Кончил интендантскую школу военно-морского флота, потом околачивался в спецслужбе или еще где-то. Тогда мне так и не удалось поймать его за хвост.
— Ну, знаешь, если начать копаться, чем они все занимались во время войны, то и в правящей партии, и в оппозиции немало найдется таких, от которых — только тряхни — столбом пойдет пыль. Ведь военные власти самую способную молодежь, особенно морских офицеров, силой заставляли заниматься всякими такими вещами.
— Ты в японские шахматы играешь? — спросил пожилой у посла.
— Нет. Просто в шахматы играю. Если не ошибаюсь, за тобой шахматный должок числится…
— Это гораздо сложнее и любопытнее, чем шахматы. Если возьмешь фигуру противника, то можешь ее использовать как свою. Совсем как в теории партизанской войны. И комбинации фигур очень интересные…
— И что же?
— Да вот смотрю я на этот список и замечаю кое-какие странности… Послушай! Если бы ты был премьер-министром Японии, какой бы ты себе подобрал кабинет, на что бы делал основной упор?
— На охрану порядка внутри страны в первую очередь, — сказал посол. — На ее укрепление. Подобрал бы человека, который имеет огромное влияние на печать. Этой страной нельзя управлять без сотрудничества с органами массовой информации. Далее я бы, само собой, сделал упор на министерства строительства, транспорта, здравоохранения. Усилил бы позиции министерства финансов и Национального государственного банка, чтобы избежать валютного кризиса. Разумеется, и министерство промышленности и торговли пришлось бы укрепить. Ведь до восстановления промышленности импорт будет играть очень важную роль. И министерство сельского хозяйства и лесоводства…
— Ну да, естественно, — кивнул пожилой. — Для восстановления необходима расстановка фигур, укрепляющая внутреннюю политику.
— На первый взгляд так и подобран кабинет, — вмешался секретарь посольства. — Все места, о которых сейчас говорил господин посол, укреплены.
— Это если смотреть с точки зрения японца, — лицо пожилого выражало сомнение. — Впрочем, японский народ и не способен смотреть на свои внутренние дела глазами внешнего наблюдателя, да и политические обозреватели у них такие же, за исключением разве нескольких… Но с точки зрения внешнего наблюдателя, состав нового преобразованного кабинета говорит о его внешней направленности. Например, новый министр иностранных дел… Я думаю, его имя мало кому известно в Японии, а вот за рубежом его хорошо знают как одну из крупнейших фигур…
— Японцы одновременно с укреплением внутриполитического положения хотят укрепить и свою внешнюю политику.
— Нет, не так это просто. На наш взгляд, расстановка сил такова, что основное внимание уделено иностранным делам, торговле, промышленности, транспорту и обороне. Все эти новые четыре министра — крупнейшие знатоки международной политики. За рубежом их авторитет гораздо выше, чем внутри страны. Так что укрепление внутриполитических дел служит только ширмой для укрепления внешней политики.
Поставив на стол бокал, посол задумался.
— Не кажется ли тебе, — спросил пожилой у посла, — что эта расстановка свидетельствует о подготовке Японии к крупному дипломатическому наступлению? Но почему? Почему Японии нужна именно такая комбинация фигур, когда внутри страны настоящее столпотворение?.. Чтобы понять это, одной только логикой не обойдешься…
— Кстати, — сказал молодой специалист, — когда мы уже выезжали, была получена несколько странная информация. Правда, она не показалась мне особо важной, и я не стал изучать ее во всех подробностях. Но наш экономист обратил на нее внимание. Дело в том, что темпы японских инвестиций в зарубежную промышленность после землетрясения снизились только на одну неделю, а потом восстановились до прежних норм. Оказывается, это произошло за счет того, что правительство, не предавая делу огласки, предоставило заем гражданским предприятиям, вкладывающим свой капитал в иностранную промышленность.
— Этот вопрос, пожалуй, заслуживает более досконального изучения… — сказал пожилой, покусывая губы.
— Есть еще кое-что странное. Это тоже выяснилось только в последнее время. Японское правительство, используя чрезвычайно сложную систему подставных лиц, скупает земельные участки за границей. Общая площадь земель, купленных японским правительством по всему миру, уже достигла очень больших размеров.
