– Синхронно, – проворчал Арнольд, – я как раз собирался спросить, когда твои ребята закончат возиться с вашими надувными шариками.
– Они уже почти закончили. Ты разобрался, что произошло с той бомбой?
– Устройством, Фолз, – проворчал, как потревоженный медведь, Густафсон, – устройством. Я не собираюсь спокойно выслушивать от таких лохов, как ты, слова на букву "Б".
– Ладно, ладно, «устройством». Так что?
– Ничего. Это не моя вина – просто не сработал захват. Такое впечатление, что его заклинило.
– Что-нибудь с электричеством?
– Не знаю, спроси своих орлов.
– Ладно, – Адам включил рацию. – Дэвид?
– Да?
– Ты не посмотрел бомбосбрасыватель на «Каспере-2»?
– Да, я проверил. Это чисто механическая неполадка – кто-то из техников слишком туго закрутил болт крепления, захват свело, как в тисках.
– Понятно. Проверь, чтобы подобного не случилось в этот раз – если мы облажаемся, парням в лесу придется несладко.
– Сделаем.
– Ну вот, – повернулся к Густафсону Адам, – ты доволен?
– Более чем.
– Устройства, – Адам не сдержал улыбку, – готовы?
– Готовы и проверены. Я посижу тут у тебя, пока твои не закончат?
– Пожалуйста. Я не хочу тут бросать командирскими словечками, но как идут дела по минированию полосы за внешним периметром?
– Нормально идут, – Швед виновато посмотрел на Адама, – если ты намекаешь, что мне нужно быть там, то я готов.
– Да нет, что ты!
– Ребята у меня грамотные, – как бы извиняясь объяснил Швед, – я новичков натаскал будь здоров. Да и зам мой, Рейнольдс – один из самых лучших специалистов. Справятся.
Адам отхлебнул чай из кружки и спохватился:
– Выпьешь чего-нибудь?
– Кофейку – с удовольствием, – кивнул Густафсон.
Адам налил кофе в чашку и протянул гостю.
– Ты не думай, Фолз, – сказал Арнольд, виновато крутя в руках чашку, – я знаю, что мое место – с моим взводом. Только у меня душа не на месте.
Адам спокойно посмотрел на него.
– Я за Майка и ребят переживаю. Как они там, Адам?
– Нормально. Окопались, укрепление построили быстро, заминировали всё вокруг.
– Радиоминами?
– Да. Сидят, ждут гостей.
Густафсон молча кивнул.
– Надо было мне с ними пойти.
– Ну да, – сказал Адам, отставляя кружку в сторону, – тебе нужно было с ними пойти. А с кем я тут останусь? Кто мне помогать будет? У меня и так сердце обрывается, что я их туда на верную смерть отправил, еще и ты туда же!
– Чего – «на смерть»? У них же полно оружия, да и Мазаев им этот, как его, бластер подкинул. Чего «на смерть»? Они же не в лесу будут спина к спине сидеть!
– Да знаю я, – вздохнул Адам, – и что они из укрепления будут стрелять, и что проволоку они приготовили, по земле растянули, чтобы волкам ловушку устроить. Знаю я, что и мин у них много, и боезапас приличный, и что снайперы у них самые лучшие, и мазаевский аппарат – вещь в бою страшная…
– Ну, еще бы! Я как увидел, как те деревья загорелись и рухнули – чуть в штаны не навалил с испуга, хотя повидал в жизни немало.
Адам промолчал, угрюмо глядя на чашку с недопитым чаем.
– Чего ты, Адам?
– Предчувствие у меня поганое, – с болью в глазах посмотрел на сапера Фолз, – самое поганое, что у меня было. Перед Высадкой у меня такое же предчувствие было и сбылось ведь.
– Знаешь что, Фолз, – со стуком ставя чашку на стол сказал Густафсон, – если у тебя предчувствия такие ненормальные, то пойди к доктору нашему, пусть он тебе пилюльки успокаивающие пропишет и клизму лечебную закатает в задницу. А я его попрошу, чтобы клизма была не меньше, чем три ведра – чтобы тебе мозги с черного хода прочистить.
– Комик, – улыбнулся Адам, хотя улыбка получилась невеселой.
– Стараемся, работаем над собой.
– А сам-то – «я за Майка и ребят переживаю», – Адам спародировал слова Густафсона, – сам-то хорош.
– Да я так, – смутился Швед и снова, как за спасительный круг, схватился за чашку с кофе, – просто не привык я, чтобы другие за меня воевали, а я в тылу отсиживался.
– Ты и не отсиживаешься. Кто на внешнем периметре мины ставит? Ты и твои парни. Кто нам эти б-ха-хе…, – притворно закашлялся Адам, – устройства соорудил? Ты. Так что не надо комедию разводить – «я в тылу, а парни в бою». Каждый делает свое дело, как знает, как умеет, делает изо всех сил.
