А те, кто ненавидит и боится его, сталкиваются с самой страшной тварью на свете.
— А что видит твой Элвин?
— Я с Рассоздателем никогда не встречалась, он слишком бесплотен; даже глядя глазами Элвина, я не могу увидеть Рассоздателя, если сам Элвин не обращает внимания на него. Я вижу, что он что-то заметил, и лишь потом понимаю, что это был Рассоздатель. Такое ощущение, будто вы ухватили уголком глаза какое-то движение, но, повернувшись, ничего перед собой не увидели.
— Словно он постоянно держится у тебя за плечом, — кивнула миссис Модести.
— Верно.
— И он сейчас вознамерился напасть на Элвина?
— Бедный мальчик, он не понимает, что сам призвал к себе Рассоздателя. Элвин вырыл в своем сердце глубокую черную яму, как раз в такие уголки души обожает заползать Разрушитель.
Миссис Модести вздохнула:
— Ах, дитя мое, все эти вещи выше моего понимания. Я никогда не могла похвастаться каким-либо скрытым даром, поэтому то, что ты мне сейчас говоришь, кажется чем-то непостижимым.
— У вас? Никогда не было дара? — с изумлением переспросила Пегги.
— Да, я знаю, люди не любят признаваться в этом, но ведь не я одна такая обездоленная.
— Миссис Модести, вы не поняли меня, — возразила Пегги. — Да, я была удивлена, но вовсе не тем, что у вас нет никаких скрытых сил, а тем, что, по вашему мнению , у вас их нет. Вы обладаете очень, очень могущественной силой.
— Нет, дорогая моя, я бы, конечно, с радостью призналась в этом, но…
— У вас есть дар видеть не рожденную на свет красоту. Вы видите ее так, будто она стоит у вас перед глазами, и тем самым высвобождаете ее.
— Как это прекрасно, — улыбнулась миссис Модести.
— Вы сомневаетесь в моей правоте?
— Я ни секунды не сомневаюсь в том, что ты говоришь абсолютно искренне и веришь своим словам.
Спорить было бессмысленно. Миссис Модести поверила ей, но боялась себе в этом признаться. Но сейчас не время убеждать ее. Куда важнее Элвин, который уже заканчивает второй колодец. Один раз он сумел спастись и теперь считает, что опасность позади. Юноша опустился на край колодца, чтобы передохнуть минутку-другую, потом лег. Неужели он не видит, как Рассоздатель протягивает к нему свои щупальца? Неужели он не понимает, что, заснув, он откроет себя Рассоздателю, и тот не замедлит проникнуть в него?
— Нет! — прошептала Пегги. — Не спи!
— Ты говоришь с ним? — удивилась миссис Модести. — Он может тебя услышать?
— Нет, — понурилась Пегги. — Он не слышит ни единого слова.
— Но что ты можешь сделать?
— Ничего. Я ничего не могу придумать.
— Ты как-то рассказывала, что раньше прибегала к помощи его сорочки…
— Я пользовалась тогда частичкой его силы. Но даже его дар не способен прогнать то, что явилось по его зову. Будь у меня целый ярд его сорочки, а не жалкий кусочек, все равно я не смогу прогнать Рассоздателя. Я просто не знаю, как это сделать.
Замолкнув, Пегги с отчаянием наблюдала за тем, как глаза Элвина закрываются, закрываются…
— Он заснул.
— Если Рассоздатель победит, Элвин погибнет?
— Не знаю. Может быть. А возможно, он просто исчезнет, истонченный, изглоданный, и превратится в ничто. Или Рассоздатель завладеет им…
— Ты ведь светлячок, неужели ты не способна заглянуть в будущее?
— Тропинки будущего Элвина ведут во тьму, где и пропадают. Все до единой.
— Значит, все кончено, — прошептала миссис Модести.
Пегги почувствовала на щеках что-то холодное. Ну да, конечно, это ее слезы сохли на прохладном ветерке.
— Но если б Элвин сейчас не спал, он мог бы прогнать этого невидимого врага? — спросила миссис Модести. — Извини, что лезу с расспросами, но, поняв, что происходит, я, возможно, помогу тебе что-нибудь придумать.
