Форан тянул время, надеясь встретиться с Имтаригом. Виллон был старинным другом его дяди, но Имтариг был сейчас мастером гильдии, поэтому Форану нужно было привлечь к себе его внимание. Но Имтариг не возвращался, поэтому Форан заплатил за гардины и попросил Виллона на досуге отправить товар во дворец.
Они посетили еще трех мастеров гильдии и купили стеклянный кувшин синего кобальта, четыре медных птицы, которые пели на ветру, нож для еды, инкрустированный перламутром. И только после этого Форан решил вернуться во дворец для приватного ужина с Аваром. Они вели беседу – впрочем, ничего серьезного.
Совсем скоро – думал Форан – он расскажет Авару все, что разузнал о Пути. Пока еще не время. Авар так легко, как Таер, ему не поверит; он всегда привык воспринимать Форана как пресыщенного пьяницу. Хотя, надо отдать должное, у Авара не было мотивации уверовать во зло, а у Таера была.
Таер вернулся в свою комнату усталым, с синяками и, разумеется, удовлетворенным – обычное состояние в последнее время. Они предпочитали ежедневные занятия на мечах обычным дуэлям.
Воробышки стали добиваться успехов под его руководством, а некоторые, особенно Тоарсен, изменились к лучшему и даже возмужали. Таер не думал, что такое возможно. Хотя у него всегда были приемчики, благодаря которым он обтачивал парней, превращая их в воинов. За это и Герант предложил ему работу в своей личной гвардии, хотя было много других, даже среди септов, которые так же хорошо или даже лучше управлялись с оружием.
Но было и несколько совсем никчемных парней. Нехрет был одним из них, как и небольшая группа, младше по возрасту, которая – если Таер не ошибся, – с самого рождения вовсе не имела ни морали, ни храбрости. Он льстил и вел себя как подхалим с тем, кто был сильнее его, но обижал всякого, кто был слабее. За несколько лет он превратится, если уже не превратился, в насильника и убийцу, никогда ни о чем не переживая и засыпая ночью спокойно. Таер определил Тоарсена и его лучшего друга Киссела за ним приглядывать и защищать младших Воробышков.
Дверь в его камеру была открыта. Некоторые ребята могли остаться там на ночь, поэтому Таер не ожидал ничего необычного и странного, пока не увидел, кто его ждет.
– Мирцерия?
Она сидела на его кровати, подобрав под себя ноги, и радостно ему улыбалась.
– Надеюсь, ты не против, что в этот вечер я пришла сюда.
– Нет, конечно, – ответил он. Она отвернулась и попросила:
– Сыграй мне что-нибудь, пожалуйста. Чтобы я развеселилась.
Он закрыл дверь, сел на пол у кровати, предварительно сняв с крючка на стене лютню, и автоматически принялся настраивать инструмент, пока не услышал приемлемый тон звучания.
– Как ты это делаешь? – спросила она. – Колларн никого не любит… и они обычно отвечают ему взаимностью. Единственное, что он любит, – это музыка. Он так усердно репетирует, и все равно недостаточно хорош. Он ненавидит саму мысль, что благодаря твоей магии ты можешь играть лучше него, и не важно, что он сделал и как долго практиковался. Я видела, как ты взял его ненависть и превратил ее героическое преклонение меньше чем за час. Теллеридж говорил, что ты не можешь на нас воздействовать своей магией.
– Это не магия, – ответил Таер. – Колларн любит музыку, и это для него самое важное, чем все несчастья мира. Я просто ему показал, что тоже люблю музыку.
– А как же остальные? – спросила она. – Воробышки бегают за тобой, как потерянные щенки.
– Я люблю людей, – пожал плечами Таер. – Я думаю, что большинство из них не имели счастья общаться с кем-нибудь, кто их любит.
Она неожиданно рассмеялась, но в ее смехе почему-то нотки счастья не звучали.
– Мастера очень озадачены тем, что ты забрал у них контроль над Воробышками. Будь осторожен.
Она повернула голову к нему, и он увидел на ее подбородке кровоподтек.
– Кто тебя обидел? – спросил он.
Она взяла подушку и принялась распрямлять бахрому.
– Один из мастеров сказал Кисселу, что они беспокоятся из-за того, что Колларн проводит слишком много времени за пределами Гнезда, и велели сделать тому внушение, напомнив, что нужно быть преданным. А Кисел отказался. Он заявил, что ты не одобришь, если он будет придираться к более слабому.
Таер перестал играть.
