.. ПРИЁМ?!.. ХОРОШИЙ ПРИЁМ!»
1
Настало время и Демьяну брать быка за рога, точнее за… Впрочем, к чему красивости, когда дело надо делать.
Софи уютно устроилась у Пятака под боком и молчала. А о чём было говорить? Ведь они были почти счастливы.
— Я люблю тебя, — тихим голосом, наконец, сказала Софи.
— И я тебя люблю, — так же тихо и честно ответил Демьян Пятак.
— Я хочу сделать для тебя что-нибудь особенное, — призналась Софи.
— Ладно, — вздохнув, отозвался Демьян. — Скоро мне придётся попросить тебя об одной услуге…
* * *
О кассетах Демьян рассказал ей в ресторане при гостинице, что на первом этаже, куда они спустились под вечер. И он ничуть не удивился тому, что Софи легко согласилась помочь ему.
— Знаешь, я неисправимая авантюристка, — объяснила она, уловив суть просьбы, — и потом, я уже поняла, что ты не простой русский турист из этих ваших новых богатеньких. Ты — человек риска. А риск — это так сексуально! Так притягательно! У нас этого в мужчинах уже давно нет.
И Софи скорчила недовольную гримасу.
Демьян только улыбнулся и ничего девушке не ответил.
В этот момент официант принёс заказанный ужин: устрицы, для которых был самый сезон, полукружьем лежащие на широком фарфоровом блюде, сок только что отжатого лимона в маленьком соуснике и бутылку лёгкого белого вина — непременный атрибут, подаваемый к морскому деликатесу.
Софи посмотрела, как Демьян, взяв в руку одну из раковин, слегка передёрнулся, и улыбнулась.
— Это очень вкусно, — проговорила она. — Попробуй. К тому же помогает мужчинам в любови. Хотя тебе это не нужно, — добавила девушка с хитрой улыбочкой задорной лисички.
Демьян от важности тут же надулся и выпятил нижнюю губу: дескать, знай наших русских пацанов. Это тебе не французские задохлики.
Он сбрызнул устрицу лимонным соком, подивился, что она ещё живая и пищит, и, чуть наморщив нос, проглотил деликатес.
— Ну? — пристала к нему любопытная Софи.
— Нормально. Есть можно, — сообщил ей Демьян, запивая устрицу большим количеством вина.
— Я рада, что тебе нравится.
После такого лёгкого ужина официант принёс кофе. Демьян развалился в кресле и, довольный и сытый, нежился под ласковыми взглядами француженки, попивая ароматный напиток и поглядывая вокруг: не видать ли нашей конкурентки? Где-то она сейчас? Небось, тоже охотится за кассетами. Ну-ну, давай, действуй, а мы пока кофейку попьём.
От таких мыслей Демьяну стало весело, и он, повернувшись к Софи, погладил её по щеке и задорно подмигнул.
Девушка ласково потёрлась щекой о грубую мужскую ладонь.
— Ладно, хватит отдыхать, пошли в номер, — решительно произнёс Дёма.
И он увлёк за собой и не думавшую сопротивляться Софи.
* * *
Они сидели в гостиничном номере на смятой кровати и пили прихваченный с собой из ресторана аперитив.
— Я дам тебе ещё сорок тысяч долларов, всё, что у меня осталось… Но нужно ещё решить, как мне вернуться в Россию, — сказал Демьян.
— С этим будет трудней, чем с кассетами, но не бывает нерешаемых проблем, — ответила Софи и философски добавила: — Были бы страсть и любовь, а всё остальное — ерунда.
Одну маленькую вещь не сказала своему любовнику лукавая Софи. Она не хотела испортить такое славное знакомство.
А вещь эта была очень важной. Всё дело было в том, что гостиница «Виктор Гюго», как и многая другая недвижимость в Довилле и Трувилле, принадлежала её отцу. Администрация гостиницы, естественно, была в курсе того, что за барышня жила в королевском люксе их отеля. Отсюда и проистекала её уверенность в том, что забрать кассеты не составит для неё большого труда.
Но Демьян ничего этого не знал, а потому слегка поражался самоуверенности французской искательницы приключений.
— Давай, пойдём прогуляемся на пляж? — предложила Софи, лукаво подмигнув Демьяну и носком туфельки толкнув его ногу. — Там есть весьма укромные уголки.
— Но как мы добудем кассеты? — бестолково переспросил он.
— Не волнуйся, «мон шер», завтра в полдень они будут у тебя.
