Не похоже, что этот народ сильно хотел подзаработать своим
искусством. Скорее - просто выражал себя.
Здесь на каждом шагу попадалось что-нибудь занятное - то
лавка древностей с самым настоящим, говорящим живым хозяином
вместо торговых автоматов, то какой-нибудь мини-музей или
микро-мемориал, то аллея редких растений, а в ней - невесть кем
посаженное скок-дерево с Квесты, то часовенка Пестрой Веры, а в
ней - целый сонм богов, бесов и амулетов - каменных,
стеклянных, бронзовых, из керамики, метеоритного железа и бог
весть из чего еще - на все случаи жизни в мерцании уймища
причудливых свечей, невесть кем принесенных и разжигаемых. Кафе и
ресторанчики всех разновидностей - в основном, для народа со
средним достатком - и подороже - для туристов и иной залетной
публики. Прорва букинистов и разных лавочек, облюбованных
коллекционерами для своих, им одним понятных, толковищь. Всегда
здесь было людно, но никогда - тесно.
И где-то здесь стоял - на почти незаметном постаменте,
вровень с текущей мимо толпой - памятник Полю Гранжу -
первооткрывателю Прерии. В других Мирах Первооткрыватели
высились над центральными площадями столиц. Поль Гранж просто
стоял, прислонившись к стене и с интересом следил за жизнью,
текущей мимо. Почти всегда в нише рядом были цветы и свечи.
Никто не знал когда и где он умер и был похоронен.
А сейчас Святошные готовились к наступлению Ночи. Ким еще ни
разу не видел Ночь Прерии. Но уже был слегка наслышан о ней. Тут
это слово произносили как бы с большой буквы - когда речь шла о
Большой - шестидесятичасовой - Ночи. Раньше - до того, как он
побывал на Прерии Киму казалось, что Ночь - это самое унылое и
безрадостное время для обитателей этого Мира. Но тут он ошибался:
унылым временем здесь были именно долгие дневные часы
благочестивого труда, и именно на Большую Ночь здешние жители
откладывали свои праздники - большие и маленькие - и всяческие
приятные хлопоты, связанные с исполнением своих маленьких личных
заветных желаний. Должно быть это шло из давних времен - из
эпохи подневольного освоения планеты каторжным народом Империи.
По уложениям того времени на период "Темного Времени", как тогда
обозначали Большие Ночи, сокращались нормы выработок, рабочие
часы, увеличивались пайки и начинали действовать всяческие
дополнительные льготы для расконвоированных и вольнонаемных. Так
и прижилось.
А к тому же, наступавшие сутки были началом здешнего
уик-энда. Закончивший в разной мере праведные труды народ уже
выбирался на вечернюю прогулку. В кронах деревьев и на старинных,
причудливой формы столбах уже загорались теплым, неярким пока
светом фонарики ночной подсветки, открывались запертые в рабочее
время лавки, лавочки и лавчонки, кафе, бистро и Бог весть какие
еще заведения. И где-то уже тихо играла музыка.
Святошные были местом и людным и нешумным, и престижным и
весьма демократическим. Богатые рестораны и дорогие магазины
здесь не прижились. Но и модные субкультуры андеграунда тоже не
пустили здесь корней. Здесь царствовал средний класс. Люди без
претензий. Точнее, с претензией на право оставаться самими собой
- ни больше и ни меньше.
* * *
На подъезде к служебным автостоянкам Космотерминала Тони
охватил мандраж. Уж больно гладко все шло. Уж не очередная ли
уловка злокозненного Бога Неудачников? Он глянул на начинающее
темнеть небо, в который уверенно карабкались святочные фонарики
Колонии Святой Анны, и дрогнувшей рукой погладил обитателя своего
кисета. Ему показалось, что Трубочник сегодня спокоен за него -
Тони Пайпера. Вздохнув, он начал парковать кар.
"Вот будет номер, если сейчас никто ко мне не подкатится. Я
ж сроду этого Братова не видал, - подумал он. - По мне что тот
вертухай в штатском, что - этот. А он-то на меня таращится и
знакомого водилу не признает. Сейчас, может, уже по блоку в
министерство свое наяривает. Вот тогда тебе и крышка, старина
Тони. Космотерминал - объект особо охраняемый. Блокируют в
момент..."