– Я не предполагал, что это могло прийти ему в голову… Расскажи мне об этом подробнее. Эллеванал сохрани меня от честных дураков. Почему они не могли обратиться к Тоарсену?
Мирцерия уставилась на Таера, ее руки тоже застыли.
– Ты сделал это нарочно, не так ли? Еще месяц назад Кисел был бы счастлив угодить мастерам и нагнать страху на других Воробышков. Как ты это сделал?
Таер торжественно взял несколько аккордов траурной мелодии, которую наиграл ему Колларн – на лютне мелодия звучала необычно странно.
– Они пытаются разрушить личности этих ребят, – наконец ответил он, – превратить их в нечто менее значительное, чем они могли бы стать на самом деле.
Он был уверен, что она была шпионкой Теллериджа, и это, естественно, было так… но его инстинкты подсказывали, что ей надо совсем чуть-чуть, чтобы отвернуться от мастеров Пути. Ему следовало просто подобрать правильные слова.
Он сыграл еще несколько тактов.
– Что происходит с теми, кто не играет в их маленькую игру, Мирцерия? Парни типа Колларна, которые никогда не согласятся исполнить наказание, назначенное мастерами Пути? Или такие, как Кисел, которые вдруг обнаружили, что чувствуют себя лучше, когда слабых защищают, а не причиняют им боль, как это они обычно делали раньше?
Она ничего не ответила.
– Хищников не так много, как должно было бы быть, – тихо сказал он, – относительно числа Воробышков.
– Вот так они продвигаются вперед по Пути, – прошептала она. – Парням, которые хотели бы стать Хищниками, даруют имена других парней… таких, как Колларн. Они должны принести доказательство, что они убили носителя этого имени. После этого они – Хищники.
Она отложила подушку в сторону.
– Как ты это делаешь? – опять спросила она. – Если бы они знали, что я тебе рассказала, они бы меня убили.
– Ты знаешь, что это плохо, – ответил он. – Ты знаешь, что их надо остановить.
– Кто это сделает? – Ее скептицизм воспламенился от ярости. – Ты? Я? Ты узник, и полностью в их власти, Таер из Редерна. Ты умрешь, как они это проделывают со всеми, в конце года. И я такая же узница, как и ты.
– Зло всегда должно быть побеждено, – сказал Таер. – Если ты не сражаешься, значит, ты часть этого зла.
Она поднялась с кровати и не спеша направилась к двери.
– Ты ничего не знаешь о том, с чем столкнулся, иначе ты не был бы так самонадеян, Бард.
Она крепко прикрыла за собой дверь.
«Н-да-а, – подумал Таер, – непредвиденный поступок». Шлюхи рано запоминают: выживать – означает, что они вынуждены позаботиться о себе сами. Мирцерия очень долго работала проституткой, но она рассуждала совсем не так, как они, которые не думали ни о ком, кроме себя.
Она думала о тех мальчиках. Она не была счастлива от этого, но она действительно о них заботилась.
Таер хлопнул по плечу одного из тощих Воробышков-первокурсников, когда у того в конце концов получилось движение, которому учил его Тоарсен в течение нескольких дней сражений.
– Строевые учения! – объявил Таер. Раздались стоны и нерешительные протесты, но все построились в три изогнутые шеренги. Но под его молчаливым неодобрительным взглядом линии выровнялись.
– Начали! – объявил он и стал отрабатывать приемы вместе со всеми. Эта муштра являлась основой фехтования. Если человеку приходилось думать и о своем теле, и о том, как управлять мечом, он оказывался слишком медлительным, чтобы себя защитить. Строевые учения приучали тело получать информацию глазами и ушами, оставляя уму планировать лучшую стратегию, а не просто отреагировать на следующий колющий удар.
Меч, который он сейчас держал в руках, уступал тому, который он добыл в битве у какого-то аристократа, хотя и был сбалансирован. По его просьбе этот меч принесла ему Мирцерия.
Он упражнялся мечом в течение многих лет, но последние недели придали ему сил, и он почти достиг скорости и силы, которыми обладал, когда был солдатом. Его левое плечо всегда было немного тугим, пока он его не разработал, но, с другой стороны, оно не потеряло своей гибкости с возрастом.
Он упражнялся с мальчишками, пока рубаха не стала от пота прилипать к плечам. Тогда он артистично крутанул мечом, который вдруг сразу оказался в ножнах.
– Бассейн! – дружно закричали ребятишки и со всех ног – с мечами в руках – рванули в банную комнату, чтобы продолжить резвиться в холодном бассейне.