— Нет, нет, это не в наших силах, мы можем только следить…
Однако, несмотря на то что Пегги отвергла предложение миссис Модести, ее ум сразу уцепился за предложенную соломинку. «Я должна разбудить его. Бороться с Рассоздателем бесполезно, но если я разбужу Элвина, он сам сможет за себя постоять. Да, он слаб, он устал, но, вполне вероятно, он найдет какой-нибудь способ одержать победу». Пегги развернулась и кинулась обратно в комнату. Ломая ногти, она открыла верхний ящик бюро и принялась рыться в нем, пока не нашла резную шкатулку, в которой лежала сорочка Элвина.
— Мне уйти? — спросила из-за плеча миссис Модести, которая вернулась в комнату вслед за Пегги.
— Нет, нет, останьтесь, прошу вас. Вы поддержите меня, если у меня опять ничего не получится.
— Я верю в тебя, — сказала миссис Модести. — И верю в него, если он действительно такой, каким ты его описываешь.
Но Пегги уже ничего не слышала. Она опустилась на краешек кровати, отыскивая в огоньке сердца Элвина какой-нибудь способ, при помощи которого можно было бы разбудить юношу. Обычно она могла проникать в него даже во время сна, она слышала то, что слышал он, видела память того, что его окружает. Но сейчас в Элвина просачивался Рассоздатель, поэтому чувства юноши притупились. Нет, на них нельзя полагаться. В отчаянии она принялась перебирать варианты. Может, громкий шум? Воспользовавшись тем малым, что осталось от ощущений Элвина, Пегги отыскала растущее неподалеку дерево, растерла крошечный кусочек сорочки и попробовала — она не раз наблюдала, как Элвин делает это, — воссоздать в уме юноши картинку дерева, чья ветвь внезапно отламывается и падает на землю. Быстрее, ну быстрее же — у Элвина это получалось в мгновение ока! В конце концов ветка рухнула. Но поздно. Он не услышал треска. Рассоздатель практически растворил вокруг Элвина воздух, так что дрожащий звук не проник за эту преграду. Возможно, Элвин что-то услышал; быть может, он продвинулся на шаг-другой к пробуждению. А может, нет.
"Как же мне разбудить его, если он ничего не чувствует, если ничто его не волнует? Я сжимала в руках его сорочку, когда на Элвина падала кровельная балка, и прожгла в дереве дыру величиной с его тельце, так что с головы Элвина даже волоска не упало. Один раз ему на ногу упал жернов; я расколола камень на две части. Однажды его отец, стоя на сеновале, сжимал в руках вилы, ведомый сумасшествием, которое навеял Рассоздатель, — он решил убить своего возлюбленного сына; тогда я привела к нему Сказителя, чтобы тот отвлек отца от страшного намерения и прогнал Рассоздателя.
Но каким образом? Почему Разрушитель испугался Сказителя? Потому что тот увидел ненавистного зверя и закричал на него, вот почему Рассоздатель бежал при виде странника. Сейчас Сказителя рядом с Элвином нет, однако я наверняка смогу разбудить кого-нибудь и заставить спуститься на луг. Это должен быть человек, сердце которого исполнено любовью и добротой, чтобы Рассоздатель пустился в бегство при его появлении".
Одолеваемая смертельным ужасом, она оставила заветный огонек, на который наступала всепоглощающая чернота Рассоздателя, и пустилась сквозь ночь на поиски другого сердца, которое она сможет разбудить и послать на помощь погибающему юноше. И сразу Пегги почувствовала, как тьма, заволакивающая душу Элвина, немножко прояснилась, зарябив тенями, — глубокая пустота будущего, которую она раньше наблюдала, потеряла свою непроницаемость. Значит, спасение Элвина зависит исключительно от результата ее поисков. Однако даже если она отыщет кого-нибудь, как его разбудить? Но Пегги найдет способ, иначе Хрустальный Город погибнет. Его поглотит пропасть, которая разверзлась на месте глупого, ребячьего гнева Элвина.