— Недвижимое имущество за границей? — посол нахмурился. — Странно! Я знал, что японцы покупают рудники в Африке и Австралии, но чтобы земельные участки…
— Да, закупают целинные равнины…
— А-а, переселять людей собираются, чтобы избежать демографического взрыва. Или для беженцев…
— Одну минуточку, — остановил посла пожилой. — Население Японии уже третий год не увеличивается, а уменьшается. Непонятно. Этот вопрос придется изучить самым подробным образом.
— Что же они собираются делать, эти самые японцы… — пробормотал посол. — О чем думают?.. Я с ними общаюсь уже больше полувека, а вот что они думают, не всегда понимаю.
— Н-да, все очень сложно… — задумчиво произнес пожилой. — Такое впечатление, что в Японии что-то происходит. Неспроста все это делается…
3
В Токио, где еще были свежи раны бедствия, пришла зима.
В конце года, словно нанося дополнительный удар, наступили сильные холода. Из двух миллионов лишенных крова людей около полутора миллионов рассеялись по префектурам. Тут им предстояла беспокойная жизнь в чужих семьях или в сдающихся внаем комнатах. Остальные временно поселились в переносных или разборных домиках. Некоторые встретили суровые холода в бараках, наспех сколоченных на пожарищах. По всей стране были почти полностью приостановлены строительные и земляные работы. Со всех концов Японии, по суше и по морю, в Токио доставляли подъемные краны, экскаваторы и прочую технику, необходимую для восстановительных работ. Люди трудились день и ночь, однако пока только четвертая часть хайвеев стала проезжей и лишь десять процентов пострадавшей подземки вновь вошло в строй. В основном восстанавливались жилые дома и портовое оборудование. Недавно начала работать вторая ТЭЦ, но пока с половинной нагрузкой. Экономия электроэнергии продолжалась. Дома отапливались плохо, и это сказывалось на здоровье и настроении людей. Из-за острой нехватки жидкого топлива отопительные системы, как в былые времена, перешли на каменный уголь. При каменноугольных шахтах Тикухо был экспериментальный завод по сжижению угля, но его производительность, конечно, была крайне низкой. Но в эту зиму никто не жаловался на копоть, хотя трубы большинства каменных громад изрыгали черный дым.
Колючий снег сеял с холодного неба. Онодэра, тщетно пряча лицо в поднятый воротник пальто, спешил из канцелярии премьер-министра в Управление морской безопасности. Ему не удалось пройти кратчайшим путем — прилегающий к зданию парламента район был затоплен демонстрантами. После землетрясения это была первая крупная демонстрация. Кое-где уже происходили столкновения между студентами и мобильными полицейскими частями, и он решил проскользнуть мимо Патентного управления и через Тораномон пройти в Касумигасэки. Университеты пострадали сравнительно мало, и в большинстве из них шли занятия. Правда, в некоторых учебных корпусах все еще размещались пострадавшие. Погибло немало преподавателей, так что лекции часто отменялись. Многие учащиеся, лишившись крова, уехали в родные места, поэтому среди демонстрантов студентов было не очень много, и, несмотря на свою обычную экипировку — шлемы, маски и шестигранные палки, — они не проявляли особенной активности. Тем не менее, поначалу смешавшись с рабочими и служащими, они постепенно собирались группами и нападали на мобильные полицейские отряды. У парламента в нескольких местах шли стычки. На этот раз у студентов не было бутылок с горючей смесью, и они забрасывали полицейских кирпичами и кусками бетона.
Но Онодэра почти не смотрел на студентов. На него произвели гнетущее впечатление остальные демонстранты. Подавленные и мрачные, они накатывали волна за волной в гнетущем молчании… Люди шли с плакатами: «Требуем жилищ!», «Каменные громады — народу!», «Пострадавшим — зимнее вспомоществование!». Их серые окаменевшие от холода лица внушали неодолимую тревогу.
Может быть, они что-то подспудно ощущают, подумал Онодэра. Он знал, что японский народ обладает обостренной чувствительностью. Да, ущерб от землетрясения действительно огромен, но Япония — экономически мощная страна, и через несколько лет все станет на место, как заявляет правительство… Но в души людей стало закрадываться какое-то недоброе предчувствие, что на свете что-то не так, что происходит нечто, не должное происходить. И такие настроения чувствовались во всем обществе.
