Он думал о Рейчел – о том, как она навязала себя ему, о том, что он не стал отказываться и залез с ней в постель. Кроме того, ему вспомнилось загадочное серебряное лезвие на прикроватном столике. Какова была на вкус кровь Рейчел, он не помнил – к тому времени, как она засунула ему свои пальцы в рот, его вкусовые рецепторы отказались служить – слишком многое ему тогда пришлось в прямом и переносном смысле попробовать…
Какое все-таки странное, мистическое оружие она использовала – клинок в виде распятия!
Она намекнула, что к этому ножичку ей до сих пор прибегать не приходилось. Роберту хотелось ей верить, но она столь умело его порезала, что он не мог не усомниться в ее искренности. Впрочем, может быть, ей просто повезло – как везет всякому новичку.
Рейчел ни словом не обмолвилась о своей семье, друзьях, да и вообще о своей жизни. Он не имел понятия, как она жила до сих пор. Она могла оказаться, к примеру, великосветской шлюхой, хотя трудно представить себе шлюху – пусть и очень высокооплачиваемую, – которой бы хватило средств снимать роскошные апартаменты в их доме на Леннокс-гарденс. Существовала вероятность, что она жила на содержании какого-нибудь крупного бизнесмена или даже преступника. Но это, думал Роберт, вовсе не в ее стиле. Вряд ли она могла стать содержанкой преступника – вне зависимости от того, насколько богатым и успешным тот был. Равным образом, по мысли Роберта, ее вряд ли заинтересовал бы какой-нибудь «воротила бизнеса». Тогда кто мог добиться ее благосклонности? И в любом случае – какого черта ей понадобился он, Роберт? Она могла бы заполучить любого мужчину, стоило ей только поманить его пальцем. Вместо этого она ложится в постель с жалким консьержем. Как Роберт ни старался, он не мог подыскать для этого вразумительного объяснения.
– Роберт! Роберт?!
Он опустил глаза и увидел перед собой на тарелке «морского черта», залитого перечным соусом. Лаура затушила в пепельнице сигарету.
– Слушай, ты понял хоть слово из того, что я тебе наговорила?
– Извини. Я – как бы это сказать…
Лаура хотела услышать его ответ. Она откинулась на спинку стула и терпеливо ждала. Было слышно, как посетители «Глубоких вод» тихо беседовали, согнувшись над тарелками. В основном обсуждали бизнес.
– Ты только посмотри на этих типов, – нарушила молчание Лаура. – Они пришли сюда, чтобы отведать самые экзотические рыбные блюда в Лондоне, но даже не замечают, что кладут в рот. Они нe чувствуют вкуса, не чувствуют прелести момента – они вообще ничего не чувствуют, – даже не смотрят потом на счет. Только сидят и обсуждают свои проценты. Идиоты поганые!
– Лаура! – негромко одернул ее Роберт.
– А что такое?
Роберт ничего не ответил. Он надеялся, что его укоризненный взгляд объяснит ей все.
– А что тут такого? – повторила Лаура. – Я хочу сказать, с какой стати я должна молчать? Tы только взгляни на это сборище! Сплошь одни импотенты! Кстати, ты сегодня ужасно выглядишь. Tы что, заболел?
– Ты говорила, что тебя не интересуют детали.
– Детали – деталями, но, может быть, тебе нужно обратиться к врачу?
– Ничего страшного со мной не случилось.
– А ты смотрел сегодня на себя в зеркало? У тебя просто на лице написано, что случилось именно страшное.
Лаура расплатилась по счету, заявив официанту, что брать с клиентов такие деньги – преступление, но потом решила, что, коль скоро за все платит Хардинг Рок, ей не стоит беспокоиться.
Роберт отправился домой. Он шел по раскаленному асфальту лондонских улиц. На тротуарах высились груды мусора, а вдоль дороги выстроились переполненные мусорные баки, которые никто не увозил. Всюду царило неописуемое зловоние. Трава в Гайд-парке подернулась желтым и коричневым. Зеленый цвет вообще стал в городе редкостью. Роберт прошелся по переполненной Парк-лейн, а затем свернул на Уилтон-кресент, чтобы срезать угол. Напротив Беркли расположился бродяга, который тщательно перебирал мусор, высыпавшийся из огромного дырявого пакета.