Глава 9
ИВОЛГА
Элвин проснулся несколько часов спустя. Луна клонилась к западу, а на востоке разгорался первый призрачный свет. Он вовсе не собирался спать. Но он очень устал, да и работа, порученная ему, была полностью выполнена, поэтому, закрыв глаза, он, конечно же, задремал. Однако он еще успеет набрать ведро воды и принести в дом.
Так, но открыл ли он глаза? Небо, распростершееся над ним, было сплошь серого цвета. А куда подевались деревья? Разве не должны они тихонько шелестеть под дуновеньем утреннего ветерка? Если на то пошло, ветерка тоже не было. И помимо того, что он видел глазами, чувствовал кожей, пропало еще кое-что. Зеленая музыка живого леса. Ее не стало: затихло стрекотание, издаваемое спящими насекомыми в траве, куда-то подевался ритмичный стук сердец дремлющих на рассвете оленей. Птицы не прыгали по ветвям, ожидая, когда солнечное тепло разбудит вкусных мошек.
Все вокруг мертво. Рассоздано. Леса больше нет.
Элвин открыл глаза.
Но ведь они уже были открыты?
Элвин открыл глаза еще раз и опять ничего не увидел; не закрывая их, он снова открыл веки, и с каждым разом небо, казалось, становилось все темнее. Нет, не темнее, оно как бы отступало, удалялось от него, словно он падал в глубоченную яму, откуда даже неба не видно.
Элвин вскрикнул от страха и открыл уже открытые глаза. И вот что он увидел…
Дрожащую бестелесную плоть Рассоздателя, давящую на него, проникающую в ноздри, между пальцев, лезущую в уши.
Он ничего не чувствовал, но все равно знал, что именно пропало: внешний слой его кожи — под прикосновением Рассоздателя его тело распадалось на маленькие частички, которые умирали, осыпаясь на землю.
— Нет! — закричал он.
Не раздалось ни звука. Вместо этого Рассоздатель ворвался ему в рот, протиснулся в легкие, и Элвин не мог сжать зубы, чтобы остановить скользкого Разрушителя, который упорно проникал в его тело, чтобы источить изнутри.
Элвин попытался исцелить себя — точно так же, как исцелил свою ногу, когда жернов чуть не перерезал ее пополам. Однако все происходило, как в древней истории, которую некогда поведал ему Сказитель. Он не мог соревноваться с Рассоздателем, который разрушал намного быстрее, чем Элвин строил. Он исцелял одну частичку, а тем временем распадались и умирали тысячи других. Его ждала смерть, наполовину его уже не существовало, и это будет не просто смерть, Элвин не просто потеряет бренную плоть, он не останется вечно живым духом — Рассоздатель вознамерился сожрать как тело, так и дух, как плоть, так и разум.
Плеснула вода. Он услышал плеск воды. Ничему он так не радовался, как этому незатейливому звуку. Оказывается, Рассоздатель, окруживший и почти поглотивший его, вовсе не всемогущ, как кажется. Есть что-то неподвластное ему.
Элвин услышал, как звук повторился и зазвенел в памяти. Ухватившись за проявление настоящего мира, Элвин открыл глаза.
На этот раз они действительно открылись, потому что он снова увидел небо, окаймленное кронами деревьев. А рядом, сжимая в руках ведро воды, стояла Герти Смит, жена Миротворца.
— Насколько я понимаю, это первая вода из колодца, — сказала она.
Элвин разлепил губы, и в его легкие просочился прохладный влажный воздух.
— Ну да, — прошептал он.
— Никогда б не подумала, что ты за одну ночь выроешь колодец да еще выложишь его камнями, — продолжала она. — Этот полукровка, Артур Стюарт, он влез на кухню, где я замешивала хлеб на завтрак, и сказал, что колодец ты вырыл. Вот я и пришла посмотреть.
— Он на ногах ни свет ни заря, — еле-еле кивнул Элвин.
— Зато ты с последними петухами ложишься, — посетовала Герти. — Будь у меня твоя сила, я задала бы моему мужу хорошую трепку, Эл, и не посмотрела, кто ученик, а кто мастер.