При этом у Софи было такое выражение лица, что у Демьяна пропала всякая неуверенность насчёт видеокассет.
— Пойдём, — только и сказал он, покорно двинувшись следом за лукавой француженкой.
«Или пан, или пропал» — подумал он, выходя из гостиницы и подставляя лицо освежающему морскому бризу.
2
Марк Павлински, дежурный администратор гостиницы «Виктор Гюго», заступил на ночное дежурство.
Это было обычное, рядовое ночное дежурство, каких Марк уже отстоял за гостиничной стойкой не один десяток. И всё-таки в эту ночь он очень волновался.
Сегодня ему предстояло совершить кражу в отеле, где он проработал почти пятнадцать лет. Но чего не сделаешь ради красоты! Или ради денег! Или ради тогой другого…
Ведь они — французы — такая противоречивая нация. С одной стороны, они расчётливы и бережливы. И лишнего сантима не потратят на сомнительное удовольствие. А с другой стороны, они так любят жизнь! Так любят женщин, что порой теряют голову и целые состояния бросают под милые и очаровательные ножки!
А что было в жизни у Марка Павлински?
Родился он в провинциальном городке Вилер-Бокаж, где всего тысяча жителей, одна школа, одно кафе, один универсам, да одна церковь… И все девчонки там уже почти с первого класса были распределены и поделены между местными «звёздами» — тут уж не разгуляешься!
Куда там щуплому и близорукому польскому еврейчику Марку было тягаться с крупными нахальными, спортивного сложения парнями, такими как главный их школьный Дон Жуан — Жорж Дюкло.
Это у Жоржа была возможность свободно лапать всех девчонок в классе, не считаясь с распределением, потому что в случае чего мог и по рогам своими здоровенными кулаками настучать, а близорукому Марку оставалось только подглядывать в папин бинокль за своей соседкой, что жила в домике напротив, молодой булочницей Ани Безансон. Стыдливо прячась за штору, он наблюдал, как Ани раздевается, перед тем как лечь со своим мужем, мсье Безансоном. И Марк целыми часами подкарауливал этот всего одну секунду длившийся момент, когда Ани расстёгивала свой лифчик, и розовые бретельки легко соскальзывали с её волнующе округлых плеч… Это было единственное сексуальное развлечение за всю его юность…
Что-то тихонько напевая себе под нос за стойкой бара, дежурный администратор гостиницы «Виктор Гюго» даже головой покачал от неудовольствия, вызванного такими горькими воспоминаниями.
А потом… потом было училище коммерции в Гавре. В портовом Гавре, а не в Париже, да и то на деньги французской коммунистической партии, потому что у его родителей не было денег на парижскую «Эколь де Коммерс». Да и родителей-то у него не было.
Какого чёрта придумали люди на заре цивилизации эти самые деньги, проклятие человечества? Марк снова сокрушённо покачал головой и даже на секунду прекратил своё тихое пение, перейдя на протяжный свист.
В Гавре было то же самое, что и в школе, — даже хуже. Девчонки смотрели только на то, на какой машине приезжают за ними кавалеры. В крайнем случае, если это был не «Порше» и не «Мерседес», такую оплошность кавалеру прощали только за высокий рост и редкие в этих местах светлые волосы вкупе с голубыми глазами. Это считалось в те времена особым шиком — иметь голубоглазого и светловолосого кавалера. Таким парням девчонки не отказывали. Но у Марка не было ни голубых глаз, ни могучих плеч… ни чёрного элегантного «Порше»… Поэтому все два года учёбы он довольствовался тайным общением с цветными журнальчиками «Плейбой», «Пентхауз» и «Уйи»… Как пишется в книгах: верная рука — лучший друг индейца.
А потом была работа.
Марк Павлински любовно погладил стойку бара родного отеля. Так могут гладить лишь округлое гладкое бедро любимой женщины.
Он так дорожил этой работой администратора-рисепшиониста в гостинице «Виктор Гюго»!
Со временем, разумеется, у него завелась подружка — как говорят французы, «петит ами». Его «маленьким дружком» была некрасивая почтовая служащая по имени Анна-Лиза. Анна-Лиза была не только некрасивая, но ещё и на шесть лет старше Марка Павлински. Она была до этого замужем, потом муж бросил её. И Анна-Лиза буквально подобрала Марка, лишив его невинности в двадцать его французских лет. Вот такие парадоксы порой случаются во французской провинции.