Роберт купил номер «Ивнинг стандарт». Там было именно то, что он искал. Информация о смерти Сары по-прежнему шла на первых страницах газет, хотя ее уже похоронили. В статье говорилось о возможной связи между ее убийством и двойным убийством Дженнифер Колсен и Андрэ Перлмана в отеле «Кэдогэн». Роберт понял, что не все так просто, с того самого момента, когда к нему явился детектив Кевин Маллой, а после той откровенной лжи, которую выдавал за правду Хэролд Дейли, выступая по телевидению, Роберт был твердо уверен в своей правоте.
Роберт считал минуты, до того ему не терпелось оказаться под кровом своей убогой квартирки в подвале. Но так уж сложилось, что он едва узнал собственное жилище: должно быть, Рейчел в его отсутствие совершила настоящий налет на его каморку.
Она за несколько часов сделала то, что потребовало бы от Роберта нескольких месяцев упорного труда. Кухню теперь никто бы не назвал сомнительным с точки зрения чистоты и гигиены местом – тарелки и столовые приборы поражали чистотой и глянцево отсвечивали, разложенные по местам в сушилках. Раковина сверкала, и даже сток был очищен от многолетних минеральных наслоений. Она не только просмотрела и расставила по местам все, что хранилось в кухонных шкафчиках, но и выбросила всю дрянь, любовно сберегаемую Робертом в холодильнике в течение месяцев. Роберт всегда гордился тем, что у него холодильник был забит больше, чем у кого-либо из его знакомых. Теперь же – после того как Рейчел отнесла на помойку картонные коробки со скисшим молоком и пластиковые пакеты с давно сгнившими овощами – выяснилось, что хранить в общем-то нечего. Осталось только несколько, банок пива да две упаковки сливочного масла – вот и все. Ей же удалось устранить застарелый неприятный запах.
Настоящим откровением для Роберта явилась спальня. Явно посвежевший ковер приветствовал его, как старого друга. Обычно распиханная по всем углам одежда теперь была тщательно сложена и лежала аккуратной стопочкой на стульях, висела на вешалках или даже находилась в ящичках гардероба. Постель была застелена. Ванная комната напоминала стерильностью хирургический кабинет, и в ней при всем желании нельзя было обнаружить и пятнышка. В крохотную гостиную было приятно войти. Никаких помятых жестянок из-под пива по углам, никаких переполненных разорванными и смятыми бумажными листами корзин. Можно было без сомнения утверждать, что по поверхности стола и полок прошлась умелая рука, вооруженная мягкой тряпочкой с полиролью. Интересно, где она нашла полироль? Неужели в этой квартире? Это так и осталось для Роберта загадкой. Она оставила для него записку.
Роберт! Мне кажется несправедливым, что ты должен убирать за всеми, а за тобой никто. Я решила продемонстрировать тебе свою солидарность. Надеюсь, ты не в обиде на меня за вторжение – оно было осуществлено с самыми лучшими намерениями. Чем дольше я находилась в твоей квартире, тем больше мне не хватало тебя. В общем, когда тебе будет нужно, поднимись ко мне и избавь меня от тоски.
Р.
Роберт аккуратно сложил записку, хотя это был всего-навсего кусочек бумаги, неровно оторванный по краям, и положил ее в ящик стола. Только после этого он мог быть уверен, что не выбросит записку Рейчел по рассеянности. В самом деле, она странная женщина. Странная, но удивительно привлекательная. Любовные утехи с ней доказали ему, что рай существует и на земле. Что же касается нанесенной ему раны, то он был вынужден признать, что поначалу порез показался ему болезненным, но со временем ситуация начала представляться все более забавной.
А как она хороша была утром, когда солнечные лучи высветили перед ним всю ее красоту! Откуда, спрашивается, она взялась – такая восхитительная и прекрасная? И что делает здесь, чем занимается? Она одновременно и притягивала к себе, и отталкивала. И возбуждала, и настораживала… В те мгновения, когда Рейчел более всего восхищала Роберта, он начинал ее бояться.
Ричард Элмор вытер пот со лба. Для гигиенических целей он пользовался платком размером с большой парус из тонкого полотна коричневого тона. Когда такси стало подпрыгивать на неровностях дороги, вместе с ним запрыгала и нижняя челюсть искателя приключений на покое. Рядом сидела Кэтрин в мужской рубашке бежевого цвета с закатанными по локоть рукавами. Крису нравилось, как она выглядела в этом простом, но удивительно идущем ей наряде.
