А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

«Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин. 14,26). Бог пришел к людям, чтобы отныне быть неразлучным с ними.
Православное предание, таким образом, имеет онтологическую структуру. Онтологическим мы назовем акт, соединяющий два уровня бытия. Ядерный взрыв – не онтологический процесс, а вот когда моя мысль поднимает мою руку – это уже онтология. Важнейшие же уровни христианской онтологии – Творец и тварь. Так вот, суть Предания в том, что «Бог, избравший меня и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего» (Гал. 1. 15-16). О том же говорит и св. Григорий Нисский в своем толковании на Песнь Песней: когда происходит истинная встреча человеческой души (Невесты) и Христа (Жениха) – «начинается взаимное перехождение одного в другое, и Бог бывает в душе, и душа также переселяется в Бога. Невеста достигла, кажется, самого верха в надежде благ, ибо что выше сего – пребывать в самом Любимом и в себя восприять Любимого?». В Предании Бог дает людям Свою вечность. И поэтому Предание – это поистине «традиция бессмертия».
И хотя Бог открывается именно в сокровенной глубине души, Его никак нельзя отождествлять с самой этой глубиной: «Бог больше сердца нашего» (1 Ин. 3, 20). Очевиднейшая черта православной Традиции на редкость легко ускользает от сегодняшних газетных проповедников «духовности»: христианское понимание благодати в принципе анти-имманентистское. Не из себя и не своей силой человек порождает переживание Божественного. Огромная пропасть лежит между евангельской «благодатью» и рериховским «самосовершенствованием». Не раздувание «искорки божества» в себе предстоит христианину, а раскрытие себя для приятия того Дара, который в принципе не может вместиться в нашем мире. Хотя и «в нас» Царство Божие, но оно – не мы. В нас самих входит не то, что мы сами. Но «Действие Христово» в сердце и Сам Действующий – не одно и и тоже. Как не одно и то же луч солнца и сам источник этого света.
Предание возможно лишь потому, что Бог дарит Себя людям. Бог касается человека – и человек меняется. В Традиции совершается не передача рассказов об этом преображении, а передача самого преображения. Как бы ни были важны эти рассказы, но, по слову преп. Максима Исповедника – «Важнее быть, чем знать».
Мы говорили, что Предание – это онтологический акт, совершающийся в людях. И в качестве такового он и не может быть вмещен в книгах. То, что сделал Христос, словами невыразимо, а значит, и не может передаваться лишь словами. Христос завещал нам Себя Самого, а не набор книг. Когда Спаситель посылает Своих учеников («идите и проповедуйте Евангелие всей твари» – Мк. 16, 15) – книга еще не была написана.
А значит, и последующую жизнь христианства нельзя свести лишь к Писанию.
Итак, перед нами стоят два вопроса: что же все-таки оставил Христос апостолам, и каков способ передачи этого дара от апостолов к следующим поколениям? Что есть Предание?
Для этого не нужно уходить слишком далеко. Церковь стоит перед ищущими и свидетельствует: «Предание – это я». Имеет ли она право на такое заявление?
В самом Новом Завете слово «церковь» упоминается 110 раз. Значит, она не есть нечто «исторически-привмешавшееся» к чистому «евангелизму». Но если Церковь не создается Писанием, а сама созидает его, то откуда же берется она сама? Чем руководствуется и что воплощает в своем письменном свидетельстве о себе самой и своей Главе? Если не Писанием, значит… – Преданием.
Прежде всего посмотрим, чем Церковь восполняет Писание. – Тем, чем практика восполняет теоретическое описание. Писание – норма веры; Предание – образ жизни. Плоть Предания восполняет Слово Евангелия. Практика религии – молитва. Церковные предания во всех своих формах в конце концов говорят о молитве и Причастии, то есть о том слове к Богу, без которого никакое, даже апостольское слово о Боге не может оживить душу.
И вот именно «правила молитвы» нет в Новом Завете. В книге Деяний, описывающей Церковь пламенного ее периода, не так уж много находится молитв или свидетельств о мистическом опыте апостолов. По своему обыкновению несколько преувеличивая, В. Розанов однажды восклицает по этому поводу : почему Христос не научил людей молиться, разрушив их прежний Храм? Всего одна молитва на протяжении всего Евангелия – «Отче наш», одна молитва в семь строк.