Анна-Лиза была сварливой и подозрительной особой, считавшей (к сожалению, совершенно несправедливо), что её французский девственник изменяет ей с постоялицами гостиницы. Эти лишённые всяких оснований обвинения в свой адрес Марк полностью игнорировал и не отвергал только лишь из-за того, чтобы хоть как-то поддерживать свою мужскую репутацию, так как в противном случае Анна-Лиза не ревновала бы его, а насмехалась. Такой уж у неё был вздорный характер.
И вот в жизни Павлински вдруг появилась эта русская красавица.
Ал-ла…
Администратор по слогам выговорил имя женщины, подарившей ему незабываемые мгновения. Имя это, как карамелька, перекатилось по языку, оставляя сладкий след на нёбе.
Она была воплощением его — Марка Павлински — самой сокровенной сексуальной мечты.
У Неё была именно такая грудь, как у самой красивой картинки из журнала, что целых два года украшала стену над его столом в студенческой конуре на рю д'Алгер в Гавре. У Неё были именно такие ножки, как на обложке журнала «Уйи», которую он повесил над своей кроватью, когда переехал в Тру-вилль. У Неё были именно такие талия, шея, живот, как на самых любимых и вожделенных картинках.
Вспоминая о счастливых мгновениях, проведённых в её номере, Павлински чуть было не наделал ошибок в выписывании счётов для постояльцев отеля «Виктор Гюго». И даже насвистывать модную ныне мелодию перестал, а издал какой-то хрип, будто из его горла выскочило загнанное в самое нутро вожделение.
И теперь, когда счастье было так близко, он — нерешительный и робкий Марк Павлински — был готов совершить страшное преступление ради ночи любви с этой богиней! Он согласился залезть в комнату, где стоят видеомагнитофоны, соединённые с камерами наружного наблюдения, и взять оттуда видеокассеты, подменив их чистыми…
Кто эта русская — его не интересовало.
Шпионка она или бандитка из этих… новых русских?
Ему было всё равно. Марк совсем потерял голову.
И если бы Она предложила ему поехать на базу французских атомных подлодок в город Тулон и украсть там секретную оперативную карту, Марк Павлински согласился бы и на это.
* * *
Наступила глубокая ночь.
Марк сидел за стойкой в абсолютном одиночестве.
Редкие подгулявшие постояльцы парочками и в одиночку проходили в свои номера, возвращаясь — кто из казино, кто из ресторана, а кто и с ночного пляжа…
И в эту ночь Марка уже не охватывала зависть при виде счастливых богачей, влекущих в свои номера красивых девчонок…
Он говорил себе: «Ничего, ничего, погодите! Уже завтра я буду обнимать самую красивую женщину на этом курортном побережье! И, более того, я заработаю целых сорок тысяч франков и наконец куплю себе почти новую трехлетнюю „Тойоту" вместо моей постыдной развалюхи — „Рено" … Тогда мы ещё поглядим, кто кому будет завидовать, когда я поведу эту русскую в её номер».
Мечтая о предстоящей встрече со своей красавицей, которая обещала ему сладостные мгновения любовных утех, администратор неторопливо разложил на стойке подробные карты местности с непременным указанием достопримечательностей курорта, а также наиболее знаменитыми и популярными среди туристов пляжами, помеченными обязательными для европейских курортов голубыми флажками, которые обозначали высшую оценку чистоты.
Затем Марк направился к полутораметровой юкке, стоявшей около лифта в огромном глиняном горшке. Туристы вечно бросали в горшок разные скомканные бумажки, обёртки от конфет и даже окурки. В обязанности дежурного ночного администратора входило поддержание чистоты в холле отеля.
Убрав из горшка мусор, Павлински вновь вернулся за стойку, и неторопливыми движениями принялся протирать блестящую панель стойки. Полированное дерево, обитое по краям медными пластинами, заиграло под смоченной специальным раствором тряпочкой, неторопливо скользившей под рукой администратора.
Удивительно, но эта неторопливость и даже некая степенная гордость от осознания собственной значимости появилась в поведении Марка Павлински совсем недавно — после того, как он провёл пару часов в обществе русской красавицы Алки. И администратору изменения, произошедшие в его поведении, понравились.
«Это то, чего мне так не хватало, — думал он, надраивая стойку. — Неторопливость и вальяжность — именно такие качества неотразимо действуют на красоток. И вот теперь я стал таким».
Высоченные, стилизованные под старинные, часы, что стояли в холле, пробили четыре утра.
