..
«Может быть, она просто сумасшедшая? Хотя в жизни не всегда просто отличить, где миф, а где реальность, да и на сумасшедшую Сейко не похожа», — подумал Николас, но спросил ее совсем о другом:
— Почему Ван Кьет так жаждет убить меня?
— Он считает, что вы виновны в убийстве двух солдат в Ку Чи.
— За это он и застрелил Бэй?
— Нет. Он убил ее из любви к искусству. Он и с вас спустил бы шкуру, если бы мог.
Николас наклонился к Сейко.
— Но ты меня спасла и в обиду не дашь, ведь так?
— Правильно, — сказала она с лукавой улыбкой. — Со мной вы в безопасности.
Он обнял ее.
— А почему? На кого ты здесь работаешь?
Она заерзала в его крепких объятиях, почувствовав, что сейчас он начнет расспрашивать ее.
— Почему я должна работать на кого-то, кроме вас?
— Ну, здесь много влиятельных людей, и работать на них престижно. Тем более женщине, да еще японке, иностранке.
— Я не японка. Мой отец — вьетнамец.
Губы девушки раскрылись, голова запрокинулась назад, он почувствовал, как все ее тело бьет сильная дрожь. Она была как в огне. На лице выступила испарина. Вдруг, издав продолжительный стон, она обмякла в его руках.
— Боже мой, — подумал он, ошеломленный, — да у нее оргазм.
Прижавшись к нему, она шептала:
— Еще, еще! Я так хочу тебя!
— Сейко...
Ее раскрытые губы сомкнулись с его губами, а розовый язык сплелся с его языком. В то же время ее рука нежно нажала на выпуклость, образовавшуюся между его ног.
— Я это знала, — проговорила она, задыхаясь. Удовлетворенная улыбка разлилась по ее лицу. — Ты тоже хочешь меня. Я это почувствовала еще в аэропорту, в ту ночь, когда ты улетал в Венецию. Я почувствовала это так остро, что испытала почти физическую боль. — Сейко говорила, а пальцы ее страстно и нежно ласкали его член. — Почему ты удивился, когда я сказала о своих чувствах?
— Да я...
— Не надо, не лги мне. Я знаю, что ты чувствовал, потому что твоя аура дрожала. Все твое существо откликалось на мое чувство, ответное желание нарастало...
— Сейко, ты заблуждаешься, если думаешь...
— Это не самообман, — прошептала она, опускаясь на колени и расстегивая его брюки.
Николас уже не мог контролировать себя. Его возбудил оргазм, который она испытала без физической близости. Огонь всепоглощающей страсти, который горел в этой женщине, воспламенил его, и он уже не в силах был сопротивляться.
Сейко наклонила голову, ее длинные волосы сладострастно скользнули по плечам, когда она взяла его член губами. Это было мучительно-прекрасное ощущение, какого он давно уже не испытывал, и Николас, против воли, гладил плечи Сейко, спуская вниз бретели ее платья. Девушка оголила свою грудь, и когда он крепко сжал ее, издала глубокий гортанный стон. Николас массировал пальцами ее соски, а она полностью вобрала его внутрь. Его чувства в этот момент были настолько необычными и острыми, что он потерял над собой контроль и, дико вскрикнув, извергся в нее. Однако, к его удивлению, не ослабел, а снова налился неистовой силой. Теперь, грубо опрокинув ее, он задрал ей платье до бедер и вошел в нее до предела. Однако это было не обычное совокупление двух молодых и страстных людей. Николас сознавал, что Сейко сливается с ним не только физически, но и духовно. Сердце ее неистово билось, нежная плоть бешено пульсировала, сжимая его член. В глазах стояли слезы, она так извивалась под ним и кричала, что было ясно — она не сумасшедшая, а просто обостренно чувствует его мужскую и человеческую суть. Это была не просто похоть, которую можно удовлетворить сексом. Для этой женщины Николас был всем. Когда она впервые увидела его в клубе Нанги, его тело и душа, слившись вместе, потянули ее к себе и вызвали у нее оргазм.