Этому способствовали и газеты, писавшие в своей излюбленной предостерегающе-пророческой манере. Обычно люди пропускали мимо ушей громогласные, порой сбивавшиеся на откровенно грубую брань «предостережения» газет. В эпоху переизбытка всякого рода информации люди обрели эмоциональный иммунитет против «громких заголовков» и считали, что такова уж природа журналистики. Как бы газеты ни изобиловали мрачными, полными яда статьями, народ умел отмахнуться от истеричной прессы, если интуитивно чувствовал, что «на свете» в общем все в порядке, больше этого, приобрел способность кожей чувствовать то, что на самом деле кроется в запутанном клубке информации.
Нет, подумал Онодэра, на этот раз они наверняка учуяли, что здесь что-то не то. Тревога, исходившая от демонстрантов, их замкнутые, серые от холода и тоски лица, казалось, свидетельствовали о том, что люди начинают терять уверенность в завтрашнем дне. И эти плакаты с такими категорическими требованиями в трудный для всей страны момент… Нет, нет, они чувствуют приближение чего-то недоброго, каких-то трагических перемен… Они по-прежнему относились к броским заголовкам, вроде «Наступит ли большой кризис?», или «Свежие продукты на черном рынке повысились в цене на сорок процентов», или «Опасность продовольственного кризиса будущей весной», но сделались более внимательными, пытаясь прочитать за ними признаки чего-то страшного.
Тонкий народ, с болью в сердце думал Онодэра, проходя мимо демонстрантов и чувствуя — всей своей кожей — их настроение. А что если они… если народ узнает об этом?.. Ведь вероятность теперь уже превысила пятьдесят процентов?.. Не приведет ли это к гигантской панике?
В одной из комнат Управления морской безопасности Онодэра встретил пришедшего сюда минутой раньше Катаоку. За короткое время этот веселый, по-мальчишески круглолицый, дочерна загорелый парень страшно изменился. Его ослепительно яркая улыбка погасла. Всегда плотно сомкнутые губы скрыли белизну ровных зубов. Глаза стали тусклыми, кожа серой, словно он постарел на десять лет. Катаока, как и все сотрудники группы, работал день и ночь до полного изнеможения, но не только в этом было дело — он потерял в Тамати всю семью.
— Демонстрацию видел? — спросил Катаока лишенным интонации голосом. Онодэра кивнул.
— Как ты думаешь, газетчики еще ничего не пронюхали? — Катаока смотрел на снег, облепивший оконную раму. — Сегодня один приходил в Управление обороны. Конечно, никто из главных плана Д с ним не виделся. А он, газетчик-то, побывал на заседании Совета по восстановлению столицы, потом в сейсмологическом институте, а оттуда явился в Управление обороны и долго торчал в отделе прессы…
— Подозрительно… — пробормотал Онодэра. — Что это он вдруг положил глаз на Управление обороны?
— Кажется, увидел там профессора и Юкинагу. С Юкинагой этот репортер еще раньше был знаком. Ему было известно даже, что тот вдруг уволился из университета…
— Прежде чем дойдет до газет, я думаю, будут приняты меры, — сказал Онодэра. — Куниэда-сан шепнул мне, что сегодня вечером у начальника канцелярии кабинета министров состоится секретное совещание с главами крупнейших газет. Договорились, наконец, и о совершенно секретной встрече руководителей оппозиции с премьер-министром…
— А сколько вообще можно скрывать? — все так же холодно произнес Катаока. — Ощущение такое, что вот-вот поползут всякие слухи. Тревога ведь все усиливается. А тут еще неизвестно, будут ли наградные за прошедший год выплачивать… Может начаться так называемый «ножничный» спад из-за свирепого кризиса и страшного повышения цен на предметы первой необходимости…
— Но, говорят, телевизоры и радиоприемники раскупают вовсю, — сказал Онодэра. — Странные дела. Автомобили, например, почти не покупают, хотя почти ни у кого сейчас не осталось нормальной исправной машины.