Таер рассмеялся и покачал головой, когда Колларн остановился, чтобы пригласить его принять участие в водном сражении.
– У меня нет желания утонуть раньше времени, – открыто признался Таер. – Я помоюсь у себя в комнате.
«Попотев с ними, – подумал он, наблюдая, как опустело помещение, – я получил преданность».
– Они стали лучше фехтовать, – произнес Теллеридж.
Таер не заметил мастера, ведь все внимание было сконцентрировано на ребятах. Он взял с подноса молчаливого официанта бокал воды.
– Заметно, – согласился он после длинного глотка. – Некоторые продвинулись вперед гораздо дальше остальных.
– Я знал, что ты был солдатом, но ты был не просто солдат… Я выяснил, – сказал Теллеридж. – Поразительно, чтобы деревенщину поставили командовать солдатами. Ты, наверное, один из внебрачных детей старого септа Легея?
– Вы знаете, откуда я? – лениво улыбнулся Таер. Он протянул пустой стакан очередному молчаливому официанту.
– Я знаю септа Легея, – ответил Теллеридж. Таер покачал головой.
– Я из Редерна – первого поселения, созданного после Падения Черного от Славной Армии Рода Человеческого. Это поселение названо в честь Героя Падения, Рыжего Эрнава, или, как его называли, Реда Эрни. Мы земледельцы, дубильщики кожи, пекари… – Он пожал плечами. – Но копни редерни поглубже – и вы обнаружите, что в наших жилах течет кровь воинов. Прошу прощения, но мне нужно помыться и сменить одежду.
Таер добрался до своей клетки, закрыл дверь и быстро обмылся водой из оставленного для этих целей таза. Освежив себя таким образом, он переоделся в чистую одежду и лег на кровать.
Последний раз, когда несколько дней назад его навещал Форан, Герант передал весточку, что он уже в пути. Значит, поддержка Таера будет не так скоро: мастера не собираются ждать и не позволят, чтобы Таер вырвал у них контроль над Воробышками.
Он проснулся к ужину и провел остаток дня в своей обычной манере, болтая и общаясь в Орлином Гнезде. Вечером он для них играл большей частью двусмысленные, с сексуальным подтекстом армейские песни, а также песни о славных битвах и тепле домашнего очага.
Всматриваясь в лица слушающих, он ликовал в душе, потому что теперь есть шанс, что большинство из них вырастут настоящими мужчинами. Мужчинами, которые будут служить своему императору – мальчику, который продемонстрировал умение быть властителем. Мужчинами, которые будут получать удовлетворение от службы, проницательными и умными, с доброжелательностью в характере.
Когда ночью он возвращался к себе, Мирцерия игриво взяла его за руку и направилась вместе с ним.
Едва войдя в комнату, она отбросила веселость, отпустила его руку и села на кровать. С отсутствующим видом, поглаживая одеяло, она произнесла:
– Я зареклась говорить с тобой. Я выжила здесь в течение стольких лет, потому что всегда держала рот на замке. Как ты отважился добиться от меня большего? – устало спросила она. – Я неспособна противостоять тем, кто здесь правит. Я всего лишь проститутка.
Таер прислонился спиной к стене, положил ногу на ногу и постарался выглядеть нейтрально.
– Я не видела солнца с пятнадцати лет, – прошептала она. – Иногда я сомневаюсь, встает ли оно по утрам, чтобы вечером уйти на закат.
– Встает, – подтвердил Таер. – И уходит на закат.
– Теллеридж планирует дисциплинарное наказание. – Она внимательно рассматривала свою руку, как будто никогда ее раньше не видела.
– Что такое «дисциплинарное наказание»? – спросил Таер. Ему не понравилось, как она произнесла это слово.
– Когда какой-нибудь Воробышек не повинуется Хищнику, то на собрании решают, каким будет наказание. Затем в Орлином Гнезде проводят экзекуцию в присутствии всех. Обычно это происходит раз в год просто как напоминание.
– Кто будет наказан? – спросил Таер. Он подумал, что его они не тронут: они слишком умны, чтобы так сделать. Они не нуждаются в мучениках, им нужен пример.
– Я не знаю, – ответила она.