Но страхи его оказались напрасны. Не успел он отметить по
радиосвязи свой путевой лист, как к окошку водителя уже нагнулся
запыхавшийся, строго, "под протокол" одетый детина с квадратным
подбородком и русой шевелюрой.
- Что же вы так застреваете? - требовательно осведомился
он. - И почему замена?
С этого вопроса началась уже цепь служебных ошибок
помсекретаря Братова. Сделав, как того опасался Счастливчик,
запрос в гараж министерства, он показал бы себя назойливым
идиотом в глазах полудюжины лиц выше и нижестоящих, но избежал бы
того, чего избежать не удалось. Оправдывает его только то, что с
летного поля уже доносился низкий рокот маневренных двигателей
транспортных платформ, волокущих на таможенный терминал тройку
свежеприземлившихся "шаттлов" "Дункана", а с высоких небес уже
низвергались на головы грешных завывание, свист и гром второй их
тройки.
- К шестой группе приемных портов, - распорядился Братов,
краем уха выслушивая сетования нового водилы на то, что Позняка в
последний момент "зарезал" медконтроль, и что потому и
задержались, что не могли никем Гната заменить. Для очистки
совести Тони пару раз назвал помсекретаря по имени-отчеству, что
тот просто воспринял, как должное - это даже разочаровало
Счастливчика.
У выхода приемных портов их живо распределил в очереди
встречающих каров, флаеров и обычных такси электронный диспетчер.
Тони только и успевал, что потеть, вводя в автопилот поправки к
уже поступившим командам. Его суетливость уже начала
настораживать Николая, но тут все, наконец, прекратилось и
заработали эскалаторы, "подающие" на поверхность земли
новоприбывших, прошедших подземное чистилище санитарного кордона
и таможни.
- Стойте здесь и ждите меня, - распорядился Братов и,
выскочив из кара, рысью припустился к почти пустой движущейся
лестнице, по которой, нетерпеливо шагая через ступеньку, шел ему
навстречу единственный пассажир с планеты Чур.
* * *
Кима всегда поражало, как в Мирах Периферии неожиданно
расцветает нечто несбывшееся там - в Метрополии, в русле
"большой" истории? Те варианты культуры и истории Земли, что не
состоялись, не расцвели там - в Мире четырех континентов и
четырех океанов, украшенном шапками покоренных полярных льдов,
медленно приходящем в себя от информационного, демографического,
сырьевого, экологического и Бог весть еще каких кризисов прошлых
столетий. То, что не сбылось в Метрополии, с лихвой старалось
взять реванш на Периферии.
И расцветали цивилизации Фронтира и Гринзеи, замешанные на
"крутой" идеологии первопроходцев Дальнего Запада и Сибири,
потомки которых не вписались в тесноватые рамки комфортабельного
мира землян, грелась под "Солнцем воров" сообщество жуликов и
авантюристов Милетты, словно собрав в генах своих обитателей весь
шальной авантюризм земли двадцатого века. Громоздил свои великие
и смешные свершения "коллективистский и соборный" строй "Колонии
Святой Анны", утопали в глупой роскоши десяток опереточных
государств на ломящейся от природных ресурсов Океании. Оживленнно
бурлил нескончаемый Чайна-таун на Желтых Лунах, судились и
рядились исламисты с иудеями на Террамото - видно, не в силах
существовать друг без друга... Иные из этих, порожденных
Человечеством Миров, были жутки - как Экоимперия Харур,
Унитарная Республика или Мир Дальних Баз. Иные - жестоки, как
Мир Седых Лун. Иные трогательны - как непонятный никому Мир
Дилиндари. Суровы как Мир Малой Колонии Квеста или донельзя
обыденны кальвинистской обыденностью Республики Джей. Страшноваты
и загадочны, как Шарада и Мир Молний...
Или Чур.
Но Бог с ним - с Чуром...