— В группе Д-2 сегодня был скандал. Сцепились сотрудник, откомандированный из министерства иностранных дел, и молодой парень, которого прислали из Генштаба, да так, что чуть не подрались, — потирая щеки ладонями, все тем же бесстрастным тоном сказал Катаока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Ну, знаешь, если начать копаться, чем они все занимались во время войны, то и в правящей партии, и в оппозиции немало найдется таких, от которых — только тряхни — столбом пойдет пыль. Ведь военные власти самую способную молодежь, особенно морских офицеров, силой заставляли заниматься всякими такими вещами.
— Ты в японские шахматы играешь? — спросил пожилой у посла.
— Нет. Просто в шахматы играю. Если не ошибаюсь, за тобой шахматный должок числится…
— Это гораздо сложнее и любопытнее, чем шахматы. Если возьмешь фигуру противника, то можешь ее использовать как свою. Совсем как в теории партизанской войны. И комбинации фигур очень интересные…
— И что же?
— Да вот смотрю я на этот список и замечаю кое-какие странности… Послушай! Если бы ты был премьер-министром Японии, какой бы ты себе подобрал кабинет, на что бы делал основной упор?
— На охрану порядка внутри страны в первую очередь, — сказал посол. — На ее укрепление. Подобрал бы человека, который имеет огромное влияние на печать. Этой страной нельзя управлять без сотрудничества с органами массовой информации. Далее я бы, само собой, сделал упор на министерства строительства, транспорта, здравоохранения. Усилил бы позиции министерства финансов и Национального государственного банка, чтобы избежать валютного кризиса. Разумеется, и министерство промышленности и торговли пришлось бы укрепить. Ведь до восстановления промышленности импорт будет играть очень важную роль. И министерство сельского хозяйства и лесоводства…
— Ну да, естественно, — кивнул пожилой. — Для восстановления необходима расстановка фигур, укрепляющая внутреннюю политику.
— На первый взгляд так и подобран кабинет, — вмешался секретарь посольства. — Все места, о которых сейчас говорил господин посол, укреплены.
— Это если смотреть с точки зрения японца, — лицо пожилого выражало сомнение. — Впрочем, японский народ и не способен смотреть на свои внутренние дела глазами внешнего наблюдателя, да и политические обозреватели у них такие же, за исключением разве нескольких… Но с точки зрения внешнего наблюдателя, состав нового преобразованного кабинета говорит о его внешней направленности. Например, новый министр иностранных дел… Я думаю, его имя мало кому известно в Японии, а вот за рубежом его хорошо знают как одну из крупнейших фигур…
— Японцы одновременно с укреплением внутриполитического положения хотят укрепить и свою внешнюю политику.
— Нет, не так это просто. На наш взгляд, расстановка сил такова, что основное внимание уделено иностранным делам, торговле, промышленности, транспорту и обороне. Все эти новые четыре министра — крупнейшие знатоки международной политики. За рубежом их авторитет гораздо выше, чем внутри страны. Так что укрепление внутриполитических дел служит только ширмой для укрепления внешней политики.
Поставив на стол бокал, посол задумался.
— Не кажется ли тебе, — спросил пожилой у посла, — что эта расстановка свидетельствует о подготовке Японии к крупному дипломатическому наступлению? Но почему? Почему Японии нужна именно такая комбинация фигур, когда внутри страны настоящее столпотворение?.. Чтобы понять это, одной только логикой не обойдешься…
— Кстати, — сказал молодой специалист, — когда мы уже выезжали, была получена несколько странная информация. Правда, она не показалась мне особо важной, и я не стал изучать ее во всех подробностях. Но наш экономист обратил на нее внимание. Дело в том, что темпы японских инвестиций в зарубежную промышленность после землетрясения снизились только на одну неделю, а потом восстановились до прежних норм. Оказывается, это произошло за счет того, что правительство, не предавая делу огласки, предоставило заем гражданским предприятиям, вкладывающим свой капитал в иностранную промышленность.
— Этот вопрос, пожалуй, заслуживает более досконального изучения… — сказал пожилой, покусывая губы.
— Есть еще кое-что странное. Это тоже выяснилось только в последнее время. Японское правительство, используя чрезвычайно сложную систему подставных лиц, скупает земельные участки за границей. Общая площадь земель, купленных японским правительством по всему миру, уже достигла очень больших размеров.