– Колларн, – предположил он. – Или, может быть, Кисел, или Тоарсен. Но если они умны, то Колларн. Если они посмеют тронуть Тоарсена, Кисел этого не вынесет. Если они тронут Киссела, Тоарсен обратится к брату – а у Авара достаточно друзей, включая императора, чтобы реально нанести вред их Тайному Пути, У Колларна нет близких друзей, кроме меня, и он принадлежит к той породе людей, от кого ждут всяческих неприятностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Они посетили еще трех мастеров гильдии и купили стеклянный кувшин синего кобальта, четыре медных птицы, которые пели на ветру, нож для еды, инкрустированный перламутром. И только после этого Форан решил вернуться во дворец для приватного ужина с Аваром. Они вели беседу – впрочем, ничего серьезного.
Совсем скоро – думал Форан – он расскажет Авару все, что разузнал о Пути. Пока еще не время. Авар так легко, как Таер, ему не поверит; он всегда привык воспринимать Форана как пресыщенного пьяницу. Хотя, надо отдать должное, у Авара не было мотивации уверовать во зло, а у Таера была.
Таер вернулся в свою комнату усталым, с синяками и, разумеется, удовлетворенным – обычное состояние в последнее время. Они предпочитали ежедневные занятия на мечах обычным дуэлям.
Воробышки стали добиваться успехов под его руководством, а некоторые, особенно Тоарсен, изменились к лучшему и даже возмужали. Таер не думал, что такое возможно. Хотя у него всегда были приемчики, благодаря которым он обтачивал парней, превращая их в воинов. За это и Герант предложил ему работу в своей личной гвардии, хотя было много других, даже среди септов, которые так же хорошо или даже лучше управлялись с оружием.
Но было и несколько совсем никчемных парней. Нехрет был одним из них, как и небольшая группа, младше по возрасту, которая – если Таер не ошибся, – с самого рождения вовсе не имела ни морали, ни храбрости. Он льстил и вел себя как подхалим с тем, кто был сильнее его, но обижал всякого, кто был слабее. За несколько лет он превратится, если уже не превратился, в насильника и убийцу, никогда ни о чем не переживая и засыпая ночью спокойно. Таер определил Тоарсена и его лучшего друга Киссела за ним приглядывать и защищать младших Воробышков.
Дверь в его камеру была открыта. Некоторые ребята могли остаться там на ночь, поэтому Таер не ожидал ничего необычного и странного, пока не увидел, кто его ждет.
– Мирцерия?
Она сидела на его кровати, подобрав под себя ноги, и радостно ему улыбалась.
– Надеюсь, ты не против, что в этот вечер я пришла сюда.
– Нет, конечно, – ответил он. Она отвернулась и попросила:
– Сыграй мне что-нибудь, пожалуйста. Чтобы я развеселилась.
Он закрыл дверь, сел на пол у кровати, предварительно сняв с крючка на стене лютню, и автоматически принялся настраивать инструмент, пока не услышал приемлемый тон звучания.
– Как ты это делаешь? – спросила она. – Колларн никого не любит… и они обычно отвечают ему взаимностью. Единственное, что он любит, – это музыка. Он так усердно репетирует, и все равно недостаточно хорош. Он ненавидит саму мысль, что благодаря твоей магии ты можешь играть лучше него, и не важно, что он сделал и как долго практиковался. Я видела, как ты взял его ненависть и превратил ее героическое преклонение меньше чем за час. Теллеридж говорил, что ты не можешь на нас воздействовать своей магией.
– Это не магия, – ответил Таер. – Колларн любит музыку, и это для него самое важное, чем все несчастья мира. Я просто ему показал, что тоже люблю музыку.
– А как же остальные? – спросила она. – Воробышки бегают за тобой, как потерянные щенки.
– Я люблю людей, – пожал плечами Таер. – Я думаю, что большинство из них не имели счастья общаться с кем-нибудь, кто их любит.
Она неожиданно рассмеялась, но в ее смехе почему-то нотки счастья не звучали.
– Мастера очень озадачены тем, что ты забрал у них контроль над Воробышками. Будь осторожен.
Она повернула голову к нему, и он увидел на ее подбородке кровоподтек.
– Кто тебя обидел? – спросил он.
Она взяла подушку и принялась распрямлять бахрому.
– Один из мастеров сказал Кисселу, что они беспокоятся из-за того, что Колларн проводит слишком много времени за пределами Гнезда, и велели сделать тому внушение, напомнив, что нужно быть преданным. А Кисел отказался. Он заявил, что ты не одобришь, если он будет придираться к более слабому.
Таер перестал играть.
– Я не предполагал, что это могло прийти ему в голову… Расскажи мне об этом подробнее. Эллеванал сохрани меня от честных дураков. Почему они не могли обратиться к Тоарсену?