Таксист ехал вниз по Портобелло-роуд. Вечер только начинался, и несколько маленьких уютных баров едва справлялись с наплывом посетителей. Парочка престарелых дилеров лениво перекидывалась словами, стоя на тротуаре поблизости от облюбованного заведения. На скамеечке перед пабом расположилась старушка с аккордеоном и яростно наигрывала какую-то мелодию.
Стефан Абрахам жил в прелестном четырехэтажном домике сразу же за Портобелло-роуд. Он открыл им дверь, кивнул Элмору, окинул взглядом Криса и сказал:
– Вы, должно быть, Лэнг?
– Он самый.
– А вы, черт возьми, кто такая? – осведомился Абрахам, в упор уставившись на Кэтрин. Потом он обернулся к Элмору. – Вы же сказали, что вас будет двое – вы и он.
– А что, есть какая-нибудь разница?
Абрахам выглядел куда более истощенным, нежели в последний раз, когда его видел Элмор. Он потерял несколько килограммов, и это прежде всего сказалось на его лице – оно еще более осунулось и заострилось. Кожа, однако, выглядела безупречно. Можно было подумать, что с первого дня после рождения Абрахама тщательно оберегали от солнечных лучей, грязного воздуха, кислотных дождей и других неблагоприятных факторов. На его лице не было заметно ни малейшего следа прожитых лет, ни единой морщинки или другого дефекта, которые появляются у человека с годами. Он был настолько бледен, что его кожа отливала синевой. Элмор заметил, с каким вниманием Кэтрин разглядывала Абрахама, и это его ничуть не удивило.
Когда Абрахам перехватил взгляд девушки, она опустила глаза и заговорила:
– У меня свой интерес, мистер Абрахам. Меня зовут Кэтрин Росс, и я сестра Дженнифер Колсен.
Абрахам отбросил всякую подозрительность, которая мгновенно сменилась любопытством. Он повернулся к Элмору:
– Это правда?
– Правда.
Хозяин улыбнулся:
– В таком случае заходите, прошу вас.
Элмор мысленно отметил мгновенную перемену в настроении Абрахама. Всего пару минут назад тот был настолько недоволен Элмором, что последний начал подумывать, не будет ли им отказано в аудиенции. Но вот ветер переменился, и Абрахам теперь напоминал шестилетнего мальчонку на празднике в честь собственного дня рождения.
Дом у Стефана Абрахама оказался темноватым. Лампочки горели вполнакала, а отделка дома была исполнена в несколько мрачных тонах. В комнатах чередовались темно-зеленый, темно-синий и багровые оттенки. Ставни были закрыты, а шторы опущены. Весь первый этаж был отведен под мастерскую.
Подъем по крутой лестнице не прошел для Элмора бесследно – он начал задыхаться, остановился и оперся о стену темно-синего цвета. Абрахам перестал гипнотизировать взглядом Кэтрин и переключил внимание на Элмора.
– А вы не в очень-то хорошей форме, старина, верно?
Те скульптуры, что стояли ближе к входу, являли собой некое подобие войны всех против всех. Это были своего рода металлические скелеты, сцепившиеся друг с другом в смертельной борьбе, причем каждый из них норовил уязвить неприятеля жалким подобием рук, составленных из обрезков металлических труб и прутьев. Хотя сами скульптуры, в общем, производили гнетущее впечатление, железные смертники были закутаны в яркие полотнища – от шелка сапфирового цвета до ярко-изумрудного атласа. В некоторых местах ткани – по замыслу автора – были натянуты, словно на барабане, а в других – разорваны или рассечены колючей проволокой или ржавыми бритвенными лезвиями, дополнявшими композицию.
Элмор заметил отвращение на лице Кэтрин и посчитал нужным вмешаться:
– Как я вам уже говорил, Стефан представляет искусство новой волны.
– Недостаточно новой, – сказал на это Абрахам. – Хотя зрители, конечно же, этого не замечают.
– Для чего все это? – спросил Крис, широким жестом указывая на собрание раскоряченных железных фигур.
– Это проект, который я собираюсь представить вниманию публики в следующем месяце. Называется композиция «Прорыв сквозь кожу». Эта общая тема объединяет все разрозненные элементы в единое целое.
Крис, признаться, никак не мог обнаружить это единое целое. Помимо металла, автор использовал алебастр и бетон. Изготовленная из талька голова лошади была доведена до возможного совершенства и тщательно отполирована, так что сверкала, как новенький автомобиль. Имела место в композиции и деревянная резьба, правда, до крайности грубая и угловатая. Сделанное из бронзы подобие не то спрута, не то осьминога тянулось щупальцами к высаженной в кадке сосне, огибало ее и касалось заляпанного темными пятнами пола в том месте, где к потолку возносился похожий на взрыв монумент в форме креста, целиком составленный из отдельных элементов, выполненных в виде капель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Какое все-таки странное, мистическое оружие она использовала – клинок в виде распятия!