Когда глубокой ночью Николас и Сейко проснулись, им показалось, что к ним после высокой температуры возвращается сознание. Они еще были в полубреду и не хотели выходить из этого состояния, но окружающая действительность заставила их окончательно очнуться. Из открытых окон было слышно, как кудахчут куры, громыхают грузовики и гремит рок-н-ролл. Из буддистского храма доносилось монотонное пение. В комнату проникала опьяняющая смесь благовоний, запаха жареного мяса, духов, уксуса и гвоздики, сброженной соленой рыбы, человеческого пота и выхлопных газов. Все это делало атмосферу гнетущей и удушливой.
— Я проснулась? — спросила Сейко.
Он откинул с ее лба влажные волосы и поцеловал.
Ее глаза наполнились слезами. Прикрыв обнаженную грудь руками, она отодвинулась от него и тихо сказала:
— Прости меня. Я была как в бреду, сама не понимала, что делаю. Мне нет оправдания...
Он положил руку ей на бедро и почувствовал, как она вздрогнула и, тихо вскрикнув, снова от него отстранилась.
— О Будда, что со мной происходит? — она заплакала. — Я так хотела, так отчаянно хотела тебя, что могла убить, могла бы сделать что угодно... Со мной такого еще никогда не бывало...
Он зажал ей ладонью рот, притянул к себе и начал нежно укачивать.
— Я тоже это чувствовал, еще в тот вечер в аэропорту.
Сейко прижалась к Николасу, и он вдруг понял, что они одно существо, единое целое, и это было опасно. Нельзя позволять себе, чтобы тобой овладела эта волшебная сила, она может лишить воли, расслабить, укачать в своих сладких объятиях. Ему же надо собраться, сосредоточиться и быть готовым к борьбе. Но Сейко представляла для него еще одну ценность — она была самой надежной ниточкой к Абраманову и к тем людям, которые имели отношение к убийству Винсента Тиня.
Пока он принимал душ и отдыхал, Сейко сходила на базар, который был открыт всю ночь, принесла фруктов, овощей и огромную картонную коробку горячей лапши, а также кое-какую одежду для него: несколько комплектов нижнего белья, брюки цвета хаки, белую сорочку, пару крепких уличных ботинок, две пары носков и куртку военного образца. Она обжарила овощи на кунжутовом масле, и они позавтракали в кухне, которая выглядела так, словно ее перенесли сюда из американского дома, построенного в начале семидесятых. Оба проголодались. За едой они помалкивали, изредка поглядывая друг на друга.
— Тебе следует кое-что объяснить, — сказал наконец Николас, отодвигая от себя пустую тарелку. — Я слишком многого о тебе не знаю.
— В таком случае начнем с того, на чем кончили.
— Обо мне ты знаешь довольно много — то, что я ниндзя и при этом тандзян. Ты позаботилась о том, чтобы узнать о Жюстине и моих отношениях с ней.
— Да, признаю свою вину.
Без макияжа Сейко выглядела еще привлекательнее; выражение ее лица стало мягче, создавалось впечатление, что перед ним сидела невинная девочка. Но он постоянно чувствовал их взаимное притяжение, словно они были связаны невидимыми путами.
— Я хочу попросить тебя сделать кое-что... необщепринятое, — продолжил Николас.
Она усмехнулась:
— Разве мы уже не сделали этого?
— Но я хочу заглянуть в тебя еще глубже, быть может, ты обладаешь даром провидицы? Ведь ты же знала, что мы будем вместе...
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Нет у меня такого дара, не бывает видений или предчувствий. Были видения, только связанные с тобой.
— Дай мне, по крайней мере, проверить, Я ведь тандзян и многое могу увидеть.
— Что, например?
— Пока не знаю.
— Можешь узнать мое прошлое или будущее?
— Такой силы у меня нет. И нет ни у кого. Дай мне свои руки. Не бойся.