— Недвижимое имущество за границей? — посол нахмурился. — Странно! Я знал, что японцы покупают рудники в Африке и Австралии, но чтобы земельные участки…
— Да, закупают целинные равнины…
— А-а, переселять людей собираются, чтобы избежать демографического взрыва. Или для беженцев…
— Одну минуточку, — остановил посла пожилой. — Население Японии уже третий год не увеличивается, а уменьшается. Непонятно. Этот вопрос придется изучить самым подробным образом.
— Что же они собираются делать, эти самые японцы… — пробормотал посол. — О чем думают?.. Я с ними общаюсь уже больше полувека, а вот что они думают, не всегда понимаю.
— Н-да, все очень сложно… — задумчиво произнес пожилой. — Такое впечатление, что в Японии что-то происходит. Неспроста все это делается…
3
В Токио, где еще были свежи раны бедствия, пришла зима.
В конце года, словно нанося дополнительный удар, наступили сильные холода. Из двух миллионов лишенных крова людей около полутора миллионов рассеялись по префектурам. Тут им предстояла беспокойная жизнь в чужих семьях или в сдающихся внаем комнатах. Остальные временно поселились в переносных или разборных домиках. Некоторые встретили суровые холода в бараках, наспех сколоченных на пожарищах. По всей стране были почти полностью приостановлены строительные и земляные работы. Со всех концов Японии, по суше и по морю, в Токио доставляли подъемные краны, экскаваторы и прочую технику, необходимую для восстановительных работ. Люди трудились день и ночь, однако пока только четвертая часть хайвеев стала проезжей и лишь десять процентов пострадавшей подземки вновь вошло в строй. В основном восстанавливались жилые дома и портовое оборудование. Недавно начала работать вторая ТЭЦ, но пока с половинной нагрузкой. Экономия электроэнергии продолжалась. Дома отапливались плохо, и это сказывалось на здоровье и настроении людей. Из-за острой нехватки жидкого топлива отопительные системы, как в былые времена, перешли на каменный уголь. При каменноугольных шахтах Тикухо был экспериментальный завод по сжижению угля, но его производительность, конечно, была крайне низкой. Но в эту зиму никто не жаловался на копоть, хотя трубы большинства каменных громад изрыгали черный дым.
Колючий снег сеял с холодного неба. Онодэра, тщетно пряча лицо в поднятый воротник пальто, спешил из канцелярии премьер-министра в Управление морской безопасности. Ему не удалось пройти кратчайшим путем — прилегающий к зданию парламента район был затоплен демонстрантами. После землетрясения это была первая крупная демонстрация. Кое-где уже происходили столкновения между студентами и мобильными полицейскими частями, и он решил проскользнуть мимо Патентного управления и через Тораномон пройти в Касумигасэки. Университеты пострадали сравнительно мало, и в большинстве из них шли занятия. Правда, в некоторых учебных корпусах все еще размещались пострадавшие. Погибло немало преподавателей, так что лекции часто отменялись. Многие учащиеся, лишившись крова, уехали в родные места, поэтому среди демонстрантов студентов было не очень много, и, несмотря на свою обычную экипировку — шлемы, маски и шестигранные палки, — они не проявляли особенной активности. Тем не менее, поначалу смешавшись с рабочими и служащими, они постепенно собирались группами и нападали на мобильные полицейские отряды. У парламента в нескольких местах шли стычки. На этот раз у студентов не было бутылок с горючей смесью, и они забрасывали полицейских кирпичами и кусками бетона.
Но Онодэра почти не смотрел на студентов. На него произвели гнетущее впечатление остальные демонстранты. Подавленные и мрачные, они накатывали волна за волной в гнетущем молчании… Люди шли с плакатами: «Требуем жилищ!», «Каменные громады — народу!», «Пострадавшим — зимнее вспомоществование!». Их серые окаменевшие от холода лица внушали неодолимую тревогу.
Может быть, они что-то подспудно ощущают, подумал Онодэра. Он знал, что японский народ обладает обостренной чувствительностью. Да, ущерб от землетрясения действительно огромен, но Япония — экономически мощная страна, и через несколько лет все станет на место, как заявляет правительство… Но в души людей стало закрадываться какое-то недоброе предчувствие, что на свете что-то не так, что происходит нечто, не должное происходить. И такие настроения чувствовались во всем обществе.