Она намекнула, что к этому ножичку ей до сих пор прибегать не приходилось. Роберту хотелось ей верить, но она столь умело его порезала, что он не мог не усомниться в ее искренности. Впрочем, может быть, ей просто повезло – как везет всякому новичку.
Рейчел ни словом не обмолвилась о своей семье, друзьях, да и вообще о своей жизни. Он не имел понятия, как она жила до сих пор. Она могла оказаться, к примеру, великосветской шлюхой, хотя трудно представить себе шлюху – пусть и очень высокооплачиваемую, – которой бы хватило средств снимать роскошные апартаменты в их доме на Леннокс-гарденс. Существовала вероятность, что она жила на содержании какого-нибудь крупного бизнесмена или даже преступника. Но это, думал Роберт, вовсе не в ее стиле. Вряд ли она могла стать содержанкой преступника – вне зависимости от того, насколько богатым и успешным тот был. Равным образом, по мысли Роберта, ее вряд ли заинтересовал бы какой-нибудь «воротила бизнеса». Тогда кто мог добиться ее благосклонности? И в любом случае – какого черта ей понадобился он, Роберт? Она могла бы заполучить любого мужчину, стоило ей только поманить его пальцем. Вместо этого она ложится в постель с жалким консьержем. Как Роберт ни старался, он не мог подыскать для этого вразумительного объяснения.
– Роберт! Роберт?!
Он опустил глаза и увидел перед собой на тарелке «морского черта», залитого перечным соусом. Лаура затушила в пепельнице сигарету.
– Слушай, ты понял хоть слово из того, что я тебе наговорила?
– Извини. Я – как бы это сказать…
Лаура хотела услышать его ответ. Она откинулась на спинку стула и терпеливо ждала. Было слышно, как посетители «Глубоких вод» тихо беседовали, согнувшись над тарелками. В основном обсуждали бизнес.
– Ты только посмотри на этих типов, – нарушила молчание Лаура. – Они пришли сюда, чтобы отведать самые экзотические рыбные блюда в Лондоне, но даже не замечают, что кладут в рот. Они нe чувствуют вкуса, не чувствуют прелести момента – они вообще ничего не чувствуют, – даже не смотрят потом на счет. Только сидят и обсуждают свои проценты. Идиоты поганые!
– Лаура! – негромко одернул ее Роберт.
– А что такое?
Роберт ничего не ответил. Он надеялся, что его укоризненный взгляд объяснит ей все.
– А что тут такого? – повторила Лаура. – Я хочу сказать, с какой стати я должна молчать? Tы только взгляни на это сборище! Сплошь одни импотенты! Кстати, ты сегодня ужасно выглядишь. Tы что, заболел?
– Ты говорила, что тебя не интересуют детали.
– Детали – деталями, но, может быть, тебе нужно обратиться к врачу?
– Ничего страшного со мной не случилось.
– А ты смотрел сегодня на себя в зеркало? У тебя просто на лице написано, что случилось именно страшное.
Лаура расплатилась по счету, заявив официанту, что брать с клиентов такие деньги – преступление, но потом решила, что, коль скоро за все платит Хардинг Рок, ей не стоит беспокоиться.
Роберт отправился домой. Он шел по раскаленному асфальту лондонских улиц. На тротуарах высились груды мусора, а вдоль дороги выстроились переполненные мусорные баки, которые никто не увозил. Всюду царило неописуемое зловоние. Трава в Гайд-парке подернулась желтым и коричневым. Зеленый цвет вообще стал в городе редкостью. Роберт прошелся по переполненной Парк-лейн, а затем свернул на Уилтон-кресент, чтобы срезать угол. Напротив Беркли расположился бродяга, который тщательно перебирал мусор, высыпавшийся из огромного дырявого пакета.
Роберт купил номер «Ивнинг стандарт». Там было именно то, что он искал. Информация о смерти Сары по-прежнему шла на первых страницах газет, хотя ее уже похоронили. В статье говорилось о возможной связи между ее убийством и двойным убийством Дженнифер Колсен и Андрэ Перлмана в отеле «Кэдогэн». Роберт понял, что не все так просто, с того самого момента, когда к нему явился детектив Кевин Маллой, а после той откровенной лжи, которую выдавал за правду Хэролд Дейли, выступая по телевидению, Роберт был твердо уверен в своей правоте.