Настало самое мёртвое время, когда все уже угомонились, и когда ночные портье, по обычаю, тоже ложились вздремнуть на диванчик…
Но Марк ложиться не стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
1
Настало время и Демьяну брать быка за рога, точнее за… Впрочем, к чему красивости, когда дело надо делать.
Софи уютно устроилась у Пятака под боком и молчала. А о чём было говорить? Ведь они были почти счастливы.
— Я люблю тебя, — тихим голосом, наконец, сказала Софи.
— И я тебя люблю, — так же тихо и честно ответил Демьян Пятак.
— Я хочу сделать для тебя что-нибудь особенное, — призналась Софи.
— Ладно, — вздохнув, отозвался Демьян. — Скоро мне придётся попросить тебя об одной услуге…
* * *
О кассетах Демьян рассказал ей в ресторане при гостинице, что на первом этаже, куда они спустились под вечер. И он ничуть не удивился тому, что Софи легко согласилась помочь ему.
— Знаешь, я неисправимая авантюристка, — объяснила она, уловив суть просьбы, — и потом, я уже поняла, что ты не простой русский турист из этих ваших новых богатеньких. Ты — человек риска. А риск — это так сексуально! Так притягательно! У нас этого в мужчинах уже давно нет.
И Софи скорчила недовольную гримасу.
Демьян только улыбнулся и ничего девушке не ответил.
В этот момент официант принёс заказанный ужин: устрицы, для которых был самый сезон, полукружьем лежащие на широком фарфоровом блюде, сок только что отжатого лимона в маленьком соуснике и бутылку лёгкого белого вина — непременный атрибут, подаваемый к морскому деликатесу.
Софи посмотрела, как Демьян, взяв в руку одну из раковин, слегка передёрнулся, и улыбнулась.
— Это очень вкусно, — проговорила она. — Попробуй. К тому же помогает мужчинам в любови. Хотя тебе это не нужно, — добавила девушка с хитрой улыбочкой задорной лисички.
Демьян от важности тут же надулся и выпятил нижнюю губу: дескать, знай наших русских пацанов. Это тебе не французские задохлики.
Он сбрызнул устрицу лимонным соком, подивился, что она ещё живая и пищит, и, чуть наморщив нос, проглотил деликатес.
— Ну? — пристала к нему любопытная Софи.
— Нормально. Есть можно, — сообщил ей Демьян, запивая устрицу большим количеством вина.
— Я рада, что тебе нравится.
После такого лёгкого ужина официант принёс кофе. Демьян развалился в кресле и, довольный и сытый, нежился под ласковыми взглядами француженки, попивая ароматный напиток и поглядывая вокруг: не видать ли нашей конкурентки? Где-то она сейчас? Небось, тоже охотится за кассетами. Ну-ну, давай, действуй, а мы пока кофейку попьём.
От таких мыслей Демьяну стало весело, и он, повернувшись к Софи, погладил её по щеке и задорно подмигнул.
Девушка ласково потёрлась щекой о грубую мужскую ладонь.
— Ладно, хватит отдыхать, пошли в номер, — решительно произнёс Дёма.
И он увлёк за собой и не думавшую сопротивляться Софи.
* * *
Они сидели в гостиничном номере на смятой кровати и пили прихваченный с собой из ресторана аперитив.
— Я дам тебе ещё сорок тысяч долларов, всё, что у меня осталось… Но нужно ещё решить, как мне вернуться в Россию, — сказал Демьян.
— С этим будет трудней, чем с кассетами, но не бывает нерешаемых проблем, — ответила Софи и философски добавила: — Были бы страсть и любовь, а всё остальное — ерунда.
Одну маленькую вещь не сказала своему любовнику лукавая Софи. Она не хотела испортить такое славное знакомство.
А вещь эта была очень важной. Всё дело было в том, что гостиница «Виктор Гюго», как и многая другая недвижимость в Довилле и Трувилле, принадлежала её отцу. Администрация гостиницы, естественно, была в курсе того, что за барышня жила в королевском люксе их отеля. Отсюда и проистекала её уверенность в том, что забрать кассеты не составит для неё большого труда.
Но Демьян ничего этого не знал, а потому слегка поражался самоуверенности французской искательницы приключений.
— Давай, пойдём прогуляемся на пляж? — предложила Софи, лукаво подмигнув Демьяну и носком туфельки толкнув его ногу. — Там есть весьма укромные уголки.
— Но как мы добудем кассеты? — бестолково переспросил он.
— Не волнуйся, «мон шер», завтра в полдень они будут у тебя.
При этом у Софи было такое выражение лица, что у Демьяна пропала всякая неуверенность насчёт видеокассет.