Он почувствовал, как она расслабляется по мере того, как его духовная энергия вливается в нее. Ее мозг погружался в глубокий сон. Проникнув в глубь ее существа, он увидел, что Сейко не обладает силой озарения. Для того чтобы научиться и овладеть этой силой, ему придется найти Оками. Он отпустил ее руку, и глаза девушки медленно открылись.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. Я ... чувствую себя хорошо. Ты нашел то, что искал?
— Нет.
— А что ты можешь сказать о моей жизни?
— Я о ней знаю не больше, чем прежде. Я уже говорил тебе, что не умею читать мысли.
Она кивнула и отняла свои руки.
Он с любопытством взглянул на нее.
— Ты совсем не похожа на ту женщину, которую я нанимал.
— В Токио я была японкой. — Сейко поднялась с места, чтобы вымыть тарелки. — Здесь же, в Сайгоне, я становлюсь вьетнамкой.
— Ты сказала, что у тебя отец — вьетнамец. Он еще жив?
Молодая женщина поставила кипятить воду для чая, взяла фруктовый нож и стала очищать плод.
— Да. Он политик, хотя это слово не вполне подходит в данном случае. Вьетнамская политика настолько тесно сплетается с торговлей, продажей услуг тому, кто больше заплатит, с переменой идеологии при малейшем намеке на переворот, что само слово утратило общепринятое значение. — Она оторвала взгляд от плода и как-то странно поглядела на Николаса. — Мой отец работал на многих разных людей. Он ловкий, что и помогло ему выжить и процветать так долго.
— Не потому ли Ван Кьет выполняет твои приказы?
— Отчасти. — Она аккуратно очистила плод. — Но я достаточно влиятельна здесь и сама по себе.
— Что тебе известно о той женщине, которая была со мной и погибла?
— О Бэй? Я ее знаю. Ее многие тут знают как представителя одного международного агента по продаже оружия.
— Она рассказала мне, что была независимым посредником.
Сейко с вызовом рассмеялась.
— Это Вьетнам. Ни одна женщина здесь не может быть независима. И нет у нее никакой власти.
— У тебя, кажется, есть.
— Но я никогда не говорила, что независима. Даже при влиянии, которым пользуется мой отец, такое было бы невозможно. — Сейко нарезала ломтиками коричневое яблоко, разрезала на продольные ломтики банан и все это уложила на тарелку вместе с другими фруктами. — Здесь у женщин нет никаких прав. Даже если они заслужат какое-то уважение, его оказывают неохотно и очень недолго.
— Итак, у тебя два работодателя: «Сато интернэшнл» и...
— Я работаю на человека по имени Сидаре, у которого здесь разнообразные интересы.
— Сидаре? Он не вьетнамец?
— Нет, не так уж много вьетнамцев имеют власть. — Она пожала плечами. — Но так здесь было всегда. В мировой геополитике мы играем немаловажную роль только благодаря своему географическому положению. Вьетнам десятилетиями был пешкой в игре, но это далеко не все осознавали.
— Ты говоришь об этом с горечью.
— А чему же мне радоваться? За все время существования страны она подвергалась то одному нашествию, то другому. У нас не осталось собственной культуры. Музыка у нас французская, кухня — смешанная, а стремимся мы выглядеть как американцы.
— Мне трудно судить, но, вероятно, ситуация действительно тяжелая.
— Я ощущаю ее острее, чем другие, ведь я наполовину японка. И в Токио чувствую себя по-другому. Там еще сохранилась самобытность народа, культура, обычаи. Но ведь все это не совсем мое...
— Сейко, я не могу допустить, чтобы ты работала на две компании сразу. Это грубое нарушение принципов безопасности, — перешел Николас к другой теме, а про себя подумал, что в Токио серьезно подозревают, что именно Сейко помогала Масамото Гоэй, одному из руководителей проекта «Ти», которого поймали на торговле микросхемой нейронной сети «Ти» в компании с Винсентом Тинем.
— Теперь ты уволишь меня?