Кроме нее приводится лишь последняя, тайная молитва Христа. Но ведь никому и в голову не придет от себя повторять «первосвященническую молитву» Иисуса. Более того, это – молитва Тайной Вечери. И дается она только в «духовном» Евангелии от Иоанна. И это – признак некоей эзотерики.
Религия – это связь с Богом. Эта связь прежде всего осуществляется через молитву. И вот, оказывается, что Евангелия не дают людям новых молитв. В них нет поэзии молитвы. По сравнению с Псалмами «Отче наш» – сухая проза, вежливое перечисление нужд. Молитва глубочайшая по своему смыслу, но явно уступающая Псалмам по эмоциональной, сердечной насыщенности. И когда Церковь Нового Завета начала сама молиться, ей ничего иного не оставалось, как взять для себя молитвы Ветхозаветной Церкви – Псалтирь.
Религия, лишенная молитвенного вдохновения и творчества – не религия. Во всяким случае, она не имеет права называться «Новой».
Но если религиозная гениальность Нового Завета все же ощущается и непосредственно, и неопровержимо – значит, отсутствие в нем новых молитв может означать только одно: Новый Завет открывает возможность непсалмического Богообщения. Оказалось возможным вступить в особый Завет с Господом, в такие отношения с Творцом, которые не умещаются в гимны и псалмы. И этот свой новый способ Богообщения христиане не захотели делать публичным.
Вполне странен эзотеризм Евангелия, утаивающий суть бесед Христа с учениками именно в те дни, когда они лучше всего могли понимать Его. В Евангелии нет поучений Христа от Воскресения до Вознесения. То есть сказано, что Он говорил им о Царствии Божием (Деян. 1, 3), но что именно – не записано ни Лукой, ни кем-то другим. С другой стороны, обращает на себя внимание, что все встречи апостолов со Христом в этот период центрированы вокруг трапез. Случайны ли скудость слов и наставлений и обилие совместных вкушений? Эзотеричность концовки евангелий известна всем. Гностики понимали эту таинственность как эзотеричность учения; Церковь – как эзотеричность, сокрытость культа.
Но главный вопрос здесь таков: «Бог человеколюбия», проповеданный апостолами, пришел ли Он только ради соединения с Собою 12-ти осчастливленных евреев, или же Его дары предназначены для всех людей и на все времена? Последние слова Христа на земле – «Я с вами во все дни до скончания века». «С вами» – только ли с апостолами (которые явно не дожили до «скончания века») или же и с нами, со всеми живущими в пространстве от Воплощения до Второго Пришествия?
Последнее возможно лишь в том случае, если у тех, кто наследует апостолам, будет возможность войти в Завет, заключенный преломлением хлеба в Сионской горнице и исполненный посланием Духа. Это означает, что Христос должен был оставить нам возможность становиться соучастниками как Тайной Вечери, так и Пятидесятницы. Это означает, что действием Св. Духа, которое мы испрашиваем на Литургии, истончается стена времени и пространства, отделяющая нас от Сионской горницы, и мы вместе с апостолами присутствуем на Той же Жертве и вкушаем те же Дары.
Только в таинстве Тела Христова Церковь создает себя: «Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных пастырями и учителями, на дело служения, для созидания Тела Христова, дабы мы истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело… получает приращение для созидания самого себя в любви» (Ефес. 4. 11-16). Это и есть то таинство, которое дает не-псалмическое соединение с Богом, более чем молитвенное единение с Ним, ибо «Не духом одним угодно было Христу соединиться с верующим, но и телом и кровью».
Тем-то и отличается вера Церкви от всех других вер, «что она конкретно, физически причастна своему объекту». К этой Личности, составляющей предмет всего христианского упования, и обращена главная, евхаристическая молитва Церкви: «ТЫ еси воистину Христос… сие есть Тело ТВОЕ»… Бог принял в Свою Личность человеческую природу во Христе. И в это средоточие Троицы Он призывает войти и нас. Вот и подчеркивает преп. Симеон Новый Богослов, что Христос, говоря «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь во Мне пребывает и Я в нем», не сказал – «в них» то есть в материи таинства пребывает, но сказал: «во Мне», то есть в Нем Самом, в Его Славе, в Его Божестве.