— Пойдём, — только и сказал он, покорно двинувшись следом за лукавой француженкой.
«Или пан, или пропал» — подумал он, выходя из гостиницы и подставляя лицо освежающему морскому бризу.
2
Марк Павлински, дежурный администратор гостиницы «Виктор Гюго», заступил на ночное дежурство.
Это было обычное, рядовое ночное дежурство, каких Марк уже отстоял за гостиничной стойкой не один десяток. И всё-таки в эту ночь он очень волновался.
Сегодня ему предстояло совершить кражу в отеле, где он проработал почти пятнадцать лет. Но чего не сделаешь ради красоты! Или ради денег! Или ради тогой другого…
Ведь они — французы — такая противоречивая нация. С одной стороны, они расчётливы и бережливы. И лишнего сантима не потратят на сомнительное удовольствие. А с другой стороны, они так любят жизнь! Так любят женщин, что порой теряют голову и целые состояния бросают под милые и очаровательные ножки!
А что было в жизни у Марка Павлински?
Родился он в провинциальном городке Вилер-Бокаж, где всего тысяча жителей, одна школа, одно кафе, один универсам, да одна церковь… И все девчонки там уже почти с первого класса были распределены и поделены между местными «звёздами» — тут уж не разгуляешься!
Куда там щуплому и близорукому польскому еврейчику Марку было тягаться с крупными нахальными, спортивного сложения парнями, такими как главный их школьный Дон Жуан — Жорж Дюкло.
Это у Жоржа была возможность свободно лапать всех девчонок в классе, не считаясь с распределением, потому что в случае чего мог и по рогам своими здоровенными кулаками настучать, а близорукому Марку оставалось только подглядывать в папин бинокль за своей соседкой, что жила в домике напротив, молодой булочницей Ани Безансон. Стыдливо прячась за штору, он наблюдал, как Ани раздевается, перед тем как лечь со своим мужем, мсье Безансоном. И Марк целыми часами подкарауливал этот всего одну секунду длившийся момент, когда Ани расстёгивала свой лифчик, и розовые бретельки легко соскальзывали с её волнующе округлых плеч… Это было единственное сексуальное развлечение за всю его юность…
Что-то тихонько напевая себе под нос за стойкой бара, дежурный администратор гостиницы «Виктор Гюго» даже головой покачал от неудовольствия, вызванного такими горькими воспоминаниями.
А потом… потом было училище коммерции в Гавре. В портовом Гавре, а не в Париже, да и то на деньги французской коммунистической партии, потому что у его родителей не было денег на парижскую «Эколь де Коммерс». Да и родителей-то у него не было.
Какого чёрта придумали люди на заре цивилизации эти самые деньги, проклятие человечества? Марк снова сокрушённо покачал головой и даже на секунду прекратил своё тихое пение, перейдя на протяжный свист.
В Гавре было то же самое, что и в школе, — даже хуже. Девчонки смотрели только на то, на какой машине приезжают за ними кавалеры. В крайнем случае, если это был не «Порше» и не «Мерседес», такую оплошность кавалеру прощали только за высокий рост и редкие в этих местах светлые волосы вкупе с голубыми глазами. Это считалось в те времена особым шиком — иметь голубоглазого и светловолосого кавалера. Таким парням девчонки не отказывали. Но у Марка не было ни голубых глаз, ни могучих плеч… ни чёрного элегантного «Порше»… Поэтому все два года учёбы он довольствовался тайным общением с цветными журнальчиками «Плейбой», «Пентхауз» и «Уйи»… Как пишется в книгах: верная рука — лучший друг индейца.
А потом была работа.
Марк Павлински любовно погладил стойку бара родного отеля. Так могут гладить лишь округлое гладкое бедро любимой женщины.
Он так дорожил этой работой администратора-рисепшиониста в гостинице «Виктор Гюго»!
Со временем, разумеется, у него завелась подружка — как говорят французы, «петит ами». Его «маленьким дружком» была некрасивая почтовая служащая по имени Анна-Лиза. Анна-Лиза была не только некрасивая, но ещё и на шесть лет старше Марка Павлински. Она была до этого замужем, потом муж бросил её. И Анна-Лиза буквально подобрала Марка, лишив его невинности в двадцать его французских лет. Вот такие парадоксы порой случаются во французской провинции.