– Не мое это дело, Адам, – грустно посмотрел Швед, – я-то сюда ехал как сапер, всё правильно, а сам надеялся на то, что будет у меня свой участок земли, свой сад, огород – как у всех моих на Земле было. Думал, осяду здесь, буду овощи разводить, чем черт не шутит, может быть, семью заведу – в Колонии, сам знаешь, есть женщины свободные, очередь за ними, правда, до небес, но – мало ли как судьба обернется. Думал, буду в земле ковыряться и забуду ремесло свое взрывное. Ведь не мое это дело, я его делать умею, но не люблю.
– А ты думаешь мои «беспилотчики» своим делом занимаются? – спросил Адам. – Ты думаешь, это их дело – каждый день за экраном сидеть и глаза портить, чтобы волков обнаружить? Ты думаешь, что это их дело – смерть нести? Им бы в школу бегать, учиться, книжки читать, в футбол играть или за девчонками, слава богу, бегать, а не этим всем, – Адам обвел рукой комнату, – заниматься.
– Чего ты завелся, Адам?
– Извини. Я не завелся, просто сам такой же, как и ты, Арни, – усмехнулся Адам. – Я бы с удовольствием скинул бы с себя эту лямку и с радостью бы больше никогда в жизни никому никаких приказов не отдавал. Я тоже хотел, как ты – прилететь сюда, в мир чистый, без войн, без порушенной экологии, без сумасшедших политиканов и фанатиков, без всего того дерьма, которым мы все и бесчисленные поколения до нас загадили нашу планету до неузнаваемости. Я тоже с радостью эти вот железяки, – Адам похлопал по кобуре пистолета, – забросил бы подальше – все равно пользы от них никакой. Ты думаешь, почему я сюда прилетел и почему людей с собой позвал?
– Почему?
– Хотел, чтобы у нас был шанс начать всё с начала, с самого первого чистого листа. Устроить мир, в котором не было бы места оружию, войне, злобе. Смешно, когда такие высокопарные слова говоришь, правда?
– Ты видишь, чтобы я смеялся? – исподлобья посмотрел на него Швед.
– А я так искренне думал. Хоть и говорили мне эти Хозяева долбанные, хоть и пугали сейрами, хоть и готовились мы к войне с самого начала, а я всё равно был упрямым ослом. Ну, не мог я поверить на все сто процентов, чтобы эти сейры, которые против таких могущественных тварей, как Хозяева, выстояли, чтобы свободу себе вернуть, были такими уж страшными тварями, как мне показывали.
Адам перевел дух и жадно отхлебнул чай.
– Конечно, какой-то червячок был в душе. Были мысли, что всё-таки сейры с самого начала были животными и только после того, как Хозяева их научили и перекроили по-своему, стали разумными. Я подумал – «Хозяева – почти, как боги, силы у них такие, что страшно становится. Установить со мной контакт через такие сумасшедшие расстояния, перебросить столько человек с одного места в другое за пару секунд – это же какими способностями нужно обладать. Но разум-то у них не человеческий, холодный разум, расчетливый. Чему же они могли научить тварей, которые от природы были хищниками»? Вот этот вопрос меня мучил и покоя не давал.
Вот так я и жил перед переброской: в ожидании мира готовился к войне. И надо сказать, что в первый день мне было очень страшно – как волки себя поведут, как люди себя покажут.
– Мы и показали, – проворчал Швед, угрюмо глядя в чашку, как будто на ее дне были ответы на все вопросы мира.
– Вот-вот, показали. В первый же день. Я сгоряча подумал, что мои опасения правильными оказались, что на нас напали, но когда ту беременную волчицу увидел, то чуть с ума не сошел.
– Я там был, помню.
– Я стоял там, как будто человек, который начал третью мировую. Как будто нажал на кнопку, и ракеты уже летят и с той, и с другой стороны. Чувство такое, как будто мир рушится на глазах, как будто через пятнадцать минут долетят все ракеты со всеми боеголовками, что есть на свете – и всё, конец всему. Видишь это всё, как наяву, и знаешь, что это ты всему причиной.
Адам умолкает и смущенно смотрит на Шведа:
– Надоел я тебе, Арни?
– Нет, Адам, – улыбается Густафсон, – не надоел. Я представляю, что я – твой духовник. Знаешь, мамочка моя покойная так хотела, чтобы я священником стал – ты себе не представляешь.
– А ты?
– А что я? Подвел старушку, да еще как подвел: вместо того, чтобы с кафедры проповеди рассказывать, сапером заделался.
– Жизнь, – вздохнул Адам.
– Жизнь, – соглашается Швед. – Давай, Адам, валяй дальше. Грехи отпустить не смогу – у самого грехов выше крыши, но тебе выговориться надо.