— Я всего лишь исполнил то, что он приказал.
— Не сомневаюсь, как не сомневаюсь в том, что именно он заставил тебя вырыть ту ямищу с камнем на дне, что возле кузницы. — Она довольно хмыкнула. — Ничего, это научит старого дурня уму-разуму. Верит всяким лозоходам, а у самого подмастерье какой, вы посмотрите…
Тут-то Элвин и понял, какую ошибку совершил. Яма, которую он выкопал в гневе, лучше всякой вывески говорила о том, что он умеет не только копыта лошадям подковывать.
— Прошу вас, мэм, — взмолился он.
— О чем же?
— Я совсем не умею искать воду, мэм, но если вы начнете говорить противоположное, мне ж белого света не взвидеть.
Она уставилась на него хмурыми, холодными глазами.
— Но если ты не лозоход, объясни мне, откуда в колодце, что ты вырыл, такая чистая вода?
Дальнейшие слова Элвин взвешивал более тщательно:
— Дело все в том, что лоза в руках лозохода первый раз дернулась именно здесь. Я заметил это, и когда наткнулся у кузницы на камень, то направился прямиком сюда.
Но подозрения Герти было не так-то просто развеять.
— А ты бы повторил то же самое, если б Господь наш Иисус стоял здесь и судил твою вечную душу, основываясь на этих словах?
— Мэм, появись здесь Иисус, я бы прежде всего принялся замаливать свои грехи, а о каком-то там колодце и не вспомнил бы.
Она снова рассмеялась, легонько ткнув его в плечо.
— Мне понравилась твоя история. Так случилось, что ты наблюдал за Хэнком Лозоходом. Отличная сплетня. Я не я, если не расскажу об этом всей округе.
— Спасибо, мэм.
— На, выпей. Ты заслужил первый глоток из первого ведра, что было набрано в этом колодце.
Элвин знал, что, согласно обычаю, первый глоток делает владелец. Но она предлагала, а его горло настолько пересохло, что, заплати вы ему по пять долларов за унцию слюны, он бы и на десятку не наплевал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— А что видит твой Элвин?
— Я с Рассоздателем никогда не встречалась, он слишком бесплотен; даже глядя глазами Элвина, я не могу увидеть Рассоздателя, если сам Элвин не обращает внимания на него. Я вижу, что он что-то заметил, и лишь потом понимаю, что это был Рассоздатель. Такое ощущение, будто вы ухватили уголком глаза какое-то движение, но, повернувшись, ничего перед собой не увидели.
— Словно он постоянно держится у тебя за плечом, — кивнула миссис Модести.
— Верно.
— И он сейчас вознамерился напасть на Элвина?
— Бедный мальчик, он не понимает, что сам призвал к себе Рассоздателя. Элвин вырыл в своем сердце глубокую черную яму, как раз в такие уголки души обожает заползать Разрушитель.
Миссис Модести вздохнула:
— Ах, дитя мое, все эти вещи выше моего понимания. Я никогда не могла похвастаться каким-либо скрытым даром, поэтому то, что ты мне сейчас говоришь, кажется чем-то непостижимым.
— У вас? Никогда не было дара? — с изумлением переспросила Пегги.
— Да, я знаю, люди не любят признаваться в этом, но ведь не я одна такая обездоленная.
— Миссис Модести, вы не поняли меня, — возразила Пегги. — Да, я была удивлена, но вовсе не тем, что у вас нет никаких скрытых сил, а тем, что, по вашему мнению , у вас их нет. Вы обладаете очень, очень могущественной силой.
— Нет, дорогая моя, я бы, конечно, с радостью призналась в этом, но…
— У вас есть дар видеть не рожденную на свет красоту. Вы видите ее так, будто она стоит у вас перед глазами, и тем самым высвобождаете ее.
— Как это прекрасно, — улыбнулась миссис Модести.
— Вы сомневаетесь в моей правоте?
— Я ни секунды не сомневаюсь в том, что ты говоришь абсолютно искренне и веришь своим словам.