— Только если ты меня вынудишь. — Что толку увольнять, продолжал размышлять Николас. Необходимо узнать, правду ли она говорила. На кого она все-таки работает, кроме него? Важно было создать у нее впечатление, что он ей доверяет. Он боялся, что если это ему не удастся, то он никогда не узнает правду о ней. — Тебе придется выбрать или ту, или другую работу.
— Я не хочу оставлять ни «Сато» ... ни тебя, — сказала она, почти не раздумывая. Мне нужна — нам нужна — защита на то время, пока мы здесь. Сегодня утром ты убедился, что мои связи помогли спасти тебе жизнь. Когда мы вернемся в Токио, я эти связи оборву. Тебя это устраивает?
— Только при условии, если я смогу найти подходящего человека, чтобы управлять «Сато-Томкин» здесь. Помни, ведь Нанги направил тебя в Сайгон, чтобы занять место Винсента Тиня.
Сейко кивнула.
— Договорились.
Николас вдруг почувствовал облегчение. Что такое было в этой упорной, но странно уязвимой женщине, которая почти против его воли притягивала его к себе? Надо как можно скорее найти ответ на этот вопрос.
— Когда Бэй умирала, она назвала мне какое-то место, кажется, Плавучий город...
Сейко быстро повернула к нему голову.
— Что она рассказала о нем?
— Почти ничего. Сказала только, что тоннели Ку Чи, где мы были, находятся на полпути между Сайгоном и Плавучим городом.
— Ей не следовало упоминать об этом месте.
— Она умирала, Сейко. И, наверное, считала, что мне важно об этом знать. А ты мне не скажешь, что такое Плавучий город?
Сейко встала и отнесла в холодильник остатки нарезанных фруктов. Некоторое время она стояла, повернувшись к нему спиной, потом заговорила снова:
— Есть вещи, которые лучше не знать... Тот, кто располагает секретными сведениями, может погибнуть.
— Бэй говорила то же самое. Однако она пыталась мне что-то рассказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
«Может быть, она просто сумасшедшая? Хотя в жизни не всегда просто отличить, где миф, а где реальность, да и на сумасшедшую Сейко не похожа», — подумал Николас, но спросил ее совсем о другом:
— Почему Ван Кьет так жаждет убить меня?
— Он считает, что вы виновны в убийстве двух солдат в Ку Чи.
— За это он и застрелил Бэй?
— Нет. Он убил ее из любви к искусству. Он и с вас спустил бы шкуру, если бы мог.
Николас наклонился к Сейко.
— Но ты меня спасла и в обиду не дашь, ведь так?
— Правильно, — сказала она с лукавой улыбкой. — Со мной вы в безопасности.
Он обнял ее.
— А почему? На кого ты здесь работаешь?
Она заерзала в его крепких объятиях, почувствовав, что сейчас он начнет расспрашивать ее.
— Почему я должна работать на кого-то, кроме вас?
— Ну, здесь много влиятельных людей, и работать на них престижно. Тем более женщине, да еще японке, иностранке.
— Я не японка. Мой отец — вьетнамец.
Губы девушки раскрылись, голова запрокинулась назад, он почувствовал, как все ее тело бьет сильная дрожь. Она была как в огне. На лице выступила испарина. Вдруг, издав продолжительный стон, она обмякла в его руках.
— Боже мой, — подумал он, ошеломленный, — да у нее оргазм.
Прижавшись к нему, она шептала:
— Еще, еще! Я так хочу тебя!
— Сейко...
Ее раскрытые губы сомкнулись с его губами, а розовый язык сплелся с его языком. В то же время ее рука нежно нажала на выпуклость, образовавшуюся между его ног.
— Я это знала, — проговорила она, задыхаясь. Удовлетворенная улыбка разлилась по ее лицу. — Ты тоже хочешь меня. Я это почувствовала еще в аэропорту, в ту ночь, когда ты улетал в Венецию. Я почувствовала это так остро, что испытала почти физическую боль. — Сейко говорила, а пальцы ее страстно и нежно ласкали его член. — Почему ты удивился, когда я сказала о своих чувствах?
