Дмитрий равнодушно взирал на свалку в низине. Если его отказ принимать участие в резне аукнется для него паршиво, это не самый худший способ самоубийства — казнить себя за ослушание он так просто не даст, отбиваться будет до последнего вздоха. Развлечется напоследок. И прекратится его бессмысленное существование в прошлом… Возможно, и к лучшему. К черту… Все к черту… Его идиотские планы “завоевания” Тамерлана — всего лишь идиотские планы, если подумать трезво. Что он будет делать, если они осуществятся? Если заделается кунаком рыжего Хромца? Наберет гарем и будет балдеть в окружении одалисок? Или рассказывать Тамерлану на сон грядущий сказки о будущем? Тамерлан — в роли юного Пушкина, а он — Арины Родионовны… Хватит! Наелся по горло…
Вот только Зоррах… Он скривился, как от зубной боли. Случайность. Ошибка. Нельзя быть идеалистом — окажешься полным придурком. Это ее мир, она-то не пропадет… Ей как раз здесь место уготовано с самого рождения.
Уши заложило, и тут же запел старый знакомец — незримый комарик, единственный добрый друг. Дмитрий обернулся. К нему приближался всадник. Пятнистый чепрак из леопардовой шкуры под седлом ярким пятном выделялся на вороной лошади. Такие чепраки были только у личной гвардии Хромца. “И откуда тебя принесла нелегкая, — подумал Дмитрий. — Не стоит торчать на виду”. И стал спускаться с холма навстречу всаднику.
Подскакавшего гвардейца Дмитрий встретил мрачной улыбкой. Вороным был не только конь, им оказался и наездник — черный, как смола, негр. С золотыми кольцами в ушах, с полосатой повязкой на черной, курчавой голове, с мясистыми, красными губами.
— Привет, Максимка… — пробормотал Дмитрий по-русски.
— Почему ты стоишь здесь, нечестивый пес? Где тебе надлежит быть?
Удерживая гарцующего коня на месте, негр ткнул в Дмитрия шестопером, болтавшимся у него на запястье.
“Ишь, грозный какой…” — подумал Дмитрий. Негр явно томился от скуки, иначе бы не наехал.
— У меня нет рабов среди пленников — мне некого убивать, — лениво ответил он.
— А разве веления эмира не для твоих ушей, грязная скотина? — рявкнул негр. — Иди туда! — приказал он, показав на низину. — И отдай свой значок ун-баши другому.
— Не пойду, — равнодушно отказался Дмитрий. — А ответ я буду держать не перед тобой, черная собака…
Негр задохнулся от такой наглости.
— На колени, — утробно рыкнул он. — Когда тебе будут определять наказание, я попрошу, чтобы мне разрешили вырвать твой язык.
— Убирайся, покуда цел, — посоветовал ему Дмитрий. — Или отведи меня к эмиру. Перед ним я буду держать ответ.
Негр вытаращил круглые глаза, засверкав белками, и издевательски расхохотался.
— Тебя к эмиру? — протянул он с нарочитым удивлением, тесня Дмитрия конем. — Он будет счастлив видеть твою красную, ублюдочную рожу? Иди туда, где тебе надлежит быть, и радуйся, что я милостив к тебе, ничтожество…
Словно наполненный холодной яростью шар лопнул со стеклянным звоном у Дмитрия в груди. Поросшая волосками лошадиная морда, скаля длинные зубы, тянулась к его лицу. Не дожидаясь, пока лошадь укусит, он обрушил ей на морду кулак. Лошадь всхрапнула и завалилась на бок, лягая воздух, — он отпрыгнул, уходя от случайного удара копыта. Дмитрий только оглушил животное, но все равно кисть заныла от удара даже под кольчужной рукавицей.
Негр запутался ногой в стремени и беспомощно барахтался, стараясь освободиться. Лошадь силилась встать и падала снова, мотая всадника. Тот вдруг дико заорал от боли. Животное испугалось, дернулось и наконец поднялось. Лошадиные ноги тряслись, морда опустилась к самой земле, с губ падала пена. При рывке негр высвободился из стремени. Он отполз чуть в сторону и со страхом глядел на Дмитрия, который обошел лошадь и теперь приближался к нему. Его физиономия из черной превратилась в серую.
“Гвардеец, — промелькнуло в мозгу у Дмитрия. — Как удачно”.
Негр потянулся за ножом, но Дмитрий опередил, метнулся и наступил на руку, прижав к земле. Морда у негра стала цвета свежего пепла. Дмитрий сел на него и схватил рукой за горло.
— Пароль, — потребовал он. — Пароль, чтобы пройти к шатру эмира. Говори, черная собака.