Спорить было бессмысленно. Миссис Модести поверила ей, но боялась себе в этом признаться. Но сейчас не время убеждать ее. Куда важнее Элвин, который уже заканчивает второй колодец. Один раз он сумел спастись и теперь считает, что опасность позади. Юноша опустился на край колодца, чтобы передохнуть минутку-другую, потом лег. Неужели он не видит, как Рассоздатель протягивает к нему свои щупальца? Неужели он не понимает, что, заснув, он откроет себя Рассоздателю, и тот не замедлит проникнуть в него?
— Нет! — прошептала Пегги. — Не спи!
— Ты говоришь с ним? — удивилась миссис Модести. — Он может тебя услышать?
— Нет, — понурилась Пегги. — Он не слышит ни единого слова.
— Но что ты можешь сделать?
— Ничего. Я ничего не могу придумать.
— Ты как-то рассказывала, что раньше прибегала к помощи его сорочки…
— Я пользовалась тогда частичкой его силы. Но даже его дар не способен прогнать то, что явилось по его зову. Будь у меня целый ярд его сорочки, а не жалкий кусочек, все равно я не смогу прогнать Рассоздателя. Я просто не знаю, как это сделать.
Замолкнув, Пегги с отчаянием наблюдала за тем, как глаза Элвина закрываются, закрываются…
— Он заснул.
— Если Рассоздатель победит, Элвин погибнет?
— Не знаю. Может быть. А возможно, он просто исчезнет, истонченный, изглоданный, и превратится в ничто. Или Рассоздатель завладеет им…
— Ты ведь светлячок, неужели ты не способна заглянуть в будущее?
— Тропинки будущего Элвина ведут во тьму, где и пропадают. Все до единой.
— Значит, все кончено, — прошептала миссис Модести.
Пегги почувствовала на щеках что-то холодное. Ну да, конечно, это ее слезы сохли на прохладном ветерке.
— Но если б Элвин сейчас не спал, он мог бы прогнать этого невидимого врага? — спросила миссис Модести. — Извини, что лезу с расспросами, но, поняв, что происходит, я, возможно, помогу тебе что-нибудь придумать.
— Нет, нет, это не в наших силах, мы можем только следить…
Однако, несмотря на то что Пегги отвергла предложение миссис Модести, ее ум сразу уцепился за предложенную соломинку. «Я должна разбудить его. Бороться с Рассоздателем бесполезно, но если я разбужу Элвина, он сам сможет за себя постоять. Да, он слаб, он устал, но, вполне вероятно, он найдет какой-нибудь способ одержать победу». Пегги развернулась и кинулась обратно в комнату. Ломая ногти, она открыла верхний ящик бюро и принялась рыться в нем, пока не нашла резную шкатулку, в которой лежала сорочка Элвина.
— Мне уйти? — спросила из-за плеча миссис Модести, которая вернулась в комнату вслед за Пегги.
— Нет, нет, останьтесь, прошу вас. Вы поддержите меня, если у меня опять ничего не получится.
— Я верю в тебя, — сказала миссис Модести. — И верю в него, если он действительно такой, каким ты его описываешь.
Но Пегги уже ничего не слышала. Она опустилась на краешек кровати, отыскивая в огоньке сердца Элвина какой-нибудь способ, при помощи которого можно было бы разбудить юношу. Обычно она могла проникать в него даже во время сна, она слышала то, что слышал он, видела память того, что его окружает. Но сейчас в Элвина просачивался Рассоздатель, поэтому чувства юноши притупились. Нет, на них нельзя полагаться. В отчаянии она принялась перебирать варианты. Может, громкий шум? Воспользовавшись тем малым, что осталось от ощущений Элвина, Пегги отыскала растущее неподалеку дерево, растерла крошечный кусочек сорочки и попробовала — она не раз наблюдала, как Элвин делает это, — воссоздать в уме юноши картинку дерева, чья ветвь внезапно отламывается и падает на землю. Быстрее, ну быстрее же — у Элвина это получалось в мгновение ока! В конце концов ветка рухнула. Но поздно. Он не услышал треска. Рассоздатель практически растворил вокруг Элвина воздух, так что дрожащий звук не проник за эту преграду. Возможно, Элвин что-то услышал; быть может, он продвинулся на шаг-другой к пробуждению. А может, нет.