Мирцерия уставилась на Таера, ее руки тоже застыли.
– Ты сделал это нарочно, не так ли? Еще месяц назад Кисел был бы счастлив угодить мастерам и нагнать страху на других Воробышков. Как ты это сделал?
Таер торжественно взял несколько аккордов траурной мелодии, которую наиграл ему Колларн – на лютне мелодия звучала необычно странно.
– Они пытаются разрушить личности этих ребят, – наконец ответил он, – превратить их в нечто менее значительное, чем они могли бы стать на самом деле.
Он был уверен, что она была шпионкой Теллериджа, и это, естественно, было так… но его инстинкты подсказывали, что ей надо совсем чуть-чуть, чтобы отвернуться от мастеров Пути. Ему следовало просто подобрать правильные слова.
Он сыграл еще несколько тактов.
– Что происходит с теми, кто не играет в их маленькую игру, Мирцерия? Парни типа Колларна, которые никогда не согласятся исполнить наказание, назначенное мастерами Пути? Или такие, как Кисел, которые вдруг обнаружили, что чувствуют себя лучше, когда слабых защищают, а не причиняют им боль, как это они обычно делали раньше?
Она ничего не ответила.
– Хищников не так много, как должно было бы быть, – тихо сказал он, – относительно числа Воробышков.
– Вот так они продвигаются вперед по Пути, – прошептала она. – Парням, которые хотели бы стать Хищниками, даруют имена других парней… таких, как Колларн. Они должны принести доказательство, что они убили носителя этого имени. После этого они – Хищники.
Она отложила подушку в сторону.
– Как ты это делаешь? – опять спросила она. – Если бы они знали, что я тебе рассказала, они бы меня убили.
– Ты знаешь, что это плохо, – ответил он. – Ты знаешь, что их надо остановить.
– Кто это сделает? – Ее скептицизм воспламенился от ярости. – Ты? Я? Ты узник, и полностью в их власти, Таер из Редерна. Ты умрешь, как они это проделывают со всеми, в конце года. И я такая же узница, как и ты.
– Зло всегда должно быть побеждено, – сказал Таер. – Если ты не сражаешься, значит, ты часть этого зла.
Она поднялась с кровати и не спеша направилась к двери.
– Ты ничего не знаешь о том, с чем столкнулся, иначе ты не был бы так самонадеян, Бард.
Она крепко прикрыла за собой дверь.
«Н-да-а, – подумал Таер, – непредвиденный поступок». Шлюхи рано запоминают: выживать – означает, что они вынуждены позаботиться о себе сами. Мирцерия очень долго работала проституткой, но она рассуждала совсем не так, как они, которые не думали ни о ком, кроме себя.
Она думала о тех мальчиках. Она не была счастлива от этого, но она действительно о них заботилась.
Таер хлопнул по плечу одного из тощих Воробышков-первокурсников, когда у того в конце концов получилось движение, которому учил его Тоарсен в течение нескольких дней сражений.
– Строевые учения! – объявил Таер. Раздались стоны и нерешительные протесты, но все построились в три изогнутые шеренги. Но под его молчаливым неодобрительным взглядом линии выровнялись.
– Начали! – объявил он и стал отрабатывать приемы вместе со всеми. Эта муштра являлась основой фехтования. Если человеку приходилось думать и о своем теле, и о том, как управлять мечом, он оказывался слишком медлительным, чтобы себя защитить. Строевые учения приучали тело получать информацию глазами и ушами, оставляя уму планировать лучшую стратегию, а не просто отреагировать на следующий колющий удар.
Меч, который он сейчас держал в руках, уступал тому, который он добыл в битве у какого-то аристократа, хотя и был сбалансирован. По его просьбе этот меч принесла ему Мирцерия.
Он упражнялся мечом в течение многих лет, но последние недели придали ему сил, и он почти достиг скорости и силы, которыми обладал, когда был солдатом. Его левое плечо всегда было немного тугим, пока он его не разработал, но, с другой стороны, оно не потеряло своей гибкости с возрастом.
Он упражнялся с мальчишками, пока рубаха не стала от пота прилипать к плечам. Тогда он артистично крутанул мечом, который вдруг сразу оказался в ножнах.
– Бассейн! – дружно закричали ребятишки и со всех ног – с мечами в руках – рванули в банную комнату, чтобы продолжить резвиться в холодном бассейне.
Таер рассмеялся и покачал головой, когда Колларн остановился, чтобы пригласить его принять участие в водном сражении.