– Спасибо, отец Густафсон, – улыбнулся Адам. – Тогда там, на той поляне, я подумал, как же мерзко всё получается – мы сюда летели, чтобы нормальный мир наладить, чтобы всех ошибок прошлых не допустить, а что получилось? Притащили мы с собой всю мерзость нашего мира, всю гадость, всю грязь, самое поганое отвратительное дерьмо. Волков этих убили ни за что, ни про что. Вон Дубинин со своим волком мне добавил так, что мало не показалось.
– О чем ты?
– Ты не знал? – посмотрел на него Адам. – Я думал, уже все знают. Волк этот, которого наши в лесу захватили, Сергею рассказал, что они не собирались на нас нападать.
– А он не врал? Волк этот?
– Нет, Арни, не врал. Он как увидел, как я его сейров бомблю – выбежал отсюда и на ограждения бросился, жить не захотел после всего этого.
– Ох, мама божья! – судорожно выдохнул Швед.
– А тут уже всё – поезд ушел. Я уже последнюю бомбу сбросил.
– Черт!
– И знаешь, что в этой ситуации самое смешное, если так можно сказать? То, что волк увидел самые последние минуты фейерверка. Я как подумаю – а если бы Сергей раньше узнал, что мы собираемся делать? Если бы волк рассказал всё не Сергею, а мне?
– Ох, – вздохнул Густафсон.
– Я бы эти чертовы дирижабли сразу же обратно завернул. Майклу и ребятам в лесу отмашку дал, чтобы они обратно вернулись. Представляешь, какая была бы это возможность – сказать этому волку, что мы больше ни на кого нападать не будем, что готовы любым способом искупить нашу вину. Сказать, что ошибка произошла, самая страшная ошибка, это даже нельзя ошибкой назвать – мы разумных существ убивали и жгли, но всё же – мы же не знали, мы предполагали, но не знали наверняка в первый день, что это всё – случайность: и как они из леса вышли, и как мы их начали убивать. Как ты думаешь, если бы этот волк рассказал своим всё – согласились бы они прекратить войну, простили бы нам?
– Не знаю, но попробовать стоило.
– Вот и я так думаю. Они ведь тоже многих наших парней поубивали – и на Двойке, и в лесу, но ведь мы гораздо больше их положили. Майкл как-то сказал, когда мы эту операцию планировали, что это – не автобус, что тут нельзя наступить на ногу и просто извиниться, – Адам наклонился к Арнольду и тот с изумлением увидел в глазах Адама слезы, – а выходит, что Майки был неправ, мы могли бы рассказать им, что мы ошиблись. Простили бы они нас после этого или нет – это их дело, но мы были бы уверены, что сделали всё, что от нас зависело, чтобы предотвратить войну.
– Мы бы могли прекратить их убивать и они поняли бы, что мы раскаиваемся в содеянном.
– Вот-вот! Раскаиваемся! Мы бы приказали ни в коем случае не открывать огонь, даже если бы они напали на нас. Я сам бы отправился в лес с этим волком и рассказал бы им всё, без утайки и задних мыслей. Рассказал бы всё, как есть…
– А теперь ничего этого и не сделаешь.
– Да, – устало сложил руки перед собой Адам, – теперь уже ничего не сделаешь. Если бы этот волк вошел сюда хотя бы на шесть часов раньше – ничего этого бы не произошло…
– Ты Майку сказал об этом? – спросил Швед.
– А зачем? – угрюмо посмотрел на него Адам. – Всё равно ведь уже ничего не исправишь.
– Да, дела, – вздохнул Густафсон. – Как же ты с этим живешь, Адам?
– Не знаю. Мне уже сколько дней хочется, чтобы мне кто-нибудь морду разбил, чтобы до крови, до соплей. По сравнению с этим, – Адам указал на левую сторону груди, – это было бы вообще безболезненно.
– Постарайся не думать об этом, Адам.
– Не могу, Арни, – прошептал он, – не могу, хоть убей. Каждую минуту думаю – «Могло быть по-другому, могло быть по-другому» – как заезженная пластинка в голове. Перед людьми стыдно – тебе не передать как. Что я буду делать, если кто-нибудь подойдет и скажет мне: «Дерьмо ты, Адам Фолз. Не уследил за самым важным, позволил такому ужасу случиться. Какой же ты после этого человек? Да и человек ли ты вообще? Ублюдок и убийца»…
– Не говори так, – мягко сказал Арнольд, – за всем не уследишь. Ты не господь бог, ты не всесилен.
– Я и сам себе так говорю, – бессильно махнул рукой Адам, – а что толку?
– Зря ты так. Если будешь продолжать в том же духе – тебе до дурдома рукой подать.
– Лучше дурдом, чем это всё, Арни. Лучше пулю в башку…
– Ты это мне брось! – закричал Густафсон. – Это дезертирские разговорчики! А ты – командир, люди тебя главным над собой поставили на время войны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43