"Как же мне разбудить его, если он ничего не чувствует, если ничто его не волнует? Я сжимала в руках его сорочку, когда на Элвина падала кровельная балка, и прожгла в дереве дыру величиной с его тельце, так что с головы Элвина даже волоска не упало. Один раз ему на ногу упал жернов; я расколола камень на две части. Однажды его отец, стоя на сеновале, сжимал в руках вилы, ведомый сумасшествием, которое навеял Рассоздатель, — он решил убить своего возлюбленного сына; тогда я привела к нему Сказителя, чтобы тот отвлек отца от страшного намерения и прогнал Рассоздателя.
Но каким образом? Почему Разрушитель испугался Сказителя? Потому что тот увидел ненавистного зверя и закричал на него, вот почему Рассоздатель бежал при виде странника. Сейчас Сказителя рядом с Элвином нет, однако я наверняка смогу разбудить кого-нибудь и заставить спуститься на луг. Это должен быть человек, сердце которого исполнено любовью и добротой, чтобы Рассоздатель пустился в бегство при его появлении".
Одолеваемая смертельным ужасом, она оставила заветный огонек, на который наступала всепоглощающая чернота Рассоздателя, и пустилась сквозь ночь на поиски другого сердца, которое она сможет разбудить и послать на помощь погибающему юноше. И сразу Пегги почувствовала, как тьма, заволакивающая душу Элвина, немножко прояснилась, зарябив тенями, — глубокая пустота будущего, которую она раньше наблюдала, потеряла свою непроницаемость. Значит, спасение Элвина зависит исключительно от результата ее поисков. Однако даже если она отыщет кого-нибудь, как его разбудить? Но Пегги найдет способ, иначе Хрустальный Город погибнет. Его поглотит пропасть, которая разверзлась на месте глупого, ребячьего гнева Элвина.
Глава 9
ИВОЛГА
Элвин проснулся несколько часов спустя. Луна клонилась к западу, а на востоке разгорался первый призрачный свет. Он вовсе не собирался спать. Но он очень устал, да и работа, порученная ему, была полностью выполнена, поэтому, закрыв глаза, он, конечно же, задремал. Однако он еще успеет набрать ведро воды и принести в дом.
Так, но открыл ли он глаза? Небо, распростершееся над ним, было сплошь серого цвета. А куда подевались деревья? Разве не должны они тихонько шелестеть под дуновеньем утреннего ветерка? Если на то пошло, ветерка тоже не было. И помимо того, что он видел глазами, чувствовал кожей, пропало еще кое-что. Зеленая музыка живого леса. Ее не стало: затихло стрекотание, издаваемое спящими насекомыми в траве, куда-то подевался ритмичный стук сердец дремлющих на рассвете оленей. Птицы не прыгали по ветвям, ожидая, когда солнечное тепло разбудит вкусных мошек.
Все вокруг мертво. Рассоздано. Леса больше нет.
Элвин открыл глаза.
Но ведь они уже были открыты?
Элвин открыл глаза еще раз и опять ничего не увидел; не закрывая их, он снова открыл веки, и с каждым разом небо, казалось, становилось все темнее. Нет, не темнее, оно как бы отступало, удалялось от него, словно он падал в глубоченную яму, откуда даже неба не видно.
Элвин вскрикнул от страха и открыл уже открытые глаза. И вот что он увидел…
Дрожащую бестелесную плоть Рассоздателя, давящую на него, проникающую в ноздри, между пальцев, лезущую в уши.
Он ничего не чувствовал, но все равно знал, что именно пропало: внешний слой его кожи — под прикосновением Рассоздателя его тело распадалось на маленькие частички, которые умирали, осыпаясь на землю.
— Нет! — закричал он.
Не раздалось ни звука. Вместо этого Рассоздатель ворвался ему в рот, протиснулся в легкие, и Элвин не мог сжать зубы, чтобы остановить скользкого Разрушителя, который упорно проникал в его тело, чтобы источить изнутри.