И даже унылое скандинавское благополучие - спорт плюс
трезвый образ жизни - правило свой бал на похожей на горный
курорт Терранове, залитой ярким светом такой похожей на солнце и
такой далекой звездочки. Теперь, когда Человечество, рассеиваясь
по Вселенной, превратилось из сложной, взаимопереплетенной живой
мозаики культур и этносов в набор почти изолированных и почти
полностью самостоятельных, словно уже готовые сорваться с ветки
плоды, Миров, каждый из множества стереотипов мышления, каждый,
начавший свое существование в каком-то уголке Земли образ жизни
стремился взять реванш, выплеснуться из общего усредненного котла
и реализовать себя в своем, милом сердцу своих обитателей Мире. А
ему - Агенту на Контракте - Киму Яснову, суждено, верно, было
от века скитаться между этими яркими, как елочные шары, сами в
себя обращенными, Мирами и ни в одном из них не задерживаться, то
ли вбирая в себя каплю каждого из них, то ли оставляя в каждом
каплю своей души. Раньше это ему даже нравилось, а теперь
наводило на невеселые мысли.
Так или иначе, но каждый Мир Федерации шел своим путем.
Здесь - на Прерии взял верх и разгулялся по всей ее суше и по
мелководью ее полярных морей и материковых озер тот симбиоз
Востока и Запада, что принято от века называть царством
"необъяснимой славянской души". Что-то в жизни этого Мира,
который так и не принял до конца ни суровых доктрин миров
коллективистского муравейника, ни красивых как товарный ярлык и
столь же обманчивых лозунгов свободных миров, было от детской
комнаты большой, в умеренном достатке пребывающей семьи, а что-то
- просто от сумасшедшего дома.
На Святошных это чувствовалось особенно. Здесь стилизация
под ярмарку и праздник давно перестала быть стилизацией. Давно
уже набирающая обороты индустриального развития и выбившаяся в
первую десятку Миров, Прерия демонстрировала здесь свою
провинциальную приверженность старине. Причем той старине,
которой, может, никогда и нигде вовсе и не было на самом деле.
Витрины и вывески стремились угодить вкусам нижегородского
купечества времен весьма отдаленных. Но к ним давно привыкли.
Архитектура - там, где о ней еще помнили - подражала образцам
"серебряного века". Но уже никого не удивляла. Люди,
фланировавшие по Святошным навстречу Киму и изредка обгонявшие
его, не наряжались в костюмы 'a la XIX siecle, они всерьез носили
их и не видели в том ничего странного. Это была их повседневная
одежда, в которой они шли в конце рабочей недели из своих
оффисов, ателье, кабинетов и мастерских домой. Делая небольшой
крюк, чтобы завернуть на Святошные, - как вот завернул Ким.
Впрочем, в этой негустой толпе можно было встретить и человека,
одетого по моде любого из Миров Федерации. Даже в Эпоху Изоляции
Прерия никогда не чуралась привечать гостей со всех концов света,
а теперь - на пике своего экономического расцвета и вовсе была
запружена визитерами из-за тридевяти небес. Так что попадались на
глаза Киму чудаки, одетые даже по последней моде Метрополии. Как,
например, был наряжен бородатый тип, что приветливо махал Киму
из-за столика, вынесенного для удобства клиентов из "Ладоги" под
открытое небо. Тип был могуч, матер, но еще ох как крепок.
Мясистый, подобный диковинному клубню нос его багровел подобно
фонарю над входом в дом тайных утех. Густая - клочьями -
борода довершала его сходство с ушкуйником старых времен. Не
заметить такую особь было нельзя - Ким остановился и машинально
помахал в ответ.
* * *
Гость был высок, как шест, тонок в кости, строен, прям и
белобрыс. Волна светло соломенных, почти бесцветных волос парила
над его челом. Узкое лицо его было каким-то мальчишеским - да и
осанкой и манерами он напоминал угловатого тинэйджера.
"Это из-за глаз, - подумал Братов. - Глаза у него большие и
тоже светлые. Золотистые чуть-чуть - как у колдуна из той
книжки..."
Одет Гость был легко, улыбался чуть застенчиво и вел на
поводке Пса. Такого зверя Братов раньше не видал:
короткошерстный, светло-золотистый, с белым пятном-маской -
слева, вокруг глаза, Пес смахивал на питбуля, только громаден был
слишком. Пес с осторожностью ступал чуть впереди хозяина и с
вежливым любопытством нюхал воздух нового для него мира.
- Здравствуйте, господин Толле, - приветствовал его
Николай. - Мне поручено встретить вас и проводить до гостиницы.
Вы должны были получить радиограмму. Моя фамилия Братов.
- Здравствуйте, моего Пса зовут Харр. Харр из стаи Харров.
Вот так. А меня зовут Торвальд. Можно просто - Тор:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63