Этому способствовали и газеты, писавшие в своей излюбленной предостерегающе-пророческой манере. Обычно люди пропускали мимо ушей громогласные, порой сбивавшиеся на откровенно грубую брань «предостережения» газет. В эпоху переизбытка всякого рода информации люди обрели эмоциональный иммунитет против «громких заголовков» и считали, что такова уж природа журналистики. Как бы газеты ни изобиловали мрачными, полными яда статьями, народ умел отмахнуться от истеричной прессы, если интуитивно чувствовал, что «на свете» в общем все в порядке, больше этого, приобрел способность кожей чувствовать то, что на самом деле кроется в запутанном клубке информации.
Нет, подумал Онодэра, на этот раз они наверняка учуяли, что здесь что-то не то. Тревога, исходившая от демонстрантов, их замкнутые, серые от холода и тоски лица, казалось, свидетельствовали о том, что люди начинают терять уверенность в завтрашнем дне. И эти плакаты с такими категорическими требованиями в трудный для всей страны момент… Нет, нет, они чувствуют приближение чего-то недоброго, каких-то трагических перемен… Они по-прежнему относились к броским заголовкам, вроде «Наступит ли большой кризис?», или «Свежие продукты на черном рынке повысились в цене на сорок процентов», или «Опасность продовольственного кризиса будущей весной», но сделались более внимательными, пытаясь прочитать за ними признаки чего-то страшного.
Тонкий народ, с болью в сердце думал Онодэра, проходя мимо демонстрантов и чувствуя — всей своей кожей — их настроение. А что если они… если народ узнает об этом?.. Ведь вероятность теперь уже превысила пятьдесят процентов?.. Не приведет ли это к гигантской панике?
В одной из комнат Управления морской безопасности Онодэра встретил пришедшего сюда минутой раньше Катаоку. За короткое время этот веселый, по-мальчишески круглолицый, дочерна загорелый парень страшно изменился. Его ослепительно яркая улыбка погасла. Всегда плотно сомкнутые губы скрыли белизну ровных зубов. Глаза стали тусклыми, кожа серой, словно он постарел на десять лет. Катаока, как и все сотрудники группы, работал день и ночь до полного изнеможения, но не только в этом было дело — он потерял в Тамати всю семью.
— Демонстрацию видел? — спросил Катаока лишенным интонации голосом. Онодэра кивнул.
— Как ты думаешь, газетчики еще ничего не пронюхали? — Катаока смотрел на снег, облепивший оконную раму. — Сегодня один приходил в Управление обороны. Конечно, никто из главных плана Д с ним не виделся. А он, газетчик-то, побывал на заседании Совета по восстановлению столицы, потом в сейсмологическом институте, а оттуда явился в Управление обороны и долго торчал в отделе прессы…
— Подозрительно… — пробормотал Онодэра. — Что это он вдруг положил глаз на Управление обороны?
— Кажется, увидел там профессора и Юкинагу. С Юкинагой этот репортер еще раньше был знаком. Ему было известно даже, что тот вдруг уволился из университета…
— Прежде чем дойдет до газет, я думаю, будут приняты меры, — сказал Онодэра. — Куниэда-сан шепнул мне, что сегодня вечером у начальника канцелярии кабинета министров состоится секретное совещание с главами крупнейших газет. Договорились, наконец, и о совершенно секретной встрече руководителей оппозиции с премьер-министром…
— А сколько вообще можно скрывать? — все так же холодно произнес Катаока. — Ощущение такое, что вот-вот поползут всякие слухи. Тревога ведь все усиливается. А тут еще неизвестно, будут ли наградные за прошедший год выплачивать… Может начаться так называемый «ножничный» спад из-за свирепого кризиса и страшного повышения цен на предметы первой необходимости…
— Но, говорят, телевизоры и радиоприемники раскупают вовсю, — сказал Онодэра. — Странные дела. Автомобили, например, почти не покупают, хотя почти ни у кого сейчас не осталось нормальной исправной машины.
— В группе Д-2 сегодня был скандал. Сцепились сотрудник, откомандированный из министерства иностранных дел, и молодой парень, которого прислали из Генштаба, да так, что чуть не подрались, — потирая щеки ладонями, все тем же бесстрастным тоном сказал Катаока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78