Роберт считал минуты, до того ему не терпелось оказаться под кровом своей убогой квартирки в подвале. Но так уж сложилось, что он едва узнал собственное жилище: должно быть, Рейчел в его отсутствие совершила настоящий налет на его каморку.
Она за несколько часов сделала то, что потребовало бы от Роберта нескольких месяцев упорного труда. Кухню теперь никто бы не назвал сомнительным с точки зрения чистоты и гигиены местом – тарелки и столовые приборы поражали чистотой и глянцево отсвечивали, разложенные по местам в сушилках. Раковина сверкала, и даже сток был очищен от многолетних минеральных наслоений. Она не только просмотрела и расставила по местам все, что хранилось в кухонных шкафчиках, но и выбросила всю дрянь, любовно сберегаемую Робертом в холодильнике в течение месяцев. Роберт всегда гордился тем, что у него холодильник был забит больше, чем у кого-либо из его знакомых. Теперь же – после того как Рейчел отнесла на помойку картонные коробки со скисшим молоком и пластиковые пакеты с давно сгнившими овощами – выяснилось, что хранить в общем-то нечего. Осталось только несколько, банок пива да две упаковки сливочного масла – вот и все. Ей же удалось устранить застарелый неприятный запах.
Настоящим откровением для Роберта явилась спальня. Явно посвежевший ковер приветствовал его, как старого друга. Обычно распиханная по всем углам одежда теперь была тщательно сложена и лежала аккуратной стопочкой на стульях, висела на вешалках или даже находилась в ящичках гардероба. Постель была застелена. Ванная комната напоминала стерильностью хирургический кабинет, и в ней при всем желании нельзя было обнаружить и пятнышка. В крохотную гостиную было приятно войти. Никаких помятых жестянок из-под пива по углам, никаких переполненных разорванными и смятыми бумажными листами корзин. Можно было без сомнения утверждать, что по поверхности стола и полок прошлась умелая рука, вооруженная мягкой тряпочкой с полиролью. Интересно, где она нашла полироль? Неужели в этой квартире? Это так и осталось для Роберта загадкой. Она оставила для него записку.
Роберт! Мне кажется несправедливым, что ты должен убирать за всеми, а за тобой никто. Я решила продемонстрировать тебе свою солидарность. Надеюсь, ты не в обиде на меня за вторжение – оно было осуществлено с самыми лучшими намерениями. Чем дольше я находилась в твоей квартире, тем больше мне не хватало тебя. В общем, когда тебе будет нужно, поднимись ко мне и избавь меня от тоски.
Р.
Роберт аккуратно сложил записку, хотя это был всего-навсего кусочек бумаги, неровно оторванный по краям, и положил ее в ящик стола. Только после этого он мог быть уверен, что не выбросит записку Рейчел по рассеянности. В самом деле, она странная женщина. Странная, но удивительно привлекательная. Любовные утехи с ней доказали ему, что рай существует и на земле. Что же касается нанесенной ему раны, то он был вынужден признать, что поначалу порез показался ему болезненным, но со временем ситуация начала представляться все более забавной.
А как она хороша была утром, когда солнечные лучи высветили перед ним всю ее красоту! Откуда, спрашивается, она взялась – такая восхитительная и прекрасная? И что делает здесь, чем занимается? Она одновременно и притягивала к себе, и отталкивала. И возбуждала, и настораживала… В те мгновения, когда Рейчел более всего восхищала Роберта, он начинал ее бояться.
Ричард Элмор вытер пот со лба. Для гигиенических целей он пользовался платком размером с большой парус из тонкого полотна коричневого тона. Когда такси стало подпрыгивать на неровностях дороги, вместе с ним запрыгала и нижняя челюсть искателя приключений на покое. Рядом сидела Кэтрин в мужской рубашке бежевого цвета с закатанными по локоть рукавами. Крису нравилось, как она выглядела в этом простом, но удивительно идущем ей наряде.
Таксист ехал вниз по Портобелло-роуд. Вечер только начинался, и несколько маленьких уютных баров едва справлялись с наплывом посетителей. Парочка престарелых дилеров лениво перекидывалась словами, стоя на тротуаре поблизости от облюбованного заведения. На скамеечке перед пабом расположилась старушка с аккордеоном и яростно наигрывала какую-то мелодию.