Анна-Лиза была сварливой и подозрительной особой, считавшей (к сожалению, совершенно несправедливо), что её французский девственник изменяет ей с постоялицами гостиницы. Эти лишённые всяких оснований обвинения в свой адрес Марк полностью игнорировал и не отвергал только лишь из-за того, чтобы хоть как-то поддерживать свою мужскую репутацию, так как в противном случае Анна-Лиза не ревновала бы его, а насмехалась. Такой уж у неё был вздорный характер.
И вот в жизни Павлински вдруг появилась эта русская красавица.
Ал-ла…
Администратор по слогам выговорил имя женщины, подарившей ему незабываемые мгновения. Имя это, как карамелька, перекатилось по языку, оставляя сладкий след на нёбе.
Она была воплощением его — Марка Павлински — самой сокровенной сексуальной мечты.
У Неё была именно такая грудь, как у самой красивой картинки из журнала, что целых два года украшала стену над его столом в студенческой конуре на рю д'Алгер в Гавре. У Неё были именно такие ножки, как на обложке журнала «Уйи», которую он повесил над своей кроватью, когда переехал в Тру-вилль. У Неё были именно такие талия, шея, живот, как на самых любимых и вожделенных картинках.
Вспоминая о счастливых мгновениях, проведённых в её номере, Павлински чуть было не наделал ошибок в выписывании счётов для постояльцев отеля «Виктор Гюго». И даже насвистывать модную ныне мелодию перестал, а издал какой-то хрип, будто из его горла выскочило загнанное в самое нутро вожделение.
И теперь, когда счастье было так близко, он — нерешительный и робкий Марк Павлински — был готов совершить страшное преступление ради ночи любви с этой богиней! Он согласился залезть в комнату, где стоят видеомагнитофоны, соединённые с камерами наружного наблюдения, и взять оттуда видеокассеты, подменив их чистыми…
Кто эта русская — его не интересовало.
Шпионка она или бандитка из этих… новых русских?
Ему было всё равно. Марк совсем потерял голову.
И если бы Она предложила ему поехать на базу французских атомных подлодок в город Тулон и украсть там секретную оперативную карту, Марк Павлински согласился бы и на это.
* * *
Наступила глубокая ночь.
Марк сидел за стойкой в абсолютном одиночестве.
Редкие подгулявшие постояльцы парочками и в одиночку проходили в свои номера, возвращаясь — кто из казино, кто из ресторана, а кто и с ночного пляжа…
И в эту ночь Марка уже не охватывала зависть при виде счастливых богачей, влекущих в свои номера красивых девчонок…
Он говорил себе: «Ничего, ничего, погодите! Уже завтра я буду обнимать самую красивую женщину на этом курортном побережье! И, более того, я заработаю целых сорок тысяч франков и наконец куплю себе почти новую трехлетнюю „Тойоту" вместо моей постыдной развалюхи — „Рено" … Тогда мы ещё поглядим, кто кому будет завидовать, когда я поведу эту русскую в её номер».
Мечтая о предстоящей встрече со своей красавицей, которая обещала ему сладостные мгновения любовных утех, администратор неторопливо разложил на стойке подробные карты местности с непременным указанием достопримечательностей курорта, а также наиболее знаменитыми и популярными среди туристов пляжами, помеченными обязательными для европейских курортов голубыми флажками, которые обозначали высшую оценку чистоты.
Затем Марк направился к полутораметровой юкке, стоявшей около лифта в огромном глиняном горшке. Туристы вечно бросали в горшок разные скомканные бумажки, обёртки от конфет и даже окурки. В обязанности дежурного ночного администратора входило поддержание чистоты в холле отеля.
Убрав из горшка мусор, Павлински вновь вернулся за стойку, и неторопливыми движениями принялся протирать блестящую панель стойки. Полированное дерево, обитое по краям медными пластинами, заиграло под смоченной специальным раствором тряпочкой, неторопливо скользившей под рукой администратора.
Удивительно, но эта неторопливость и даже некая степенная гордость от осознания собственной значимости появилась в поведении Марка Павлински совсем недавно — после того, как он провёл пару часов в обществе русской красавицы Алки. И администратору изменения, произошедшие в его поведении, понравились.
«Это то, чего мне так не хватало, — думал он, надраивая стойку. — Неторопливость и вальяжность — именно такие качества неотразимо действуют на красоток. И вот теперь я стал таким».
Высоченные, стилизованные под старинные, часы, что стояли в холле, пробили четыре утра.
Настало самое мёртвое время, когда все уже угомонились, и когда ночные портье, по обычаю, тоже ложились вздремнуть на диванчик…
Но Марк ложиться не стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24