Негр захрипел, дергаясь. Он вращал налитыми кровью белками и скалил зубы. “Не скажет, — подумал Дмитрий. — А мне нужен пароль”. Он низко склонился над негром, заглядывая в ополоумевшие глаза.
— Ты не знаешь, кто я? — зловещим голосом произнес он. — Глупый черный человечишка. Я съем тебя живьем, а напоследок полакомлюсь твоей душой. И после смерти ты станешь верным моим рабом.
Глаза негра вылезли из орбит. Остановившимся диким взглядом он смотрел на Дмитрия. “Сработало или нет? — подумал Дмитрий. — Если не сработало, плохо”. Он чуть ослабил хватку и потребовал снова:
— Говори.
— Кадум, — прохрипел негр.
— Ты не ошибся?
— Кадум… кадум, — хрипел полузадушенный гвардеец.
— Жаль мне тебя, Максимка, — сказал Дмитрий по-русски.
И вмазал гвардейцу кулаком в лоб. Чернокожий потерял сознание. Дмитрий одним движением перекатил гвардейца со спины и огляделся. Никого. Удачно. Со всех сторон закрывают холмики. Шагах в пяти из травы выглядывал крупный валун. Рядом с камнем паслась успокоившаяся лошадь.
— Жаль, — повторил Дмитрий, хватая курчавую башку за лоб и подбородок. Упираясь коленями в спину отрубившегося негра, он со всей силы рванул голову на себя и сломал шею. — Нельзя мне, чтобы ты живым остался, — объяснил Дмитрий бездыханному телу. — Болтать будешь.
Он ухватил труп за шиворот и потащил к валуну. Положил мертвую голову на плоскую вершину камня, занес над ней ногу и резко ударил. Послышался хруст. Дмитрий приподнял за волосы голову мертвеца. Осмотрел.
— Мало, — с сожалением произнес он. И ударил головой трупа о камень. Валун окрасился кровью.
— Теперь порядок, — пробормотал Дмитрий. — Слетел с лошади, попал башкой на камень. Шея сломана, морда разбита.
Потом вернулся на место убийства и разыскал нож.
— Дактилоскопии еще не существует, — сказал он покойнику, вкладывая нож в пустые ножны. — И ты мне не опасен.
Он развернулся и зашагал к лагерю. Его вдруг охватило ощущение приподнятой радости, даже шум и крики, доносившиеся из низины, не мешали. Мысль о только что совершенном убийстве — лишь ради того, чтобы добраться до Хромца, — нимало не трогала. Дмитрий наклонился, сорвал травинку, сунул в рот и принялся жевать, поглядывая на небо. Синее, безоблачное, глубокое… В середине оно переливалось кобальтом. И трава под ногами зеленела, словно малахит. Словно светилась изнутри…
— Трусишь, — сказал он себе. — Просто-напросто трусишь. Потому и отговариваешься.
Чушь, конечно… Он вовсе не трусил. Просто будь он хоть трижды мертвым для своего потерянного времени, здесь он все-таки жил — сердце билось. И хотело продолжать биться, несмотря ни на что. А он шел туда, где мерные биения его жизнелюбивого сердечка могут затихнуть раз и навсегда. Вот и колотится сердце, как бешеное, — им же рискуют. Пусть мозг знает, что риск оправдан, — сердцу на это плевать. Оно выстукивает: “Жить, жить, жить…”
Наконец до заторможенного мозга дошло, что более или менее благополучное существование черт-те где в средневековье так просто не происходит. Просто только кошки на свет появляются…
Все отчаяние и тоска. Они, проклятые. Как шоры, за которыми не углядеть очевидного… Его всякая собака за глаза зовет Тимуровым Гулем, а он только ушами хлопает. Прозвище, конечно, еще то — нечисть в облике прекрасной девицы. Хохмачи… В глаза уже, правда, давненько по-другому зовут. Увайси — Одержимый. Зауважали в конце концов, черт их дери. А все после того, как Халиль-Султану сказал: “Нет”. А сам Тамерлан не мычит и не телится. Но если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе…
Подспудное ощущение “сени Тамерланова крыла” над собой — не горячка воспаленного воображения. Она есть, невидимая тень Хромца, маячащая за спиной. Ангел-хранитель, мать его…
И простая логика говорит о том же. Среди малорослого средневекового люда он со своими двумя метрами, словно… словно белый медведь среди пингвинов. И он здесь один-единственный такой — ходячий артефакт ростом чуть пониже верблюда. Белого верблюда. Да Тамерлан с самого начала должен был ему кольцо в нос вставить и повсюду водить за собой, как цыгане медведя! Однако ничего подобного не происходит. Почему?!