– У меня нет желания утонуть раньше времени, – открыто признался Таер. – Я помоюсь у себя в комнате.
«Попотев с ними, – подумал он, наблюдая, как опустело помещение, – я получил преданность».
– Они стали лучше фехтовать, – произнес Теллеридж.
Таер не заметил мастера, ведь все внимание было сконцентрировано на ребятах. Он взял с подноса молчаливого официанта бокал воды.
– Заметно, – согласился он после длинного глотка. – Некоторые продвинулись вперед гораздо дальше остальных.
– Я знал, что ты был солдатом, но ты был не просто солдат… Я выяснил, – сказал Теллеридж. – Поразительно, чтобы деревенщину поставили командовать солдатами. Ты, наверное, один из внебрачных детей старого септа Легея?
– Вы знаете, откуда я? – лениво улыбнулся Таер. Он протянул пустой стакан очередному молчаливому официанту.
– Я знаю септа Легея, – ответил Теллеридж. Таер покачал головой.
– Я из Редерна – первого поселения, созданного после Падения Черного от Славной Армии Рода Человеческого. Это поселение названо в честь Героя Падения, Рыжего Эрнава, или, как его называли, Реда Эрни. Мы земледельцы, дубильщики кожи, пекари… – Он пожал плечами. – Но копни редерни поглубже – и вы обнаружите, что в наших жилах течет кровь воинов. Прошу прощения, но мне нужно помыться и сменить одежду.
Таер добрался до своей клетки, закрыл дверь и быстро обмылся водой из оставленного для этих целей таза. Освежив себя таким образом, он переоделся в чистую одежду и лег на кровать.
Последний раз, когда несколько дней назад его навещал Форан, Герант передал весточку, что он уже в пути. Значит, поддержка Таера будет не так скоро: мастера не собираются ждать и не позволят, чтобы Таер вырвал у них контроль над Воробышками.
Он проснулся к ужину и провел остаток дня в своей обычной манере, болтая и общаясь в Орлином Гнезде. Вечером он для них играл большей частью двусмысленные, с сексуальным подтекстом армейские песни, а также песни о славных битвах и тепле домашнего очага.
Всматриваясь в лица слушающих, он ликовал в душе, потому что теперь есть шанс, что большинство из них вырастут настоящими мужчинами. Мужчинами, которые будут служить своему императору – мальчику, который продемонстрировал умение быть властителем. Мужчинами, которые будут получать удовлетворение от службы, проницательными и умными, с доброжелательностью в характере.
Когда ночью он возвращался к себе, Мирцерия игриво взяла его за руку и направилась вместе с ним.
Едва войдя в комнату, она отбросила веселость, отпустила его руку и села на кровать. С отсутствующим видом, поглаживая одеяло, она произнесла:
– Я зареклась говорить с тобой. Я выжила здесь в течение стольких лет, потому что всегда держала рот на замке. Как ты отважился добиться от меня большего? – устало спросила она. – Я неспособна противостоять тем, кто здесь правит. Я всего лишь проститутка.
Таер прислонился спиной к стене, положил ногу на ногу и постарался выглядеть нейтрально.
– Я не видела солнца с пятнадцати лет, – прошептала она. – Иногда я сомневаюсь, встает ли оно по утрам, чтобы вечером уйти на закат.
– Встает, – подтвердил Таер. – И уходит на закат.
– Теллеридж планирует дисциплинарное наказание. – Она внимательно рассматривала свою руку, как будто никогда ее раньше не видела.
– Что такое «дисциплинарное наказание»? – спросил Таер. Ему не понравилось, как она произнесла это слово.
– Когда какой-нибудь Воробышек не повинуется Хищнику, то на собрании решают, каким будет наказание. Затем в Орлином Гнезде проводят экзекуцию в присутствии всех. Обычно это происходит раз в год просто как напоминание.
– Кто будет наказан? – спросил Таер. Он подумал, что его они не тронут: они слишком умны, чтобы так сделать. Они не нуждаются в мучениках, им нужен пример.
– Я не знаю, – ответила она.
– Колларн, – предположил он. – Или, может быть, Кисел, или Тоарсен. Но если они умны, то Колларн. Если они посмеют тронуть Тоарсена, Кисел этого не вынесет. Если они тронут Киссела, Тоарсен обратится к брату – а у Авара достаточно друзей, включая императора, чтобы реально нанести вред их Тайному Пути, У Колларна нет близких друзей, кроме меня, и он принадлежит к той породе людей, от кого ждут всяческих неприятностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53