Стефан Абрахам жил в прелестном четырехэтажном домике сразу же за Портобелло-роуд. Он открыл им дверь, кивнул Элмору, окинул взглядом Криса и сказал:
– Вы, должно быть, Лэнг?
– Он самый.
– А вы, черт возьми, кто такая? – осведомился Абрахам, в упор уставившись на Кэтрин. Потом он обернулся к Элмору. – Вы же сказали, что вас будет двое – вы и он.
– А что, есть какая-нибудь разница?
Абрахам выглядел куда более истощенным, нежели в последний раз, когда его видел Элмор. Он потерял несколько килограммов, и это прежде всего сказалось на его лице – оно еще более осунулось и заострилось. Кожа, однако, выглядела безупречно. Можно было подумать, что с первого дня после рождения Абрахама тщательно оберегали от солнечных лучей, грязного воздуха, кислотных дождей и других неблагоприятных факторов. На его лице не было заметно ни малейшего следа прожитых лет, ни единой морщинки или другого дефекта, которые появляются у человека с годами. Он был настолько бледен, что его кожа отливала синевой. Элмор заметил, с каким вниманием Кэтрин разглядывала Абрахама, и это его ничуть не удивило.
Когда Абрахам перехватил взгляд девушки, она опустила глаза и заговорила:
– У меня свой интерес, мистер Абрахам. Меня зовут Кэтрин Росс, и я сестра Дженнифер Колсен.
Абрахам отбросил всякую подозрительность, которая мгновенно сменилась любопытством. Он повернулся к Элмору:
– Это правда?
– Правда.
Хозяин улыбнулся:
– В таком случае заходите, прошу вас.
Элмор мысленно отметил мгновенную перемену в настроении Абрахама. Всего пару минут назад тот был настолько недоволен Элмором, что последний начал подумывать, не будет ли им отказано в аудиенции. Но вот ветер переменился, и Абрахам теперь напоминал шестилетнего мальчонку на празднике в честь собственного дня рождения.
Дом у Стефана Абрахама оказался темноватым. Лампочки горели вполнакала, а отделка дома была исполнена в несколько мрачных тонах. В комнатах чередовались темно-зеленый, темно-синий и багровые оттенки. Ставни были закрыты, а шторы опущены. Весь первый этаж был отведен под мастерскую.
Подъем по крутой лестнице не прошел для Элмора бесследно – он начал задыхаться, остановился и оперся о стену темно-синего цвета. Абрахам перестал гипнотизировать взглядом Кэтрин и переключил внимание на Элмора.
– А вы не в очень-то хорошей форме, старина, верно?
Те скульптуры, что стояли ближе к входу, являли собой некое подобие войны всех против всех. Это были своего рода металлические скелеты, сцепившиеся друг с другом в смертельной борьбе, причем каждый из них норовил уязвить неприятеля жалким подобием рук, составленных из обрезков металлических труб и прутьев. Хотя сами скульптуры, в общем, производили гнетущее впечатление, железные смертники были закутаны в яркие полотнища – от шелка сапфирового цвета до ярко-изумрудного атласа. В некоторых местах ткани – по замыслу автора – были натянуты, словно на барабане, а в других – разорваны или рассечены колючей проволокой или ржавыми бритвенными лезвиями, дополнявшими композицию.
Элмор заметил отвращение на лице Кэтрин и посчитал нужным вмешаться:
– Как я вам уже говорил, Стефан представляет искусство новой волны.
– Недостаточно новой, – сказал на это Абрахам. – Хотя зрители, конечно же, этого не замечают.
– Для чего все это? – спросил Крис, широким жестом указывая на собрание раскоряченных железных фигур.
– Это проект, который я собираюсь представить вниманию публики в следующем месяце. Называется композиция «Прорыв сквозь кожу». Эта общая тема объединяет все разрозненные элементы в единое целое.
Крис, признаться, никак не мог обнаружить это единое целое. Помимо металла, автор использовал алебастр и бетон. Изготовленная из талька голова лошади была доведена до возможного совершенства и тщательно отполирована, так что сверкала, как новенький автомобиль. Имела место в композиции и деревянная резьба, правда, до крайности грубая и угловатая. Сделанное из бронзы подобие не то спрута, не то осьминога тянулось щупальцами к высаженной в кадке сосне, огибало ее и касалось заляпанного темными пятнами пола в том месте, где к потолку возносился похожий на взрыв монумент в форме креста, целиком составленный из отдельных элементов, выполненных в виде капель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54