Христос преобразует верных в Себя. Верующий приводится не к созерцанию и не к убежденности, не к озарениям, передаваемым небесной иерархией, но к Самому Христу.
«В тайне сей для язычников, которая есть Христос в вас, упование славы, Которого мы проповедуем, вразумляя всякого человека» (Кол. 1. 27-28). Здесь мы видим и уже знакомое нам – «тайна… есть Христос в вас», но еще видим и удивительное сочетание: «тайна», которой мы «вразумляем всякого». Да, в христианстве не существует эзотерического учения. Но в Церкви есть эзотерика культа, есть таинство жизни во Христе, «таинство нашего спасения».
Нет, это не таинственность в смысле неопределенности и размытости, тайна христианства не относится к виду «неясного и нерешенного», и любителю экзотических дурманов нечем от нее поживиться. В сути своей она предельно ясна, ибо предлагает однозначный выбор: ты со Мною или против Меня; ты приемлешь Мою Чашу или желаешь подменить ее другой, более понятной и рукотворной? Да или нет? Принимаешь или распинаешь? Ибо отворачивание своего лица от той Чаши, что протягивает тебе Любовь, есть оскорбление Любви и распятие ее.
Предание не есть ни пересказ апостольских слов (ибо тогда оно есть лишь повторение Писания), ни информативная добавка к новозаветному кодексу. Предание – это усвоение каждому человеку того всечеловеческого дара Спасения и обожения, который был дан человечеству в евангельскую «полноту времен». Служение Духа, составляющее онтологическую суть Предания, – это осуществление в конкретном человеке, в конкретном времени и пространстве того, что для всего человечества было совершено Христом. Традиция интериоризирует то объективное обновление человеческой природы, которое было совершено Христом. Дух усваивает нам плоды крестной жертвы.
Предание – это Христос, в Таинствах возвращающийся к людям. Так и говорит об этом последний византийский богослов Николай Кавасила: «Таинства – вот путь, вот дверь, которую Он открыл. Проходя этим путем, и этой дверью, Он возвращается к людям».
Предание не есть некоторые слова, которые можно шептать на ухо. Предание объемлет сразу и чувства, и мысли, и надежды, и действия. По прекрасному выражению И. Конгара, «Предание – это все, что нам было дано, чтобы мы могли жить в Завете».
А значит, недостаточно просто рассказывать людям о Христе, не допуская их в Сионскую горницу. В ту горницу, двери которой так и остались незаперты, в ту горницу, в которую вводит нас церковная Литургия, чтобы дать нам место рядом с апостолами и вместе с ними подойти к той точке, с которой начинается Церковь и ее Предание: «Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 26-27).
О том же Предании говорит и ап. Павел: «Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб… « (1 Кор. 11, 23).
И именно это Причастие христиане соделали таинством и скрывали от других. Блаж. Августин в своем толковании Евангелия от Иоанна (96 гл) говорит, что оглашаемым не раскрывали вполне две христианские истины: о Св.Троице и о Евхаристии. Причину для такого сокрытия Августин указывает вполне неэзотерическую: для возбуждения в приходящих в Церковь сильнейшего желания познать эти тайны.
Как ревностно относились отцы Церкви III и IV веков к обнародованию Евхаристического таинства, можно видеть из реакции церковных иерархов на казус, происшедший во время гонений на св. Афанасия Великого со стороны ариан. Еретики обвинили св. Афанасия в том, что он, якобы ворвавшись во время совершения Литургии в храм, где служили еретики, опрокинул Чашу с Причастием. Против Афанасия было возбуждено дело в светском суде.
Когда об этом стало известно в Риме, тамошний епископ Юлий I обратился со специальным посланием к негласному покровителю ариан и влиятельному придворному константинопольскому епископу Евсевию. В этом послании (15-м) папа с негодованием говорит: «Нам стало известно, что производился допрос о чаше и трапезе пред префектом и его когортою в присутствии язычников, евреев и оглашенных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов