пегги сама может позаботиться о себе. Мама понимала, что Пегги водить за ручку не надо. Тогда как Артур Стюарт очень нуждался в своей новой маме.
Пегги не в первый раз видела в матери подобные чувства, поэтому нисколько не обиделась. Это был раз, наверное, сотый, так что она немножко попривыкла к такому равнодушию; она не обращала внимания на внешнюю сторону и смотрела прямо на причину, скрывающуюся за ней. Она любила маму за то, что та была намного лучше, чем большинство остальных людей, и прощала ей, что она больше не любит свою дочь.
— Я люблю тебя, мам, — прошептала Пегги.
— Я тоже люблю тебя, малышка, — ответила мама. Она даже не подняла глаз, даже не догадалась, что у Пегги на уме.
Папа спал. Всю ночь ему пришлось копать могилу, а ведь потом, положив туда тело девочки, он еще засыпал ее землей.
Пегги написала записку. Обычно она старалась писать правильно, вставляя множество лишних букв, так, как обычно пишут в книжках, но на этот раз нужно было, чтобы папа сам смог прочитать ее послание. Это означало, что писать надо было так, чтобы буквы четко складывались в звуки, если читать записку вслух.
«Я люблю вас папа и мама но мне нужно ухадить я знаю это очень плоха оставлять Хатрак без светлячка но я была сдесь светлячком шеснадцать лет. Я видила будущие и знаю што у меня будит все в парятке так што не беспокойтесь за меня».
Она вышла из двери гостиницы и остановилась на дороге. Не прошло и десяти минут, как появился доктор Уитли Лекаринг в своей коляске, направляющийся в далекую Филадельфию.
— Надеюсь, ты ждешь меня на дороге не затем, чтобы отдать Мильтона, которого я недавно дал тебе почитать? — улыбнулся Уитли Лекаринг.
Она улыбнулась в ответ и покачала головой:
— Нет, сэр, я просто хотела попросить вас подкинуть меня до Дикэйна. Хочу навестить одного человека, которого знавал мой отец, так что, если вы не возражаете против компании, я бы не стала тратить деньги зря и нанимать повозку.
Уитли Лекаринг на секунду засомневался. Но Пегги и так знала, что он возьмет ее с собой и не спросит ничего у родителей. Он относился к тому типу мужчин, которые считают, что девочка ничем не отличается от мальчика и может сама за себя постоять; кроме того, Пегги нравилась ему, он считал ее вроде своей племянницы. И помнил, что Пегги никогда не лжет, а значит, и у родителей разрешения спрашивать не надо.
Да она и не солгала ему, сказала чистую правду, как поступала всегда, когда говорила не все, что ей известно. Женщина, с которой у отца когда-то была любовь, женщина, которая до сих пор являлась ему во снах и мучила его, жила в Дикэйне — несколько лет назад она овдовела, но положенный период траура давно прошел, поэтому она не откажется от компаньонки. Пегги хорошо знала эту леди, поскольку давным-давно наблюдала за ней из Хатрака. «Когда я постучусь в двери ее дома, мне даже необязательно говорить, что я дочка Горация Гестера, — подумала Пегги. — Она и так меня примет, будет заботиться обо мне и помогать. Но, может быть, я все-таки скажу ей, кому прихожусь дочерью и каким образом узнала о ней. Я поведаю ей, что папа до сих пор с болью вспоминает те несколько дней любви, которые у них были».
Коляска, гремя колесами, перевалила через крытый мост, который одиннадцать лет назад, после того как река забрала старшего сына, построили отец Элвина и его братья. Под крышей моста свили гнезда разнообразные пташки. Их веселое, мелодичное чириканье громко отражалось от стен, так что у Пегги создалось впечатление, будто она очутилась в громадном оперном здании. В Камелоте, на юге, была опера. Может быть, в один прекрасный день она окажется там и услышит волшебные голоса певцов. Может, даже увидит самого короля, сидящего в ложе…
А может, и нет. Возможно, однажды Пегги удастся обнаружить тропку, которая приведет ее к исполнению этой маленькой и прекрасной мечты, но у нее будет слишком много других дел, ей некогда смотреть на всяких королей и слушать музыку австрийского двора в исполнении облаченных в кружева музыкантов из Вирджинии, играющих в камелотском оперном зале. Элвин куда важнее, чем эта напыщенность; ему обязательно нужно научиться владеть своей силой и понять, что с ней делать. И Пегги — часть жизни этого мальчика. Как-то незаметно она снова принялась мечтать об Элвине. А почему нет? Ведь ее мечты, как бы кратки и труднодоступны ни были, являлись отражением будущего, а для Пегги самым радостным и одновременно печальным будет тот день, когда она сможет коснуться этого юноши, который еще даже не мужчина, который ее никогда не видел.
Однако сейчас, сидя в коляске рядом с доктором Уитли Лекарингом, усилием воли она прогнала эти мысли, эти видения. «Что будет, то будет, — подумала она. — Если я найду нужную тропку, то найду, а нет, так нет. Сейчас, по крайней мере, я свободна. Всю жизнь я присматривала за родным Хатраком и строила планы вокруг этого маленького мальчика. Но что, если я до конца жизни так и останусь свободной? Что, если найду другое будущее, в котором Элвина не будет? Ведь это наиболее вероятный исход. Дайте мне немножко времени, и я забуду о мечтах, которыми когда-то терзалась, отыщу хорошую, ровную дорогу к мирной старости; мне уже не придется мучиться, сопутствуя Элвину на его извилистом пути».
Гарцующие лошади тянули коляску так быстро, что ветер вовсю играл волосами Пегги. Она закрыла глаза и представила себе, что летит, представила себя беглянкой, впервые в жизни вдохнувшей свободу.
«Пускай он сам, без меня, ищет путь к величию. А я заживу счастливой жизнью подальше от него. Пускай какая-нибудь другая женщина займет место рядом с ним, купаясь в лучах его славы. Пусть другая плачет и рыдает на его могиле».
Глава 3
ЛОЖЬ
Прибыв в Хатрак, одиннадцатилетний Элвин сразу лишился половины имени. В Церкви Вигора, там, где Типпи-Каноэ впадает в Воббскую реку, не было человека, который бы не знал его отца, местного мельника Элвина Миллера. Так что его тезку, его седьмого сына, звали Элвин-младший. Однако в Хатраке и шести человек не наберется, которые встречались бы с его отцом. Так что имя Миллер и приставку «младший» можно было забыть. Он стал просто Элвином, но почему-то при звуке этого короткого имени у мальчика возникало ощущение, будто бы он лишился половины своей души.
В Хатрак он пришел пешком, преодолев сотни миль, которые пролегли меж реками Воббской и Гайо. Покинув родной дом, он захватил с собой лишь пару только что сшитых башмаков да небольшую котомку с продуктами и незатейливым скарбом. Не пройдя и пяти миль, Элвин наткнулся на бедную хижину и отдал все съестные припасы семье, жившей там. Спустя еще милю он повстречался с бедным семейством, держащим путь на запад, в новоосваиваемые земли у берегов реки Нойс. Этим людям он подарил тент и одеяло, а поскольку с ними путешествовал тринадцатилетний сын, как раз ростом с Элвина, он, не долго думая, всучил им свои новые башмаки, да еще и носки в придачу. Так что путь он продолжил в одежде, что была на нем, и пустой котомкой за плечами.
Конечно, эти люди отказывались от его подарков — лица у них были глупые-глупые, а глаза как плошки, — они беспокоились, что папа Элвина придет в ярость, узнав, что сын раздает направо-налево свои пожитки. Но Элвин уверил их, что эти вещи принадлежат ему, и только ему.
— А если я вдруг наткнусь на твоего папу с мушкетом в руках да огромной псиной рядом? — спросил один из бедняков.
— Не наткнетесь, сэр, — ответил юный Элвин. — Я ведь из Церкви Вигора, а тамошние поселенцы не особенно горят желанием встречаться с проезжими путниками.
Им понадобилось почти десять секунд, чтобы вспомнить, где они слышали имя Церкви Вигора раньше.
— Да ведь это те поселенцы, которые участвовали в бойне на Типпи-Каноэ, — сказали они. — Это те люди, на руках которых выступает кровь.
— Так что вы с ними не встретитесь, — кивнул Элвин.
— А это правда, что они заставляют каждого прохожего выслушать ужасную повесть о том, как они хладнокровно перебили множество краснокожих?
— Не сказал бы, чтобы они были так уж хладнокровны во время бойни, — ответил Элвин. — И эту повесть они рассказывают только тем, кто забредает в сам город. Поэтому спокойно проезжайте мимо, не тревожьте их. Перевалив через Воббскую реку, вы снова очутитесь на равнинах, где вас с радостью примут поселенцы. Это десятью милями дальше.
Они больше не стали спорить, даже не спросили, почему ему не приходится рассказывать о тех страшных событиях. Одного упоминания бойни на Типпи-Каноэ было достаточно, чтобы заставить замолчать самых говорливых — сразу наступало молчание, проникнутое святым, почтительным отношением, будто ты очутился в церкви. Потому что даже те бледнолицые, которые яро осуждали людей, проливших кровь краснокожих на Типпи-Каноэ, знали, что, оказавшись там, сделали бы то же самое и тогда бы это их руки истекали кровью, пока они не расскажут встречному незнакомцу об ужасном поступке, который когда-то совершили. Это осознание вины держало многих путников в стороне от Церкви Вигора и окрестных поселений в верховьях Воббской реки. Так что бедняки с благодарностью приняли башмаки и одеяла Элвина и двинулись дальше, радуясь, что теперь их от дождя будет закрывать надежная холстина, а ноги сына обуты в крепкие туфли.
Вскоре Элвин сошел с дороги и углубился в леса, в непроходимые чащобы. Будь на его ногах обувка, он бы трещал, хрустел и шумел, словно продирающийся сквозь бурелом бизон, — так шумело большинство бледнолицых, которые осмеливались бродить по лесам. Но, отдав башмаки, он стал словно другим человеком. Вместе с Такумсе он обежал все леса этой земли, побывал на севере и на юге, и за время скитаний юный Элвин научился ступать как краснокожий, слышать зеленую песню живого леса и двигаться в совершенной гармонии с нежной зеленой музыкой. На бегу он даже не задумывался над тем, куда поставить ногу, земля сама становилась мягкой под ногами юного Элвина; его вели, ни один сучок не ломался под ступней, ни один куст не вцеплялся в одежду своими колючками. За собой Элвин не оставлял ни единого следа, ни единой сломанной ветки.
Он двигался в точности как краснокожий. И вскоре, когда одежды белого человека начали стеснять его, он остановился и разделся, засунув их в котомку, после чего побежал дальше голый, как младенец, ощущая, как листья трутся о его обнаженную кожу. Вскоре бег полностью поглотил его, и он совершенно забыл о своем теле, превратившись в частичку живого леса, двигаясь вперед и вперед, все быстрее, обходясь без еды и питья, но только набираясь сил. Так краснокожий человек может бежать по лесу целую вечность, не остановившись ни разу и покрывая за один день сотни миль.
Вот как надо путешествовать. Зачем трястись в скрипучих деревянных повозках, увязающих в песке и тонущих в болотистых дорогах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57