Элвин попытался исцелить себя — точно так же, как исцелил свою ногу, когда жернов чуть не перерезал ее пополам. Однако все происходило, как в древней истории, которую некогда поведал ему Сказитель. Он не мог соревноваться с Рассоздателем, который разрушал намного быстрее, чем Элвин строил. Он исцелял одну частичку, а тем временем распадались и умирали тысячи других. Его ждала смерть, наполовину его уже не существовало, и это будет не просто смерть, Элвин не просто потеряет бренную плоть, он не останется вечно живым духом — Рассоздатель вознамерился сожрать как тело, так и дух, как плоть, так и разум.
Плеснула вода. Он услышал плеск воды. Ничему он так не радовался, как этому незатейливому звуку. Оказывается, Рассоздатель, окруживший и почти поглотивший его, вовсе не всемогущ, как кажется. Есть что-то неподвластное ему.
Элвин услышал, как звук повторился и зазвенел в памяти. Ухватившись за проявление настоящего мира, Элвин открыл глаза.
На этот раз они действительно открылись, потому что он снова увидел небо, окаймленное кронами деревьев. А рядом, сжимая в руках ведро воды, стояла Герти Смит, жена Миротворца.
— Насколько я понимаю, это первая вода из колодца, — сказала она.
Элвин разлепил губы, и в его легкие просочился прохладный влажный воздух.
— Ну да, — прошептал он.
— Никогда б не подумала, что ты за одну ночь выроешь колодец да еще выложишь его камнями, — продолжала она. — Этот полукровка, Артур Стюарт, он влез на кухню, где я замешивала хлеб на завтрак, и сказал, что колодец ты вырыл. Вот я и пришла посмотреть.
— Он на ногах ни свет ни заря, — еле-еле кивнул Элвин.
— Зато ты с последними петухами ложишься, — посетовала Герти. — Будь у меня твоя сила, я задала бы моему мужу хорошую трепку, Эл, и не посмотрела, кто ученик, а кто мастер.
— Я всего лишь исполнил то, что он приказал.
— Не сомневаюсь, как не сомневаюсь в том, что именно он заставил тебя вырыть ту ямищу с камнем на дне, что возле кузницы. — Она довольно хмыкнула. — Ничего, это научит старого дурня уму-разуму. Верит всяким лозоходам, а у самого подмастерье какой, вы посмотрите…
Тут-то Элвин и понял, какую ошибку совершил. Яма, которую он выкопал в гневе, лучше всякой вывески говорила о том, что он умеет не только копыта лошадям подковывать.
— Прошу вас, мэм, — взмолился он.
— О чем же?
— Я совсем не умею искать воду, мэм, но если вы начнете говорить противоположное, мне ж белого света не взвидеть.
Она уставилась на него хмурыми, холодными глазами.
— Но если ты не лозоход, объясни мне, откуда в колодце, что ты вырыл, такая чистая вода?
Дальнейшие слова Элвин взвешивал более тщательно:
— Дело все в том, что лоза в руках лозохода первый раз дернулась именно здесь. Я заметил это, и когда наткнулся у кузницы на камень, то направился прямиком сюда.
Но подозрения Герти было не так-то просто развеять.
— А ты бы повторил то же самое, если б Господь наш Иисус стоял здесь и судил твою вечную душу, основываясь на этих словах?
— Мэм, появись здесь Иисус, я бы прежде всего принялся замаливать свои грехи, а о каком-то там колодце и не вспомнил бы.
Она снова рассмеялась, легонько ткнув его в плечо.
— Мне понравилась твоя история. Так случилось, что ты наблюдал за Хэнком Лозоходом. Отличная сплетня. Я не я, если не расскажу об этом всей округе.
— Спасибо, мэм.
— На, выпей. Ты заслужил первый глоток из первого ведра, что было набрано в этом колодце.
Элвин знал, что, согласно обычаю, первый глоток делает владелец. Но она предлагала, а его горло настолько пересохло, что, заплати вы ему по пять долларов за унцию слюны, он бы и на десятку не наплевал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57