Почему вместо Тимура на его белобрысую долговязость не посягал никто другой?! Он месяцы болтается в войске, и вдруг юный Халиль-Султан решает оказать ему честь… Будто только что от спячки очнулся… Дмитрий слишком хорошо помнил, как мальчишка пожирал его взглядом — и тогда, во время первой встречи, и недавно… Что-то не сходится…
Похоже, причина такому отторжению желаемого одна: Тамерлан. Хромец выжидает. Но чего?
Или же все логические рассуждения — всего лишь иллюзия?
И вот повод, который может помочь прояснить ситуацию. Очень веский повод. Дмитрий криво ухмыльнулся. Одна беда — проверка может стоить ему жизни. Хорошо бы Тамерлан оказался в шатре один…
Показалось, будто кто-то окликнул сзади. Он резко развернулся — и никого не увидел. Почудилось. Постоял и быстрым шагом пошел дальше, к лагерю.
Его останавливали дозорные. Он называл пароль — тот, что служил для перемещения по лагерю, — и шел дальше, причем никто не спрашивал, зачем и куда он идет. Но впереди вокруг шатра стояло плотное кольцо охраны. Удастся ли пройти там? Удалось — он прошел, все больше и больше изумляясь собственному везению.
И вот до шатра Тамерлана осталось каких-то метров пять. По сторонам резных дверей стояли два пердэдари и поглядывали на него с угрюмым интересом: простому десятнику подле шатра эмира околачиваться не подобает. И кто вообще допустил, чтобы он прошел к шатру? Их угрюмые рожи рассмешили Дмитрия. Он выплюнул изжеванный стебелек, направился прямо к дверям, к напрягшимся охранникам, и встал перед ними, сдерживая смех:
— Я иду к эмиру. Пароль: “Кадум”.
Стражи перекинулись недоуменными взглядами.
— Кто послал тебя? — спросил один из них.
— Никто, — беззаботно ответил Дмитрий. — Я сам пришел.
Стражники снова переглянулись. Они были в замешательстве. Какой-то ун-баши незваным перся в шатер эмира, но при этом знал пароль.
— Ты пьян, что ли? — прошипел тот, который спрашивал. — Палок отведать захотел?
— Палок… — улыбнулся Дмитрий.
И ударил ногой. Классический удар карате — память о давнишней муштре в морской пехоте. Охранник переломился в поясе и упал. Второму стражу Дмитрий вбил раскрытую ладонь прямо в лицо, положив рядом с первым. Все произошло очень быстро: стражники еще падали, а Дмитрий был уже за дверью.
За порогом, в просторных “сенях” несли караул еще четверо. При внезапном появлении Дмитрия они растерялись, а ему замешательство стражей помогло: он уложил всех четверых, валя каждого с первого удара.
Расправившись с караулом, он проскользнул за тяжелую драпировку. Внутри походного жилища Тамерлана Дмитрий никогда не был и не знал, сколько понадобится блуждать по этому цирку-шапито, чтобы отыскать Тимура, и сколько охраны ему еще может встретиться.
Блуждать, однако, не пришлось. Миновав занавес, он сразу попал, куда ему было нужно. К Тамерлану.
Тимур полулежал на шелковой подстилке лицом к входу. Он настороженно приподнялся, опираясь на здоровую руку. Хромец был не один. У низенького стола, на котором лежала раскрытая книга, на подушке сидел человек в скромном синем халате, в синей чалме, с большим горбатым носом на худой физиономии, обрамленной длинной седой бородой. Он сидел напротив Тимура спиной к занавесу и испуганно оглянулся.
Дмитрий быстро прошел к столу — человечек в синем шарахнулся и повалился на спину. Тамерлан не шелохнулся, только зеленые глаза вдруг остекленели. Медлить не стоило — за спиной топотали ноги и лязгало оружие. Дмитрий упал на колени и, глядя прямо в лицо Тамерлану, громко сказал:
— Справедливости! Справедливости прошу у тебя, эмир!
“Комариный писк” остервенело звенел в ушах. Дмитрий резко наклонил голову к левому плечу, и мимо виска пролетел тупой конец копейного древка.
— Справедливости! — крикнул он, перехватывая копье и погружая левый локоть в чей-то пах.
Стражей было семеро. Трое навалились одновременно, стараясь повалить его на ковер, еще четверо оставались на подхвате. Двоих Дмитрий отшвырнул сразу, развернулся на одном колене и оттолкнул третьего на подступавшие свежие силы, сбив троих, словно кегли. Четвертому он влепил вырванным копьем по обеим ногам. Кто-то прыгнул на него и повис сзади, обхватив рукой за горло. Дмитрий поверх плеча ударил кулаком в лицо душителя. Позади влажно хлюпнуло, и хватка на гортани тотчас ослабла.
Он отбросил копье и застыл на коленях, глядя на ковровый узор и протягивая обе руки к Тамерлану. Сейчас снова набросятся… Но меча он не вытащит до самого последнего момента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48