— Да я...
— Не надо, не лги мне. Я знаю, что ты чувствовал, потому что твоя аура дрожала. Все твое существо откликалось на мое чувство, ответное желание нарастало...
— Сейко, ты заблуждаешься, если думаешь...
— Это не самообман, — прошептала она, опускаясь на колени и расстегивая его брюки.
Николас уже не мог контролировать себя. Его возбудил оргазм, который она испытала без физической близости. Огонь всепоглощающей страсти, который горел в этой женщине, воспламенил его, и он уже не в силах был сопротивляться.
Сейко наклонила голову, ее длинные волосы сладострастно скользнули по плечам, когда она взяла его член губами. Это было мучительно-прекрасное ощущение, какого он давно уже не испытывал, и Николас, против воли, гладил плечи Сейко, спуская вниз бретели ее платья. Девушка оголила свою грудь, и когда он крепко сжал ее, издала глубокий гортанный стон. Николас массировал пальцами ее соски, а она полностью вобрала его внутрь. Его чувства в этот момент были настолько необычными и острыми, что он потерял над собой контроль и, дико вскрикнув, извергся в нее. Однако, к его удивлению, не ослабел, а снова налился неистовой силой. Теперь, грубо опрокинув ее, он задрал ей платье до бедер и вошел в нее до предела. Однако это было не обычное совокупление двух молодых и страстных людей. Николас сознавал, что Сейко сливается с ним не только физически, но и духовно. Сердце ее неистово билось, нежная плоть бешено пульсировала, сжимая его член. В глазах стояли слезы, она так извивалась под ним и кричала, что было ясно — она не сумасшедшая, а просто обостренно чувствует его мужскую и человеческую суть. Это была не просто похоть, которую можно удовлетворить сексом. Для этой женщины Николас был всем. Когда она впервые увидела его в клубе Нанги, его тело и душа, слившись вместе, потянули ее к себе и вызвали у нее оргазм.
Когда глубокой ночью Николас и Сейко проснулись, им показалось, что к ним после высокой температуры возвращается сознание. Они еще были в полубреду и не хотели выходить из этого состояния, но окружающая действительность заставила их окончательно очнуться. Из открытых окон было слышно, как кудахчут куры, громыхают грузовики и гремит рок-н-ролл. Из буддистского храма доносилось монотонное пение. В комнату проникала опьяняющая смесь благовоний, запаха жареного мяса, духов, уксуса и гвоздики, сброженной соленой рыбы, человеческого пота и выхлопных газов. Все это делало атмосферу гнетущей и удушливой.
— Я проснулась? — спросила Сейко.
Он откинул с ее лба влажные волосы и поцеловал.
Ее глаза наполнились слезами. Прикрыв обнаженную грудь руками, она отодвинулась от него и тихо сказала:
— Прости меня. Я была как в бреду, сама не понимала, что делаю. Мне нет оправдания...
Он положил руку ей на бедро и почувствовал, как она вздрогнула и, тихо вскрикнув, снова от него отстранилась.
— О Будда, что со мной происходит? — она заплакала. — Я так хотела, так отчаянно хотела тебя, что могла убить, могла бы сделать что угодно... Со мной такого еще никогда не бывало...
Он зажал ей ладонью рот, притянул к себе и начал нежно укачивать.
— Я тоже это чувствовал, еще в тот вечер в аэропорту.
Сейко прижалась к Николасу, и он вдруг понял, что они одно существо, единое целое, и это было опасно. Нельзя позволять себе, чтобы тобой овладела эта волшебная сила, она может лишить воли, расслабить, укачать в своих сладких объятиях. Ему же надо собраться, сосредоточиться и быть готовым к борьбе. Но Сейко представляла для него еще одну ценность — она была самой надежной ниточкой к Абраманову и к тем людям, которые имели отношение к убийству Винсента Тиня.
Пока он принимал душ и отдыхал, Сейко сходила на базар, который был открыт всю ночь, принесла фруктов, овощей и огромную картонную коробку горячей лапши, а также кое-какую одежду для него: несколько комплектов нижнего белья, брюки цвета хаки, белую сорочку, пару крепких уличных ботинок, две пары носков и куртку военного образца. Она обжарила овощи на кунжутовом масле, и они позавтракали в кухне, которая выглядела так, словно ее перенесли сюда из американского дома, построенного в начале семидесятых. Оба проголодались. За едой они помалкивали, изредка поглядывая друг на друга.
— Тебе следует кое-что объяснить, — сказал наконец Николас, отодвигая от себя пустую тарелку. — Я слишком многого о тебе не знаю.
— В таком случае начнем с того, на чем кончили.
— Обо мне ты знаешь довольно много — то, что я ниндзя и при этом тандзян. Ты позаботилась о том, чтобы узнать о Жюстине и моих отношениях с ней.
— Да, признаю свою вину.
Без макияжа Сейко выглядела еще привлекательнее; выражение ее лица стало мягче, создавалось впечатление, что перед ним сидела невинная девочка. Но он постоянно чувствовал их взаимное притяжение, словно они были связаны невидимыми путами.
— Я хочу попросить тебя сделать кое-что... необщепринятое, — продолжил Николас.
Она усмехнулась:
— Разве мы уже не сделали этого?
— Но я хочу заглянуть в тебя еще глубже, быть может, ты обладаешь даром провидицы? Ведь ты же знала, что мы будем вместе...
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
— Нет у меня такого дара, не бывает видений или предчувствий. Были видения, только связанные с тобой.
— Дай мне, по крайней мере, проверить, Я ведь тандзян и многое могу увидеть.
— Что, например?
— Пока не знаю.
— Можешь узнать мое прошлое или будущее?
— Такой силы у меня нет. И нет ни у кого. Дай мне свои руки. Не бойся.
Он почувствовал, как она расслабляется по мере того, как его духовная энергия вливается в нее. Ее мозг погружался в глубокий сон. Проникнув в глубь ее существа, он увидел, что Сейко не обладает силой озарения. Для того чтобы научиться и овладеть этой силой, ему придется найти Оками. Он отпустил ее руку, и глаза девушки медленно открылись.
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. Я ... чувствую себя хорошо. Ты нашел то, что искал?
— Нет.
— А что ты можешь сказать о моей жизни?
— Я о ней знаю не больше, чем прежде. Я уже говорил тебе, что не умею читать мысли.
Она кивнула и отняла свои руки.
Он с любопытством взглянул на нее.
— Ты совсем не похожа на ту женщину, которую я нанимал.
— В Токио я была японкой. — Сейко поднялась с места, чтобы вымыть тарелки. — Здесь же, в Сайгоне, я становлюсь вьетнамкой.
— Ты сказала, что у тебя отец — вьетнамец. Он еще жив?
Молодая женщина поставила кипятить воду для чая, взяла фруктовый нож и стала очищать плод.
— Да. Он политик, хотя это слово не вполне подходит в данном случае. Вьетнамская политика настолько тесно сплетается с торговлей, продажей услуг тому, кто больше заплатит, с переменой идеологии при малейшем намеке на переворот, что само слово утратило общепринятое значение. — Она оторвала взгляд от плода и как-то странно поглядела на Николаса. — Мой отец работал на многих разных людей. Он ловкий, что и помогло ему выжить и процветать так долго.
— Не потому ли Ван Кьет выполняет твои приказы?
— Отчасти. — Она аккуратно очистила плод. — Но я достаточно влиятельна здесь и сама по себе.
— Что тебе известно о той женщине, которая была со мной и погибла?
— О Бэй? Я ее знаю. Ее многие тут знают как представителя одного международного агента по продаже оружия.
— Она рассказала мне, что была независимым посредником.
Сейко с вызовом рассмеялась.
— Это Вьетнам. Ни одна женщина здесь не может быть независима. И нет у нее никакой власти.
— У тебя, кажется, есть.
— Но я никогда не говорила, что независима. Даже при влиянии, которым пользуется мой отец, такое было бы невозможно. — Сейко нарезала ломтиками коричневое яблоко, разрезала на продольные ломтики банан и все это уложила на тарелку вместе с другими фруктами. — Здесь у женщин нет никаких прав. Даже если они заслужат какое-то уважение, его оказывают неохотно и очень недолго.
— Итак, у тебя два работодателя: «Сато интернэшнл» и...
— Я работаю на человека по имени Сидаре, у которого здесь разнообразные интересы.
— Сидаре? Он не вьетнамец?
— Нет, не так уж много вьетнамцев имеют власть. — Она пожала плечами. — Но так здесь было всегда. В мировой геополитике мы играем немаловажную роль только благодаря своему географическому положению. Вьетнам десятилетиями был пешкой в игре, но это далеко не все осознавали.
— Ты говоришь об этом с горечью.
— А чему же мне радоваться? За все время существования страны она подвергалась то одному нашествию, то другому. У нас не осталось собственной культуры. Музыка у нас французская, кухня — смешанная, а стремимся мы выглядеть как американцы.
— Мне трудно судить, но, вероятно, ситуация действительно тяжелая.
— Я ощущаю ее острее, чем другие, ведь я наполовину японка. И в Токио чувствую себя по-другому. Там еще сохранилась самобытность народа, культура, обычаи. Но ведь все это не совсем мое...
— Сейко, я не могу допустить, чтобы ты работала на две компании сразу. Это грубое нарушение принципов безопасности, — перешел Николас к другой теме, а про себя подумал, что в Токио серьезно подозревают, что именно Сейко помогала Масамото Гоэй, одному из руководителей проекта «Ти», которого поймали на торговле микросхемой нейронной сети «Ти» в компании с Винсентом Тинем.
— Теперь ты уволишь меня?
— Только если ты меня вынудишь. — Что толку увольнять, продолжал размышлять Николас. Необходимо узнать, правду ли она говорила. На кого она все-таки работает, кроме него? Важно было создать у нее впечатление, что он ей доверяет. Он боялся, что если это ему не удастся, то он никогда не узнает правду о ней. — Тебе придется выбрать или ту, или другую работу.
— Я не хочу оставлять ни «Сато» ... ни тебя, — сказала она, почти не раздумывая. Мне нужна — нам нужна — защита на то время, пока мы здесь. Сегодня утром ты убедился, что мои связи помогли спасти тебе жизнь. Когда мы вернемся в Токио, я эти связи оборву. Тебя это устраивает?
— Только при условии, если я смогу найти подходящего человека, чтобы управлять «Сато-Томкин» здесь. Помни, ведь Нанги направил тебя в Сайгон, чтобы занять место Винсента Тиня.
Сейко кивнула.
— Договорились.
Николас вдруг почувствовал облегчение. Что такое было в этой упорной, но странно уязвимой женщине, которая почти против его воли притягивала его к себе? Надо как можно скорее найти ответ на этот вопрос.
— Когда Бэй умирала, она назвала мне какое-то место, кажется, Плавучий город...
Сейко быстро повернула к нему голову.
— Что она рассказала о нем?
— Почти ничего. Сказала только, что тоннели Ку Чи, где мы были, находятся на полпути между Сайгоном и Плавучим городом.
— Ей не следовало упоминать об этом месте.
— Она умирала, Сейко. И, наверное, считала, что мне важно об этом знать. А ты мне не скажешь, что такое Плавучий город?
Сейко встала и отнесла в холодильник остатки нарезанных фруктов. Некоторое время она стояла, повернувшись к нему спиной, потом заговорила снова:
— Есть вещи, которые лучше не знать... Тот, кто располагает секретными сведениями, может погибнуть.
— Бэй говорила то же самое. Однако она пыталась мне что-то рассказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63